Воронята учатся летать

К утру выпал снег. В камине уютно потрескивали дрова. Гарри в тёплом и мягком свитере с эмблемой Пуффендуя сидел за столом, ел манную кашу с вареньем и смотрел, как за окном медленно падают снежные хлопья. Удав лежал, свернувшись клубком, в кресле у камина. С утра он проглотил двух здоровенных крыс и был доволен своим змеиным бытием настолько, насколько это возможно. — И всё-таки, почему ты думаешь, что пророчество не о тебе? — неожиданно спросил Алистер. — Не думаю, знаю, — ответил Гарри. — Я же говорил с Реддлом. Я двенадцатый год на этом свете живу, но… Алистер, который жил на этом свете двенадцатый десяток лет, удивлённо приподнял бровь, но промолчал. — …но такой зависти я в жизни не видел. Он не отметил меня как равного себе. Он просто хотел убить меня и забрать мою силу. Гарри не знал, как это сформулировать. Жалеть Волан-де-Морта, такого, каким он был сейчас, он не мог. Но в какой-то мере сочувствовал. Обида за упущенные из-за страха возможности должна была есть Реддла изнутри, терзать беспрестанно, растя ненависть ко всему живому и заставляя искать суррогаты того, что он потерял. Реддл боялся смерти настолько, что начал убивать беззащитных людей. И первым же убийством он навеки перекрыл себе дорогу к бессмертию. Гарри просто не понимал его. Волан-де-Морт считал некромантию путём к бесконечному могуществу, холодному и бессмысленному. Гарри же просто дружил с Хозяйкой, наивно, доверчиво и искренне. Он мог выпить рома с Бароном Субботой (неправда, ром пили только Барон и Алистер, Гарри налили кока-колы!), почесать Цербера за шестью ушами, выпросить совиное пёрышко у Миктлантекутли (и пощупать настоящий глаз из его ожерелья). Он слушал тихие шаги мертвецов на кладбищах и разговаривал с душами погибших птиц. А магическая сила — она просто есть. Нечто само собой разумеющееся… — Мне вообще не нравится это пророчество, — сказал Алистер. — Про тебя оно, не про тебя… Не бывает так, чтобы двум людям на пятиста десяти миллионах квадратных километров тесно было. Я не удивлюсь, если его придумал сам Волан-де-Морт, чтобы подобраться к тебе. — Ты хочешь сказать, что Трелони… — Между прочим, для некоторых она профессор Трелони. Нет, она не была слугой Реддла. Но ей могли управлять. «Великий комбинатор?», — подумал Гарри. Конечно, родившийся в Британии и выросший в Канаде одиннадцатилетний волшебник не особо понял книгу, написанную двумя русскими магглами. Но это определение в голове застряло. — Не. Это какая-то конспирологическая теория. Слишком сложная схема для Волан-де-Морта, — сказал Гарри уже вслух, — тем более, среди детей мракоборцев не один я в конце июля родился, мог бы попасться не тот. — А кто ещё? — насторожился Алистер. — Невилл, — спокойно, ещё не понимая, ответил Гарри. О, чёрт. Как только Гарри назвал имя вслух, в голове всё стало на свои места. Три операции, в которых участвовали Фрэнк и Алиса. Неизвестная Реддлу сила: никто, кроме Гарри и Алистера, не знал о способностях Невилла к магии крови. День, вернее, ночь рождения… Ну как он мог не сообразить! Выдумал какого-то сферического победителя Тёмных Лордов в вакууме… — Бедная Августа, — пробормотал Алистер, — то сын с невесткой, то внук… — Он в опасности? — спросил Гарри, старательно глядя в тарелку, пытаясь скрыть лёгкий стыд и тревогу. — Вряд ли. Приглядывать за ним я буду, но вполглаза. Пока сосредоточимся на здоровье его родителей и твоих крестражах… *** Алистер с головой зарылся в книги по тёмной магии. Настолько тёмной, что некоторые из них можно было трогать только в перчатках, а то приложит проклятием. За эти несколько дней некромант узнал о крестражах больше, чем, вероятно, знал Волан-де-Морт. «Улепётывающий от смерти»… Они с Гарри рассмотрели уже десятки вариантов избавления от кусочка души Реддла. Все они были теоретическими, очень опасными и очень болезненными. Например, можно было подвергнуть носителя длительным пыткам, ввести его в глубокую депрессию или заразить смертельной болезнью вроде лёгочной чумы или лихорадки Эбола, тем самым создав крестражу невыносимые условия. Погибнуть он не погибнет, но из тела выйдет. Потом можно будет вселить его в какой-нибудь предмет и уничтожить. На чуму Гарри был согласен, но Алистер назвал ученика психом и наотрез отказался проводить такие эксперименты на живых людях. — Должен же быть другой способ. Должен… *** Смесь из яда василиска, слёз феникса и маггловских обезболивающих переливалась голубым перламутром. Подключая капельницу к флакону, Алистер объяснял Гарри каждое своё действие чётко и спокойно, словно собирал какой-нибудь прибор в лаборатории. А когда всё было готово, чуть изменившимся голосом сказал: — Я правда не знаю, как всё это будет. Никто до нас такого никогда не делал. Я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы ты не… — Я бессмертный. — Я очень на это надеюсь. Алистер нервно закусил губу, по вредной детской привычке оторвал зубами кусочек сухой обветренной кожицы. Слизнул выступившую капельку крови. — Не переживай, — сказал Гарри, — это хотя бы не чума. Он сам не знал, как назвать это ощущение. Смесь ужаса и неземного спокойствия. Осознанная обречённость. И — любопытство учёного, ставящего самый важный в своей жизни эксперимент. Игла проколола кожу на сгибе локтя легко и практически безболезненно. Перламутр завихрился во флаконе, препарат медленно потёк по прозрачной трубке. In nomine Mortis, in nomine Magicae, in nomine Fatum. *** Раствор лёгким холодком очень медленно вливался в вены. — Как ты? — Пока нормально. Вообще никаких изменений. Где-то через четверть часа на языке появился горький привкус. Что-то подобное было и в Тайной комнате, но гораздо слабее. Гарри тогда и не обратил на это особого внимания, не до того было. Горечь становилась всё сильнее, и Гарри попросил у Алистера яблочного сока. Может, перебьёт… *** Капельница закончилась примерно через сорок минут. Они ожидали чего угодно: психоделических кошмаров, судорог… Но ничего такого не было: просто горечь и лёгкая тошнота. На самом деле, это вызывало некоторую тревогу. Уж очень непохоже на действие убийственного для осколка чужой души яда. Гарри пошёл в ванную. Сок помог не особо. Может быть, если почистить зубы, мерзкий привкус станет слабее? Алистер до сих пор покупал ему детскую зубную пасту со вкусом апельсина. Обычно это либо немного раздражало, либо умиляло — в зависимости от настроения. Сейчас такая паста была бы как раз кстати. Заглянув в зеркало, Гарри не сразу узнал существо, которое в нём отразилось. Лицо было бледным, прямо под цвет футболки. Под глазами — синяки, словно он не спал неделю. А сами глаза! Янтарно-жёлтые тонкие ободки радужек, расширенные до предела зрачки и… Он на пару секунд перевёл взгляд на ярко горевшую лампу; зрачки слегка сузились. Достаточно, чтобы понять: вертикальные. — Ни фига себе… И тут его накрыло. Шрам взорвался такой болью, какой он никогда прежде не испытывал. Зубная щётка выпала из рук; Гарри сполз по стенке, чудом ни обо что не ударившись. Кажется, сшиб полочку с шампунями… вроде бы что-то падало. Он не мог открыть глаза, не мог осмысленно пошевелиться. Какие-то звуки, может быть, чьи-то шаги, может быть голос… точно, голос — искажённый, невообразимо медленный, низкий. Кто-то коснулся его виска… что-то холодное. Гарри помнил, что от этих рук (чьих?) и этого голоса (чьего?) всегда становилось легче — но с этой болью они ничего не могли сделать. Только всё равно, кто бы это ни был — пусть он не отпускает, пусть держит, пока душа не расплавится совсем. Гарри растворялся в багровом полумраке небытия. Это не смерть, знакомая, близкая, вечная — это полное исчезновение без следа и воспоминаний. Скорее бы… Тихий шёпот на латыни. Странно, он начал разбирать отдельные слова. Что-то про уничтожение. Что-то про исцеление. И внезапно — на пайшачи, гораздо более чётко: «Сдохни, тварь!» — и Гарри, наконец, узнал этот голос. — Учитель? — Тихо, тихо… Не двигайся пока. — Больно… — Скоро станет полегче. Всё в порядке, всё получилось. *** Гарри открыл глаза, когда уже наступила ночь. Или просто поздний вечер: без часов не поймёшь. В комнате было темно, горел ночник-месяц, из-под двери виднелся свет с кухни. Голова практически не болела; всё тело казалось очень легким, словно изменилась сила земного притяжения. Алистер пил чай и не удивился, когда проснувшийся ученик пришёл к нему. Ждал. — Налить? Гарри кивнул. Забрался на стул с ногами, взял чашку, обхватил её ладонями, грея пальцы. Чай пах мятой и земляникой. — Оно сработало? — спросил Гарри, уже зная ответ. Он чувствовал. — А ты посмотри в зеркало, - улыбнулся Алистер. К зеркалу Гарри не пошёл, просто зачаровал поверхность чашки, чтобы она стала гладкой и блестящей. Отметил, насколько легче стало колдовать. Он вглядывался в своё отражение долго, не веря. Шрама на лбу больше не было.