***
Белоснежка не выдала её. На самом деле прошло без малого две с половиной недели, когда Белоснежка выкроила немного времени, чтобы поговорить с ней. По крайней мере, наедине. Дурацкие представления для обитателей замка и «крестьян», бесконечные приемы и псевдо-бал в честь Спасительницы не считаются. Последнее вообще было худшим, через что Эмме довелось пройти, и это о многом говорило. А ещё это был единственный раз, когда она, будучи «принцессой», надела сказочное платье, чем немало разочаровала королевских подданных. Хотя, положа руку на сердце, Эмма плевать хотела на сплетни. Все её мысли были заняты другим. Прежде всего она собиралась разыскать Генри и переговорить с ним с глазу на глаз. — Твоя мама жива, не грусти, но веди себя так, словно она мертва, и ты по ней скучаешь. Пацан, самый что ни на есть настоящий маленький воин, и в этот раз не подвёл. — Я так и знал! — выпалил он, хотя в их первую встречу в Зачарованном лесу рыдал белугой и со всей дури запустил ей в голову книгой сказок. — Я знал, что ты этого не сделаешь! У Эммы на лбу красовался огромный синяк, говоривший об обратном, но она не стала ничего говорить. Улыбнулась и сжала Генри в крепких объятиях. В замке было теплее, чем они ожидали. Красивый, уютный, противоречащий представлениям Эммы о камне и мраморе, он ни капли не радовал. Они с Генри бродили по бесконечным коридорам вялые и недовольные. Для них ничего не закончилось, да и не могло, пока они не воссоединятся с Реджиной. Дни пролетали один за другим, нетерпение Эммы росло, но она знала, что нельзя торопиться. Нужно дождаться, пока подданные родителей, осевшие в замке, не разлетятся по своим настоящим домам. Дотянуть до момента, когда подвиг Спасительницы, о котором судачили на каждом углу, не превратится в байку. Перед ней стелились и лебезили, но этого мало, чтобы выскользнуть из замка под покровом ночи вместе с Генри, не вызывая ненужных подозрений. Расспрашивать кого бы то ни было тоже рискованно. Люди успокоились, приспособились, но Эмма понятия не имела, как сложится ситуация, если они узнают, что Реджина выжила. Может быть, взыграют кровожадность и страх перед новым нападением «Злой королевы», и они окончательно слетят с катушек. Вот почему Эмма выжидала, несмотря на то, что терпение было на исходе, и она была в шаге от того, чтобы заехать по роже очередному поздравителю с «успешным убийством». Белоснежка не выдала её, нет, но она знала правду и через две с половиной недели после возвращения в Зачарованный лес посреди ночи она пробралась в спальню дочери. Разговор назревал давно, и Эмма, ничуть не удивившись её появлению, села на кровати. Немного отодвинулась, накрыла ноги толстым одеялом и похлопала по пустующему месту рядом с собой. Белоснежка колебалась всего мгновение, потом плюхнулась на кровать, глубоко вздохнула и прошептала: — Привет. Наверное, это было признаком слабости, но Эмма поймала себя на том, что не может сдержать слабую улыбку. — Привет. — Я… — Белоснежка запнулась, покачала головой. Лунного света, льющегося из окон, было недостаточно, чтобы разглядеть выражение лица матери, но язык тела говорил сам за себя. Она была напряжена и в то же время неуверенна в себе. От неё исходила неловкость. Смущение. — Мне кажется, что с нашего последнего разговора, с настоящего, прошли годы. Эмма горько усмехнулась. — А мне не кажется. — О, Эмма, я… — тяжёлый вздох. — Я не хотела этого. — Да ну, — Эмма немного поёрзала. — Я тоже. За окном пронеслась летучая мышь, погналась за комаром или замыслила что-то не менее отвратительное. Прошло две недели, а Эмма так и не смогла привыкнуть к дикости Зачарованного леса. Здесь всё было диким. От природы до местного населения. Неизведанным и невостребованным. У неё голова шла кругом от мысли, что она попала из современного мира, где всё чётко разграничено, в бесконечное нечто. Эмма не завидовала родителям. Создавать законы, устанавливать порядки, всё это накладывало огромную ответственность, от которой она с радостью уклонилась бы. Даже забавно, что в раннем детстве она мечтала о том, чтобы вернуть трон и стать королевой. Теперь она боролась с желанием убежать без оглядки. — Знаешь, я тут подумала и поняла, что не рассказывала тебе о дне, когда было наложено проклятие. У Эммы перехватило дыхание. Мать придвинулась к ней, так, что они соприкоснулись плечами. — Мне было девятнадцать, и вот, прямо скажем, в этом мире это немного больше. Мы быстрее взрослеем. И рождение ребёнка в этом возрасте — обычное дело. Более того, многие бы сказали, что я, особа королевских кровей, отставшая от жизни. Но, как ты знаешь, у меня были смягчающие обстоятельства. Эмма поморщилась. Ага, например, бегать по лесам, потому что Реджина хотела поджарить её огненным шаром. — Я пытаюсь сказать, что до недавнего времени не осознавала, насколько была молода. Если говорить о другом мире, то фактически я была ребёнком, родившим другого ребёнка, и… — она втянула носом воздух. — Я не оправдываюсь, ты не подумай, просто хочу… — Я понимаю, — Эмма сложила руки в замок поверх одеяла. — Я знаю. — Всё складывалось скверно. Твой отец… Дэвид… Он был тяжело ранен. Ты знаешь. Голубая фея сделала всё возможное, чтобы подлатать меня после родов, но магия не бесконечна, да и проклятие было на пороге. Дэвид успел проводить нас до волшебного шкафа. Повсюду были стражники. Последнее, что я видела, когда закрылась дверь, как твой отец рухнул на пол. У Эммы перед внутренним взором предстала окровавленная Реджина. Она отметила про себя, что Белоснежка избегает упоминать её имя. — Я не знала, жив он или мёртв. Здравый смысл подсказывал мне… — голос матери дрогнул. Она вцепилась пальцами в край одеяла. — Но я должна была верить. Должна. Понимаешь? Я должна была верить, что он жив, что у нас с тобой всё будет хорошо, что мы найдём дорогу домой и спасём всех. У меня ушли годы, чтобы понять, как всё обстояло на самом деле. Магия Голубой феи помогла мне лишь отчасти. У меня появилось новое имя, частичные воспоминания о фальшивой жизни, но это на самом деле капля в море. А мне было девятнадцать, Эмма, и пятисекундный опыт общения с младенцем. Ты была такая крошечная, ты замёрзла и злилась. Первые восемь часов твоей жизни мы блуждали по незнакомому лесу в штате Мэн. В конце концов, мы вышли на шоссе. Мне казалось, прошло ещё несколько часов, прежде чем мы обнаружили признаки жизни. На обочине дороги стояла маленькая закусочная, чем-то похожая на проклятое заведение бабули. Меня накормили, но у меня не было родственников, и они позвонили в полицию, — Белоснежка издала хриплый смешок. — Думаю об этом сейчас, и страшно становится. Босоногая малолетняя мать в одной ночной рубашке бредёт по шоссе с младенцем на руках. Удивительно, что меня раньше не упрятали в лечебницу, — она засмеялась, но Эмма не нашла в себе силы, чтобы присоединиться к ней. — У меня не было ни адреса, ни номера страховки, вообще ничего. Я почти ничего не знала о чужом королевстве. Радио меня напугало, не говоря уже о телевизоре, и… Это был сильнейший культурный шок… — она пожала плечами. — Ты можешь себе представить. В последние недели ты сама пережила много чего необычного. — Особенно тяжело привыкнуть к служанке, — призналась Эмма. — В Зачарованном лесу я была разбойницей и считала себя очень крутой, а в новом мире превратилась в беспомощную принцессу, которой никогда не хотела быть. — Но ты выжила, — напомнила Эмма. — Мы обе выжили. — А сколько мы с тобой потеряли? — ещё один тяжёлый вздох. — Какой бы девчонкой я тогда ни была, всё это на моей совести. Сердце Эммы сжалось. После стольких лет её мать признала себя виноватой, спокойно, без криков, без слёз, и это было нечто невероятное. — Я злилась, Эмма. Я была напугана, растеряна и очень зла. Я ненавидела… ненавидела… — она запнулась. Взмахнула руками, но тут же уронила их на колени. — Ненависть разъедала меня, и у меня не было ничего кроме цели. Румпельштильцхен назначил решающий день. У меня было двадцать восемь лет, чтобы вырастить тебя, подготовить и направить на путь истинный. Я была слепа в своей ненависти. Поставила перед собой задачу, своего рода барьер, который нужно было преодолеть. И я даже не задумывалась, что ты жила в том мире. Это была твоя реальность, а не тюрьма. Ты не знала другой жизни, а я… — она осеклась. — Я учила тебя ненавидеть. Я не знала… Не понимала. Я учила тебя смотреть на всех свысока и всегда стремиться к большему. Говорила тебе, что только твоё предназначение имеет значение, а всё остальное, включая твоё детство, ничего не стоит, а потом тебя забрали… — из её груди вырвался всхлип. Эмма отшатнулась от неё. — Я злилась, что у тебя украли детство, но сама сделала то же самое. Понимаешь, почему я не избегала разговора? Я не хотела признавать… — пауза. — Для тебя я ничем не лучше… Белоснежка сломалась. Свернулась калачиком и горько разрыдалась. Какая-то крошечная частичка Эммы, которую она презирала всей душой, чувствовала крайнее удовлетворение. Некоторое время она наблюдала за матерью, а потом встрепенулась и заставила себя собраться. Не таким человеком она хотела быть. Не после всего пережитого. Вместе. И порознь. Ей нужно — им — поставить точку, в противном случае всё закончится ещё большими страданиями. — Спасибо, — произнесла Эмма нежно, и сама удивилась, как легко у неё это получилось. — Наверное, мне нужно было это услышать от тебя, чтобы вот так искренне, от души. Белоснежка шмыгнула носом и вытерла щёки. — И я повторюсь, — голос её дрожал. — Твоя мать подвела тебя. Я подвела тебя. Через что бы я ни прошла, за что бы ни боролась, ничего из этого не может меня оправдать. Это просто факт. Дорого бы я дала, чтобы повернуть время вспять, но это невозможно, и я буду сожалеть об этом до конца своих дней. Эмма поймала себя на мысли, что рада тусклому освещению. В темноте было проще. Она с тяжёлым вздохом откинула голову на спинку кровати. Она впитывала слова матери, наслаждалась и смаковала. После стольких лет заветное желание наконец-то исполнилось, что ж, она это заслужила. — Мне очень жаль. Эмма посмотрела на мать. — Знаю. Думаю, однажды я смогу тебя простить. После этого было ещё больше слёз. Они обе плакали, но это, Эмма знала наверняка, было нормально. Она чуть дёрнулась, когда Белоснежка села и неуверенно положила голову ей на плечо, но не стала отодвигаться. А потом мать взяла её руку в свою. Они просидели несколько часов. Затихли сверчки, исчезла луна, над землёй разлился туман, сквозь который начали лениво пробиваться первые лучи солнца. Когда оно почти взошло, Белоснежка, выпрямившись, посмотрела на дочь. — Я бы хотела, чтобы всё было иначе. Безумно. Дорого бы я дала, чтобы… — Знаю, — Эмма даже бровью не повела. Она не собиралась стыдиться Реджины и испытывать чувство вины. — Я всегда это знала, но всё равно сделала свой выбор, — она подумала о Генри. Дерзкий, упрямый и непреклонный, истинный сын своей матери. — Мы обе сделали. — Мне тошно, что я делаю тебе и Генри больно. Мне ненавистна мысль о разлуке, но врать я не буду, в глубине души я свято уверена, что этот мир был бы намного лучше без неё. — Знаю, — услышать это было намного легче, чем Эмма думала, хотя она всю жизнь чувствовала себя отвергнутой. Подумаешь, опять те же самые грабли. Ничего другого она от своей матери не ожидала. И не должна. Потому что Реджина оставалась безжалостной убийцей, разрушившей семью, к сожалению, ценой жизни невинных людей. Разве можно ждать другого? — Я хотела бы остаться с тобой, — взгляд Белоснежки, в котором ещё мгновение назад не было ничего, кроме отчаяния и горькой печали, засветился любовью. Эмма обнаружила, что искренне наслаждается ею. — Хотела бы, но… — она покачала головой. — Ты мне не нужна. Больше нет. Белоснежка кивнула со слезами на глазах. — Ты давным-давно перестала нуждаться во мне, — она опустила голову. — Я всё делала неправильно. Я… Мы… Они нуждались в тебе. Я обрушила на тебя всё это, и ты заплатила высокую цену. Я… Что ж, по крайней мере, я могу быть счастлива, что ты сама выбираешь, как тебе жить. Ты сама определяешь свою судьбу. Мне этого достаточно. — Но… Дэвид не поймёт. — Я поговорю с ним. Это меньшее, что я могу сделать, — Белоснежка невесело усмехнулась. — А знаешь, если бы я не разбойничала на собственной земле, я бы никогда не встретила твоего отца. Его бы женили на другой. Может быть, однажды, наши пути пересеклись бы на каком-нибудь грандиозном балу, и мы бы едва удостоили друг друга взглядом, — улыбнувшись, она положила ладонь Эмме на щеку. — Увижу ли я когда-нибудь тебя? Эмма, зажмурившись, потянулась за лаской. — Надеюсь. И она действительно надеялась.Последний акт искупления
23 февраля 2022 г. в 21:00
Ослепительно яркая вспышка света резанула по глазам, словно живительная энергия пронеслась по венам и заполнила её до самой макушки, а затем, выплеснувшись наружу, поглотила всё вокруг.
Реджина то ли вырвалась из её объятий, то ли её насильно вырвали, и Эмма почувствовала себя брошенной. Она стала отчаянно тереть глаза, пытаясь избавиться от назойливых мушек, появившихся после — наверняка — магического представления. Но, похоже, оно ещё не закончилось.
Мгновение, и стены замерцали всеми цветами радуги, ещё одно, и они растаяли прямо на глазах. Эмма недоуменно моргнула. Высокие колонны, величественные серые стены и парочка огромных окон, за которыми стояла безоблачная ночь. Лунная и звёздная. Мебель выскакивала вокруг, как грибы после дождя, но Эмма едва обратила на это внимание, потому что…
Они…
Она…
— Нет. Не может быть. Нет.
Эмма, помедлив, развернулась на каблуках. На расстоянии вытянутой руки от неё стояла очень даже живая Реджина. Широко распахнутыми глазами она изумленно разглядывала своё чёрное платье и лихорадочно водила пальцами по замысловатым узорам.
— Нет. Нет. Нет.
— Т-ты как? — с придыханием спросила Эмма. Она подавила собственное облегчение — восторг — и попыталась сосредоточиться на ощутимом дискомфорте Реджины. — В порядке?
Реджина резко вскинула голову.
— Эмма? — прошептала она недоверчиво, как если бы сам факт существования Эммы был чем-то противоестественным. — Я… Мы… — она была напугана. Точнее, в панике, если судить по частому обрывистому дыханию. Вертелась в разные стороны, разглядывала стены старого замка. — Я не…
Эмма сделала осторожный шаг ей навстречу, чтобы не спугнуть.
— В порядке, — проговорила она и сделала ещё один шаг. И ещё один. — Ты… — она прикоснулась к тугому корсету, в том самом месте, где всего несколько мгновений назад была кровоточащая рана. — Ты в порядке.
Эмма поймала взгляд Реджины.
— Да, — сглотнула та.
«Она в порядке».
Эмма была на седьмом небе от счастья.
Так легко. Так приятно. Так волнительно.
Она не могла связно соображать, не могла дышать, не могла…
Её распирало от переполняющих эмоций, и не пришло в голову ничего лучше, чем подойти вплотную и спросить:
— Что происходит с твоими волосами?
И бедная Реджина, которая только что умерла и вернулась в мир живых, растерянно нахмурилась.
— Что?
Эмма расхохоталась, притянула её к себе и поцеловала. Получилось до смешного неловко, ни грамма грациозности, но Реджина с готовностью ответила на поцелуй. Обвив руками шею, она притянула так близко, как только могла. Тотчас напряжение, скопившееся в Эмме за всё время пребывания в Сторибруке, лопнуло. Она снова была собой.
Теперь всё выглядело таким очевидным. Если бы треклятый узел, с которым она приноровилась сосуществовать, был разумным существом, он наверняка бы закатил глаза, в этом Эмма не сомневалась ни секунды. Да и как иначе? Все эти месяцы он не хотел ничего другого.
Не по принуждению, без обязательств, на собственных условиях. Эмма была рада, что узел на поверку оказался не какой-то там неслыханной формой судьбоносной истинной любви, а всего лишь частью её спасительной сущности. Он направлял её и подсказывал: «Эй, вот как ты можешь снять проклятие!» Всё, что нужно было сделать, это просто прислушаться к инстинктам.
В конце концов, она это сделала.
Они обе.
Эмма могла бы сразиться с Реджиной. Могла бы убить. Могла бы поцеловать кого-то другого. Мать. Отца. Не сейчас, а через несколько месяцев. Или даже Генри. Но она выбрала другой путь, точнее, они обе его выбрали, и в этом решении не было ничего предосудительного.
Эмма улыбнулась и, разорвав поцелуй, мягко отстранилась, но объятий не разжала. Реджина выглядела такой растерянной, что она невольно задумалась, а целовалась ли когда-нибудь Злая королева, разодетая в сказочный наряд, по-настоящему?
— Сама серьёзность, хотя… — Эмма, расплывшись в улыбке, потрепала Реджину по волосам. Они были липкими, а причёска — совершенно нелепой, но, чёрт возьми, всё это происходило на самом деле. Они живы. Они справились. Всё кончено. И…
— Прекрати! — отмахнулась от неё Реджина, на что Эмма лишь расхохоталась. — Заткнись.
— Как ты вообще… Это магия?
Реджина закатила глаза, вырвалась из её хватки, но тут же взяла за руку, чтобы подвести к одному из огромных окон. Хотя Эмма понимала, что они в каком-то замке, она только сейчас осознала все масштабы трагедии. Там, внизу, перед ней раскинулось королевство её родителей. Бесконечные леса, поля и фермы, крошечные деревеньки, извилистые реки, высокие горы. Первозданное совершенство. Сказочный рай. Она была в Зачарованном лесу. В месте из сказки на ночь.
— Ух ты!
— Впечатляет, — согласилась Реджина.
Некоторое время они любовались видом, открывающимся из высокой башни, пока Эмма не нарушила молчание.
— Это всё очень классно, но когда мы сможем вернуться домой? Я не представляю, как можно жить без канализации и тампонов.
Реджина смерила её нечитаемым взглядом, а потом… Господи, никто и никогда не целовал её с таким отчаянием после того, как она произносила слово «тампоны». Не до конца осознавая, что всё это происходит на самом деле, а не в мечтах, Эмма обняла Реджину за талию. Судя по довольному урчанию, та думала примерно о том же.
Их идиллию разрушил обеспокоенный голос.
— Эмма?
Эмма, отстранившись, посмотрела на дверь. Она знала этот голос. Отец. Мечется, наверное, в поисках своей потерянной принцессы.
— С нами такое часто происходит, — произнесла Реджина задумчиво. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она была такой красивой, что Эмма почти позволила себе забыть, что нет ничего хорошего в том, чтобы быть пойманными. К счастью, почти. Глубоко вздохнув, она наклонилась и прижалась лбом ко лбу Реджины.
— Ты должна уйти.
Реджина кивнула, отступила на шаг, но Эмма крепко прижала её к себе.
— Как мы тебя найдём?
Реджина опустила глаза, закусила губу.
— Возможно…
— Реджина, — сказала Эмма настойчиво. Больше никаких правил. Никаких оправданий. Никаких «послушай меня» и «я знаю лучше». — Как?
Реджина заметно смягчилась.
— Если придёт время, — она провела пальцами по щеке Эммы, — ты узнаешь. Доверься мне.
— Когда, — уточнила Эмма. — Не исчезай.
Реджина нежно улыбнулась, попятилась, а уже в следующий миг растворилась в фиолетовом дыме.
Только теперь, оставшись в одиночестве, Эмма огляделась. Круглая комната. Букеты цветов, всевозможные игрушки, как деревянные, так и мягкие, а ещё люлька в дальнем углу. Огромный и вычурный шкаф. Окровавленный кинжал на полу.
Она старалась не зацикливаться на том, что это была за комната. Прошлое было… болезненным. Но всё кончено. Дело сделано. Если бы она позволила Реджине жить прошлым, та бы отдалялась от неё всё больше и больше. Надо бороться со своими демонами. Единственный действенный способ — держаться друг друга и смотреть в будущее.
Эмма оглядела свою свободную рубашку и узкие джинсы — испачканные кровью Реджины реликвии другого мира. Она со вздохом наклонилась, чтобы поднять кинжал, и в этот момент двери позади неё распахнулись. В проеме возникли родители и Руби. За ними маячили феи. Все смотрели на неё со смесью благоговения и почтения, возможно, даже с толикой лицемерного осуждения.
И только Белоснежка буравила её твёрдым и знающим взглядом, который Эмма стоически выдержала. Сжала рукоять кинжала с такой силой, что пальцы заболели, дерзко вскинула подбородок.
— Всё кончено, — сказала она торжественно под стать Джефферсону в склепе. — Дело сделано.