***
Маленькая девочка с холодными и серьёзными глазами, слишком серьёзными для её возраста, смотрит на плесневелый хлеб. Рот наполняется слюной, и маленькая шавка вгрызается в него, словно побитая, изголодавшая собака в кусок мяса, что не так далеко от правды. — Эй, сучка, — к ребёнку подходит пьяный разбойник. — Кто разрешил тебе жрать? Ну ну, не смотри волком, еду надо отрабатывать, правда? — пьянь улыбается и хватает девчонку за волосы, та вырывается, кусает мужчину за руку, пинает его ногами, не успокаивается, даже когда её бьют по спине, прикладывают головой о холодную землю и придавливают к земле тяжёлым, пьяным телом. Побитый щенок знает, как нужно, чтобы не было слишком больно. Она продолжает огрызаться, вонзает зубы в руку и терпит. Она достаточно растянута, отработав кусок хлеба, так хорошо, что влага всё ещё течёт по её бедрам вперемешку с кровью. Конечно, никто не хочет, чтобы шваль забеременела. Член проскальзывает легко, как по маслу, а точнее по сперме и крови. Рвет её прямую кишку, вдалбливаясь, заставляя животик выпирать под членом. Ребёнок жмурится, задыхается, но не плачет. В свои годы она уже отвыкла плакать, проявлять слабость, это не в её характере. Это не поможет… Она лишь мычит, чувствая толчки. Высокая температура помогает забыться. Она больна, больна целую вечность. Она убивает людей и служит игрушкой, просто чтобы добыть кусок хлеба. Малышка крепче сжимает зубы, оставляя кровавые следы на руке, прогрызая мясо, желая разорвать сухожилия и уже не вздрагивает, когда горячая жидкость наполняет её. Её бросают, а она лишь слегка приподнимается и снова заглатывает чёрную буханку хлеба…***
Чашка выпадает из ослабевших рук Барбары, но на это никто не обращает внимание. Звездочку всю трясёт, она задыхается в чувствах, пытается сдержать всхлипы, зажимая рот ладошкой и жмуря глаза. По щекам катятся горячие слезы, а в груди бурным потоком трепещет боль. Барбара не выдерживает, срывается с постели и падает на колени перед Розарией. Пастор целует руки монашки, проводит носом по пальцу, а после утыкается в ладонь губами, словно может забрать боль. Розария смотрит на неё с доброй усмешкой. Она ощутила кровь на своих руках и ногах раньше, чем произнесла первое слово. Она забила свои чувства. Лучше ничего не чувствовать, чтобы не сойти с ума. — Прости, прости, п-прости… — Барбара продолжает шептать эти слова, целуя запястья и предплечья монахини. — За что ты извиняешься? Извиняться надо твоим архонтам, но не тебе, что ты могла сделать? Ничего. Но сейчас… сейчас ты можешь. Барбара поднимает взгляд побитой собаки и первая тянется к губам Розарии. Монахиня усаживает звездочку у себя на коленях, углубляя поцелуй и прижимая к себе хрупкую талию. — Ты меня всю в соплях испачкаешь, — Розария по-доброму ухмыляется, отстранясь от губы звездочки. Последний раз такая улыбка у неё была, когда увидела тёплый чай, что оставила ей Барбара. Она проводит своими холодными пальцами по щекам пастора, спускается к подбородку и приподнимает его, заставляя посмотреть себе в глазах. В глазах Барбары бушует река, которая выходит из берегов, в глазах стоят слезы, но взгляд серьёзен. — Я защищу тебя… То, что не смогли сделать архонты, сделаю я! Я… я смогу, я помогу, я… — Барбара всхлипывает, оглаживает руками скулы Розарии, обещает защиту. Розария не слабая, и Барбара это знает, но… Она давно хотела подружиться с ней, помочь, выслушать, ведь даже самый сильный лёд может расколоться… Барбара раскрыла душу перед Розарией, показала свои слёзы и чувства, выставила себя жалкой, но монахиня не отолкнула, не отвернулась… Она выслушивала всё, утешала, хоть и по-своему, но доверяет ей… Пришло время Барбары показать монахине, что прикосновения могут причинять не только боль. Она сделает это не за помощь, а потому что хочет, потому что она давно тянулись к Розарии, даже до того, как в лесу она уткнулась в её грудь и почувствовала едкий запах сигарет. — Ты уже… — Розария прижимается к губам Барбары, зарываясь пальцами в волосах на затылке, прижимая звёздочку к себе ближе. А внутри она чувствует, как вода омывает айсберг, и он раскалывается, возвращаясь в море, сливаясь с ним и позволяя воде ласкать себя…