Beyond the Power of Reason / За гранью разумного

      Светлячковая гора. Остатки старого мира, объяснили гномы однажды, как и шахты, в которых они без конца копались в поисках волшебной пыльцы. Эмма, сидя на самой вершине холма, смотрела на то, что в стародавние времена было королевством её матери. Свет заходящего солнца окрасил расстилающийся внизу город в слегка розоватые тона. Обманчиво красивое зрелище.       Бедный Генри. Сидит брошенный в гостинице. Снова.       Похоже, больше она, как мать, ни на что не годится.       Генри выглядел сбитым с толку её бессвязной болтовней и последовавшим неожиданным признанием. Что ж, по крайней мере, в его взгляде не было отвращения, всё больше любопытства и интереса. Эмма видела, что ребёнок очень старался переварить новую для него информацию, возможно, вплести её в сказочную реальность.       Могло быть хуже. Значительно. Но Эмма всё равно сбежала в тщетной попытке найти укромное местечко, вырваться из тесных объятий проклятого Сторибрука. Здесь не было вины Генри. Он всего лишь ребёнок, не способный предложить помощь, в которой она нуждалась.       Может, заглянуть на разговор к Арчи?       «Спасительница одержала победу над тьмой королевы, и зажили все в мире и согласии долгой да счастливой жизнью».       Или лучше сразу броситься вниз с вершины холма?       «Бля, бля, бля».       Эмма застонала и сильно потерла лицо руками.       Она не может убить Реджину, но не может и спасти. Она не может спасти город, но не может и бросить.       А что она тогда может?..       Тотчас же в вечерней тишине раздался пронзительный крик:       — Свон!       Эмма вскинула голову и стала озираться по сторонам. К ней решительным шагом направлялась незнакомка с искаженным гримасой ярости лицом. Эмма машинально вскочила. Женщина была ниже ростом, но от неё исходила опасность. Быстрая стремительная походка, гневный блеск глаз и плотно сжатые губы не настраивали на мирный лад.       — Что ты наговорила моему сыну?       — Кто ты, чёрт возьми, такая? — пробормотала Эмма растерянно.       В следующее мгновение, будто по волшебству, незнакомка оказалась в шаге от неё. Выразительно закатила глаза, цокнула языком, всем своим видом показывая снисходительность. Минуточку. Эмма знала этот взгляд. Видела его не единожды. Она сглотнула.       — Ре…       — Заткнись! — рявкнула незнакомка.       Нет.       Реджина.       Эмма часто моргала, разглядывая новый — вне всяких сомнений — волшебный образ.       — Что ты здесь делаешь?       И снова ответом ей стали циничный смешок и закатывание глаз. Чтоб тебя.       — А сама как думаешь?       «Понеслась».       Эмма почувствовала крайнее смущение, но всего на короткий миг, пока до неё не дошла вся серьёзность ситуации. Реджина вышла на поверхность. Она больше не скрывается в склепе. Разгуливает по улицам, разговаривает, а ещё даже не стемнело толком.       — Тебе нельзя здесь находиться, — Эмма лихорадочно оглядывалась в поисках недоброжелателей. — Слишком опасно.       Реджина сложила непривычно бледные руки на груди.       — Для начала я хотела бы узнать, почему сын связался со мной по рации, рассказал про вашу… беседу, — она закусила губу, помолчала, что-то обдумывая, а потом тише добавила: — И вдруг ты просто исчезаешь.       Генри проболтался?       — Он поклялся на мизинчиках, — по-детски выпалила Эмма и залилась румянцем смущения. Но обошлось. У почти Реджины, судя по выражению лица, не было настроения подтрунивать над ней.       — Мой опыт подсказывает, что десятилетки — не лучшие хранители секретов, — она вперила в Эмму взгляд глаз на три тона светлее настоящих. — И?       Эмма стушевалась.       — Я не могу разговаривать с тобой… такой, — признала она. — Это как-то странно, — было что-то жалкое в том, что какая-то часть её души, которую она привыкла проклинать за сентиментальность, скучала по Реджине, пусть и самую малость.       — Ты невыносима, — усмехнулась почти Реджина, но протянула руку. — Прикоснись ко мне.       Дважды просить не пришлось. Не успела Эмма провести кончиками пальцев по раскрытой ладони, как перед ней оказалась Реджина, равнодушная и успокаивающая, как лечебный бальзам для её израненного сердца.       — А они не могут… — заговорила она.       — Нет.       — Хорошо, — Эмма вымученно улыбнулась. — Привет.       — Привет, — черты лица Реджины были намного мягче, чем у незнакомки, но Эмма не питала иллюзий. Понимала, что вляпалась по уши, и неприятностей ей не избежать.       — Прости, — выпалила она. — Я не хотела расстраивать Генри. Просто столько всего навалилось, — тяжело вздохнула. — Мне нужен был воздух.       — Родители обычно лишены такой роскоши.       Эмма усмехнулась.       — Возможности дышать?       — Да. Ребёнок должен быть на первом месте. Всегда. Без исключений. — Её взгляд смягчился, и она, уставившись в линию горизонта, прошептала: — Прежде чем уйду, я хочу убедиться, что ты это понимаешь.       — Уйдёшь? — в груди Эммы мгновенно зажёгся робкий огонёк надежды, но она одёрнула себя, вспомнив, как обычно происходит в её жизни. — Почему мне кажется, что мы представляем это по-разному?       — Эмма, я… — Реджина глубоко вздохнула. — Боюсь, я должна извиниться. Прошлой ночью я повела себя эгоистично, — качнула головой. — Ужасно… эгоистично.       — Прошлая ночь была… — удивительной, фантастической, невероятной.       — Посидишь со мной?       Словами не передать, до чего сюрреалистично было наблюдать за тем, как всегда величественная Реджина Миллс садится прямо в высокую траву. Эмма немного помедлила и, пристроившись рядом, обхватила колени руками.       — Я хорошо провела время, — в свете всего творящегося в её голове это было самое безобидное признание. — Думаю, ты тоже, и…       — Пожалуйста, — не позволила договорить ей Реджина. — Позволь мне, ладно? — и, дождавшись, пока Эмма кивнёт, продолжила: — Я правда должна извиниться, потому что… — было видно, что она старательно подбирает слова, чтобы описать произошедшее. — Перегнула палку.       — По правде говоря, я ждала извинений за то, что ты окончательно слетела с катушек, когда пыталась выставить меня, — проворчала Эмма.       Реджина хмыкнула.       — Я говорила тебе, что пыталась…       — Помочь. Да, помню, — Эмма старалась держать себя в руках, не показывать, что злится. Толку? Всё равно и эта история закончится для неё разбитым сердцем. — Это не важно, понимаешь?       Реджина огляделась по сторонам. В её взгляде читались лёд и пламень, отчаяние и надежда, смирение и борьба, целая мистерия эмоций.       — Не то чтобы ты могла как-то повлиять… я бы ни за что не пошла на это, просто не смогла бы, а если бы и смогла, то это всё равно далось бы мне очень нелегко. Я никогда не хотела этого, понимаешь? — Эмма с такой силой впилась ногтями в колени, что пальцы побелели.       Солнце почти опустилось за горизонт. На пустынных улицах один за другим начали загораться фонари. Стрекотали сверчки, где-то над головой ухнула сова. Но всё это казалось ничтожным на фоне поднявшихся в воздух мерцающих светлячков, круживших в замысловатом танце, понятном только им одним. Вскоре их стало столько, что складывалось впечатление, будто весь холм устлан светящимся изумрудным ковром. У Эммы, которая до сегодняшнего вечера видела всё это великолепие только издалека, дух захватывало от восторга. Сидеть среди светлячков было вдвойне волнительно.       — Я устала, — тяжело вздохнула Реджина, не отрывая глаз от танцующих огоньков. — Устала от ложной надежды. Она одна меня не подводит. Каждый раз, когда я позволяю себе думать, что в моей жизни появилось что-то хорошее… — горький смешок слетел с её губ. — Каждый раз. Постоянно. Я устала, Эмма. Я больше не могу.       «Пожалуйста, не сдавайся».       Дорого бы Эмма дала, чтобы произнести эти слова вслух, но ей снова не хватило смелости.       — Когда я узнала, кто ты, я не злилась, по крайней мере, в первые минуты, — в голосе Реджины звучали весёлые нотки, вполне искренние, но Эмме всё равно стало не по себе. Всё это было похоже на прощание. — Я просто была сражена наповал. Тобой.       Эмма подозревала, на что именно намекает Реджина, но была слишком напугана, чтобы спросить вслух. Любой ответ заставил бы её окаменеть.       — Помнишь, как я пригласила тебя на ужин?       Эмма моргнула.       — Да, конечно, — на её губах мелькнула улыбка. — Было круто, пока Генри не открыл рот, — она негромко рассмеялась. — А потом, когда ты его увела, стало ещё круче.       Реджина хмыкнула.       — У тебя обнаружилась слабость к сладкому.       — У каждого свой криптонит.       — Надо думать, — веселье Реджины померкло. — Тот вечер получился… занятным. Часа не прошло, как выяснилось, что моя величайшая тайна раскрыта, мне пришлось врать сыну прямо в глаза и мириться с мыслью, что моя гостья станет моим палачом. И вот, когда я почти смирилась, появилась надежда, что я ошиблась.       «Не самый лучший званый ужин».       — Ты расхохоталась, когда услышала, что я сирота, — напомнила Эмма, пытаясь немного разрядить обстановку, и вроде бы даже получилось.       — Да.       Эмма легонько подтолкнула Реджину плечом.       — Это было неуместно.       Реджина подтолкнула её в ответ.       — В тот момент ты не выглядела расстроенной.       — Ты задобрила меня десертом, — пожала плечами Эмма.       Реджина покачала головой.       — Наверное, надо было предложить тебе кусочек сразу после того, как ты прочитала книгу Генри.       — Мы бы избежали многих неприятностей, — согласилась Эмма. — Откуда появилась книга? Генри сказал, что нашёл её в больнице, но как? Неужели она была прописана в проклятии? — для человека, желающего сохранить всё в тайне, это очень грубая оплошность.       Реджина со вздохом запустила пальцы в волосы.       — Не знаю. Если помнишь, я говорила, что знаю намного меньше, чем хотелось бы.       — Как ты наслала проклятие?       — Прочитала заклинание. Только оно не моё. Его написали для меня.       — И ты ничего не знала о принципах работы?       — В общих чертах. Я знала, что проклятие сделает меня счастливой, а Белоснежку — несчастной. Тогда мне ничего больше не надо было.       — Ух ты… — выдохнула Эмма. Гнев, горечь и разочарование были знакомы ей не понаслышке. Они долгие годы были её верными спутниками. Но, как ни старалась, всё равно не смогла представить, каково это — ненавидеть кого-то так сильно, что в азарте мести согласишься пожертвовать всем тем малым, что у тебя осталось. У Эммы сердце болело за юную принцессу из самых первых сказок. Потерянную девчонку, как призналась сама Реджина, поглощенную обстоятельствами и жаждой мести. Не было никого, кто мог бы помочь ей. Эмма уставилась на свои руки. К сожалению, дороги назад не было.       — Когда мы познакомились, — сказала Реджина мягко, — я не думала ни о спасительнице, ни о проклятии. Меня беспокоили только Генри и его безопасность. Но потом, — она дотронулась до живота. — Ты и сама всё знаешь, — поморщилась. — Я всегда была хороша в отрицании, но даже моего упрямства не хватило, чтобы преодолеть…       Эмма уставилась на неё широко раскрытыми глазами, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди.       «Просто скажи это, — молила она мысленно, — просто скажи».       — Как бы сильно я не хотела признаваться себе, — Реджина немигающим взглядом смотрела вдаль, — но я сразу поняла, кем ты могла стать для меня.       Сердце Эммы стучало в висках.       — Могла? — с отчаянием спросила она.       Реджина даже не взглянула на неё.       — А теперь я кто для тебя, Реджина?       «Просто скажи. Пожалуйста. Скажи».       — Дочь моего врага.       «Нет. Нет. Нет».       — И всё?       — А должно быть иначе?       «Нет. Нет. Нет».       — Ты не это чувствовала, — умоляющим голосом произнесла Эмма. — Я тоже была там. Я всё видела. Не ври мне. Пожалуйста. Возможно, было время, когда ты видела во мне биологическую мать Генри, и ничего больше, но… — она едва могла вздохнуть. А, может, и не дышала вовсе? Может, она не дышит с той самой минуты, как встретила Реджину. — Ты…       Она не могла произнести это вслух. Просто не могла. Но если бы Реджина. Если бы она только.       — Да.       «Ой. Ой. Да. Да».       — Ты…       — Мне было страшно, — прошептала Реджина одними губами.       — Но нам было хорошо, — осмелела Эмма. — Я ведь тоже была там. А могло стать ещё лучше.       — Да.       Эмма не представляла, во что может вылиться этот необычный разговор, но, когда она поймала взгляд Реджины, почувствовала, как внутри что-то надломилось. Хорошо не будет. Никогда.       — Убей меня, — попросила Реджина.       Эмма уставилась на неё.       — Что?       — Сегодня, — добавила Реджина. — Пожалуйста.       — Я… — нет. — Не понимаю.       — Это твоя обязанность, разве нет? — Реджина улыбнулась ей нежной и чуть грустной улыбкой, как и Мэри-Маргарет, когда они встретились после многолетней разлуки. — Твой долг. Твоё предназначение.       «Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет».       — Не дури. Я не сделаю тебе больно.       — Ты должна, — Реджина говорила нежно и терпеливо, будто объясняла ребёнку, что земля круглая, а тот ошалело озирался по сторонам и утверждал обратное. — Ты читала книгу. Спасительница уничтожает Злую королеву, и в королевстве воцаряются мир и покой. Вспомни последнюю страницу. Всё, что должно произойти, обязательно произойдёт. Ты должна была родить Генри, а Генри должен был попасть под мою опеку. Я должна была наслать проклятие, а твоя мать должна была лишить меня всего. Всё давно написано.       «Спасительница одержала победу над тьмой королевы, и зажили все в мире и согласии долгой да счастливой жизнью».       — Плевать я хотела на сраную книгу, — парировала Эмма. — Что бы там ни было написано, я не собираюсь делать тебе больно, — она сжала кулаки. — Если такова моя судьба, я от неё отказываюсь.       Реджина закатила глаза.       — Ты не можешь отказаться. Что-то случится. Возможно, ты даже не поймёшь, что выполнила предназначение, — она покачала головой. — Не важно, как это произойдёт, — она встала и отошла в сторону. — От судьбы не сбежишь.       Эмма тоже вскочила.       — Реджина, — не обращая внимания на светлячков и проигнорировав недовольное уханье совы, она поспешила следом. — Боже мой, так всё это время выжидала? Сидела и гадала, а не приду ли я тебя прикончить? Не наброшусь ли на тебя?       Реджина обхватила себя руками.       — Я приняла неизбежное в тот самый момент, когда твоя мать разрушила проклятие. Ты убьёшь меня. Если этому суждено произойти, что ж, мне нравится сегодняшний вечер.       — Чего? — Эмма не смогла скрыть разочарования. Нет, перед ней стояла не Реджина, а сдавшаяся женщина. Она столько раз падала, что у неё больше не осталось сил подняться.       Реджина подняла руку, несколько мгновений любовалась светлячками, кружившими вокруг её пальцев, а затем прошептала:       — Красиво, правда? — её глаза блестели от непролитых слёз, но на губах играла слабая улыбка. — Знаю, это больше, чем я заслуживаю, но ты так добра, Эмма. Сделаешь так, чтобы мои последние минуты были счастливыми, пожалуйста? Не нужно оттягивать неизбежное, а то рано или поздно произойдёт что-нибудь скверное, после чего мысль о моём убийстве будет доставлять тебе удовольствие, — она вздохнула. — Эгоистично с моей стороны, признаю, но я не хочу, чтобы ты наслаждалась процессом. Мне правда жаль. Я — эгоистка, и я хочу, чтобы всё случилось, пока ты на моей стороне. Пусть всё произойдёт на моих условиях. Хотя бы один раз. Пожалуйста.       Эмма сглотнула. Горло сжала тошнота.       — Реджина, — прошипела она. — Я не стану тебя убивать. Я никогда бы не… — шагнув вперёд, она протянула руку. — Как тебе такое вообще в голову пришло?       Реджина потянулась за прикосновением, но как только пальцы коснулись её щеки, она зажмурилась.       — Я… — из её глаз брызнули слёзы, которые Эмма смахнула ласковым движением. — Перестань. Ты делаешь только хуже.       — Нет, — теперь они стояли вплотную друг к другу. — Реджина, посмотри на меня, — дождавшись, пока та подчинится, она заговорила: — Мы со всем разберёмся. Не сразу, но ничего страшного, у нас в запасе всё время этого мира. Давай уедем. Ты, я и Генри. Мы не откажемся от тебя, — она провела большим пальцем по её щеке. — Но и ты не отказывайся от себя.       — Неужели ты не понимаешь? Проигрыш ничего не значит. Я меченая с самого рождения, как и ты, — Реджина положила руки ей на плечи и, впившись ногтями в дешёвую кожу, встряхнула. — Раньше я этого не понимала, но неудача была запрограммирована с самого начала, у меня никогда не было выбора. Невозможно бороться с судьбой. Нет силы более могущественной.       — Неправда. Может, я витаю в облаках большую часть времени, у меня проблемы с восприятием вашего мира, но кое-что я знаю наверняка. Мать вбивала мне это в голову с пелёнок, — если Реджина этого не скажет, если продолжит ограничиваться туманными «да», то ей, Эмме, придётся наступить на горло своим комплексам и сделать это за неё. Даже если выставит себя сентиментальной задницей, даже если, преодолев самый большой страх, потеряет новоприобретенную семью.       — Истинная любовь — самая могущественная магия из всех существующих, — она почувствовала, как Реджина заметно напряглась. — Нет ничего могущественнее, — она наклонилась так, что их лбы прижались друг к другу, и смело уставилась в карие глаза. — Если в этой книге описана наша судьба, то я готова бросить ей вызов.       — Эмма, — вздохнула Реджина и с нажимом повторила: — Ты делаешь только хуже. Будет больнее. Неужели ты не понимаешь?       Эмма обняла дрожащую Реджину за талию.       — Я никогда не сделаю тебе больно.       — Сделаешь, — упрямо повторила Реджина, скользнув взглядом по её губам.       — Нет, — Эмме казалось, что её тело вибрирует, как если бы Реджина была источником энергии. Может быть, если отбросить установившуюся между ними магическую связь, она действительно была ею. Мир пошёл кругом, когда Эмма, закрыв глаза, коротко выдохнула в приоткрытые губы. Об этом она мечтала с того самого момента, как впервые увидела Реджину, и это было единственно правильным решением. Она была в шаге от того, чтобы осуществить мечту, как вдруг услышала хлопот крыльев и негодующее уханье совы. Она вернулась.       «Совы — это птицы!»       Пораженная внезапной догадкой Эмма открыла глаза, застыла и попыталась сообразить, сколько раз она назвала Реджину по имени, но быстро сбилась со счёта. Слишком много. А совы — это птицы. Птицы. Получается, всё это время они были не одни, и маскировка яйца выеденного не стоит, потому что правда открылась.       Эмма испытала острое дежавю. Всего в нескольких метрах от них стояла Белоснежка, смотрела круглыми глазами, а уже в следующее мгновение Реджина исчезла в фиолетовых клубах дыма. Всё это было. За одним маленьким исключением. На этот раз Белоснежка застукала их в объятиях друг друга, и если бы она задержалась на секунду, то увидела бы поцелуй.       «Бля».