Плюсы анимагии

      Всякий раз, когда дементоры появляются рядом, заключённые забиваются в самые дальние углы, если, конечно, они ещё понимают, что происходит.       Поскольку камеры имеют не самый большой размер, то вариантов для хорошего «убежища» не так уж и много.       Например, Сириус. Он, стоит только показаться дементорам рядом, как в голове прокручивает одну и ту же мысль: «Я не виновен, я не виновен».       Если этот способ не помогает, то существует план «Б». Узник превращается в Бродягу и проползает под скамью, служащую кроватью. Как собственно и сейчас.       Блэк немного подождал, пока точно не убедился, что стража ушла, и выполз. Обратившись в человека, Сириус набросился на еду: холодный суп, приготовленный непонятно из чего, кусок заплесневелого хлеба и стакан воды.       За две секунды Блэк опустошил тарелку, с трудом прожевав, проглотил хлеб, а стакан воды оставил на всякий случай. Мало ли, что может произойти. С пропитанием в Азкабане туго. Что уж говорить о таком благе как медицина.       В тюрьме Сириус подорвал своё здоровье и болел очень часто. Понятное дело, заключённых целителями не обеспечивали, и Блэку приходилось лечиться самому.       В его камере под кроватью растёт чудеснейший мох и, если его срезать, а потом добавить в воду, то получится холодный чай. Ну, а если полчаса погреть шерстью, то и чуть тепловатый.       Да, Сириус изловчился жить тюремной жизнью за… за столько-то времени, что он здесь провёл.       Бродяга не знал, сколько времени он тут сидит. С самого первого дня появления он ложкой царапал на стене палку, обозначающую новый день. С каждым днём новая палочка.       Но время шло, Сириус продолжал царапать, однако количество отметок возросло настолько, что сосчитать их невозможно. Бродяга попробовал и сбился на четыреста пятьдесят седьмой.       Так что Блэк не знал ничего: ни какой сейчас год, ни сколько ему лет.       За неимением другого занятия много времени Сириус проводил за представлением мести для Петтигрю. В эти минуты Бродяга забывал, где он находится и что вообще происходит.       Только воображение, подсовывающее самые красочные иллюстрации мести, заставляло чувствовать демоническую радость. Но такие моменты заканчивались, и Блэк понимал, что ничего этого не происходит. Становилось ещё паршивее.       Мысль о мести настолько прочно закрепилось в сознании, что даже во сне он не переставал о ней думать.       В любом случае это должна быть самая мучительная, самая долгая и самая болезненная смерть, которая когда либо существовала. Даже своей самой дражайшей и престарелой матушке он не пожелал бы такой. Даже Белле… Нет, с Беллой он, пожалуй, перегнул. Да. Только три человека в мире заслуживают подобной кары: предатель-Хвост, сволочь-Белла и мразь-Волан-де-Морт. — Гори в аду, гнида! — заорал Сириус, надеясь, что Беллочка услышит и поймёт, кому конкретно адресовано. — Сам сдохни, пёс смердящий! — кузина не заставила себя долго ждать.       От такого обращения Бродяга захохотал. Этот смех не был радостным, поэтому дементоры не проявили особого интереса. Блэк сполз на пол и лёжа бил кулаком по каменному полу.       Сириус услышал высокий смех Беллатрисы и понял, что скорее всего где-то там, в нескольких камерах от него, его кузина действует точно также, как и он сам.       Когда мини-истерика закончилась, Блэк с мрачным удовлетворением заметил, что по костяшкам течёт его собственная кровь.       Его руки и ноги много раз немели от бездействия и замерзали от холода, так что Сириус практически разучился их чувствовать.       Бродяга часто бился головой об стену, кулаками об пол, а затем с удовольствием наблюдал, как кровь течёт по нему, но при этом он не чувствует боль. Было в этом ощущение собственного величия. Ведь он, Сириус Блэк, может не чувствовать, не замечать боль, в то время как Хвост от любого шрамика визжит. А значит, он сильнее Питера, он победит.       Когда о Питере надоедало думать, Сириус приступал к размышлениям о мире за стенами Азкабана: как сейчас живёт Гарри? Есть ли у него друзья? А, может, уже и семья. Как он выглядит? На кого больше похож? Играет в квиддич? Да и увидятся ли они когда-нибудь?       От этой мысли хотелось плакать. Обратиться в собаку и взвыть, всё равно никто не увидит. Но Блэк смог перебороть слёзы. Всё, что он может сейчас — проглотить обиду и довольствоваться собственными фантазиями.       Бродяга не вспоминал прошлое по двум причинам: первая — могут вскрыться старые раны, и он от отчаяния умрёт, так и не отомстив Питеру. И вторая — он не хотел, чтобы к ним приложили руку дементоры. По сути, воспоминания - единственная ценность, которая у него осталась.       Он настолько прочно отдалял прошлое на второй план, что забыл имя Лунатика. Он помнил фамилию — Люпин. Но вот имя, как не старался вспомнить, не мог. Что с ним? Блэк всей душой надеялся, что с его другом всё хорошо. Что Люпин смог оправиться от утраты мародёров и сейчас счастлив. Имеет чудесную работу, красавицу жену и детей. Ведь он, как никто другой, этого заслуживает.       Сириус уже давно задумывался о побеге. В анимагической форме он смог бы преодолеть дементоров и вплавь добраться до суши. Но что делать дальше?       Искать Питера? Но где, он может сейчас быть на любом континенте и на любом конце света. Пойти к Гарри? И что он сделает для него? Гарри наверное и так прекрасно живётся со своими родственниками, а тут ещё и он: крёстный отец за душой ни гроша. Что он может ему дать? Гарри его знать не знает. Либо знает, но ненавидит. Лунатик? Но у Люпина давно другая жизнь.       У Блэка нет выбора, кроме как дохнуть в этих стенах и искать иголку в стоге сена. Ждать пока случится чудо, и он найдёт Хвоста. Или сидеть здесь, перекрикиваться с Пожирателями и ждать, пока он окончательно не обезумеет или не подохнет. И никто о нём и не вспомнит.       «Странно, дементоры снова рядом. Но сейчас ещё не время. Обед был недавно, или он уже совсем из ума выжил?»       Нет, это не ужин. И не досмотр. Подобное происходит только в двух случаях: смерть одного из узников или прибытие нового. В данном случае он склоняется ко второму варианту.       Все узники, оставшиеся ещё при уме, поддались вперёд. Для них это какое никакое развлечения. Интересно ведь, кого привезли, как он будет себя вести и его реакцию. «Большинство, поди, надеются на Дамблдора», — мрачно подумал Сириус.       Бродяга успел разделить заключённых по их прибыванию на несколько типов: 1. С гордо поднятой головой, считающих себя правыми. 2. Кричащих: «спасите, я не виноват», и всё в таком духе. 3. Он сам. Совершенно невменяемых.       Бродяга смутно помнил, как оказался здесь. Вроде продолжал хохотать как ненормальный.       Однако для этого типа нужно придумать новую категорию — молчунов. Всё, что слышалось только всхлипы и стоны. Интересно, это раскаяние или ужас? А может, новая форма ненормальности?       Для молчуна выделили камеру №308. Как раз рядом с «апартаментами» Сириуса*.       Эта камера считалась несчастливой, поскольку в ней очень часто сменялись заключённые.       Когда Бродяга только-только сюда прибыл, рядом с ним сидел Джойс. Старик, просидевший в Азкабане 20 лет за какие-то политические интриги. Джойс был грубым, ворчливым и вечно недовольным. Но бывали периоды сумасшествия, когда он любил вспоминать прошлое и часто делился опытом с Сириусом. Потом он умер то ли от холода, то ли от голода…       Через несколько дней после смерти Джойса к нему подселили «поехавшую Сару». Сара просидела всего пару лет, но за это время полностью распрощалась с разумом. Она то плакала, то смеялась, потом начинала разговаривать со всеми…       Когда её выпустили, эту камеру занял Шон Мансард. Одних из самых отвратительных людей, которых Сириус когда-либо встречал. Они с Шоном даже пару раз дрались и постоянно друг друга поливали грязью. Это продолжалось несколько лет, пока дементоры наконец-то не додумались их разделить. И их так хорошо разделили, что сейчас Шон пребывает в триста седьмой камере.       Последним стал Макс Мёрфи. Скромный и тихий сумасшедший. Боялся собственной тени. Умер через несколько месяцев…       Стоило охранникам удалится, как всхлипы стали громче. Бродяга без всяких эмоций начал рассматривать нового соседа. В Азкабане он повидал разное, так что слезами его не разжалобить.       В этом гнилом месте очень темно, и даже если глаза привыкли к темноте, максимум что можно увидеть это очертания предметов.       Чтобы лучше рассмотреть нового соседа, Бродяга мог превратится в собаку, но боялся, что сидящий за решёткой пёс насторожил бы заключённого.       Поэтому ничего другого не оставалось, кроме как молча щуриться, пытаясь рассмотреть очертания. По силуэту этого предмета Сириус понял, что перед ним девушка.