***
Генри не терпелось поскорее вернуться домой, чтобы приступить к осуществлению своей невероятно важной операции, но Реджина не терпящим возражений голосом сказала, что сначала придётся заехать в больницу. Что ж, по крайней мере, теперь понятно, что звонили ей из-за ночного происшествия. Эмма хотела спросить подробности, но всё произошло очень быстро. Не прошло и нескольких минут, как Реджина припарковала свой шикарный автомобиль на больничной стоянке, а уже в следующее мгновение, потребовав, чтобы Эмма и Генри не вздумали выходить на улицу, лёгким бегом направилась к зданию. — Знаешь, зачем мы сюда приехали? — поинтересовалась Эмма, проводив Реджину взглядом. Сомнительно, чтобы ребёнок что-то знал о планах матери, но попытка не пытка. — Нет, — Генри неловко поёрзал. — А что? Думаешь, замешаны проклятые делишки? Эмма подавила рвущийся из груди стон. — Нет, скорее, мэрские. — Ага, — Генри обхватил ручонками водительское сиденье, уткнулся носом в подголовник. — Хорошо, что нам велели ждать в машине. Не люблю больницу. Эмма тоскливо разглядывала громоздкое здание. Она почувствовала бы себя немного счастливее, если бы Реджина, прежде чем сбежать от них по своим очень важным делам, приоткрыла окно. — Ты часто сюда приезжаешь? — Нас привозят на школьном автобусе. В больнице большая библиотека. Каждый выбирает книгу, а потом с подачи учительницы читает её вслух какому-нибудь пациенту. — Классно вам, — на самом деле ничего классного в этом не было. В школьные годы Эмма встретила бы такое времяпровождение в штыки, но всё-таки здорово, что детей с раннего возраста приучают к состраданию. Движуха какая-никакая, общение там. Эмма росла в бедных кварталах, и на поездки, организованные школой, у новоиспечённых пап и мам обычно не хватало денег. — Не скажи, — проворчал Генри. — Иногда прикольно, это да, но вообще скучно. Мне только последняя поездка понравилась. Я нашёл книгу. — Книгу? — О проклятии. — Да, точно, — Эмма сползла по сиденью, мысленно повторяя, что Генри её ни капельки не раздражает, что он ни в чём не виноват. — Мне было смертельно скучно, пока я не разобрался, что сокрыто в сказках. Знаешь, мне повезло. Детей было очень много, но книга досталась именно мне, — он помолчал. — И я читал твоему папе. Эмма ощутила тошноту. — Ч-что? — Твоему папе, — моргнул Генри. — Прекрасному принцу, — пожал плечами. — Не обижайся, Эмма, но с ним совсем тоскливо. Он сейчас в коме, — заметив, как побледнела его собеседница, он протараторил: — Не переживай. Как только проклятие падёт, твой папа очнётся. Не надо было вставать с кровати, не надо было открывать дверь квартиры, не надо было впускать это в свою жизнь. — Н-не говори такие вещи, Генри, — выдавила Эмма, проглотив ком в горле и игнорируя сдавливающую боль в груди. — Да всё нормально, — не сдавался Генри. — Ты разрушишь проклятие. — Генри, пожалуйста… — Твоя мама попытается разбудить его поцелуем, — бормотал Генри. — Я рассказал ей, где он находится. У них истинная любовь. По-твоему, она разрушит проклятие? Или просто вернёт твоего отца к жизни? Эмма во все глаза уставилась на Генри. — Ты разговаривал с моей матерью? Генри побледнел. — Нет! — Генри! — Только один раз, — он отвёл взгляд. — Мы общаемся с помощью записок. Эмму окатило волной жара. Нестерпимого. — Она оставляет тебе записки? — она вытерла вспотевшие ладони о джинсы. — Не каждый день. Твоя мама не хочет, чтобы мы переживали за неё. — Мы? Мне она ничего не говорила, — идиотская ночная встреча посреди лесной чащи вообще не считается. — Предполагалось, что я отдам записки тебе… — прошептал Генри. «Терпение, Эмма, только терпение, — увещевала она себя. — Генри же ребёнок. Он ничего плохого не сделал». Эмма закрыла глаза. — Тогда почему не отдал? Генри тяжело вздохнул. — Потому что! Белоснежка хочет войны. Но мы с тобой придумали план. Ты хочешь для начала поговорить с мамой, правильно? — он серьёзно посмотрел на неё. — Ты сама сказала. Ты обещала. Ты поговоришь с ней? Генри так искренне переживал за Реджину, что Эмма тут же смягчилась, от гнева не осталось ни следа. — Конечно, малыш. Не переживай. Твоей маме ничего не угрожает. Генри энергично закивал. — Сегодня хороший день, правда? Мама счастлива. Мы будем придерживаться нашего плана. Не надо никакой войны. Всё получится. Я знаю. Получится? — Конечно, — заверила Эмма. — Слушай, Генри, это очень важно. Я должна знать, где она прячется. — Белоснежка? Эмма кивнула. — Не знаю. Я видел её только один раз. Она сама ко мне пришла. «Понятно». — Где она оставляет тебе записки? — спросила Эмма. Нужно хоть что-нибудь. Зацепка. Пусть одна. Пусть маленькая. — У меня в комнате. Эмма похолодела. А если её безумная мать решит похитить ребёнка, пусть даже из благих побуждений, если… святые бубенчики… спальня Реджины была чуть дальше по коридору. Вламываться в чужой дом без разрешения — это совершенно новый уровень сумасшествия. Всё происходящее было ненормально, дико, и Эмма чувствовала, что ещё немного, и она сама сорвётся.***
Дорога домой была напряжённой. Генри пристыженно пыхтел на заднем сиденье, уверенный, что Эмма обиделась на него за вранье. Сама Эмма, злая и растерянная, отчаянно гнала прочь мысли про «отца». Реджина сжимала руль так крепко, что побелели костяшки пальцев, и немигающим взглядом смотрела прямо перед собой. Что бы ни произошло в больнице, радости Реджине это однозначно не принесло. В больнице, где, если верить Генри, он читал сказки её отцу. Её лежащему в коме отцу. Лежащему в коме в больнице, построенной в городке, застывшем во времени на двадцать восемь лет. Её отцу. Нет. Нет. Нет. Всё не так. Он не отец. Они не… Эмма стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Нет. Нет. Нет. Всё не так. Он не отец. Они не… Эмма не верила. Просто, твою мать, не могла. Нет. Нет. Нет. Всё не так. Он не отец. Они не… Домой они вернулись в полном молчании. Генри без оглядки вбежал по лестнице и закрылся в своей комнате. Реджина, задумчивая и рассеянная, исчезла за дверью домашнего кабинета. А Эмма, чувствуя себя своей и одновременно чужой в огромном доме, осталась неловко топтаться в холле. Одинокая. Неприкаянная. В конце концов, она не придумала ничего лучше, чем подняться в отведённую ей гостевую спальню, где проторчала, чёрт знает, сколько времени. Вышла, когда Реджина позвала её и Генри на ранний ужин, который тоже проходил в тяжёлой тишине, нарушаемой лишь звяканьем тарелок и стуком столовых приборов. Ещё через полчаса, когда посуда была вымыта, Генри сбежал на задний двор. Эмма неохотно последовала за ним. Уселась прямо на ступени крыльца и стала наблюдать за бегающим по лужайке фантазёром. Опять, наверное, сражается с воображаемыми сказочными чудищами. Не прошло и нескольких минут, как дверь за спиной Эммы распахнулась, и на пороге показалась Реджина. На крыльце было тесновато для двоих. Но Реджина всё равно присела рядом, соприкоснувшись плечом с Эммой, из-за чего та окончательно потерялась между реальностью и детскими фантазиями. «Неужели, — думала она, — эта великолепная женщина в прошлом носила корону? И огненными шарами бросалась?» — Всё в порядке? Разумеется, нет. Это такая же выдумка, как и любая другая игра Генри, рождённая в его воспалённом мозгу. Всегда есть два мира: реальный и вымышленный. Жестокая правда в том, какими бы ни были сокровенные желания Эммы, её отец не лежит в коме в сторибруковской больнице. — Нормально, — Эмма застенчиво ковыряла ногтем большого пальца штанину джинсов. — Мне просто неудобно напрашиваться к тебе на ещё одну ночь. — Даже не думай, — Реджина выпрямилась. — Грэм звонил. Они до сих пор не нашли Джефферсона. Эмма горько усмехнулась. — Джефферсон меня не волнует. — А должен бы, — Реджина говорила твёрже и холоднее, чем в тот раз, когда они спорили о цыплёнке пармезан. — Мне не нравится, что ты не воспринимаешь его всерьёз. — А ты бы объяснила, что в нём такого серьёзного, — парировала Эмма, послав собеседнице строгий взгляд. — Может, я и поменяю отношение. — Эмма, — её имя прозвучало как мольба. Противиться было сложно, особенно, когда Реджина как бы невзначай дотронулась пальцами до её волос, но Эмма не позволила симпатии взять верх над желанием получить ответы на волнующие вопросы. — Мне нужно знать. — Я… — Реджина сжала кулаки. — Всё… — она покачала головой, стараясь смотреть куда угодно, только не на Эмму. Эмма шумно вздохнула и, набравшись смелости, накрыла сжатый кулак Реджины ладонью. — Реджина… — пробормотала она, проигнорировав то, как напряглась мать Генри от её прикосновений. — Пожалуйста. За что этот Джефферсон взъелся на меня? Реджина медлила с ответом, но не стала отодвигаться. Хмыкнула, отвернулась и процедила: — Неважно. Джефферсон считает, что кое-что знает, но ошибается. Я знаю, что он ошибается. — В чём? Реджина промолчала. В памяти Эммы всплыли слова матери. «Она рассказала тебе, что сделала с ним? Она хотя бы признала свою вину?» — Ты говорила, он ненавидит тебя, — со вздохом напомнила Эмма. — За что? Что случилось? Чем ты его взбесила? — провела большим пальцем по запястью Реджины, медленно, успокаивающе. — Я сделала ему больно, — прошептала Реджина одними губами. — Очень больно. Эмма сглотнула. — Как? — она понимала, если подумать, на самом деле она не хочет знать ответ на этот вопрос. Реджина разжала кулак и сплела их пальцы вместе. Было в этом жесте что-то отчаянное, как если бы она пыталась привязать её к себе, но в то же время Эмма чувствовала непонятное умиротворение. Они идеально совпали, кусочки сложной незавершенной головоломки, единое целое. Всё было так хорошо, что даже злополучный узел в желудке не дребезжал и не трепетал. Не было ни искр, ни красочных фейерверков. Душа полнилась теплотой и покоем. Будто ей всегда не хватало этих прикосновений. — Я разлучила его с небезразличным ему человеком. — Ого… — Эмма поёрзала, и Реджина крепче сжала её пальцы, словно боялась, что она может сбежать. — И почему он решил утопить мою машину? Потому что я два раза зашла к тебе в гости? — У него появилась возможность отомстить, и он ею воспользовался. — По-твоему, он считает, что я тебе небезразлична? — у Эммы перехватило дыхание от собственной смелости. Реджина снова ничего не ответила. — Всё равно ерунда получается. Зачем гробить мою машину? Эмма знала из рассказов Мэри-Маргарет, что парень считает её спасительницей, он готов пойти даже на преступление, чтобы она осталась в Сторибруке и разрушила сказочное проклятие. Но Эмма хотела услышать версию Реджины. Кто-кто, а мэр наверняка знает истинные мотивы городского сумасшедшего. — Но я могла просто свалить отсюда, тем самым облегчив ему задачу, нет? Реджина задумчиво следила за Генри, который носился вокруг яблони, размахивая длинной палкой, как мечом. Эмме претила мысль, что она может в любой момент встать и уйти, чтобы одёрнуть задравшуюся курточку. — Есть две причины, — наконец вздохнула Реджина. — Первая, сразу оговорюсь, маловероятная. Джефферсон верит в невозможное. Его ввели в заблуждение. Вторая причина меня беспокоит. Возможно, он хочет навредить тебе, — она до боли сжала пальцы Эммы. — И он хочет, чтобы я присутствовала, чтобы всё видела. — Однако… — растерянно моргнула Эмма. — Обалдеть. Ясно, понятно. Реджина нахмурилась. — Ты говоришь так, словно всё это для тебя обычное дело. — Жизнь — не поле из роз, — пожала плечами Эмма. — Я стараюсь не зацикливаться на плохом. Не всегда, правда, получается… — Завидую тебе. — И? — с нажимом произнесла Эмма, не готовая отступить, потому что вопросов меньше не становилось. — Причины ты назвала, спасибо, а как насчёт объяснений? Ничего не хочешь мне рассказать? Ведёшь ты себя загадочно… — она взглянула на Генри, чтобы убедиться, что он достаточно далеко и не услышит её слов: — До чёртиков. Реджина исподлобья взглянула на неё. — Нет, если только ты не заставишь меня. Эмма судорожно сглотнула. Она не хотела заставлять, отталкивать, но что бы ни произошло в прошлом Реджины и Джефферсона, она оказалась втянутой в их распри. По самые уши в дерьме. Неужели она не заслуживает объяснений? — Почему Джефферсон считает, что я тебе небезразлична? — осведомилась Эмма осторожно. Реджина опустила глаза. — Мы много времени проводим вместе, — прошептала она. Эмма почувствовала, что от неё снова пытаются увильнуть, и не удержалась от колкости: — Ага, целых два вечера! — она не стала заострять внимание на том, что они по сути две незнакомки, которые, тем не менее, сидят на крыльце, держатся за ручки, пока их сын играет во дворе. — Я говорила, — протянула разочарованная её настойчивостью Реджина. — Я не часто принимаю гостей, — она попыталась высвободить руку, но Эмма не ослабила хватку, решив, что не станет больше бегать от правды. — Ты не до конца честна со мной. — Ты сама говорила, что мы ничего не знаем друг о друге, — парировала Реджина, защищаясь. — Неужели я должна обнажать душу перед каждым встречным? — Полегче, — Эмма потянула её за руку. — Не надо так. Мне кажется, я имею право знать, что происходит, я ведь тоже пострадавшая. По-моему, это справедливо. Реджина чуть ссутулилась, подтянула колени к груди. Всем видом она показывала нежелание делиться подробностями произошедшего, но при этом умудрялась выглядеть такой несчастной и беззащитной, что у Эммы сердце сжималось от безумной жалости. — Мне очень жаль… — А мне не надо, чтобы ты чувствовала себя виноватой, мне надо, чтобы мы все, включая Джефферсона, отделались малой кровью, — Эмма слегка сжала её руку. — Мы вместе в этом дерьмище, прошу, доверься мне. Поговори со мной. Я не смогу помочь тебе, если ты не поможешь мне. — Если ты узнаешь, — Реджина покачала головой. — Ты не захочешь помогать. Не захочешь… — ещё одно покачивание. — Не могу. Да что такого ужасного Реджина натворила? «Поработила, уничтожила и прокляла целое королевство», — услышала Эмма шёпот матери в своей голове, но отмахнулась от него. — А ты попробуй, расскажи, ну же, Реджина, ты не можешь знать наверняка. — Поверь мне, — Реджина испустила невесёлый смешок. — Я знаю. — Я сама не святая, — не сдавалась Эмма. — Чтобы с вами ни случилось — не надо этого скрывать, ладно? Дай мне подсказку. Пожалуйста. — Я… — Реджина высвободила руку из ладони Эммы и обхватила себя за плечи. — Слушай, — Эмма потянулась было, чтобы дотронуться, успокоить, но в последний момент передумала, не желая показаться чересчур дерзкой. — Ладно. Хорошо, давай притормозим. Мне жаль. Правда. На сегодня хватит, — и после небольшой паузы: — Прости. Реджина даже не взглянула на неё. Сидела, смотрела куда-то в сторону и в буквальном смысле излучала вселенскую скорбь. Эмма наклонилась, облизнула губы, лихорадочно соображая, как бы исправить ситуацию. — Хочешь историю о мудаке, который опрокинул на меня столик в ресторане и похерил самое дорогое моё платье? — не дождавшись ответа, она взахлёб принялась рассказывать эту историю, а потом вторую, третью и десятую. Солнце почти село, и Реджина, заслушавшись её байками о приключениях в разных уголках страны, заметно расслабилась. Паршивые задания, досадные промахи, раздражающие коллеги… чего там только не было. Эмма не умолкала, пока не услышала смех Реджины, а затем приосанилась, довольная тем, что сумела вернуть чувство комфорта. — Ты много путешествовала, — проговорила Реджина задумчиво, не сводя взгляда с горизонта. — Сторибрук, наверное, кажется тебе маленьким и невзрачным. — Маленьким, да, — признала Эмма. — Но очаровательным. Готова поспорить, когда живёшь в таком месте, это может показаться проблемой, но для приезжего из большого города… Нет. Мне вот нравится, что люди здесь знакомы друг с другом. — Может и так, — Реджина одёрнула рукава. — А, может, однажды ты вернёшься, — она поджала губы. — Генри был бы рад. У Эммы словно камень с души упал. Она легонько поддела Реджину плечом. — Я тоже была бы рада, если мэр даст добро. Реджина закатила глаза. — Уверена, с ней можно договориться. Эмма понимала, что Реджина не имела ничего такого, но всё равно не удержалась, дерзко поиграла бровями и вкрадчиво осведомилась: — Серьёзно? Как? — услышав, что у Реджины перехватило дыхание, вздохнула с наслаждением. Она наклонилась ещё ближе. Реджина шумно сглотнула, и взгляд её блуждал от глаз Эммы до губ, и обратно. На лице читалась осторожность, но не было ни отвращения, ни тревоги. «Может, и правда…» Эмма закрыла глаза, предположив, что не встретит возражений, как вдруг чёртиком из табакерки откуда-то справа выскочил Генри. — Что это за звук? Эмма и Реджина, не сговариваясь, отшатнулись в разные стороны. Обе тяжело дышали, обе старались напустить на себя невинный вид. Первой в себя пришла Эмма. — Что ещё за звук? Ничего не слышу, — она постаралась, чтобы в голосе не было слышно негодования из-за того, что «разговор» прервали, но не преуспела. Реджина не возражала, правда? Она позволила бы поцеловать себя? Всё было именно так. Ей не привиделось, не показалось, ничего такого. Узел в желудке извивался, скручивался всё туже. — Вы не слышите?! — оживился Генри. — Да он повсюду! Щебетание! Слышите? Оно не утихает! — Сверчки? — Эмма, поморщившись, украдкой взглянула на Реджину. Она ждала, что её предположение подтвердят или опровергнут, но женщина немигающим взглядом смотрела куда-то вдаль. Оставалось надеяться, что она не расстроилась из-за почти поцелуя. — Ты живёшь в штате Мэн, пацан, в городке, окружённом лесом со всех сторон. Ты и раньше слышал сверчков. На лице Генри расцвела широкая улыбка. — Сверчки, — с благоговейным трепетом прошептал он. «Странный ребёнок». — Что дальше? — от плохого настроения Генри не осталось ни следа. — Мы будем готовить турноверы или нет? — увидев, что Реджина открывает рот, чтобы что-то сказать, он предупреждающе вскинул руку. — Не говори, что уже поздно, мама. Выходные же. Эмма улыбнулась, ещё разок подтолкнула Реджину плечом. — Да, мама, даёшь развлечения. Реджина, оставшись в меньшинстве, усмехнулась. — Ладно. Генри громко издал победоносный клич, отшвырнул палку и, схватив женщин за руки, потянул на себя.***
За окном стояла непроглядная тьма. Эмма замешивала тесто, хохотала над перепачканными мукой щеками Генри и подкалывала Реджину за перфекционизм. Она ни секунды не думала о сказках, ни одной даже. Лишь, когда они съели все турноверы, убрались на кухне и радушно пожелали друг другу спокойной ночи, и она ушла в гостевую, призраки прошлого вновь напомнили о себе. На подушке лежала толстая книга, а вокруг были разбросаны скомканные бумажки. Генри сдержал обещание, оставил ей свои сказки.