Мой шип терновника

Олег чувствовал, как ярость застилает глаза. По ухмыляющейся физиономии Рубинштейна хотелось съездить еще разок, причем не сдерживаясь. — Значит, все-таки окончательно проиграл, — улыбнулся Рубинштейн и поправил съехавшие очки. — Кому и почему? — прорычал Олег, подавляя желание уничтожить. Олег понимал, что Рубинштейн нужен ему живым, в выкраденной Вадиком истории болезни Олег практически ничего не понимал. Конечно, он мог найти того, кто с этим поможет, но все-таки нужно понять, что именно произошло, а этой информацией обладал только Рубинштейн. — Темной сущности, половине, попутчику. Называйте, как хотите, но суть от этого не изменится. Это тоже он, нравится вам это или нет, — спокойно ответил Рубинштейн. — Это было с ним с самого детства, но к Сереже отношения не имеет. Оно молчало много лет, так почему вдруг вырвалось наружу? — Олег старался сохранять хладнокровие. — Вы правильно заметили, Олег, это было с ним всегда, потому что это он и есть. Другая его сторона, созданная подсознанием для защиты. — Я не называл своего имени. — Несложно догадаться. Сергей много говорил о вас, а второй боялся, откровенно боялся вашего возвращения. Вы правы, что он долго дремал, потому что Сергея защищали вы. Этого ответа Олег ждал, но его же он и боялся. Мысль, что в состоянии Сережи виноват именно он, никак не хотела оставлять, изводила по ночам, заставляя мучиться от кошмаров. Он понимал это, но получить подтверждение все же оказалось слишком тяжело и больно. Олег умчался куда-то спасать чужих ему людей, но при этом оставил самого дорогого и важного человека. Как теперь он сможет смотреть Сереже в глаза? А если вернуть его не удастся? Что, если в следующий раз Олег не успеет вовремя? Он закрыл глаза. Картина сидящего на полу Сережи, бормочущего какие-то извинения и методично режущего себе руки предстала перед глазами. И страх потери снова накрыл с головой. — Олег? — Шурик положил руку на плечо. Захотелось ее скинуть, но Олег лишь повел плечом, показывая без слов, что прикосновение ему неприятно. — Я в порядке, — ответил он, хотя правдой это не было совершенно. — Как ему помочь? — Ваше возвращение само по себе должно было ему помочь, но если я здесь, то все куда хуже, чем я думал. Он пытался себе навредить? Вам? — спросил Рубинштейн. — Мне сказали, что вы любитель экспериментов на людях, так, может, состояние Сережи — ваша вина? — Отчасти, — кивнул Рубинштейн. — Я мечтал разбудить его темную сторону, я хочу найти ее и в других, но все же основную работу сделал не я. Олег почувствовал, как захлестнула волна ненависти. Рубинштейн приложил руку к тому, чтобы Сережа сошел с ума. Превратился в холодного, закрытого и далекого Сергея. В того, кто истязал Сережу, да и Олега тоже. И если Олег это, безусловно, заслужил, то Сережа — нет. — Назначения, пока я не пустил тебе пулю в лоб. — Олег достал пистолет и приставил дуло к голове Рубинштейна. У него больше не было времени играть в игры. Он боялся, что Вадик не справится с Сережей, что, придя домой, найдет лишь труп. А Рубинштейн не был похож на смельчака, который не испугается за свою жизнь. — Давайте бумагу и ручку, — усмехнулся Рубинштейн. — Вы все равно меня не убьете. — С чего такая уверенность? — Ты уверен, что я нужен, чтобы его спасти. Олег сжал челюсти, но протянул ручку и блокнот Рубинштейну. Тот делал записи с видом победителя, чем еще больше раздражал. Хотелось выбить всю дурь из этого гребаного мозгоправа, но Олег понимал, что лучше от этого никому не будет. Как только Рубинштейн закончил писать, Олег вырубил его точным ударом рукояти пистолета в висок. — Олег, ты ведь мог его убить, — раздраженно сказал Шурик. — Еще скажи, что он этого не заслужил. — Олег развернулся в сторону выхода. — Разберись с ним, ему стоит попасть в лапы в полиции. Думаю, что его жертвам еще можно помочь. — Думаешь или хочешь в это верить? — прилетело в спину Олега. Он лишь проигнорировал вопрос Шурика. Отвечать на него не хотелось совершенно, как и видеть в Сереже жертву Рубинштейна. Потому что Сережа был его жертвой. Это Олег повинен в том, что произошло! И простить себе это он не сможет никогда.

***

Олег вошел в квартиру и бросился на крики, раздававшиеся из Сережиной комнаты. Он уже понимал, что ничего хорошего там не ждет, но не мог позволить эмоциям и подступающей к горлу панике взять свое. — Я убил его, убил. — Сережа стоял с лезвием в руке, по второй стекала кровь, а ошарашенный Вадик просто смотрел на это раскрыв глаза. Олег впервые видел Вадика таким перепуганным, не знающим что делать и как подступиться. На щеке виднелся свежий порез, скорее всего, он пытался успокоить Сережу, но ничем хорошим это не закончилось. Олег сам учил Сережу защищаться и драться, а в таком состоянии он становился свирепее, агрессивнее и в разы сильнее. Олег и сам не был уверен, что ему бы удалось скрутить Сережу, но он же предупреждал Вадика о шприцах и таблетках. Надо было дать их Сереже сразу, а не доводить до такого состояния. — Поварешкин, ты уймешь своего бешеного? Было видно, что Вадик счастлив тому, что Олег появился в квартире. Паника плескалась в его глазах. — Я убил его, убил, убил. — Лезвие снова скользнуло по Сережиному запястью, оставляя за собой кровавый след. — Я не хочу жить. Не хочу без него. Это была самая настоящая истерика. Олег понимал, что ее нужно прекратить, но при этом вспомнил слова Рубинштейна, что именно он виновен в состоянии Сережи, но главное, что в нем Сережа видел защитника. — Сереж, все в порядке. Я жив. Я здесь. — Олег осторожно сделал несколько шагов к Сереже. — Лишь прикидываешься им, но я знаю, что ты не он. — Взгляд Сережи стал еще более безумным. — Он ушел, а потом я убил его. Убил, потому что ты велел, — голос стал походить на шипение. — Я никогда не думал, что можно так скучать, Олег. Знаешь, вокруг меня теперь так много людей, желающих получить хотя бы немного моей славы, но каждый раз я ищу в толпе твой ободряющий взгляд, — тихо произнес Олег, вспоминая строки из сережиного письма. Он ведь знал их наизусть. Сережа затих, замер, лезвие не коснулось кожи, замерев в нескольких миллиметрах от запястья. — Все это такая мишура. Ненужная. Я хочу, чтобы ты это оценил, а не они. Все это я делал ради нас. Помнишь, мы мечтали, что у нас будет все? Сережа посмотрел прямо на Олега, лезвие в его пальцах задрожало, а взгляд стал более осмысленным. — Олеж, оно так и будет. Я жду лишь твоего возвращения. Знаешь, я даже живу в башне, потому что в квартире без тебя слишком пусто. Она не мой дом. Мой дом — это ты. Лезвие выпало из рук Сережи. Олег сделал еще несколько шагов и коснулся его руки. Сережины пальцы были такими холодными, что Олег, как в детстве захотел согреть их. — Когда-нибудь ты перестанешь мерзнуть, и тогда я буду тебе не нужен, — усмехнулся Олег, согревая замерзшие пальцы дыханием. — Тогда я никогда не перестану мерзнуть, чтобы ты всегда был рядом, — улыбнулся Сережа. Им было по шестнадцать, и они были так безумно влюблены. — Я здесь, Сережа, я правда здесь. С тобой. — Олеж? — Рука Сережи задрожала, а затем он обхватил пальцы Олега своими. — Ты правда здесь? — Всегда, Сереж, всегда. — Олег притянул его в объятия, прижимая крепко, и его не заботило, что кровь оставляла следы на одежде. Им двадцать семь, но они по-прежнему безумно влюблены.