Воронята учатся летать

— Как ты вообще можешь это есть? — Невилл с ужасом смотрел, как Гарри добавляет в овсянку васаби.  — А что не так? — поинтересовался тот с набитым ртом.  — Нуу… Что именно было не так, Невилл объяснить не мог. Вообще, он понимал, что кашу не обязательно есть с вареньем или сахаром, как привык он сам. Но почему-то сочетание сладкой овсянки с острым хреном приводило его разум в смятение.  — Что у нас по расписанию на сегодня? — всё ещё с набитым ртом спросил Гарри.  — Сейчас будет зельеварение, два часа с Когтевраном, — ответил Невилл, сверяясь с листком, — потом трансфигурация. Потом… эмм… Не пойму, я его чем-то залил.  — Полёты на метле, — помог расшифровать Гарри, присмотревшись к размытым строчкам. Невилл обречённо вздохнул. Это был единственный предмет, которого он заранее опасался.  — Ты летал когда-нибудь? — шёпотом спросил он у Гарри.  — На метле — никогда. Гарри и сам побаивался. Высота его, конечно, не пугала. Но перспектива довериться не собственным крыльям, а какому-то венику не радовала.  — Лучше бы у нас была физкультура, как в обычных школах…  — Физкультура? Остаток завтрака Гарри пересказывал Невиллу всё, что сам знал от приятелей-магглов про школьные спортивные состязания и объяснял правила игры в футбол и теннис. *** Если вы спросите студента любого учебного заведения, что было для него самым сложным в первые недели обучения, скорее всего, он ответит: «Найти нужную аудиторию». В Хогвартсе это было сложно в квадрате. В замке не было практически ничего статичного. Например, широкая мраморная лестница, в будние дни ведущая от Большого зала к гостиной Пуффендуя, каждые выходные меняла направление, и по ней можно было попасть только на чердак. Её место занимала часть узкой винтовой, обычно соединявшей подземелья Слизерина и Астрономическую башню. Целиком эта жутковатая тёмная лестница состояла из трёхсот высоких ступенек, и Гарри искренне сочувствовал слизеринцам-старшекурсникам, выбравшим своей специализацией астрологию. Лифтов в замке предусмотрено не было. Сориентироваться по висевшим везде картинам было невозможно: люди на портретах постоянно ходили друг к другу в гости. Иногда это было весьма неприятно: Рон часто жаловался, что «вахтёрша» гриффиндорской гостиной — Полная дама — частенько уходит потрепаться с подружками в соседний коридор, и приходится ждать под дверью, пока сплетницы наговорятся. К счастью, стражем гостиной Пуффендуя была неподвижная (как Гарри надеялся) дверная ручка, в которую, как в микрофон, нужно было сказать пароль. На некоторых лестницах внезапно исчезали ступеньки, так что надо было не забывать вовремя через них перепрыгивать. «Интересно, как скоро кто-нибудь из нас сломает ногу?» — думал Гарри. И старался подстраховывать немного неуклюжих Невилла и Ханну. В общем, то, что ребята добрались до лабораторий, вовремя успев на урок зельеварения, было чем-то вроде чуда. Очень удачного чуда: как говорили старшие, профессор Снейп опозданий не терпел. *** Хогвартский кабинет зельеварения казался полной противоположностью светлой и чистой лаборатории Алистера. Было холодно. Сухой и резкий запах реактивов песком царапал нос и горло. Нет, не пыльно, не грязно... Но общее ощущение неуютности угнетало. Оборудование и посуда… ну ладно, качественные и прочные, для обучения сойдут. Школьный практикум — это не современная лаборатория. Гарри вздохнул: он всё понимал, но чувствовал себя так, словно у него отобрали новые дорогие джинсы и вместо них вручили неубиваемые вылинявшие штаны, в которых ещё прадедушка ходил на охоту. Вдоль каменных стен стояли банки с заспиртованными животными. Гарри от души понадеялся, что препараты не пустят на зелья: это была интересная коллекция патологий. Он успел заметить лягушку с пятью лапами, трёхногого цыплёнка (вроде бы, с двумя клоаками, но издалека точно не разберёшь) и змеек-сиамских близнецов с одной головой и двумя телами. Надо будет после занятия рассмотреть поближе… Снейп вошёл ровно с ударом гонга, заменяющим ученикам Хогвартса звонок. Профессор выглядел так, словно много лет не выходил из своих подземелий. Гарри знал от Алистера, что Снейпу всего тридцать три, но выглядел алхимик на все сорок. Бледное, даже с какой-то желтизной, лицо. Синие круги под глазами. Морщинка над переносицей. Длинные сальные волосы при хорошем уходе могли бы стать пушистыми и довольно густыми, но сейчас их было бы тяжело заплести даже в косичку «крысиный хвостик». Голос, впрочем, был вполне молодым. Вкрадчивым. Тихим.  — Здесь не говорят заклинаний. Не машут волшебными палочками. Может показаться, что то, что мы делаем, не имеет к магии никакого отношения… Снейп почти шептал, но его слышал каждый в классе.  — Не каждый может оценить красоту кипящего зелья и мерцающих паров над котлом. Силу жидкостей, влившихся в кровь, текущих по венам. Способных исцелять. Способных убивать. Способных затмевать разум или возвращать его. Алхимия — это квинтэссенция магии. Сама её суть. Голос завораживал. Притягивал. Гарри видел: профессор — фанатик. Человек, отказавшийся от того, что называют нормальной жизнью — ради любимого дела. Или ушедший с головой в любимое дело, чтобы отказаться от того, что называют нормальной жизнью. Впрочем, Снейп разрушил весь тягучий гипнотизм своей речи одной фразой, произнесённой уже совсем другим тоном:  — Надеюсь, вы хоть немного отличаетесь от того стада непроходимых тупиц, которое обычно приходит на мои уроки. *** Вопреки ожиданиям Ханны, которая была уверена, что на первом же занятии они будут варить «какой-нибудь жутенький яд», продиктовав под запись краткое теоретическое введение, профессор раздал ученикам рецепт совсем простого зелья против нарывов. Гарри был разочарован. С одной стороны, он не перестал уважать Снейпа как учёного. Это был один из немногих людей, которые не только преподают, но и реально успешны в своём деле. Но каким бы хорошим алхимиком профессор ни был, учителем ему становиться не стоило. «Преподавать» и «давать некоторый объём данных, постоянно унижая студентов» — далеко не одно и то же. Снейп кружил по классу, словно стервятник, заглядывая в котлы и нелицеприятно, а то и откровенно предзято комментируя происходящее. В выражениях он не стеснялся, а самые едкие слова адресовал пуффендуйской половине. Хозяйка свидетель, Гарри был изначально настроен доброжелательно. Но когда Ханна не выдержала очередного обзывательства (Снейпу почему-то не понравилось, как она тушит рогатых слизняков) и расплакалась, он не выдержал и вскочил, чуть не опрокинув остывающее зелье. Гарри говорил максимально спокойно, изо всех сил стараясь не повышать голос и не произносить грубых слов. Отчасти — из-за привитого с детства уважения к статусу учителя, отчасти — чтобы никто не мог придраться и обвинить его в том же, что и он Снейпа. Странно, но профессор выслушал его, ни разу не перебив.  — Всё сказали? От тона Снейпа класс замер. В классе, чуть согревшемся теплом огоньков под котлами, казалось, стало холоднее, чем было.  — Что ж, сэр защитник справедливости. Если вы так недовольны моими методами преподавания — вы вольны уйти отсюда в любой момент. Сейчас я проверю, что получилось у вас. И если я найду хоть один изъян в сваренном препарате, выбора у вас не останется. Гарри зачерпнул немного зелья. Горячевато, но уже не обожжёшься. Сунув в черпачок палец, намазал свежим зельем очень удачно вскочивший накануне прыщ на подбородке. Гнойничок исчез за пару мгновений. Прозвенел звонок, но его словно никто не слышал. Первокурсники сидели, не шелохнувшись. Профессор внимательно изучил результат работы «бунтовщика». Зелье было кристально прозрачным, слегка пахло мятой и землёй. Он понимал, что и сам не сварил бы лучше. Снейп взял Гарри за подбородок, словно ища след прыщика. Заглянул в глаза. Бесстыжие, травяно-зелёные. В лице профессора что-то неуловимо изменилось. Он отпустил ученика, резко развернулся и отошёл к кафедре.  — Минус двадцать очков Пуффендую. Свободны. Гарри молча собрал вещи. Потеря баллов его не трогала. Только вот забыть, как смотрел на него Снейп, не получится ещё долго. Это был взгляд Дарта Вейдера перед словами: «Я твой отец».