Воронята учатся летать

Котёл с оборотным зельем напоминал грязевой вулкан, утративший конус. Густая жижа лениво кипела; пузыри медленно поднимались на поверхность и громко лопались. Препарат был практически готов. "Жертву" Гарри выбрал давно: волосинка со свитера сына библиотекарши уже несколько дней бережно хранилась в пробирке. Последний взмах костяной палочкой. Голубые искры, запах озона и водорослей. *** - Гадостей в чужом облике не творить. Родителям Роберта на глаза не попадаться. Конфет "в долг" в магазине от его имени не брать. - Да понял я, понял... Гарри подпрыгивал от нетерпения, пока учитель наливал зелье в кружку. - Доставай биоматериал. И присядь лучше... Волосинка растворилась мгновенно. Зелье громко зашипело, словно сбежавший кофе, и грязно вспенилось. Через секунду оно стало кислотно-оранжевым - в точности как любимая газировка "объекта". Только вот по консистенции это пойло напоминало сопли. Глубоко вдохнув и зажав нос, Гарри залпом проглотил содержимое кружки. Жижа напоминала сырое яйцо со вкусом перепревшей капусты. - Гадость какая! *** Какое-то время ничего не происходило. Потом по телу начало распространяться тепло. Поначалу это было даже приятно, но тепло всё усиливалось, превращаясь в жжение на грани боли. Ощущение было такое, будто весь организм плавится, растекается и собирается заново, принимая иную форму. Хорошо, что Гарри последовал совету учителя и устроился в кресле. Если бы он выпил зелье стоя, вряд ли получилось бы не упасть, вернее, не стечь на пол в таком аморфном состоянии. Весь как кисель, руки-ноги дрожат, как у припадочного... Алистер издал невнятный звук. Не то стон, не то ругательство. - Что-то не так? - спросил Гарри, когда к нему вернулась способность говорить. Голос был совершенно незнакомый. И совершенно непохожий на звонкий дискант Боба. Хриплый, скрипучий... лающий? - В зеркало посмотри, - сдавленно проговорил учитель. То, что задумывалось как интересный и практически безопасный эксперимент, обернулось довольно неприятной ситуацией. Что ж, зато познавательно. В том числе и для самого Алистера: вживую он такое видел впервые в жизни. *** - Так даже круче! Я на Анубиса похож! Гарри крутился перед зеркалом, восторженно разглядывая своё новое отражение и виляя хвостом. Полностью в пса, к счастью или к сожалению, юный экспериментатор (вернее, жертва безалаберного алхимика) не превратился. От наглого, доброго и весёлого лабрадора Рекса ему достались морда, хвост и немного шерсти на руках и ногах. - Я бы на твоём месте так не радовался, Гарри Джеймс Эванс, - устало вздохнул Алистер, - тебе так ходить недели три. При правильном лечении. Ну, блин, как ты не отличил собачью шерсть от человеческих волос? Обречённый вопрос остался без ответа. *** Первые несколько дней действительно было интересно. При превращении в ворона изменения в восприятии были абсолютно естественными и как бы незаметными. Поэтому сейчас мальчишка-анимаг очень удивлялся тому, что пользоваться "ворованными" собачьими чувствами нужно было ещё научиться. Новые слух и нюх просто поражали привыкшего к довольно ограниченным человеческим возможностям Гарри. Теперь он за сто метров слышал, как шуршит в траве мышь-полёвка, а учуять её мог и с гораздо более дальнего расстояния. Очень хотелось попробовать всерьёз походить по чьему-нибудь следу - но по понятным причинам выходить за пределы своего двора новоиспечённый макросматик не мог. Со зрением было сложнее. В какой-то мере Гарри видел чётче - если брать чисто "своё" зрение без очков. Да и в темноте было проще ориентироваться. Но цвета... Гарри был стопроцентным визуалом, и неспособность различать привычные оттенки ему очень мешала. Серо-сине-жёлтый мир казался каким-то тоскливым. Впрочем, временно стать дальтоником ради науки - тоже неплохо. *** Только вот всё это довольно быстро начало надоедать. Где-то день на пятый собачьи чувства перестали казаться чем-то новым. Появились грустные мысли о том, что три (ладно, уже почти две) недели от лета - это много. Обиднее всего было за день рождения. Парк аттракционов и кафе-мороженое в этом году отменялись однозначно... Если с невозможностью выйти за ворота ещё хоть как-то можно было смириться, то полный запрет на использование чар угнетал. До этого момента ученик мага и не задумывался, сколько волшебства он использует просто на автомате. Разогреть остывшую еду. Быстро залечить случайный порез или синяк. Отчистить грязь с джинсов. Теперь же всё как у магглов. Микроволновка, пластырь, щётка и терпение. Иначе последствия могут быть непредсказуемыми: неизвестно как организм почти собаки преобразует прежде человеческую магию. Вдруг суп превратится в яд, а попытка зарастить ранку оторвёт палец совсем? Гарри не мог даже работать в лаборатории: чувствительный собачий нос очень страдал от резких химических запахов. Да и Алистер пока не пускал: всё время и внимание учителя были поглощены приготовлением антидота. Пить это противоядие - ужасно кислую розовую жидкость с запахом ванили - приходилось три раза в день. Какого-то резкого эффекта зелье не давало, человеческий облик возвращался постепенно. Теоретически, можно было ускорить процесс, но так издеваться над организмом ученика Алистер не хотел. *** Но ничто и никак не могло отнять у Гарри те крохи некромантии, которым он успел выучиться. И теперь он подолгу сидел в малиннике, поедая ягоды и расспрашивая души недавно умерших растений и насекомых об их жизни и посмертии. Эти крохотные души было легко позвать. Они жили на земле лёгкими тенями, ожидая перерождения. Кажется, в этот "промежуточный" период они скучали - и поэтому охотно откликались на зов. Люди же, как слегка "чужие", но тем не менее, любимые Изначальными Силами существа, умирая, получали свободу от родного мира. Кто-то оставался, ожидая своих близких или присматривая за ними. С такими душами можно было поговорить с помощью специальных ритуалов - но только в том случае, если они не были против. А вот с теми, кто сразу отправлялся странствовать по неведомым галактикам, было сложнее. При желании можно докричаться, послать вестника... но результатом обычно было молчание. "Я ушёл - и не тронь моё бессмертие". *** Последняя шерстинка у Гарри выпала на девятнадцатый день заточения.