Beyond the Power of Reason / За гранью разумного

      Эмма пришла в себя в почти пустой комнате, большой, но совершенно необжитой. Не было предметов даже первой необходимости. Ни вам кровати, ни столика, ни шкафа, не говоря уже об элементах декора, например, картинах или фотографиях.       И ни одной живой души.       Только она, Эмма, на жёстком матрасе. Из-за высоких потолков и большого пространства по комнате гулял сквозняк. Натянув до подбородка прохудившееся одеяло, Эмма зябко поёжилась, а затем осмотрелась. Грязные стены, бетонный пол, в воздухе невыносимо пахнет рыбой. Возможно, мать оприходовала один из заброшенных рыбацких складов, но если это на самом деле так, то перебралась она сюда совсем недавно. На днях Эмма тщательно обыскала доки и никого не нашла.       На полу стояла бутылка воды, рядышком — завёрнутый в целлофан сэндвич. Голодный желудок напомнил о себе громким урчанием, но Эмма, не до конца понимая, что с ней произошло, не рискнула есть. Но немного попила, понадеявшись, что вода поможет снять напряжение в голове и уменьшить пульсацию. После хорошей истерики её всегда накрывала убийственная мигрень.       Эмма покосилась на дверь в противоположном конце комнаты. Там, за ней, вероятно, притаилась мать. Стоит, выжидает, когда она соизволит выйти.       Может, получится проскользнуть незамеченной?       Эмме очень импонировала идея бежать. Куда? Неважно. Главное, подальше от Сторибрука, в место, где нет ни проклятий, ни спасительниц, ни пророчеств.       Белоснежка пока этого не понимает, но она сама в состоянии спасти своих верноподданных, в то время как Эмма будет для неё обычной обузой. Генри в безопасности. Правильно? Белоснежка не навредит ребёнку, да и Реджина — Злая королева — ни за что на свете не даст его в обиду. Эмма, смотревшая Реджине в глаза, могла бы поклясться в этом.       Интуиция одобрительно зазвенела.       Да, Реджина не навредит Генри, и, с кем бы он не остался в конечном итоге, для него всё закончится благополучно. Он десять лет жил без Эммы, прекрасно проживёт и дальше. Пусть «сказочные герои» сами разбираются…       Эмма вспомнила один из последних разговоров с Генри. Ребёнок был напуган, смотрел на неё с отчаянием и мольбой. Намеренно Белоснежка не причинила бы зла мальчишке, нет, но она жаждала войны, мести, кровавой расправы.       Средневековое мышление.       Пусть Реджина трижды злая ведьма, но что из этого? Эмма задумалась, готова ли она отойти в сторону, чтобы малыш Генри стал свидетелем триумфальной победы добра над злом или, как любила говорить Белоснежка, света над тьмой?       Треклятый узел завязался так туго, что у неё перехватило дыхание, и всё поплыло перед глазами. Что же это за чуйка такая, снова недовольна, будто она без сказочной лабуды не сидела по уши в дерьме.       Из-за двери послышался грохот, следом — торопливые шаги. Эмма поставила бутылку на место. Плюхнувшись на матрас, накрылась одеялом, повернулась на бок, лицом к стене.       Раздался тихий щелчок, а затем скрипнула дверь.       Эмма, зажмурившись, попыталась дышать ровно.       — Она ещё не проснулась, — Белоснежка.       Эмма стиснула зубы.       — Мы не можем ждать вечно, — ответил недовольный мужской голос. — Если она не очухается, нам конец, чем дольше мы…       — Ты говорил, у Реджины нет магии. Что она сделает?       — Магии нет, поверь, я знаю, о чём говорю. И пробудить её нет никакой возможности. Но что произойдёт потом? Спасительница снимет проклятие. Что дальше? — молчание. — Город продолжает жить своей жизнью, Белоснежка, и каким бы фальшивым он ни был, кто-то должен им управлять. Мэра скоро хватятся.       Хватятся? Что они сделали с Реджиной? Кто этот мужчина? Джефферсон?       Внутри у Эммы закипала ненависть, неистовая, ядовитая, готовая вырваться наружу.       — У нас нет времени. За мной уже охотятся. Твоя дочь всё похерила.       — Эмма справится, — голос матери был твёрдым, непоколебимым.       Эмму совсем не удивила такая реакция, потому что мать постоянно была рядом, наблюдала, подстраховывала и ни на мгновение не усомнилась в ней. Как бы сильно Эмма ни сопротивлялась, сколько бы не отрицала происходящее, мать никогда не сдавалась. Мэри-Маргарет — Белоснежка — верила за двоих.       — Я верю в неё.       Эмма подавила желание лечь поудобнее. Лицо горело огнём, сердце колотилось.       — Посмотрим.       «Хрен лысый».       — Эмма должна поверить в себя, — твердила Белоснежка. — Она разучилась верить.       — Лучше бы ей поторопиться.       Дверь снова скрипнула. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Эмма осталась одна.       «Сейчас или никогда».       Эмма выждала несколько мгновений, не долго думая, запихала в рот сэндвич — с арахисовым маслом — и одним глотком выпила остатки воды. Мать не причинит ей вреда. Джефферсон, каким бы грубияном он ни был, тоже не тронет её. Но, не смотря на это, она не горела желанием общаться с парочкой.       Эмма привыкла следовать инстинктам, верить своим выводам, и её инстинкты буквально вопили: «Реджина!»       Белоснежка и Джефферсон похитили её. Они практически сознались. Эмма не понимала, должна она быть реальной спасительницей или бороться со злом и разрушать сказочные проклятия, но одно знала наверняка. Она пообещала маленькому мальчику, что с его мамой не случится ничего плохого.       Во всём произошедшем в Сторибруке виновата только Эмма, и будь она трижды проклята, если Генри останется сиротой.

***

      Немного машинного масла не помешало бы или подсолнечного, да какого угодно, лишь бы чёртова дверь не выдавала её с потрохами. В детстве Эмма читала историю о маленькой девочке, которая попала в когти к злой колдунье, но смогла сбежать. Что ж, иронично, теперь у неё появилась личная ведьма, с которой предстоит разобраться. Эмма невольно улыбнулась, представив, что мэр Миллс обитает не в роскошном особняке, а в избушке на куриных ножках в лесной чаще. Кто знает, возможно, старушка Баба Яга [1] на самом деле жила где-то в Сторибруке?       Эмма выскользнула за дверь и оказалась в длинном прямом коридоре. Матери и Джефферсона не было видно. Эмма решила проверить двери по левую сторону. Выбор был неслучайным. Она так чувствовала.       Каждый шаг вызывал острую боль. Ступни украшали синяки после безрассудного кросса по пересечённой местности, сами они были красными, но чистыми.       «Наверное, мама постаралась», — подумала Эмма, морщась.       Первая арка, мимо которой она проковыляла, превозмогая боль, вела в огромный зал, грязный и заставленный огромными непонятными агрегатами. Всё здесь было уныло, безжизненно, в паутине, лишь из глубины доносились приглушённые голоса Джефферсона и матери.       Эмма поспешила дальше. Ещё одна комната, очень похожая на ту, в которой проснулась сама. Убедившись, что в ней никого нет, Эмма приоткрыла следующую дверь. Эта комната была поменьше, но не пустовала.       На старом матрасе спал укрытый одеялом мужчина. Молодой и красивый, он магнитом притягивал Эмму, но она усилием воли отвела глаза. Либо это коматозный пациент, которого выкрали Белоснежка и Джефферсон прямо из больницы, либо её проклятый отец, либо всё вместе.       Эмма не была готова анализировать. Она интуитивно чувствовала, что ничем хорошим это для неё не закончится, и решила не задерживаться в комнате.       «Чулан», — подытожила Эмма, разглядывая крошечное помещение, забитое коробками, швабрами и вёдрами. На стенах висели молотки. Она хотела было выйти, но её взгляд зацепился за неприметную дверь, которая, как оказалось, вела в котельную.       Осторожно засунув голову в проём, Эмма осмотрела ржавые трубы, ящик с покрытыми паутиной инструментами, выглядывающий из-под ещё одного непонятного агрегата, и перевела взгляд на хрупкий женский силуэт. Она переступила порог, торопливо захлопнула дверь. Прикованная к тонкой трубе наручниками, с кляпом во рту, Реджина подняла на неё полный ненависти взгляд.       — Реджина, — выдохнула Эмма. Внутри поднялось отвращение к самой себе. Она во всём виновата, только она, и никто другой. На негнущихся ногах Эмма сделала несколько шагов, обессиленно рухнула на каменный пол. — Они поймали тебя.       Она не утверждала и не спрашивала, скорее, высказывала удивление. У Эммы в голове не укладывалось, что злую колдунью из её детских кошмаров пленили обычные мужчина и женщина. Впрочем, магии в Сторибруке нет. Пока что. Стало быть, на мэра, мать, беззащитную женщину, мирно живущую и работающую на благо горожан, бессовестно напали средь бела дня. Двое на одного.       Несмотря на растрёпанные волосы и покрасневшие запястья с запёкшейся кровью, смотрела Реджина уверенно, и Эмма, поёжившись, отвела глаза. Пленница боролась до последнего. Дикая, неукротимая и непокоренная, но чуть расстроенная и… сломленная? Эмма осторожно протянула руку, как если бы перед ней сидел перепуганный зверёк, пойманный в капкан, но Реджина отшатнулась. Её затылок со стуком ударился о стену, отчего вздрогнули они обе.       — Я не буду… — прошептала Эмма мягко и успокаивающе, а затем предприняла ещё одну попытку. На этот раз Реджина не противилась. Подрагивающие пальцы Эммы коснулись шелкового платка. Она потянула его вниз, неловко мазнув костяшками по тёплым щекам, и отстранилась.       Реджина беззвучно открывала и закрывала рот, разрабатывая челюсть, и, наконец, произнесла нарочито скучающим голосом.       — Что ж. Всё веселее и веселее.       Эмма проглотила ком в горле.       «Ты виновата, ты виновата, ты виновата!»       — У тебя всё в порядке?       Реджина расхохоталась. У неё был неправильный смех. Низкий, злой, проникающий под кожу сотней уколов иголочек, в нём чувствовалось желание ранить побольнее. Эмма с тоской вспомнила, как искренне веселилась Реджина, когда они лакомились тортом, как светилась от радости, когда она сумела подобрать правильные слова, чтобы загладить собственную оплошность. Дорого бы Эмма дала, чтобы снова услышать искренний смех Реджины, но что-то подсказывало, что можно начинать оплакивать его потерю.       — Замечательно, — ядовито бросила Реджина, прижавшись затылком к стене, и перевела затуманенный взгляд с Эммы на холодный серый пол. Было видно, что Реджине больно, но она ни словом, ни жестом не выдала своего состояния. — Поверить не могу, что думала, будто авантюра сойдёт мне с рук, — прошептала она с усмешкой. — Глупо, чертовски глупо, чертовски, — горький смех, похожий на копье, вонзился прямо в сердце. — Забавно, мной мастерски манипулировали, превозносили до небес, чтобы в один прекрасный день сбросить на землю, а я всё равно считала, что у меня есть шанс победить, — она снова посмотрела на Эмму. — Знаешь, когда-то я на полном серьёзе гордилась своими выдающимися умственными способностями.       Эмма обхватила себя за талию. Она знала, что сказки реальны, просто не желала принимать, но всё равно почувствовала растерянность, когда услышала подтверждение из уст Реджины.       — Ты тоже это чувствовала, — выдохнула Эмма. — Я не ошиблась.       Хотелось смеяться, плакать, прикоснуться к Реджине, почувствовать её.       — Мой ответ не важен.       «Неправда, — негодовала Эмма, — важен, и ещё как!»       — Вот и всё. Ты… ты — Злая королева… Реджина… Ты…       Эмма осеклась, заметив у неё на лбу, чуть ниже линии волос, кровоточащий порез. Подарочек от похитителей. У Эммы перед глазами возник образ Белоснежки, затаившейся, готовой выскочить, наброситься, выволочь Реджину на улицу.       Возможно, это сделал Джефферсон. Возможно, они орудовали вдвоём.       А что Генри? Плачет где-то в одиночестве? Он всё видел? Они заставили его смотреть?       У Эммы засосало под ложечкой. Она бросила их. Не только Генри, но и Реджину. Позорно сбежала. Не отдавая себе отчёт в том, что творит, Эмма протянула руку, чтобы дотронуться до сине-фиолетовой кожи вокруг пореза.       — Не надо, — процедила Реджина. — Ты победила, спасительница, — в её исполнении причудливое прозвище прозвучало самым отвратительным проклятием, какое только может быть, и Эмма отшатнулась. — Готова поспорить, скоро ты снимешь проклятие, и всё вернётся на круги своя, — Реджина скривилась в уродливой улыбке. — Так было задумано с самого начала. У меня на роду написано проиграть, а всё остальное… иллюзия длиной в без малого тридцать лет, — её тон смягчился, исчезла презрительная насмешливость, и Реджина, покачав головой, опустила глаза. — Ты…       — Твой враг, — закончила Эмма за неё.       Реджина ничего не ответила.       — Потому что ты — Злая королева, а я… — Эмма осеклась на вдохе, сглотнула и, набравшись храбрости, позволила себе поверить: — Спасительница.       Послышался нарастающий гул, пол под ногами вибрировал, как при слабом землетрясении, и Эмма отчётливо представила, как невидимая дрожащая волна разбегается во все стороны, поднимается по стенам, вылетает в окна и щели, чтобы поглотить городишко.       Эмма стала тревожно озираться, а Реджина, напротив, осталась совершенно равнодушной.       — Прекрасно, — ухмыльнулась она насмешливо.       Эмма видела презрение в тёмно-карих глазах и спрашивала себя, а существовала ли вообще нежная и милая Реджина? Она может вернуться? Или сгинула окончательно в тот момент, когда Эмма по собственной дурости открыла книгу сказок?       — Эмма!       — Чудесно, — оживилась Реджина. — Повеселимся.       Раздался топот ног, а уже через несколько мгновений в котельную ввалились Белоснежка и Джефферсон, и, если взгляд последнего был прикован к Реджине, его спутница смотрела только на дочь.       — Эмма, — выдохнула Белоснежка. — Ты…       — Как это захватывающе! — Реджина одарила всех троих торжествующей улыбкой, словно это они сидели на бетонном полу, прикованные наручниками к ржавой трубе. Даже сейчас чувствовалось в ней что-то внушительное и поражающее воображение.       — Заткнись, ведьма! — рявкнул Джефферсон.       Эмма смерила его внимательным взглядом. Нервный, дёрганый, он источал такую жгучую ненависть, что становилось не по себе. Тем не менее, когда взгляд его бегающих глаз остановился на бесполезном кляпе, болтающимся на шее Реджины, он не рискнул вернуть его на место. И Эмма не винила его, учитывая, каким взглядом смотрела Реджина.       — Ну же, Джефферсон, — до тошноты сладким голоском проворковала королева, а это была именно она, и хищно оскалилась. — Не стоит демонстрировать миру свою нецивилизованность, — она потрясла закованными в браслеты руками. — Мы взрослые люди.       — Хватит! — завопила Снежка с отвращением, и Реджина, честное слово, почти взорвалась от восторга.       — Господи… — выдохнула она. — Только посмотри, какие мы стали морщинистые, Снежка. Ты даже не представляешь, как я счастлива, что смогу увидеть шок на лице пастуха, когда он поймёт, что произошло с его прекрасной юной принцессой.       Слова попали точно в цель, это было видно невооружённым глазом, но Белоснежка, к её чести, не купилась на провокацию.       — Молчать, — огрызнулась она и махнула рукой. — Эмма. Пойдём.       Это был приказ не матери, а королевы, но Эмма даже не пошевелилась. Всего пару дней назад она была ошеломлена красотой Реджины, её чарующей улыбкой, и прямо сейчас она тоже была покорена. Но на этот раз её зацепила не красота, а первобытная дикость, широкая маниакальная улыбка, бездушная и жестокая.       — Не говори, что боишься меня, дорогая, — пропела Реджина сладко.       Белоснежка отступила на шаг, и Эмма почувствовала тошноту. Всё это в корне неправильно. Так не должно быть. Она отвела глаза, не в силах больше смотреть на мать, потому что совсем её не узнавала. Мэри-Маргарет сломала ей жизнь, но было время, когда она заботилась о ней. Чёрт знает, то ли мать уничтожила всё то доброе, что было в ней, пока гонялась за местью, то ли всегда была конченой сукой. Да и важно ли это? Любой вариант ощущался загнанным в сердце ржавым гвоздем.       Эмма уставилась на ящик под невиданным агрегатом, на спутанные провода и инструменты, всяко лучше, чем смотреть на кого-то из присутствующих.       — Проклятие, — пробормотала Белоснежка. — Оно, оно…       Эмма поморщилась.       — Пало?       Неужели это правда? Серьёзно? Так просто? Всего несколько слов, сказанных вслух, дурацкий гул и… Всё? В этом её великое предназначение? Судьба — шутница.       — Скорее, надтреснуло, — вмешалась Реджина. — Но потенциал ощущается. Нарастает. Вы разве не чувствуете? — она негромко рассмеялась. — В воздухе витает магия.       Джефферсон и Белоснежка, не сговариваясь, попятились, и Реджина прыснула.       — Что тебе известно? — прорычала Белоснежка. — Что нам делать?       — Серьёзно, принцесса? — закатила глаза Реджина. — Поменьше пафоса. Тебе не идёт. Как вы обычно решаете свои проблемы?       — Кончай с этим! — встрял Джефферсон.       Реджина театрально вздохнула.       — Вы поёте, танцуете и живёте долго и счастливо, — она цокнула языком. — Включи голову, девочка, хватит одного поцелуя. Разве не это решение всех твоих проблем?       — Но я уже…       Было дико видеть мать такой маленькой и неуверенной, ребёнком, которому выговаривает опекун, её…       «Мачеха».       Эмма проглотила желчь. Полная хуйня.       — Проклятие слабеет, готово разрушиться в любой момент, несложно предположить, что нужен маленький толчок.       Белоснежка широко распахнула глаза, резко выдохнула и, не сказав ни слова, выскочила из котельной.       — Всегда доходит как до утки, — сказала Реджина доверительно. — Думаю, это наследственное.       Эмма моргнула.       — Ты ей помогла? — подползла вплотную. — Не понимаю.       Реджина расплылась в улыбке.       — Не то чтобы. Её израненное сердце сразу же испробовало этот случай, уверена, — повела плечом. — Мне хочется посмотреть на реакцию бедного мальчишки, когда он откроет глаза и увидит твою мать. Последняя земная радость перед казнью. Вы можете меня уважить, правда?       — Не говори с ней, — вмешался Джефферсон. Голос его звучал резко, но сам он выглядел уставшим, что ничуть не помешало бы Эмме возненавидеть его, будь у них больше времени.       — Даже не думай, что стану на это отвечать, — выпалила она. — А ты, — подняла глаза на Джефферсона, — не думай, что я забыла о своей машине, говнюк.       На бледном лице проступило неподдельное отчаяние.       — Ты хотела бросить нас здесь?       — Да пошёл ты, — вспыхнула Эмма.       Джефферсон стиснул зубы, отступил на шаг, но из котельной не вышел.       — А спасительница с перчинкой, — заёрзала Реджина. — Восхитительно.       — Перестань, — у Эммы не было ни малейшего желания участвовать в шоу, и на одно мгновение, всего на секунду, во взгляде Реджины промелькнула печаль, и в этой печали она увидела её — мать Генри — добрую, щедрую, любящую и жизнерадостную. Подгоняемая надеждой, Эмма облизала вмиг пересохшие губы, беззвучно прошептала: — Где Генри?       Лицо Реджины снова ожесточилось.       — Хочешь верь, хочешь не верь, — она потрясла наручниками. — Я пришла сюда не по своей воле. У меня не было времени найти няню.       — Не делай так, — Эмма хотела коснуться израненных запястий, но передумала. — Ты истечешь кровью.       — Хорошая мысль. Не хочется сидеть и ждать казни.       У Эммы внутри всё перевернулось.       — Ты не умрёшь, — она подняла глаза, увидела, что Реджина смотрит на неё с осторожным любопытством. — Я обещала Генри, что ты не пострадаешь.       — Не понимаю, — нахмурилась Реджина. — Разве ты не…       И вдруг — в котельную ворвался поток яркого света. Ослеплённая Эмма почувствовала, как всё её существо наполнилось просто невыносимой нежностью. Всё закончилось так же внезапно, как началось, и пока Эмма пыталась справиться с нахлынувшими на неё эмоциями, Джефферсон воскликнул:       — Всё! Они сделали это! — и выбежал из котельной.       Вот оно что. Магия. После такого не скажешь, что магии не существует, ведь теперь это — неоспоримый факт. Не подкопаешься.       Эмма и Реджина снова остались одни. Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Маски сдёрнуты. Но ощущение неправильности происходящего никуда не делось. Во взгляде Реджины читалось замешательство. Эмма чувствовала, что возникло недопонимание, но она не могла понять, в чём оно заключается.       — Неужели всё? — она прочистила горло. — Проклятие разрушено?       — Похоже на то.       Эмма нахмурилась.       — Но я не…       — Возможно, ты просто катализатор, — Реджина не сводила с неё пристального взгляда, словно пыталась что-то решить для себя. Она всё ещё была напряжена, но гнев потихоньку рассеивался. — Честно? Я знаю об этом меньше, чем ты думаешь, — призналась она, показав себя более человечной, похожей на себя прежнюю, а не на мультяшную злодейку. — Была бы признательна, если бы этот разговор остался между нами, и мои слова не дошли до Белоснежки.       — Она правда собирается… — Эмма запнулась. — Ты понимаешь, о чём я.       «Казнить? Убить? Прикончить?»       Пророчество гласило, что именно Эмма должна свергнуть королеву, так значит ли это, что ей придётся…       — Если бы поменялись местами, я бы её казнила, — как ни в чём не бывало сказала Реджина.       Подстрекательство. Реджина ждала её реакцию и не скрывала этого, но Эмма не хотела подыгрывать. Со стороны складывалось впечатление, что Реджина делает всё возможное, чтобы хорошенько разозлить похитителей и спровоцировать на активные действия. Возможно, она придумала какой-то план, но…       Эмма стоически выдержала её дерзкий взгляд. За излишней театральностью, злостью, яростью скрывался банальный страх, и, как бы тщательно Реджина не скрывала истинные эмоции, Эмма сумела разглядеть суть. Всё просто. Реджина смирилась с поражением. А похитителей дразнила просто так, потому что, а почему бы не повеселиться напоследок?       Сердце Эммы сдавило в тисках.       «Неправильно. Неправильно. Неправильно».       Казалось, что прошла целая вечность со вчерашнего вечера, когда они с Реджиной сидели на крыльце, и та с неподдельной печалью призналась, что сделала больно Джефферсону. Она сказала, если бы Эмма знала подробности, ни за что на свете не хотела бы помогать. Реджина не врала, Эмма чувствовала это, как и то, что она не сожалела о содеянном, скорее, раскаивалась.       Реджина — мать Генри и мадам мэр — в тот момент была искренней, и она заслуживает помощи.       Эмма глубоко вздохнула. Мать никогда не простит ей этого. По гроб жизни.       Потянувшись, она вытащила из-под агрегата ящик с инструментами, покопалась в нём и, в конце концов, среди спутанных грязных проводов отыскала тонкую проволоку.       — Поверни наручники замком ко мне, — прошептала Эмма, зная, что мать может вернуться в любой момент.       Реджина недоверчиво моргнула.       — Быстрее, — прошипела Эмма и, когда Реджина, встрепенувшись, послушалась, добавила: — Осторожно, не спеша.       Белоснежка здорово просчиталась с наручниками. Они были тонкими, хлипкими, и Эмма могла в два счёта разделаться с ними, что неоднократно проделывала раньше.       — И что дальше? — прошептала Реджина нетерпеливо. — Бежать напролом?       — Не знаю, — отозвалась Эмма, — но лучше рискнуть, чем сидеть и ничего не делать.       Рука дрогнула, и впервые с момента падения проклятия Эмма дотронулась до Реджины. Прикосновение было мимолётным, но и этого хватило, чтобы вспыхнула и исчезла фиолетовая искра. Эмма отшатнулась.       — Ч-что это такое?       — Магия, — Реджина во все глаза смотрела на запястье. Пошевелила рукой. Согнула пальцы.       — Что ты…       — Прикоснись ко мне.       Эмма недоверчиво посмотрела на неё.       — Что?       — До моей руки, — Реджина встала на колени, в голосе — мольба, во взгляде — решимость. — Прикоснись.       Эмма тяжело сглотнула, но не посмела ослушаться. Дрожащими пальцами она провела по её рубашке, чуть выше сгиба локтя. Крошечный блик, как последняя искра умирающего бенгальского огня, перескочила с Эммы на Реджину.       Больно не было. У Эммы промелькнула мысль, что происходящее похоже на обмен энергией, если бы не одно «но». Эмма отдавала, но ничего не получала взамен. Тем не менее, она не чувствовала опасности, хотя комфортным это ощущение тоже не назовёшь.       — Ещё, — потребовала Реджина.       Эмма не понимала, что от неё требуется, но Реджина выглядела очень собранной, а искры становились с каждой секундой всё ярче, так что, наверное, она делала всё правильно. Искры щекотали кожу, крутились и вертелись в причудливых танцах, соединялись в одно целое, а потом кружили в воздухе маленьким фиолетовым смерчем.       У Эммы перед глазами всё поплыло, в воздухе запахло пряностью, острой, с лёгким оттенком горечи. Вскоре от фиолетового смерча не осталось и следа. От наручников тоже.       — Ух ты, — Эмма с подозрением разглядывала запястья Реджины.       Реджина даже бровью не повела. Она прикоснулась подушечками пальцев, окрашенными в фиолетовый, к кровоточащим ссадинам, и те стали исчезать прямо на глазах.       — Хорошо, — выдохнула Эмма. — Ещё одно «ух ты».       — Мне следовало догадаться, — Реджина смерила её расчётливым и вместе с тем задумчивым взглядом. — Логично. Спасительница должна владеть магией, — она затрепетала, словно застигнутая сладостной дрожью, и слегка согнула пальцы. — Как давно это было.       Эмме не понравились умозаключения Реджины, но ещё больше ей не нравилось, что в её теле может поселиться паразит, например, магия. Она не любила то, что не могла контролировать, потому что не понимала.       — Я… — пискнула Эмма, охваченная паникой, но в следующий миг до неё донеслись торопливые шаги, утонувшие в громких криках, один из которых принадлежал Белоснежке.       Эмма вскочила на ноги, а за ней и Реджина, в глазах которой читалось отчаяние.       — Беги, — прохрипела Эмма, силясь унять сердцебиение.       В тот самый момент, когда Белоснежка ворвалась в котельную, Злая королева растворилась в клубах фиолетового дыма.