Невеста для Германии

      Россия проснулся на диване, в доме летала атмосфера спешки и труда, кто-то куда-то спешил, кто-то что-то делал. Не открывая своих серых глаз, парнишка свернулся калачиком чуть сильнее, тело медленно отзывалось болью. На рёбра свои он уже не так сильно реагировал, переломов нет, а синяки заживут быстро, конечно, если его не станут избивать. А, в принципе, он где? Не уж-то дома? Развернувшись, он открыл глаза и тихо ойкнул от неожиданного гостя перед своим лицом. Сонный организм потихоньку просыпался, и русский начинал здраво мыслить. Ну… Как здраво… Парень подскочил с дивана и чуть не упал с него, когда постарался скрыться от глаз напротив. Не дома он, не туда его привезли, нельзя верить этому полицейскому, он привёл Роса в ловушку.       – И куда это сука собралась? Я тебе позволял вставать? – Парень успел поймать беглеца за ногу, из-за него тот чуть и не упал. – Лежать смирно, пока я тебя буду наказывать. – Властным, грубым тоном чеканя каждое слово, Алекс подтянул Фёдора под себя и навис над маленькой омегой.       – Алекс, отстань от него. Дай отойти от операции. – За иностранца вступился Адам. Он подошёл до молодых, опустив корпус вперёд и упираясь в подлокотник дивана, где разместилась светлая голова чужестранца, продолжил говорить. – Теперь тебе его беречь надо. – На устах старшего заиграла насмешливая ухмылка. – А то сам загнёшься без него.       – Я его подчиню себе. Он мне отработает весь ущерб. – Альфа был настроен агрессивно. Теория, что с мыслей нужно переспать и всё будет восприниматься не так критично, не сработала.       Россия старался не делать никаких телодвижений и не издавать звуков, дабы на него не обрушилось внимание в большем объёме. В его положение было лучше всего тихо отлежаться, иначе… Об этом лучше не думать. Обнимая свой живот и вспоминая вчерашний день, он ориентируется на ощущения, чувства. У него по левой щеке скатилась одинокая слеза. Его лишили единственного счастья в этом мрачном, гнилом мире. Сжав кулачки, мышонок стал колотить младшего поляка по груди и кричать на него. Злость, ненависть, отвращение, омерзение обладав парнем, затуманивают ему глаза и разум. Он себя больше не контролирует.       – Ненавижу вас! Убийцы! Насильники! Вы убили… Убили моего малыша!       Начинающуюся истерику предотвратили сильной пощёчиной. Фырча на сероглазого, Александр слезает с него, суёт руки в карманы и направляется на кухню. Желание что-либо делать с этой пубертатной истеричкой отпало сразу, потому он решил спокойно перекусить и после вернуться. Чувствуя жжение в области щеки, поджимает губы, вытягивая их в тонкие линии. Сержант спокойно наблюдал за ними – на его опыту бывали и не такие драматические сцены. «Убийцы… Насильники…» малыш ещё не знает, к чему могут привести его обвинения. Достав пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака, бета берётся за коробок спичек уже взятых из брюк. Закурить ему не даёт супруга, которая спустилась вниз на крики. Выхватив из его рук сигарету, опускает взгляд на плачущий комок и жестами выгоняет мужчину из зала. Омежей солидарности не будет, русский испортил жизнь её мальчику, схватив пострадавшего за кудрявый волос, она потянула вверх его голову.       – Не скули и не лей слёзы. – От её действий и слов, подросток болезненно зашипел. – Тебя, наверняка, предупреждали. Говорили ведь сидеть тихо, чего метить полез на моего сына? Ты ведь можешь просто не выйти из этого дома. Я тебя буду изживать, а мои мужчинки не пускать наружу. Добро пожаловать в ад. – Грубо толкнув голову младшего в диван, она направилась в сторону кухни.       Фёдор замер в одном положении, парнишка на глазах чах, ему нужен глоток свежего воздуха, но кислород перекрыли. Закрывая глаза, мальчик больше не произнёс не единого звука. Молитвы больше не повторял. Правильно сказали те парни, Бог, в которого он так веровал, не дал бы ему страдать. В чём смысл его просьб, молитв, в чем смысл жизни? Жить, чтобы… Что? Чтобы терпеть насилие, несправедливость, ущербность? Лучше тогда умереть, тогда настанет тишина, умиротворение, его больше никто не предаст, не сделает больно, не тронет.

***

      Германия суетился по, пока ещё не усвоенной, столице Республики Польши. Прилагая усилия воссоздать день потери супруги, Германия вживался в роль Российской Федерации. Остановился неподалёку от магазина, теперь… И куда теперь? Две развилки перед ним: направо пойдёшь, не факт, что найдёшь; налево пойдёшь – жена голову оторвёт… Ладно, не до юмора. Искать надо. Вспоминая, как Россия ориентируется в новых местах, поймал себя на мысли, что вообще не знает свою омегу. Они мало времени проводили вместе, чтобы можно было его выучить, он ведь толком на него не обращал внимания. Интерес появился только в подростковом возрасте, когда гормоны заиграли. Всматриваясь в две развилки, побежал налево, там остановка есть, скорее всего, тот решил уехать, ведь так будет быстрее. Добежав до остановки и спросив ожидающих о маршрутах, понял, что шансов у него не так много. Вздыхает немец, набирает кислород в лёгкие и бежит дальше по главным улицам, то и дело, заглядывая в закоулки.       Парень оставил телефон в номере, счёт во времени он потерял, ориентируясь по солнцу, тот психует и срывается. Нервы у него не выдерживают: с одной стороны разъярённый отец, с другой – потерянная супруга и ребёнок. Сжимая кулаки, германец периодически бил по стене, косточки краснели, опухали и ныли, но это не останавливало от повторений действий с каждым провалом в поисках. Парень к обеденному времени опустил руки окончательно. Он не смог его найти не по правому маршруту, не по левому. Мысль, что русскую омегу перехватили до него, нередко проскакивала, вот только кто? Семья Русланда или кто-то из чужих? На второй вариант, гнев охватывал Германию, тот не зная, куда деваться, хватался за голову и опускался вниз.       Родня германца тоже искали младшего русского на улицах Варшавы. Им давалась задача сложнее, они не часто бывали в Польше, запомнить улицы, естественно, не успели. Да и запоминать не самая лучшая идея, по своим городам знают, что структура склона к изменению. Не зная, где именно Русланд, его семья и Германия, мужчины надеялись на то, что они с последними двумя в разных частях города. Встречаться с роднёй беглянки абсолютно не хотелось. Их отношения только обострялись, да накалялись, простое столкновение приведёт к войне. А выйти на одну улицу с Герой – потеря времени. Германцы были настроены на победу, это своеобразная игра «Кто найдёт Россию», победитель получает ценный приз. Проиграть нельзя, на кануне две-три жизни.

***

      День у СССР начался не менее спокойно, с самого утра он успел переругаться со всем персоналом. Проснувшись ранним утром, мужчина встал с постели и направился к дежурному. Сейчас он чувствует себя хорошо, стабильно хорошо, так что можно покинуть больницу. Но так думал только Союз, в коридоре его окликнула бета-медсестра. Немолодая бета оставляя тележку на пол пути, поспешила к пациенту, она была возмущена таким халатным отношением к своему здоровью и правилам больничных стен.       – Мужчина, куда же вы? Вам положен отдых! Время совсем раннее! У вас какой диагноз? Кто вас лечит? – Такую череду вопрос в свой адрес альфа, конечно, не ожидал, но не растерялся.       – Успокойтесь, женщина. Я направляюсь домой… – Не договорив мысль, интернационал нахмурил брови от прикосновений к себе.       – Вы что такое говорите?! Немедленно в палату! Выписка пациентов строго после обеда! – Бета постаралась сдвинуть советского человека с места, однако тот оставался непоколебимым.       – Я же сказал: «Мне нужно домой.» – Аккуратно убирая руки медработника от себя, мужчина целенаправленно продвигался к дверям. – До свидания. Всего доброго.       – Вы никуда не уйдёте! Я за вас отвечаю. Оставайтесь на месте. Я вызову врача и он с вами будет вести беседы. – Женщина в годах поспешила за коллегой, стоит прекратить этот балаган, как можно скорее.       Совет время не терял, посмотрев вслед бете, подошёл к окну и осмотрел территорию больницы. Скудно, мало зелени, не так, как дома. Осмотрев оконную раму, усмехнулся. Открывая окно, мужчина высовывает полкорпуса и слышит обращение к себе. Его отозвал врач, тот самый, кто им вчера занимался и приводил в чувства. От напора просьб вперемешку с требованиями, Союз недовольно закрывает окно и смотрит на врача. Диалог их постепенно накалялся, СССР как бы не старался донести мысль, что ему необходимо как можно раньше выйти из больницы, ему преграждали в этом. Медперсонал никак не хотел идти на компромисс, правда на их стороне, они это знают и давят этим. Спокойствие обеспокоенного папаши трещит по швам, его насильно пытаются завести в палату и уложить на кровать. Под угрозой сделать укол с снотворным, чтобы тот уже лёг и проспал положенные часы, Союз меняет тактику. Криками он ничего не добьётся, а кулаками сделает только хуже. Надевая на себя маску смирного пациента, договаривается на простой отдых и что, если ему станет лучше к обеду, то он сможет уйти домой. Врачи подкупаются на покладистость буйного пациента, списывая его изменчивое поведение страхом перед властью врачей, соглашаются с ним и покидают палату.       СССР лежит смирно с минуту, шаги за дверью стихли, настала тишина, то что он ожидал данную минуту. Вставая с кровати, блондин подходит к двери, потихоньку открывает его и спокойно выходит. Интернационал не волнует, заметят его, не заметят, сделают выговор, не сделают. Уверенно продвигаясь к дверям, он их открывает и улыбается, перед ним была лестница, по ней он быстро стал спускаться. Перед ним на повороте появился уже другой бета-врач, заинтересовано рассматривая шустрого пациента, задаёт ему вопросы «в каком направление движется сэр». Кратко отвечая «в туалет», тот не оглядываясь, спустился на первый этаж и поспешил на улицу. Ёрничать, вести себя как подросток он даже не думал. Это ещё в шестнадцать-двадцать лет он бы подумал скрываться в туалете, вылезать в окна, играть в партизан. Поздоровавшись с охранником, мужчина проскочил на улицу. Сделав три-четыре шага, Совет сорвался на бег. Его сыночек ждёт папку, чует родительское сердце, что ждёт. Сердце сжималось, то ли от скорби по сыну, то ли от недавнего ухудшения здоровья, то ли от резкого бега.