Невеста для Германии

      СССР по дороге к сыну в больницу готовили к разговору. Ему настоятельно рекомендовали говорить медленно, держать паузу в подобающих местах и ни в коем случае не повышать голос на подростка. Мужчину возмутил последний пункт, но своё недовольство он оставил при себе, как-никак ему ещё договориться нужно, чтобы сняли с него наручники. У поляков закон превыше всего, нет человеческим поблажкам в отношение к преступникам, но Адам подорвал их статус и шанс всё же есть.       — Вы мне снимите наручники? — Начал он с вопроса.       — Нет. — Односложно ему ответил полицейский, чья роль — сопровождение.       — Вы ведь понимаете, что я в наручниках напугаю Россию? — Союз задал более уточняющий вопрос, полицейский встрепенулся. С одной стороны, он нарушит правило, с другой, помешает общению, чем сорвёт дело. Анна встала на сторону советского гражданина.       — Снимите с него наручники. Союз, можно вас так называть. — В ответ простой кивок. — Союз прав. Россия закрылся и никого не слушает, у нас единственная попытка. Если отец явиться к нему в наручниках, мы только увеличим тревожность подростка и усугубим лечение.       Спорит со специалистом, никто не стал. Совет победно улыбнулся, предоставляя свои кисти защитнику правопорядка. Ехать им оставалось не долго, минут так двадцать-двадцать пять. Отец чувствовал себя хорошо, волнения почему-то не было. Он был уверен, что останется в таком состоянии до конца. Вера, что сын его признает, кинется с объятиями и будет пищать о любви, как он это делал в пятилетнем возрасте, подкреплялась воспоминаниями и фантазией. Однако, на пороге больницы, почувствовав специфичный запах формалина, тот пошатнулся, но устоял на ногах. Осознание происходящего начала внедрятся в его разум и давать сигналы к насторожённости. Женщина взяла его под руку и повела за собой.       — В палате закройте нос. — Чтобы тот не задавал вопросов, она ответила на него. — Я выпущу феромоны, ваш сын их тоже выпускает. Он так успокаивается, а мне необходимо, чтобы он меня признал.       Совет слегка смутился таким открытым выражением. Не то, что бы у них о таком категорически никто не заговорит, но так выражаться перед ним никто не выражался. Смущало его ещё то, что он холост, а у женщины не было кольца на пальце, это подталкивало на мысль, что она не замужем. Мужчина не думал о построении личной жизни. На первом месте у него семья, в которую он возвращает младшего сына. Природа его подталкивала на заинтересованность к омегам, а Анна очень красивая и добрая, чем и подкупала интерес альфы.       — Добро…       Отведя взгляд, он смотрел на белые стены и заглядывал в открытые двери, где виднелись пациенты: кто под капельницей, кто в повязках. В голове щёлкнула мысль, что среди таких больных есть его кровиночка. Никто не оповещал о точном состоянии парня, не говорили, как он выглядит, как себя чувствует, ничего конкретного. Понимание происходящего настигло его поздновато, часто видя Бела перед глазами, он неосознанно переносил портрет здорового сына на Россию, видя его здоровым и крепким малым.       — С вами всё хорошо? — Поинтересовалась Рудская, кладя ладонь на ручку двери.       — Да. — Твёрдо подтвердил он. Желание увидеть сына переполняла его, и давало силы.       — Нос. — Напомнила омега и открыла дверь. Заходя в палату, она выпускала свои феромоны. — Доброе утро, Россиюшка. Как ты? — Ласково поприветствовала Анна своего пациента.       СССР, закрыв нос, смотрел на единственную кровать, где под одеялом комочком прятался его сын. Сердце его сжалось, он не видел Фёдора, но предчувствие было плохим. Открыв рот, дабы дышать, он медленно практически бесшумно продвигался к кровати. Старшая омега аккуратно поглаживала одеяло и улыбалась. Вот-вот Россия должен высунуть свой носик и посмотреть на свою новую подругу. Она стала единственной, с кем Рос выходил на контакт. Анна смогла подобрать ключик к сердцу ребёнка и стать последним другом, об этом ей признался сам парень. Бет, кто к нему хорошо относился, он игнорировал, а те, кто смотрел на него с неприязнью, больше не смел к нему в палату заходить. Русский говорил об этих персонах, и психотерапевт закрывала им возможность заходить в палату. Анна ассоциировалась с заботливой мамой, которую омега не видел большую часть жизни. Об этом он не говорил, и мамой её не называл. Только украдкой тихо плакал, когда она уходила. Все функции матери, по мнению парнишки, она выполняла: заботилась, утешала, защищала и любила. На счёт последнего, блондин точно не был уверен, он плохо знает это за чувство, но очень надеялся на него. Совет наблюдал за ними, его заинтересовывало поведение обеих омег. Он хотел было заговорить, но Рудская приподняв ладонь, давая понять, что ему лучше помолчать.       — Россия. — Протянула она имя, тихонько приподнимая одеяло. Сопротивления не было, потому она могла это делать без последствий. — Посмотри на меня, солнышко.       Северянин высунул мордочку и устало посмотрел на неё. Глаза его были как-никогда тусклыми, взгляд был глубоким, а синяки под глаза делали очи более серыми. Легонько приподнимая уголок губ, но сразу расслабляет лицо, и мимика вновь показывала не заинтересованность во всём. Ребёнок просто сломался, когда его определили в больницу, отгородили от опасности и оставили один на один со своими мыслями. Многочасовые размышления, что его жизнь могла быть иначе, что он мог сейчас жить и радоваться, делать элементарные вещи, как простой человек, просто сломали тот стержень в душе, который давал силы бороться и сопротивляться. Фёдор ругал себя за поступки, которые привели его к мучениям и гибели своего ребёнка. Он поступил эгоистично, как он сам думал, когда решился бежать в чужом городе, а после быстро доверялся иностранцам. Оставаясь с мужем и прислушиваясь к нему, сейчас бы рассматривал красивые пейзажи и поглаживал животик. А что теперь? А теперь лежит в белой комнате и не может встать на ноги, так ещё и без своего малыша. В последнее время он размышлял об отце и дедушке. Винить их не хотелось, но они стали началом мучений в его жизни. Они его продали и так ни разу не связались с ним. Ни разу не позвонили, ни разу не пришли в гости, ни разу не поинтересовались, какого ему в чужом доме…       — Всё хорошо. Ты хочешь увидеть папу? — Спросила она, наблюдая за движением зрачков своего пациента.       Россия, сфокусировав взор на крупном мужчине, инстинктивно сжимался и напрягался. Его оповестили, что опасности нет, это его папа, который его искал всё это время. Встрепенувшись от слов, он не верил словам. Десять лет ему твердили, что отец его продал и забыл о нём, а тут оказывается, его искали. Информация не воспринималась, а учитывая его заторможенность, процесс будет не быстрым.       — П…папа? — Взгляд с СССР не сводился. Доверительные отношения у них не сложились, а с прошлыми отношениями, что были в действе, обрушились мосты, благодаря немцам.       — Сыночек… — На щеке альфы быстро пробежалась слеза. Видя к какому состоянию привела вся эта ситуация, Совет не мог подобрать слова, чтобы выразить свои мысли и чувства.       Отцовские слёзы дорогого стоят. Они передают самые сильные чувства. Чтобы довести мужчину до слёз, не хватит никаких сил на свете, такова их закалка с детства. Но, при этом, достаточно просто обидеть ребёнка. Обидеть так сильно, задеть до души. Отец всплакнёт раз, соберёт всю силу в кулак и будет он мстить долго и тяжко. Плачет не он, плачет душа. Когда плачут глаза, это видят все. Когда плачет душа, это тайна от всех. Но Анна всё видит, всё понимает. Берёт в свои руки и направляет:       — Хочешь обнять папу? — Женщина невербальным общением подталкивала на диалог с отцом. Россия ей доверяет, но сомнения у него были. — Папа тебя очень долго искал, многое сделал, чтобы найти тебя. — Поглаживая парнишку по голове, она дала добро на диалог СССРу.       Блондин младший скромно кивнул головой и немного отшатнулся от приближения мужчины. Оный понимает, что ему не навредят, однако обида его не отпускала. Союз ему тихо говорил, как любит его и хочет забрать домой. В свою очередь, Россия слабо реагировал на него, но обнял и прижался. Пару часов беседы с Анной он понял, что держать обиду не стоит, что его обида может ранить чувства других, так же как и слова. При объятии, тот смотрел на «маму» и произнёс фразу. Его безэмоциональность придавала специфичность фразе:       — Папа, ты меня обидел. Ты меня продал. Мне плохо было. Я обижен. — Четыре простых фразы, а сколько обиды в них, сколько боли.       Отцу больно слышать эти фразы от сына. Он обнимает его крепче одной рукой, второй старается держать нос. Он хочет его обнять обеими руками и прижать к себе. Чтобы парень на него сильно не держал обиды, старший ему всё рассказал. Начиная с того дня, когда мальчик впервые увидел немцев, и заканчивая тем, что им посчастливилось встретиться в Польше. Он на эмоциях попытался зацепить историю с поимкой поляков, но сильное сжатие колена рукой Анны, его разумели. Фёдор, услышав другую историю, опустил голову и спрятал лицо в изгибе шеи кровника. Было стыдно, что он доверился вранью Рейха, и предал отца с дедом. С разрешения психотерапевта они продолжили беседу. Расчёты Анны были верны, Россия немного раскрепостился и смог рассказать больше, Союз сидел в ступоре от услышанного. Пришлось успокаивать и мужчину, ведь ему нужно будет вернуться в СИЗО, а там и немцы, и поляки. Советам приходилось часто подходить к окну и вдыхать кислород. На всю беседу у них ушло несколько часов. Младший омега говорил медленно и односложно, от чего приходилось переспрашивать и ждать, когда мальчишка будет готов выдать ещё информацию.

***

      — Господин судья, разрешите передать письменное заявление гражданина Российской Федерации о групповом изнасиловании гражданами Республики Польши. — С разрешения главного судьи, адвокат направился к нему с первым документом, у него их несколько. У Милоша на руках был данный документ, он его читал, смог изучить и предположить наказание для группы подростков.       — Рассмотрим уголовное дело по обвинению Яна Шишмаческого, Александро Коваль, Нико Мозера, Максимилиана Рыжицки, Давида Грубера в совершении группового изнасилования и насильственных действий сексуального характера с лицом несовершеннолетним. — Все находящиеся гости судопроизводства встревоженно вздохнули при оглашении обвинения и шумно зашептали. Но их всех удалось смирить строгим взглядом судьи. — Объявляется состав суда. Дело слушается под председательством республиканского судьи Милоша Вишневского. Государственное обвинение поддерживает советник юстиции Поляковский Виктор. Защиту подсудимых осуществляет государственный адвокат Потоцкий Павел. Протокол судебного заседания ведёт секретарь судебного заседания Мюллер Вольдемар. В качестве потерпевшей в судебном заседании принимает участие Российская Федерация. Защиту потерпевшего осуществляет государственный адвокат Стефан Уильямс. И в сопровождении потерпевшей для оказания психологической помощи и поддержки выступает психотерапевт Анна Рудствка. — Огласил Милош и ударил деревянным молотком. Суд начался. — Просьба подсудимых выйти к трибуне и представиться.       Поляки вышли к одинокому столику по центру зала, по очереди они назвали свои имена. Им назвали их права и обязанности, они подтвердили, что всё поняли и готовы. Альфы были нервозны, они впервые в суде, тем более в роли подсудимых. Уверенный взгляд их адвокатов внушал им уверенности и лёгкого привкуса, что им всё сойдёт с рук. Но и адвокат русского не отставал от коллеги. Они хищно поглядывали на омегу, которая взяла руку своего психотерапевта. С них взяли клятву в честности и предупредили, что с ними будет, если они начнут врать. В зал завели оставшихся подсудимых. Они слышали начала суда, двери были открыты, знают, что сейчас будет. СССР и Российская Империя вошли первыми. Они глазами искали свою кровиночку, а после не спускали взгляд с молодых альф. За ними зашли Беларусь и Польша. Эти двое до последнего держались вместе, если первый понимал, что его тоже привлекут к ответственности, то второй надеялся, что будет свободен. За ними последовали немцы. Все злые, друг другу готовы глотки перегрызть. После новости, что Гера умудрился ещё одну омегу загубить, семья германцев распалась.       Поляковский Виктор стал зачитывать:       — Днём седьмого июня две тысячи шестнадцатого года, потерпевший Российская Федерация, находясь в столице Республики Польша — Варшаве, ушёл от своего гражданского мужа Федеративной Республики Германия гулять по городу. На ближайшей остановке иностранный гражданин сел в общественный транспорт, проехал пару остановок, после чего встретился с группой парней. С подсудимыми. — Наступила тишина. Родственники России затаили дыхание, вслушивались в слова и представляли картину, что происходило, когда омега остался один.       — Я встретил его. — Раздался голос Фёдора. Он показывал на Польшу. В свою очередь поляк напрягся. Россию не стали обрывать, ему дали право вставлять свои фразы и указывать на не состыковки. — Он знает папу… Мы шли к папе… Он ушёл от меня… А они нашли. — Россия замолк, и им занялась Анна.       — Потерпевший прошёл с Республикой Польшей, после был оставлен на перекрёсте. Подсудимые, встретив потерпевшего, завели того в закоулок, где надругались над беззащитной омегой, избивая, угрожая и насилуя его. — Дочитал Виктор и посмотрел на парней.       — Подтверждениями данного факта являются телесные ссадины на теле и ладонях гражданина Российской Федерации. Им не больше недели, это может подтвердить судебный медицинский эксперт, экспертизой всё заключено. Более наглядными существенными доказательствами являются ушибы пальцев. — Вставил своё слово Стефан с позволения судьи.       — Судебной психолого-психиатрической экспертизой подсудимые призваны вменяемыми и отдающими себе отчёт в инкриминируемых им деяниях. На основании собранных доказательств подсудимые обвиняются в совершении преступлений предусмотренных частью 1ой; главой 1-й; разделом 7-м; статьёй 125-й; пунктом 2-м; подпунктом 1, 2; пунктом 3-им; подпунктами 1; пунктом 5-м; подпунктом 1 и статьёй 127-й; пунктом 2-м; пунктом 3-им; подпунктами 1, 2; пунктом 3; подпунктом 1; пунктом 5-м; подпунктом 1 Уголовного Кодекса Республики Польши. То есть, изнасилование несовершеннолетнего, группой лиц по предварительному сговору, соединённое с угрозой убийством или причинением вреда здоровью; совершённое неоднократно, в отношении омеги заведомо находящейся в состоянии беременности. Статья 127 это насильственные действия сексуального характера совершенные группой лиц, по предварительному сговору; соединённое с угрозой убийством или причинением вреда здоровью; изнасилование несовершеннолетнего, совершённое неоднократно, в отношении омеги заведомо находящейся в состоянии беременности. У меня всё, ваше честь. — В обвинения им стали зачитывать статьи, а адвокат, который сидел возле подсудимых шептал их срок.       — Статья 125… За такое им светит от десяти до пятнадцати, а то и все семнадцать… — Задумчиво прошептал Павел. — Статья 127… от двенадцати до пятнадцати…       Славяне с германцами неосознанно все переглянулись между собой. Поляки и целой недели не провели с Россией, а у них уже такие сроки. Больше всех напряглись немцы, они-то десять лет измывались над чувствами омеги, и каждый таит по скелету в шкафу.