Воронята учатся летать

Вычерчивая на полу семилучевую звезду, Гарри не выверял углы транспортиром, как делал бы аккуратный Алистер. Всё наугад, всё примерно... Получилось кривовато, но по внутренним ощущениям - правильно. Теперь - расставить вокруг звезды четырнадцать проводников Силы. Четыре восковые свечи. Две вороньи косточки. Четыре чёрных камня: меланит, обсидиан, звёздчатый сапфир и агат. Четыре засушенных цветка: ромашка, полевая гвоздика, календула и пастушья сумка. На ладони некроманта загорелся крохотный огонёк. Он быстро вырос, из нежно-оранжевого стал синим, холодным. Повинуясь лёгкому жесту, пламя соскользнуло с руки на свечи, охватило камни, бесплотным цветком расцвело в центре звезды. Миртл встала на колени рядом с Гарри, попыталась взять его за руку и удивилась, что её ладонь не прошла сквозь его плоть, как прошла бы сквозь любой предмет в этом мире. Прикосновение. Настоящее. Никакого презрения, никакого желания обидеть. Понимание, терпение, уверенность. Много лет назад были удушье, сожаление и осознание, что всё, поздно; дальше - только жалкое существование в виде тени, к которому она так никогда и не приспособится. И не в радость будут пакости обидчикам, и не будет никакого отдыха - короткие ночи будут заканчиваться последним воспоминанием: ядовитый янтарный взгляд и непереносимый ужас. Сейчас страха не было. Было ожидание и даже какое-то подобие интереса. Давно забытое чувство - любопытство. - Как это будет? Когда ты убьёшь меня. - Не буду я никого убивать, говорил же. Я открою Дорогу и дам тебе возможность по ней уйти. А там... там тебя ждут. Тёплые пальцы некроманта крепко сжали призрачную руку. - Верь мне. Гарри тихо выдохнул. Его глаза заволоклись серебристой дымкой. От огней свечей поднимался туман, постепенно заполняя всё помещение. Не дым - именно прохладный туман, словно августовским утром над рекой. Пахло травами, откуда-то доносились странные звуки - не то флейта, не то свист тритонов. *** In nomine Mortis, in nomine Magicae, in nomine Fatum. Гарри запел. Приглушённый голос. Мелодия покоя и веры. Слова на давно ушедшем языке, который сохранили лишь говорящие со Смертью. Некромант просил у Хозяйки разрешения открыть Врата, разрушить неестественную связь умершей с хищной магией замка. Просил покровительства для слабой девочки, так и не разобравшейся ни в чём. Не вспомнившей того, что было на самом деле. *** 1943   Вспышка, то ли превращающая в камень, то ли испепеляющая дотла. Больно не было. Или было, но очень недолго. А вот страх - он не исчез даже после того, как умерло тело. Миртл ещё видела: и змея, и этого старшекурсника, кажется, его звали Риддик... нет, Реддл. Том Реддл. - Чего же ты боишься? Всё самое страшное уже случилось. Холодный смех. Школьники так не смеются. Наверное.   Резкий рывок - словно что-то выдернули из бесплотного тела призрака. Снова не больно, болеть нечему... но как же гадко.   Реддл вскрикнул, выронил чёрный блокнот, который держал в руках. Книжка упала, раскрывшись на последней исписанной странице. Бумага была залита кровью - когда он успел порезаться?   Кровь и чернила быстро исчезали, впитываясь в бумагу. Том, бледнея всё сильнее, сел на пол, пока мог это сделать сам, не падая и не сползая по стенке.   - Миртл, значит... - тихо проговорил Реддл. - Не думал, что это сработает, если жертва станет призраком.   Что-то прошипел чудовищу - тому самому змею с жуткими глазами. Чудовище кивнуло и уползло в бесшумно открывшийся вместо одной из раковин провал.   - Проверим, работает ли заклятие забвения на призраках.   Реддл достал из кармана волшебную палочку.   - Обливиэйт!   Красная вспышка, затихающий холодный смех.   Когда Миртл открыла глаза, в туалете никого не было. Последнее, что она помнила - мальчик, разговаривающий со змеёй. И убивающий янтарный взгляд.   ***   Серебряный туман рассеялся, звёзды погасли, затихли вдалеке шаги ушедшей души. Мазнул по щеке прохладный ветер. "Спасибо". Несколько голосов: девочку действительно ждали там, за чертой.   Кто там со свечой? Душа. Кто вокруг стола? Один рыбак, один моряк Из ее села.   Кто там на небе? Душа. Почему не здесь? Возвратилась к бабкам, дедкам И рассказывает предкам Всё как есть.   А они ей говорят: - Не беда, Не тоскуй ты по ногам и рукам. Ты зато теперь - душа, ты - звезда Всем на свете морякам, рыбакам.   ***   Гарри открыл глаза. Начерченная на полу звезда стёрлась - словно и не было. Цветы и косточки рассыпались пеплом, тонкие свечи наполовину прогорели, воск накапал на пол.   Мальчик затушил огонь пальцами. Медленно, словно вспоминая, как нужно двигаться, собрал в сумку все принадлежности. В голове шумело от усталости, тело казалось очень лёгким, будто не своим, и одновременно очень тяжёлым. Во время ритуала не осознаёшь сложность и цену того, что ты делаешь. Воевать с древней магией старинного замка - занятие не для ребёнка, будь ты хоть тысячу раз некромантом.   Хотелось спать и кусочек поджаренного в камине чёрного хлеба. Нет, всё-таки спать. А потом уже хлебушек. И булочку с корицей.   Гарри уже почти открыл дверь туалета... и тут вспомнил. И почти подбежал к той раковине из видения. На кране была выгравирована маленькая змейка. Он провёл пальцем по рисунку, стирая липкую пыль с холодного металла. С усилием повернул присохший от старости вентиль. Зафыркало, в раковину полилась ржавая вода; с трубы закапало: здесь ничего не ремонтировали как минимум со времён Реддла. Гарри быстро закрыл кран, пока не начался потоп. Достал волшебную палочку и коснулся ей рисунка. «Cupio scire quae de te». Ответа не было. Совсем. Заклинание растворилось в ржавчине, цементной крошке и известковых потёках, сгинуло, словно не было произнесено вовсе. Гарри присел, разглядывая кафель под раковиной. Стыки были плохо затёрты, кое-где плитки неопрятно отходили от стен. Пахло мокрой пылью и засохшей плесенью. По какому-то наитию он подковырнул одну из плиток ритуальным ножом. Сам не понял, зачем: она не отличалась от остальных ничем, ни цветом, ни размером. Плитка поддалась с тихим хрустом, открывая небольшую нишу в стене. Дневник был здесь. Он выглядел точно так же, как в воспоминаниях Миртл – тонкая тетрадь в чёрной кожаной обложке. За полвека в тайнике он даже не покрылся пылью: вложенная в него магия то ли отталкивала её, то ли поглощала. "Мы здесь". Шипение на краю сознания было настолько тихим, что его можно было принять за собственные мысли. Только вот Гарри никогда не думал на змеином языке. Он помотал головой, отгоняя наваждение, и осторожно прикоснулся к тетрадке волшебной палочкой. Никакой защиты, никаких охранных заклинаний. Только густая Тьма. Обволакивающая, добрая, притягивающая. Дневник манил, приглашал, обещал открыть любые тайны. "Мы ждали". И вот сейчас бы насторожиться, угадать в гостеприимном мраке сосущую и жаждущую пустоту. Позвать кого-нибудь из взрослых, может быть, даже и самого Дамблдора. Написать Алистеру. Только вот... это даже не пришло в голову. Поддавшись обаянию тёмных чар, Гарри словно забыл про кровь, пропитавшую тетрадь несколько десятилетий назад, про неумелое "завуалированное" жертвоприношение Реддла, про своё изначальное желание расследовать именно преступление. «Я безопасен» - врал дневник. Забыв про всю осторожность, Гарри положил тетрадь в сумку, даже не заметив, что артефакты в ней сильно нагрелись, отреагировав на враждебную магию. "Мы спали". Он уже не понимал, что шёпот доносится откуда-то извне. *** Котя этой ночью долго возился в террариуме, сворачиваясь и так и эдак, а потом, уже под утро, приполз к хозяину под бок – как дома. И только тогда, чувствуя тепло его тела и мягкую магию ловца снов, успокоился и задремал. Гарри что-то пробормотал во сне и обнял удава, прижимая к себе, будто защищая от чего-то неведомого. *** Этот ловец снов Алистер сделал для Гарри ещё шесть лет назад. Тринадцать дней ворожил, пел странные песни, голыми руками прял крапивные нити. Мешал глину с красным перцем и катал бусины, которые вплетал в «паутинку», чередуя с ящеричьими косточками. Оберег ловил не все страшные сны, а только навязанные извне. Это блокировало невидимую связь между злобным бесплотным духом Волан-де-морта и сознанием Гарри – до тех пор, пока они не придумают, как уничтожить её совсем. Редкие «личные» кошмары Алистер ученику оставил: от простой переработки дневных событий, пусть, порой, и жутковатой, вреда не будет. Читает же он страшные сказки. Изначально простой с виду ловец постепенно «оброс» дополнительными элементами. Заговорённые на удачу вороньи пёрышки. Найденный в поле и максимально очищенный воробьиный череп. Меднёные листики - эксперименты Гарри с гальваникой – ничего магического, но красиво. Три зачарованные стеклянные бусины – подарок на восьмой день рождения от Мастера Стеклодува. «Пока маленький, не оценишь. А вот в школе это ой как пригодится. Если ты на утро запланируешь важное дело, будешь чувствовать себя выспавшимся, во сколько бы ни лёг». Алистер поворчал, что перед экзаменами надо высыпаться по-настоящему, а не довольствоваться суррогатами, но подарок, конечно, отнимать не стал. В итоге, над кроватью мистера Г. Дж. Эванса в спальне Пуффендуя висела очень странная, зловещая и симпатичная конструкция, в которой индейский амулет угадывался весьма условно. Невилл долго допытывался, не пугается ли Гарри «этого ужаса», просыпаясь ночью. Он так до конца и не поверил, что функция у страшноватого на вид оберега совершенно противоположная. Решил для себя, что это какое-то специфическое самоистязание сумасшедших магов крови. *** Дождавшись, пока однокурсники уйдут на завтрак, а Котя уползёт ловить крыс, Гарри достал дневник Реддла. Он ещё не знал, что именно собирается с ним делать. Чертить руны? Поливать проявляющим раствором? Неважно, в сущности. Даже просто касаться тетради было приятно – текстура матовой кожаной обложки, шуршание пустых страниц. Даже запах от дневника исходил какой-то… манящий. Мёд и жжёная кость. "Мы разбиты". Обычно Гарри писал чёрной гелевой ручкой, даже на пергаменте, но сейчас это казалось неуместным. Он достал стеклянное перо и красными чернилами вывел, подражая затейливому почерку писателей девятнадцатого века: «Что ты такое?» Чернила впитались в бумагу, исчезли, как кровь в видении. И... ничего. Но Гарри чувствовал, что его сообщение прочитали. Видимо, неведомый собеседник думал, что ответить. А может быть, ему было нужно время, чтобы проснуться. Минут через пять на бумаге проявилась надпись: «Я бессилен ответить здесь. Пусти меня в свои сны». "Мы ущербны". Нелепая, глупая, опасная просьба. И ещё более нелепо, глупо и опасно будет её выполнить. Но резко отказать невидимому собеседнику (Реддлу?) Гарри не мог. Не хотел. «Я подумаю», - написал он. Эта строчка впитывалась долго. Гораздо дольше, чем первая. Будто «на том конце провода» не хотели принимать такой ответ. "Мы скверны". Дождавшись, пока чернила исчезнут, Гарри закрыл дневник. Продолжать переписку было страшно. В тёплой гостиной будто повеяло холодом. Гарри посмотрел на календарь: тридцать первое октября.