Миллион лет вдвоём

Завтра последний день съёмок сериала, ещё чуть-чуть, и вся эта хтонь отпустит. Хотя, если быть честными, они оба скорее бы пожелали остаться, потому что здесь не надо выдумывать никаких «я в Питер на выходные, там пробы», «у меня в Москве интервью назначено, через сутки вернусь», здесь они просто рядом. Скоро всё закончится, им придётся снова разъехаться по разным городам, уйти с головой в работу. Так себе лекарство от тоски, на самом деле. Завтра вся съёмочная команда будет отмечать в баре, но сейчас в вагончике тепло, приглушенный свет, бутылка белорусской водки и тихий смех. Изнутри разрывает чувством незавершённости и недосказанности. Ваня смеётся, запрокинув голову. У Тиши в этот момент как будто что-то щёлкает в голове, ещё и алкоголь совсем размазал. Окружающий мир словно замедляется, Жизневский замирает со стаканом в руках. Он вдруг чувствует, что на него надвигается что-то головокружительное, немного стыдное и вместе с тем безгранично нежное. Губы как будто покалывает при взгляде на бледную открытую шею и на родинку под челюстью. Весь ворох мыслей он старательно отгоняет. Они же просто очень близкие друзья, и все оправдания для встреч они придумывали, только чтобы ни у кого вопросов лишних не возникало. Тогда почему Тихон с усилием отрывает взгляд от приоткрытых губ, чуть ли не за волосы самого себя оттаскивает? Если б Ваня услышал его мысли, он совершенно справедливо дал бы по морде. Наверное. Тихон уже не уверен в этом до конца, но всё равно пугается, как бы не выдать себя. — Тиш, ты чего? Не будешь больше пить? — Тихон моргнул несколько раз, возвращаясь в реальность. — Не, всё в порядке, — он тряхнул головой и залпом допил остатки, не поморщившись. Даже самому себе он с трудом признавался, что не в первый раз думал о своём друге в таком ключе, но раньше это было так… мимолётно что ли, как-то мельком, между делом, ярким всполохом света в сознании. Он всегда отмахивался от подобных сиюминутных желаний, думая, что у всех друзей иногда такое проскальзывает, правда ведь? А сейчас его будто припечатало к Ване осознанием того, что вся эта идиллия скоро закончится и надо срочно с этим что-то сделать, как будто если не сейчас, то никогда. И вот, Тихон, взрослый человек, из тех, кому за 30, нет-нет да и коснётся якобы случайно то Ваниной коленки, то по волосам пальцами едва ощутимо пробежит, то по ладони погладит ненароком и всё следит за реакцией друга, но не замечает ровным счётом никаких перемен в его настроении. То ли Ваня настолько хороший актёр, то ли Тиша себе слишком много напридумывал. Даже алкоголь не помог. Тихон разворачивается к окну, зажмуривается. «Какой же ты идиот» — сигналит мозг. «Попробуй ещё, больше такого шанса может и не быть» — отвечает сердце. Жизневскому хочется раствориться в стакане водки. Спустя ещё несколько глотков, касания становятся дольше, плотнее, горячее. Вот ладонь оглаживает оголившуюся поясницу, когда Ваня нагибается, чтобы поднять упавший телефон. А вот пальцы заправляют русую прядь за ухо, ненадолго задержавшись у виска. Ваня поворачивается к нему лицом. Моргая будто в слоу мо, заглядывает в Тишины глаза. Непонятно, что он там пытается найти. Тише хочется вытащить своё сердце из груди. На, держи, делай, что хочешь, не могу больше. Но большой палец только лишь продолжает рисовать узоры на гладкой щеке. Ваня не отстраняется, но и никак не отвечает. Чёрт знает, сколько прошло времени (Жизневскому казалось, что целая вечность), но вот Ваня, пряча пьяный взгляд за густыми ресницами, придвигается чуть ближе. Бедро к бедру. Тишины пальцы, дрожа, опускаются на шею. Янковский прижимается лбом к чужому плечу. Такое привычное для них обоих состояние сейчас ощущалось Жизневским как что-то особенно важное, как долгожданный ответ и разрешение. Тихон как будто бы даже на несколько секунд перестаёт дышать. Ваня чуть поднимает голову, щекоча его копной волос. — Тиш, можно я… — еле слышно шепчет Ваня ему в шею и, не закончив фразу, мягко прихватывает губами кожу возле артерии, а потом ведёт чуть вверх к подбородку. Сердце у Тихона заколотилось бешено, как у подростка от первой затяжки ашкой. Янковский отстраняется и поднимает глаза, заглядывая в Тишины снизу вверх с немым вопросом. А Тихон уже окончательно потерялся в пространстве. От такого взгляда ему становится совсем дурно, и он наконец решается. Коснувшись подбородка пальцами, чтобы Ваня чуть запрокинул голову, он целует, крепко зажмурившись. Одними губами, неуверенно, почти невесомо, но настолько искренне, что сердце готово разорваться. — Бля, Вань… Прости, я не удержался, — затараторил Жизневский, отстранившись от друга. Ваня не отвечает, только подаётся вперёд целуя чуть глубже, мол, не надо, Тиш, не говори ничего, это всё лишнее. Кажется, что любое выроненное слово сломает то, что только что между ними выстроилось. И всё, получив такую яркую ответную реакцию, остановиться Тихон уже не мог. В голове — туман, на языке — горьковатый от алкоголя привкус чужих губ. — Ты делал когда-нибудь это с парнями? — вдруг спрашивает Ваня, останавливая Тишу хваткой за плечи. Непонятно, что он имел в виду, поцелуй или то, что может за ним последовать, но ответ всё равно один — нет. Жизневский мотнул головой, смутившись. — Я тоже никогда, — отзывается Янковский хриплым шёпотом. — Ты готов продолжить? — Мне страшно сделать что-то не так. Но я очень хочу. — Я тоже, — Ваня притих, но руки осторожно задрали чужую футболку, касаясь живота кончиками пальцев. Почувствовав мурашки, он улыбнулся. Тиша вздрагивает, но тело, совершенно не слушаясь хозяина, чуть выгибается навстречу прикосновениям. Щёки вспыхивают румянцем, Жизневский опускает взгляд под цепким взором невозможных угольно-чёрных глаз напротив. В голове смешались мысли. Где-то на задворках сознания еле трепыхалась последняя здравая, а ещё что-то о неправильности. Тихон благополучно от них отмахнулся. Всё вдруг становится таким неважным. Всё, кроме Вани и в особенности его рук, которые настойчиво продолжают гладить поджавшийся живот. Дальше — как во сне, расплывчато: горячие ладони, стягивающие брюки, холод влажных поцелуев на ключицах, улыбка, вдруг сошедшая с губ, сжатые до скрипа зубы и тихий, сбивчивый шёпот. — Вот так нормально? — Да, продолжай. — Ай, блин, стой, не так быстро. — Прости, пожалуйста. Так лучше? — Да, блять, Тиш… — Стой, Вань, вот так, смотри, да, тут… — Чуть быстрее… Блять, я почти… — Сожми вот здесь… — Я тоже сейчас… Кончают почти одновременно, дрожа и прижимаясь лбами. — Вань, я… — Янковский закрывает его рот ладонью. Не надо, всё ещё не время, не говори. Глаза в глаза смотреть страшно обоим. Они наскоро вытирают ладони, стягивают остатки одежды и просто ложатся рядом, еле помещаясь на одной койке. Они обязательно поговорят, но только утром. Тихон всё ещё очень осторожно и очень медленно тянет руку, чтобы обнять Ваню поперёк живота, как бы давая ему время отстраниться, если это чересчур, или наоборот прижаться и привыкнуть к новому ощущению. Всё же теперь не будет прежним, ведь так?