В нашем мире позвольте мне иметь мир собственный, чтобы быть проклятым и спасенным вместе с ним©
— Доброе утро, прекрасный и солнечный Харрикейн! Сейчас примерно восемь часов утра, и самое время проснуться, если в ваших планы не входит опоздание на работу! Погода сегодня ясная, семьдесят градусов по Фаренгейту; осадков не обещают. По крайней мере, синоптики попытались убедить нас в этом! В любом случае, на этом наша утренняя программа завершается! Мы благодарим вас за то, что вы проснулись с нами, и также надеемся, что сегодняшний день порадует вас! В комнате словно витала ранняя, утренняя дымка. С каждым днем время шло все быстрее, воспоминания уносились ветром, текли водою сквозь пальцы, и эта вода смывала прежнюю уверенность в себе, оставляя рассеянные солнечные лучи. Ему снилась дождливая ночь и развалины с забытой, неприкрытой историей. Он видел обрывки прошлого, маячившие перед глазами слишком быстро, чтобы выцепить и пересмотреть определенный фрагмент. Он слышал, как затихали голоса других посетителей, как все быстро окутывалось в секундную непреклонную тишину, после чего из колонок играла музыка — одна из тех, что без текста и мотива. Запретное не отличалось красотой бумажной шоколадной обертки. Оно пестрило горькой сочностью и глубиной вкуса. Кислотно-цветные огни ослепляли глаза, все изобиловало яркими красками; никто не наблюдал, как он шел между рядов ботов охраны, легко уворачиваясь от лучей фонарей, до того как массивные двери Мега Пиццаплекса с грохотом захлопнулись, вызывая лишь дрожь, испуг и полное отторжение, которое неприятной волной прошло по всему телу и остановилось в груди. Как раз в запутанном клубке эмоций. Он потерял равновесие и снова упал с той невидимой грани. Сквозь барахлящий монитор он узнавал блондинистые волосы, неестественно расширенную черноту зрачка. Слышал тиканье часов, скрипучие, неразборчивые металлические шаги. Чувствовал запах озона, жженного пластика, привкус железа, казалось, кисло-металлический — кровь. Он пытался коснуться ладонью забвения, но чувствовал холод. Чувствовал себя беспомощным, словно дикий зверь, загнанный охотником в угол, — как будто бы во временной петле той ночи, повторяющейся раз за разом, — но не морально сломанным. План продолжал действовать — план Фредди, его сбивчивый, мягкий голос в часах на запястье. Впереди была только стена - единственный доступный выход, но его не откроешь. Позади кто-то ступал тихой, едва слышной поступью, приближался в темноте и неожиданно положил ладонь на его плечо. А потом Грегори просыпался: синяки под глазами тому доказательство. По ощущениям в это раз он пришел в себя через минут десять после пробуждения, сердце все еще испуганно колотилось в груди, и, оглядываясь по сторонам, Грегори мысленно подмечал, что не скоро забудет все окончательно: он был бледен от ужаса и шока и от увиденного закрыл лицо ладонями, пытаясь сделать вид, что сон ему не принадлежал. «Всего лишь сон, конечно, все кончено». Но стоило ему взять в руки расческу и попытаться распутать колтун из растрепанных волос - и сердце, бешено колотясь, упало куда-то в пятки. Дыхание сбилось. Грегори смотрел на свое отражение в зеркале и попросту не мог отвести взгляд, пошевелиться, глядя на почти затянувшуюся красную линию у своего плеча, выглядывающую из-под рукава футболки. «Все нормально, осталось скрывать совсем немного». Все похолодело внутри, словно ощущение паники, а сердце замедлило свое биение. Вдоль позвоночника невесомым потусторонним касанием прошлись мурашки. «Что происходит? Нет, нет, все это не по-настоящему!», — крутилось в голове мальчика, и он инстинктивно сжал пальцами расческу, стараясь не смотреть в отражение зеркала. Находясь в мирном домашнем уюте и собственной комнате, ему на секунды почудилось, будто бы она приближалась, повторяла его имя с противной до тошноты озорной интонацией, ласково звала, прежде чем раздался резкий оглушительный удар в дверь: Грегори, Грегори, Грегори… — Грегори, доброе утро! Только не говори, что ты все еще спишь? Голос заставил его вздрогнуть и со страхом покоситься в сторону повторяющихся ударов, наконец отвернувшись от зеркала. Решение пришло в голову мгновенно, и поспешив, откидывая расческу, Грегори в панике накинул поверх спальной футболки первый попавшийся свитер с длинным рукавом и открыл дверь. — Грег, доброе утро! — утреннее приветствие прозвучало так громко, что звенело в ушах. Грегори непроизвольно шарахнулся на несколько шагов и с нечитаемым выражением лица протер глаза, узнавая в госте всего лишь Лорейль. Охватывающее впечатление из-за нового кошмара все еще скреблось на краешке сознания. — Ты чего, Грег? Ты как будто увидел привидение, — ее выражение лица почти сразу сменилось на растерянное, когда она заметила, как смотрел на нее подросток. — Привет, доброе утро, — удивленно произнес Грегори и пожал плечами, натянуто улыбнувшись, пытаясь скрыть нервозность. Голос его был хриплым, выдающий волнение. — В коридоре тебя не трудно спутать с призраком. Лорейль в ответ наклонила голову вбок и переминалась с ноги на ногу, не понимая почему Грегори с самого утра в полнейшим беспорядке — с испугом в глазах, с поджатыми губами и взметнувшимися бровями, что сразу и не понять его эмоций. — Почему ты так рано… а нет, подожди, — сглотнув, тихо произнес Грегори. — Стой, уже?! Сегодня?! – Не говори, что ты забыл, пожалуйста! — раздосадовано хмыкнула Лорейль, удивленная. – Я забыл. Девочка собиралась ответить, как не успела произнести и слова, когда вдруг дверь закрылась перед ее лицом. Не то чтобы поездка была долгожданной. Но то, как Грегори непроизвольно реагировал на каждое упоминание Мега Пиццаплекса, было странно для ребенка, притворяющегося незнающим. Внутри происходило что-то нездоровое, очевидно, в плохом смысле того слова. Грегори буквально ощущал, как его органы мелко дрожали, как ладони становились влажными. Взгляд, казалось, выдавал его страхи. Грегори глубоко вздохнул, пытаясь привести себя в норму в секундном одиночестве, спешно надевая более привычную одежду и приводя себя в порядок. — Я сбился со счета в днях, — почти закричав, Грегори снова выглянул в коридор, замечая, как Лорейль подпрыгнула на месте. — Э, прости, мне часто снятся кошмары, поэтому… ты про Пиццаплекс, да? — Ты забыл, как мы собирались туда поехать? — удивленно воскликнула Лорейль, протягивая руку. — Ты сам говорил, «как это жить в Харрикейне и не побывать там?» Недопустимо. Неправильно, зная, что может случиться. Однако Грегори нервно посмеялся. Сам не знал, чем был вызван смех. Что-то — может, то, как странно был закручен шарф подруги или насколько неловко проходил их разговор, — в этой ситуации точно веселило его. Когда Грегори дал Лорейль приветственное «пять», мельком в отражении зеркала он казался менее напуганным и гораздо более взволнованным. — Поздравляю, Лор! Клянусь, тебе понравится! Лорейль скептически выгнула брови и поспешила следом. При нормальном свете коридора и прихожей Грегори невольно заметил слабо помигивающий фиолетовым огонек на ботинке брюнетки. — У меня есть подозрения, что ты чего-то опасаешься, — сухо пробормотала Лорейль, оглядываясь через плечо. Тут же провел рукой по растрепанным волосам и произнес короткое: — Пиццаплекс странный. Это был весомый повод для новой улыбки, не переставая ощущать, будто бы грудную клетку вскрыли и ледяная рука обхватила сердечную мышцу, чтобы самолично отсчитать интервалы между сокращениями. Возможно, в Пиццапплексе осталась своя жуткая, давящая атмосфера. Но не о чем было беспокоиться. Она вероятно, нечего не предпримет, пока рядом Лорейль и много взрослых… Грегори обогнул подругу растерянно-испуганным взглядом и импульсивно хихикнул, вспоминая себя, много дней назад обещающего туда не возвращаться. Он не знал, что будет говорить Фредди при встрече.***
— Ты встречал его прежде, чем все произошло? Может, за день до или, например, во время концерта? Ванесса снисходительно улыбнулась и сама не понимала, отчего прилив адреналина циркулировал в ее крови, когда Фредди, чуть склонив голову вбок, протянул глубоким искусственным голосом: — В моей карте памяти не был зарегистрирован ни один ребенок с именем Грегори… — То есть, ты помог ребенку, о точных данных которого ты не знал? – Ванесса едва поперхнулась, делая глубокий вдох. – Представь, если его личность вымышлена. — Я… Я не знаю, как правильно ответить на вопрос, — Глэмрок споткнулся на вопросе, шумно вентилируя душный воздух. — Если его имя ненастоящее, может, он хотел бы зваться как Грегори. Ванесса не была уверена, есть ли двусмысленность в сказанном, но ее желудок буквально скручивался в узел, а по телу проходила легкая дрожь, когда Фредди твердил о безопасности и сбережения человеческой жизни, не отрывая взгляда. Ей хотелось что-то сказать в ответ, раз все начиналось заново, но слова комом встали в горле, пока прибор в цилиндрическом куполе перестал двигаться и присоединять исправные, функциональные металлические детали. Однако охраннице бы побыстрее нужно было затеряться в темноте рабочих коридоров. Нужно затеряться, не продолжая задумываться и сомневаться, что не принесет ей ничего хорошего, но вместо этого — сложив руки на груди, терпеливо дожидалась размышлений подвижного, мыслящего интеллекта. — Грегори мог быть кем угодно, в первую очередь моим долгом было довести его до выхода, чтобы не ввергать в опасность. Раздвоенные золоченые зрачки в глазнице засияли ярче. — Фазбер Энтертеймент не записывает, не отслеживает и не хранит информацию о гостях без подписанного на то документа. — Я смотрела в файлах главного офиса, — шепнула Ванесса, поджимая губы. — Он не был зарегистрирован в реестре, что значит — Грегори фактически не существует для всех. Наблюдая за тем, как Фредди привычно шевельнул ушами, Ванесса пытливо передернула плечами. — Спешу напомнить, просмотр личных файлов без пропуска является неле… — Фредди остановился, как резко дернулся, меняя тему. — Защита — главный приоритет, если Грегори или любому другому ребенку или взрослому грозит опасность. Ванесса перевела на Фредди удивленный взгляд, но тут же он, впрочем, стал виновато-понимающим. Опасность, из-за меня. Ванесса не винила его. К счастью, он - единственный из всего аниматронного окружения, который сумел сохранить воспоминания до малейшего огреха, вероятно, не видя в ней катастрофично безумную. А сейчас, находясь вместе с ним в скромной гримерной с персиково-лазурными стенами, они будто прощались. И это было еще сложнее. — То, что я сделала, нельзя оправдать, да? — Ванесса скорбно качала головой. Они оба замолчали, глядя друг на друга: с отчаянием и с растерянностью. Вот только глаза Фредди были навечно застывшие и светящиеся, не выражавшие ничего эмоционального. Она ни разу не решалась спросить напрямую. Не важно, сколько прошло времени с той ночи, она и сейчас вовсе не злилась на это любопытство. Более того, отчаянно хотелось говорить о сокровенном. О том, что спрятано глубже всего. — Нет, — ответил Фредди неизменно. — Мы любим тебя, что бы ты ни сделала. Ошибаешься. — Фредди, ты не понимаешь… — Грегори говорил, что видел нож и то, как ты двигалась и как выглядела. Я ручаюсь за его слова и него самого, однако я видел лишь последние моменты и могу констатировать, что леди действовала, как если бы была не тобой. Ванесса вздохнула, как будто что-то хотела сказать, но передумала. Она прикрыла на несколько секунд глаза. Мне нужно знать. — Я хочу знать, — резко говорит она, не проникаясь намерениями Фредди. В голосе проскользнула хрипотца: — Ты никогда не сможешь определить, насколько страшные вещи происходят в Пиццаплексе. — Администрация сообщает в недельном отчете: «ни одного пропавшего ребенка или прогруженного глюка», — ответил Фредди с дребезжанием, шевеля ушами. Все изменилось. Может, из-за него? Слушать Фазбера было чертовски страшно, так что она бы с радостью сейчас закрыла уши, как в детстве, лишь бы не слышать. Но сил не хватало ни на что. От вдоха болели легкие. Фредди не мог врать. Не должен и не способен. Но только может быть. Что испытывал Грегори, когда убежал, кроме тотального опустошения? Жалость, отчаяние к самому себе, как Фредди к ней, как Фредди ко всем? Что было бы, если лгать приходилось не только ей? Бесконечная жалость в ее голосе? Поверить не могу. Ванесса моргнула, обнимая себя руками, но не переставала искать ответ на один из вопросов, ведь если Грегори пропал — то почему он один из тех, кто избежал своей фотографии в газетной сводке? Ведь если спасение могло быть единственным добрым деянием, она не знала, почему гениальный подросток ступил на путь бесстрашия, как герой принцессы у запертой двери. И тогда, еще не до конца осознавая происходящее, Ванесса представляла, что это маленькое недоразумение сделал это, ведомый инстинктом самосохранения, а не по зову собственного сердца. Все изменилось. Из-за него. — После прощания с Грегори будто бы все изменилось, офицер. Сердце колотилось. Ванесса покачала головой, отчего челка упала на глаза, закрыв скривившиеся губы. — Наконец я могу спокойно спать, но думаю, что в итоге стану технофобом, — начала она, но тут резко вздохнула. — Частенько я думаю о том, чтобы выбросить всю технику из дома и уволиться отсюда, но не могу. — Зачем тебе ограничивать себя? — Потому что многого боюсь. — У меня нет никаких эмоций, чтобы осуждать тебя или говорить о том, что ты должна наслаждаться своей жизнью, Ванесса, потому что единственное, чего бы хотелось важным тебе людям — того, чтобы ты была счастлива. Фредди приоткрыл челюсть, ступая на шаг ближе. И казалось бы, улыбается ей: заметно и без помощи активного воображения. Ванесса понимала, что у аниматроника нет другого решения — он не может приглядывать за Пиццаплексом вечно, положить массивную лапу на ее плечо, со спокойствием, строгостью обещая, что все будет хорошо. — Мы любим тебя, что бы ты ни сделала — Чика, Роксана, Монти. Тебя такую, какая ты есть. Не Ванни. И Грегори, по моему наблюдению, не винит тебя ни в чем точно так же, как мы. Если бы эмоциональная боль проявлялась так же, как и физическая, она бы уже истекала кровью и медленно, мучительно умирала. Ванесса улыбнулась с легкой грустью и этой надеждой, наблюдая сквозь экран часов, как плыли схемы за писком монитора в углу Запчастей и Обслуживания: — Даже не смешно, Фазбер. Телефон неожиданно завибрировал в кармане, отчего Ванесса пришлось чуть отойти от аниматроника, вынимая мобильный и в тишине глядя на высветившийся текст. Неизвестный номер: Ты в порядке? Напиши мне, прошу. Я не хочу, чтобы ты думала, что ты одна, и мы оставили тебя. Милая, пожалуйста, не закрывайся от меня. Я приеду, приеду скоро. Этот номер все еще принадлежит Ванессе А?***
В суматохе женщина судорожно сверялась с разложенными в машине вещами, Грегори и сам мельком наблюдал за тем, как тетя Мэри в раздумьях и попытках вспомнить, что еще должна взять и передать родителям Лорейль, неосознанно провожала взглядом пробежавших мимо них детей. В один момент мальчик вспомнил голову медведя с оранжевой обшивкой, которая полностью умещалась в одном из сумок, теперь оставленных дома, отчего Грегори закатил глаза, грустно улыбаясь. Кажется, времени в дороге прошло не очень много, однако их дома остались позади, а вдоль трассы расположилась только всяческая растительность и одинокие пустыри в песках. Разве что через пару минут начали встречаться дома, кафе и больше и больше строений. Они выехали рано утром, чтобы побыстрее добраться до Мега Пиццаплекса, так что машины по пути практически не встречались, пока они не въехали вглубь города. Но ничего не имело значения, когда Грегори вцепился в руку Лорейль, сжимая пальцы на сгибе локтя и бормоча о том, что лучше бы приехать в другой выходной или не заставлять взрослым тратить деньги. — Лор? — сонно пробормотал Грегори, отворачиваясь от пролетающих за окном заданий. — Ты не спишь? — Нет, предвкушаю веселье, — она привычно широко улыбнулась, наклоняясь ближе. — Ты сегодня слишком взволнованный. — Ох, точно… — невнятно пробормотал Грегори, протирая глаза. — Как думаешь, может, нам лучше вернуться домой? Пиццаплекс на афише тоже выглядит крутым.. — Когда мы только встретились, я помню, как ты прямо-таки мечтал туда сходить, — скептически ответила Лорейль, выгибая одну бровь. — Странно, что ты отказываешься. А еще очень подозрительно. Нервный смех наполнил салон автомобиля. Однако ностальгия успела посетить Грегори. Прошли какие-то несчастные месяцы, а он о сих пор помнил и не забывал аниматроника, который отнесся к нему по-человечески дружелюбно. Гнев за собственное поражение пронзил его, но все же и осматривать знакомый маршрут было удивительно-приятно, когда они увидели знакомую вывеску — «Мега Пиццаплекс Фредди Фазбера». — Все целы? — хрипло уточнил отец Лорейль, на что получил всеобщее сдавленное «да» и хихиканье тети Грегори. — Ну, в таком случае желаю всем хорошего дня — Только осторожнее, от меня не отходите, а если собираетесь куда-то — скажите мне, — уверенно предупредила Мэри, и только тогда засмеялась, заражая этим кивнувших детей. Парковка, подъездная дорожка, трава засыпанная желто-красными листьями… Все это приобретало волшебный оттенок. А также напоминало Грегори, как некоторое время назад они сидели на траве возле комплекса и смотрели в верхушки деревьев, как будто бы все будет хорошо. Все же хорошо? Но сейчас было гораздо проще наблюдать за всем со стороны, чем когда все светилось подсветкой или мешали эмоции. В воздухе пахло сладким попкорном, томатным соусом и едва доносился запах машинного масла, где-то в стороне проезжали боты со швабрами, объезжавшие различных посетителей. И все это было настолько уютно и правильно-развлекательно, что Грегори больше не мог представить себе комплекс лучше, чем сейчас. Его сердце отчего-то колотилось так быстро, а внутри все содрогалось от мысли о том, что если ничего из кошмара не было правдой? Грегори просто не мог представить это себе. Ведь если Лорейль не будет стоять рядом — идиллия Пиццаплекса может снова накрыться тьмой? — Давай покажем, на что мы способны, — откидывая темные пряди за спину, ободряюще произнесла Лорейль. Взгляд запылал доверчивой ноткой, словно в этой ледяной потерянности вдруг проснулась надежда, начавшая топить весь страх от воспоминаний. Некоторое время Грегори молчал, растерянно оглядываясь по сторонам в поисках присутствия Глэмрок-аниматроников, после чего мягко усмехнулся, шутливо пихая Лорейль в бок. — А давай, но, пожалуйста, поддержи меня.