Эмма бодро шагала вдоль безупречной живой ограды по Миффлин-стрит и набрасывала примерный план охоты на мать-беглянку.
Сколько ещё дней можно закрывать глаза на происходящее? Если Мэри-Маргарет, замёрзшая и голодная, свалится без чувств посреди грёбаного леса, всё может закончиться очень-очень плачевно. Эмма никогда не простит себя.
Решение принято. Она потратит ночь на поиски матери. Если не выгорит, то придётся раскрыть все карты и попросить Грэма организовать поисковое движение. Реджина, конечно, расстроится, что Эмма была не до конца честна с ней, но нельзя же просто сидеть и ждать, пока мать прикончит себя.
Реджина слепо обожала Генри, это было видно за версту, и она стоически выдерживала все его безумные теории. Далеко не каждый человек смог бы так же. Эмма верила, когда всплывёт правда о возможной генетической предрасположенности, Реджина без колебаний поддержит сына.
Не то чтобы Эмма не попыталась сделать всё от неё зависящее, чтобы выследить Мэри-Маргарет, тем самым избежав огласки.
— Вышли на вечернюю прогулку?
Эмма подскочила и грязно выругалась. Развернувшись, она выставила фонарик перед собой. Грэм зажмурился, поднял руки, защищаясь от яркого света, и миролюбиво осведомился:
— Может, опустишь его?
Эмма выстрелила в него мрачным взглядом, но подчинилась.
— Вот что бывает, когда подкрадываешься к людям в темноте, — проворчала она, пытаясь унять бешеное сердцебиение. — Что ты здесь вообще делаешь? Шпионишь за мной?
— Да так, сидел в машине, никого не трогал, высматривал подозрительных личностей, снующих вокруг дома, — шериф смерил её изучающим взглядом. — Ты выглядишь очень подозрительной.
— Реджина попросила тебя наблюдать за домом всю ночь?
Грэм пожал плечами.
—
Это моя работа.
— И правда, как я сама не догадалась, спасибо… — Эмма немного покачалась на пятках. — Можешь возвращаться в машину.
— Я не позволю тебе разгуливать в одиночку.
Замечательно. Синдром героя на лицо.
— Слушай…
— Если хочешь попросить меня пойти против прямых приказов мэра, можешь не распыляться, ничего не выйдет.
— Поверь, я в состоянии позаботиться о себе, — Эмма вздёрнула подбородок. — Твоя работа — защищать Реджину и Генри, вот и сосредоточься на этом.
— Не им угрожают расправой.
Эмма застонала.
— Ты понимаешь, что в этом нет ни капли здравого смысла, правда? Я никогда не встречала этого парня. По словам Реджины, он ополчился на меня из-за неё. Разве это не делает её главной целью? Ладно, хорошо, допускаю, он мог решить, что мы с ней близки, и нацелиться на меня. Но разве это не доказывает, что рано или поздно он
обязательно придёт за ней?
— Мне велено присматривать за тобой.
— Идиотизм! — возмутилась Эмма, хотя и понимала, что ведёт себя совершенно по-детски. — Это бессмыс… — к чертям собачьим. — Я очень ценю, что вы с Реджиной печётесь о моей безопасности, правда, но твоим главным приоритетом должны оставаться мэр и её сын. Включи мозг. Не мне нужна защита.
Грэм какое-то время разглядывал её, и в тот самый момент, когда Эмма подумала, что он вот-вот развернётся, чтобы свалить восвояси, он моргнул и с нажимом повторил:
— Я не могу пойти против прямых приказов мэра, — его взгляд был стеклянный, почти мёртвый.
«Какой чудак».
— Ничего себе… — протянула она. Должно быть, Реджина та ещё заноза в заднице. Эмма искренне порадовалась, что не работает под её чутким руководством.
Грэм встрепенулся. Черты лица прояснились.
— Я буду сопровождать тебя, — вытащив из-за пояса фонарик, он включил его.
— Ты даже не знаешь, куда я иду.
Грэм посветил фонариком перед собой и по сторонам.
— Похоже, мы направляемся в лес.
Эмма тяжело вздохнула.
— Ты не отцепишься, да?
— Ага.
Эмма разочарованно зарычала и зашагала прочь. Грэм не отставал от неё ни на шаг. По крайней мере, эта ночь не может стать ещё более невыносимой.
— Что мы ищем?
«Или может».
— Ничего.
— Хорошо.
Кого мы ищем?
— А я не могу просто наслаждаться вечерней прогулкой? Люблю ходить пешком.
— Как бы не так.
— Очень даже так.
Некоторое время они шли молча. Ночь выдалась очень тихой. Ужасающе. В непроглядной темноте не было слышно ничего, кроме звука их собственных шагов.
— Мы выслеживаем Джефферсона? Если да, должен сказать, что я против, — доверительно произнёс Грэм. — И живёт он в другой стороне. Не то чтобы это было важно. Мой заместитель ведёт наблюдение за домом. Пока всё тихо. Как только что-то изменится, мы первыми узнаем об этом.
— Я не… — Эмма осеклась. Как бы там ни было, она всё равно в самом ближайшем времени собиралась рассказать полиции о своей пропащей матери.
Несколько часов погоды не сделает. С каждым шагом Эмма отчаивалась всё больше. Она глубоко вздохнула, собралась с мыслями, а потом на одном дыхании выложила всё о Мэри-Маргарет.
Хорошо.
Не всё. Эмма не стала рассказывать о психическом расстройстве и о сходстве с расстройством Генри. Она выставила мать излишне впечатлительной женщиной, потерявшейся в незнакомом городе.
— Мэр не говорила о твоей матери.
— Они… не встречались… — Эмма решительно продиралась сквозь пролесок.
— Понятно… — Грэм говорил таким тоном, словно на самом деле понял намёк, но Эмма очень сильно в этом сомневалась. Придётся чётко объяснить, что именно она имела в виду, прежде чем разойтись в разные стороны.
Если они найдут Мэри-Маргарет, разумеется.
— Что ж, теперь, когда я знаю, кого мы ищем, я могу принести тебе больше пользы.
— Если у тебя есть на примете места, где она могла бы спрятаться, я вся внимание.
— Ты ходила в доки? Там есть парочка заброшенных складов.
— Да, ходила, — Эмма подавила разочарованный вздох. — Если вспомнишь ещё…
— Ты узнаешь первой.
— Спасибо.
Они уходили всё дальше в лес. С каждым шагом беспокойство Эммы росло. Что-то не так. Эмма не могла назвать себя фанатом активного отдыха на природе, но инстинкты подсказывали, что вокруг слишком тихо.
Чего-то не хватало. Но чего? Эмма не понимала.
Грэм больше не казался нежеланным компаньоном.
— А что там за проблема с этим парнем, как его там, с Джефферсоном?
— По правде говоря, я не знаком с ним лично, — признался Грэм.
Он продолжал светить под ноги, чтобы никто из них не споткнулся о торчащую из земли корягу. Эмма лихорадочно размахивала фонариком по сторонам, отчаянно пыталась выхватить
кого-нибудь из темноты.
— Что у него за дела с Реджиной? Я хотела спросить, но… — Эмма вспомнила жёсткое выражение её лица. — Сначала она выглядела расстроенной, потом работала, потом Генри вертелся поблизости… В общем, разговора по душам не получилось.
— Боюсь, я не знаю.
— Серьёзно? Из того, как вы носитесь с моей безопасностью, можно предположить, что Джефферсон — проблемный парень. Хочешь сказать, что до сегодняшнего дня обходилось без привлечения полиции?
— Джефферсон почти не выходит из дома. Он изолирован от общества. Что бы ни произошло между ними — это личное. Все знают, что в прошлом приключилась какая-то история, но никто не осмеливается предположить, какая именно.
Надо же. Тайные обиды. У Реджины — экстраординарной чудо-мамы — ютится парочка скелетов в шкафу.
— Если тебе станет легче, я не верю, что он осмелился бы напасть на тебя лично. Это всего лишь меры предосторожности. Указание мэра. Они давно враждуют между собой, но в последнее время наступило затишье. Парень просто хотел привлечь её внимание и посеять панику.
Если бы всё было так просто.
— Всё это чертовски мило, если бы он не выбрал
мою машину.
Раздавшийся в ночной тишине звонок мобильного испугал Эмму, и она, развернувшись, впилась взглядом в своего спутника. Прежде чем ответить, тот застенчиво улыбнулся.
— Гумберт.
Обычно, если дело не касалось рабочих обязанностей, Эмма крайне негативно относилась к подслушиванию. Но сегодня раздражение взяло верх над собственными принципами.
— Давно? Хорошо. Ясно. Пришлю кого-нибудь при первой возможности, — закончив разговор, он вернул внимание Эмме. — Инцидент в больнице.
— Не стоит из-за меня пренебрегать рабочими обязанностями.
Грэм ответил недоверчивым взглядом, как если бы это Эмма организовала беспорядки, чтобы избавиться от него.
— Мы далеко забрели. Я не могу допустить, чтобы ты заблудилась.
— Мне почти тридцать. Я найду выход из леса.
— При чём здесь возраст?
Эмма хмыкнула, закатила глаза и вытащила из кармана мобильный.
— Видишь? — она показала шерифу экран. Сигнал был слабый, периодически пропадал, но всё-таки присутствовал. — Я справлюсь. Серьёзно.
— Если мэр узнает… — не сдавался Грэм.
— Не узнает, — заверила Эмма. Однако. Неужели Реджина взаправду такая безжалостная начальница? Какая нелепость.
— На тебе её рубашка?
— Что? — Эмма растерянно моргнула и внимательно оглядела себя. Нахмурилась. — Погоди-ка, а чего это ты так хорошо разбираешься в её одежде?
Они молча смотрели друг на друга.
«Дерьмо».
Серьёзно, Реджина? Интрижка? Эмма вспыхнула от смущения. Либо она что-то неправильно поняла, либо у неё только что появилась серьёзная конкуренция. И он — офицер полиции. Обосраться и не жить. Девушки любят мужчин в форме.
Не то чтобы это было важно. Эмма отмахнулась. Она скоро свалит отсюда. Что бы ни намечалось между ними, оно не успеет выйти за рамки влюблённости и невинного флирта. Им нет смысла соперничать.
Грэм выглядел приличным парнем. Реджине повезло. Хотелось верить, что Генри он тоже нравится.
Грэм кашлянул, нарушая повисшее в воздухе неловкое молчание, пробормотал:
— Мне и правда стоило бы… — и замолчал.
— Да. Я справлюсь. Спасибо за помощь.
— Я присматриваю за тобой.
Эмма смущённо потопталась.
— Спасибо.
— Повторюсь, я здесь ради мэра. Шансы, что Джефферсон осмелится напасть на тебя, почти нулевые. Но ты не расслабляйся, держи ухо востро. Будь осторожна.
— Душненько, — посмеиваясь, заметила Эмма, но Грэм лишь покачал головой, прежде чем развернуться и зашагать прочь.
Чувством юмора там даже не пахнет.
«Удачи тебе с
этим, Реджина».
Эмма проигнорировала укол ревности, пронзивший её сердце при этой мысли, и поплелась вперёд. Через поваленные брёвна, крошечные ручейки, колючий кустарник. Она неутомимо продиралась всё дальше, пока — удивительная
случайность — не наткнулась на Мэри-Маргарет.
На самом деле было очевидно, что мать следовала за Эммой по пятам, пока та пыталась её выследить.
Мэри-Маргарет стояла возле большого раскидистого дерева, одним своим видом показывая, что она вся из себя такая сильная и дерзкая. В первый миг Эмма не поверила глазам. У матери за плечами болтались лук и стрелы.
«Не может быть, — подумала ошеломлённая Эмма, — она похожа на разбойницу».
На разбойницу из сраного средневековья.
— Эмма… — одними губами выдохнула Мэри-Маргарет. В лесу было так тихо, что Эмма услышала её даже с того расстояния, которое их разделяло.
Возникшая между ними умиротворённость разлетелась вдребезги, и кипевшее внутри Эммы раздражение выплеснулось наружу.
— Где, чёрт возьми, ты пропадала?! — она сделала шаг навстречу. Мать попятилась.
«Вот значит как, совсем заигралась».
— Я испереживалась за тебя! — странно было произносить такие слова после стольких лет.
— Поверь мне, золотце, после долгой разлуки последнее, что я хотела сделать, — это сбежать от тебя.
Эмма закусила нижнюю губу и уставилась на ночное небо. Как бы сильно слова матери не ранили, она не расплачется, ни за что на свете.
— И не надо было.
— Надо. Пожалуйста, Эмма, ты должна увидеть… — взмолилась Мэри-Маргарет. Она невольно приблизилась на шаг. Хорошо. Если подойдёт ещё ближе, возможно, получится скрутить. — Этот город — неправильный. Ты знаешь. Ты
чувствуешь.
Грэм странный. У него пустое выражение лица. И лес тоже очень необычный. Здесь слишком тихо. Необъяснимая реакция Реджины на башню с часами. Изумлённые взгляды горожан, которыми те смотрят вслед, словно десятилетиями не видели незнакомцев в своём городе и не в состоянии принять сам факт существования других людей.
Эмма отогнала непрошенные мысли. Дурость. Она не поведётся на игры матери. Надо убалтывать её до тех пор, пока не подойдёт на расстояние вытянутой руки, и тогда весь этот кошмар закончится.
— Мам, я знаю, что ты веришь в свои слова, — Эмма явственно ощутила горечь на языке. — Я понимаю. Правда, понимаю. Прости, что вынудила тебя бежать, но сейчас ты должна пойти со мной. Здесь небезопасно, во всяком случае, в одиночку. Особенно сейчас. Один псих…
— Что она тебе наговорила? — губы Мэри-Маргарет тронула печальная улыбка, в которой не было ни капли нежности. — Джефферсон — большой и плохой бугимен?
— Откуда ты знаешь его имя? — сердце Эммы забилось быстрее. Не может быть. Просто не может. Она подумала об утопленной машине. — Мам,
что ты натворила?
— Я до последнего не знала, что у него на уме. Я бы никогда… Он не навредит тебе. Ты не должна его бояться. Честное слово, Эмма. Он хочет, чтобы ты преуспела. Ты — героиня. Спасительница. Но он знал, что ты уезжаешь. Что ты не веришь. Джефферсон любым способом пытался удержать тебя. Ты должна понять. Он единственный, кто помнит прошлое, и после двадцати восьми лет, проведённых в заточении с
ней, совсем отчаялся.
Господи. Мать нашла психически больного отшельника, о котором знает каждый в городе, и увлекла его в мир своих больных фантазий. Она манипулировала беднягой, подбила на преступление, и теперь у него серьёзные проблемы с законом.
Сколько ещё жизней она разрушит, прежде чем всё это закончится?
Эмма подавила злость на ситуацию с машиной. Сейчас всё это уже неважно. Она должна подчинить мать любой ценой. А потом, когда справится с ней, сможет сердиться на вселенскую несправедливость, сколько душе угодно.
— Мам, всё хорошо. Я понимаю. Пожалуйста, пойдём со мной. Мы разберёмся.
Эмма шагнула вперёд, и Мэри-Маргарет отступила на шаг назад.
Твою мать. Не сработало. Если бы она только могла незаметно вытащить мобильный, позвонила бы Грэму, и…
— Она рассказала тебе, что сделала с ним, Эмма? Она хотя бы признала свою вину?
Нет.
Да. Вроде бы. Дерьмо.
— Это неважно, мама. Это их дело. Не наше.
Мэри-Маргарет издала лающий смешок.
— Это наше
единственное дело. Эмма, разве ты ничего не видишь? Они все как на ладони. Твои люди. Они потеряны и
страдают, пока ты хохочешь и ешь
торты.
Красная пелена ярости застила глаза. Теперь Эмма не могла спустить всё на тормозах.
— Ёб твою мать, ты следишь за мной?!
— Я
должна! — сорвалась на крик Мэри-Маргарет. — Я вынуждена жить в страхе каждую минуту, я боюсь, что у меня отнимут моего ребёнка! Что она изведёт тебя, и я не смогу ей помешать, потому что ты отказываешься верить! Пожалуйста, Эмма, пойдём со мной! Мы должны действовать вместе! Порознь мы проиграем!
— Мы не в чёртовой сказке!!!
Крик Эммы разнёсся над лесом, пролетел эхом над землёй, отскакивая от деревьев. Она зажмурилась, сжала кулаки, задышала часто и прерывисто.
Самообладание.
Надо взять себя в руки.
Вдох — носом, выдох — ртом.
Вдох — носом, выдох — ртом.
Вдох — носом, выдох — ртом.
Когда Эмма открыла глаза, матери уже и след простыл.
***
Было около пяти часов утра, когда замёрзшая, измученная и невероятно расстроенная Эмма забралась под одеяло. Она рассчитывала вернуться к трём часам, но оправдались худшие опасения. Сторибруковский лес был огромен и дремуч. Пришлось немного поплутать.
Чёрт бы с ним…
Мэри-Маргарет
ускользнула сквозь пальцы.
Эмма зарылась лицом в невероятно мягкие подушки — если такие были в гостевой спальне, страшно представить, какие в хозяйской постели — чтобы заглушить вырвавшийся из горла крик отчаяния. Жизнь
поимела её по полной. Всё потеряло вдруг смысл. Всё исчезло.
Эмма не могла совладать с собственной матерью. Бедняга Джефферсон. Да, он враждовал с Реджиной, но Эмма никогда его не видела и не могла не посочувствовать. Мэри-Маргарет обрушила на его больную голову все свои дурацкие фантазии. Самое паршивое, когда правда всплывёт, что неизбежно, Реджина возненавидит её всеми фибрами души.
Какой вообще смысл вставать утром?
Эмма бормотала ругательства и ворочалась, пока не провалилась в сон, который при всём желании нельзя было назвать спасительным. Не успела она закрыть глаза, как в дверь настойчиво постучали.
— Да ладно… — проворчала Эмма в подушку.
— Мама просила дать тебе поспать, но из-за тебя мы никак не начнём завтракать.
Эмма почувствовала, как матрас немного прогнулся под весом Генри, плюхнувшегося рядом с ней. Придвинувшись вплотную, он бесцеремонно уставился на неё сверху вниз.
— А ты не стесняшка, да? — скривившись, Эмма зевнула.
Генри захихикал. Что ж, по крайней мере, он был милашкой. Хотя бы это унаследовал от неё.
«Молодец, Эмма, — похвалила она себя, — не всё, к чему ты прикладываешь руку, превращается в дерьмо».
— Я проголодался, — Генри подпрыгнул на кровати.
— Эй, прекрати! — застонала Эмма. Откатилась от него, провела ладонью по лицу. — Отвратительное поведение, серьёзно.
— Эмма… — заныл Генри. — На неделе всего два дня, когда мы с мамой можем делать всё, что нам хочется. Сколько, по-твоему, она позволит тебе оставаться здесь? Нельзя терять ни секунды, и сон не является частью операции.
Эмма склонила голову и вопросительно посмотрела на него.
— Операции?
— «Мангуст». Когда я привёз тебя, чтобы снять проклятие, я мысленно назвал операцию «Коброй», но планы изменились. Мы попросим маму помочь нам вернуть всем в городе их долго и счастливо. По-моему, «Мангуст» звучит лучше. Как тебе?
Несмотря на то, что речь зашла о ненавистных сказках, Эмма не сдержала улыбку.
— Я на твоём месте назвала бы её «Матушкой-гусыней».
Генри сморщил нос.
— Почему?
— Потому что твоя операция посвящена главным образом твоей маме, ну и просто прикольно звучит…
— Это глупо! — воскликнул Генри.
— Это ты глупый, — парировала Эмма по-детски и отмахнулась от него. — Выметайся. Я сплю. Никакого тебе завтрака.
— Эмма… — снова заныл Генри. Потянул за край одеяла, раз-другой, а затем рывком сорвал его с неё.
— Эй! — прохлада мурашками побежала по телу Эммы. Она натянула одеяло до самого подбородка и крепко вцепилась в него. Генри снова дёрнул его на себя, и Эмма, сама того не заметив, оказалась втянутой в драматическое перетягивание одеяла.
— Отстань, мелкий.
— Нет, я есть хочу и ты портишь операцию.
— Дай мне час.
— Уже половина десятого.
— Полчаса.
— Я есть хочу.
— Выживешь. Или завтракай без меня. Мне плевать.
— Но сегодня блинчики. Мама всегда готовит их за один раз. А холодные они очень мерзкие.
Эмма выпустила одеяло, и Генри, не ожидавший такой подставы, с грохотом приземлился на пол. Она свесилась с кровати.
— Что за блинчики?
Генри послал ей испепеляющий взгляд.
— Черничные.
— Ох, дружок, — Эмма со вздохом похлопала себя по животу. — Черника — это моё всё.
***
Забавный факт. Генри и его мать были напрямую связаны с помешательством Мэри-Маргарет, но в их обществе Эмма не могла сосредоточиться на своей проблеме. Они полностью завладевали её вниманием.
— Хорошо спалось? — первым делом спросила Реджина, когда они с Генри спустились вниз. Эмма не смогла ответить внятно, но Реджина не выглядела удивлённой, скорее, слегка позабавленной. Эмма отметила это как бы между прочим. Она могла думать лишь о том, что ей хорошо и тепло, как в настоящем доме.
И, чёрт возьми, женщина готовила черничные блинчики. А не пошёл бы Грэм вместе со своим блестящим значком куда подальше…
— Есть хоть что-нибудь, что ты не умеешь делать? — спросила Эмма с набитым ртом.
Реджина склонила голову, как если бы всерьёз раздумывала над вопросом, а затем по её губам скользнула лукавая улыбка.
— Нет.
— Самоуверенно, — укорила Эмма, но и сама широко улыбалась.
Позавтракав, они по-быстрому прибрались, а потом по настоянию Генри вышли подышать прохладным осенним воздухом.
Умом Эмма понимала, что должна бы откланяться. Поблагодарить Реджину, пожелать Генри всего наилучшего и исчезнуть из их жизни. Необходимо поймать Мэри-Маргарет, обзавестись машиной и возвращаться в Бостон.
Но сердце отказывалось принимать реальность. Эмма поймала себя на мысли, что предпочла бы остаться в мире фантазий, где Мэри-Маргарет навсегда сгинула в лесах, а Джефферсон, напротив, живёт себе законопослушным гражданином и проблем не знает. Тогда бы она смогла остаться в этой идеальной маленькой семье до конца своих дней.
Стать одной из них.
— Так, значит, ты не ходишь в магазин, как нормальные люди? Я должна была догадаться.
Реджина и Эмма шли в нескольких шагах позади Генри, который вприпрыжку припустил в сторону яблони. Он продолжал бредить идеей с турноверами, и Эмма всё ещё не понимала, почему.
— Дерево не плодоносит круглый год.
— Точно… — кивнула Эмма с таким видом, будто разбиралась в садоводстве. На самом деле она ни черта не знала.
— Мы часто бываем в магазинах.
— Кстати, о сфере обслуживания, — заговорила Эмма осторожно. — Мне показалось или в Сторибруке нет пункта автопроката? Я могу где-то ознакомиться с расписанием автобусов? — помолчала. — Или мне придётся добираться автостопом до соседнего города? Наверное, можно вызвать такси, но обычно это дорогое удовольствие.
Реджина сбилась с шага и украдкой взглянула на неё.
— Ты не хочешь дождаться ареста Джефферсона?
— Если Грэм попросит меня написать заявление или дать официальные показания, то я, конечно, останусь и помогу, но сделанного всё равно не вернёшь.
Была только одна причина, по которой Эмма не спешила уезжать из Сторибрука.
— Конечно, — Реджина поплотнее запахнула пальто. — Полагаю, эта небольшая поездка отвлекла тебя от работы.
— Нет… — протянула Эмма. — Не совсем. — Она сунула руки в карманы свежевыстиранных джинсов в попытке согреть. День выдался холодным и ветреным. — Вообще-то, я закрыла расследование как раз в тот вечер, когда ко мне заявился Генри, а за новое взяться на успела. Просто. У меня нет причины навязываться. Я всё очень ценю, но…
— Ты не доставляешь проблем.
Реджина даже не смотрела на неё, но Эмма всё равно не смогла не улыбнуться.
— Приятно слышать.
Генри и Реджина больше часа выбирали самые большие и сочные яблоки, какие Эмма когда-либо видела, а она в это время держалась чуть в стороне. Наблюдала за ними, притворялась, что происходящее не эфемерно.
