Вейсхаупт

Инквизитор Тревельян был человеком действия. А потому от военного совета до выхода войск в Адамант прошло не так уж много времени. Накануне Хоук пил с ним в “Приюте Вестника”. Пил молча — из всех звуков только кружка падала на стол, и плескалось вино, дешевое, кислое — зато его было много. Местный бард играла что-то на лютне и пела тихо, стараясь не отвлекать его Инквизиторство от мрачных дум. Что Хоуку нравилось в Максвелле — так то, что он не раскисал. Хоук сам был еще мальчишкой, когда бежал из Лотеринга, когда война перевернула его жизнь с ног на голову. Ему пришлось повзрослеть рывком, сразу, и присматривать за матушкой, братом и сестрой — да и то, брата не сберег. Но он был сыном Малькольма Хоука, человека, заперевшего Корифея своей кровью — за что Хоуку теперь расплачиваться вдвойне — и сильного мага, желающего уберечь сына и с детства научившего быть отступником. Высокое искусство. Не многим удается. Хоук это умел. Максвелла Тревельяна никто не учил. Он прожил всю жизнь в тесной клетке Оствикского Круга Магов — не худшего из всех, но и не лучшего, потому что сложно выбрать лучшую из клеток. Клетками они и останутся. Его семья занимала довольно заметное положение в Вольной Марке — умеренно богаты, умеренно представлены в обществе. Сын-маг не позорное клеймо, но и не лучший представитель рода. Максвелл был также вычеркнут из Игры, как и из жизни. Возможно, родись он долийским эльфом или косситом, ему бы проще жилось теперь. И все же он тащил. Хоук не был уверен, что смог бы тоже. *** — Я так и не понял, что такое быть Инквизитором, — сказал вдруг Тревельян, вертя на пальце кольцо — простой защитный амулет. Хоук уже заметил за ним привычку раздавать самые красивые магические вещицы всем вокруг, оставляя себе наименее примечательные. И это тоже было слишком знакомо. — Вроде бы я и делаю что-то, а на самом деле с тем же успехом мог сидеть безвылазно в Скайхолде и только время от времени закрывать разрывы то тут, то там. Разницы никакой бы не было. Людям нужен символ. Большинство не знает даже моего имени. Не знает, как я выгляжу — хотя это дает возможность часами бродить среди них незамеченным… — Это большое преимущество, — хмыкнул Хоук. — Ты не представляешь, как досаждает, когда все знают тебя в лицо. — У вас… запоминающееся лицо. — Уверяю тебя — нет незапоминающихся лиц. Есть незапоминающиеся люди. — Вы бы могли стать храмовником? — вдруг спросил Тревельян, оторвавшись от кольца. — Вы воин, и вы были на хорошем счету в Киркволле. Возможно, они бы с радостью приняли вас в свои ряды. Хоук мотнул косматой головой. — Нет. Никогда. — Почему? — Я не… не хочу говорить плохо о храмовниках. Те, кто попал в ловушку Корифея в Теринфаль, само собой, поступили глупо — точно так же, как и Серые Стражи, поддавшиеся Эгимонту и Кларель. Но ведь в Скайхолде тоже есть храмовники, те, что пришли за Калленом… — Кажется, я понимаю, к чему вы клоните… — В Киркволле все были разные. И храмовники. И маги. И сгубил Киркволл не Андерс, и даже не Мередит, а патологическое нежелание видеть за налепленными ярлыками людей. И ничего не меняется — как вы сами заметили, люди предпочитают видеть Инквизитора. — Пусть видят, — упрямо мотнул головой Тревельян. — Лучше так, чем видеть усталого, постаревшего раньше времени человека, которого убивает собственная магия. Хоук промолчал. *** С того самого разговора они стали часто видеться — прогуливались по крепостным стенам или сидели в одной из комнат “Приюта Вестника” и разговаривали. Им на удивление нечего было делить, к тому же Максвелл знал, что Хоук не останется в Скайхолде — как и Хоук был уверен, что вернется домой сразу после того, как вопрос Серых Стражей будет улажен. Между ними создалась та иллюзия, что возникает порой между попутчиками на корабле или в караване — два человека, знающие, что видят друг друга в первый и последний раз, могут говорить открыто о тех вещах, которые не доверили бы и близкому другу. А когда люди находятся на таких вершинах, как Инквизитор или Защитник Киркволла, сердце близким друзьям с каждым днем открывать хочется все меньше и меньше — из желания хотя бы их защитить. Или сберечь. — Не жалеете, что Андерс остался дома? — спросил Максвелл, опираясь на зубцы южной крепостной стены. Руины старой башни стояли, затянутые в леса, и ждали своего часа — команду начать реконструкцию вот-вот должны были отдать. Последняя из башен — уйдет магам для их нужд… И Скайхолд станет по-настоящему твердыней… — Жалею, — ответил Хоук, щурясь на закатное солнце. — Он плохо переносит одиночество. Вообще не переносит. Но Хоук был непреклонен — если что-то неладно с Серыми Стражами, пусть лучше останется дома, подальше от… всего. Особенно если вспомнить, как легко Корифей проник в его рассудок. Теперь Хоук готов был локти кусать из-за своего решения — кто знает, как далеко простираются руки Корифея, подсадившего в головы Стражей фальшивый Зов? Он не узнает… — Вы писали домой? — Нет. Боялся. — Знаете, мне всегда хотелось знать, каково это — встретить своего человека и жить с ним, — произнес внезапно Максвелл и, оттолкнувшись руками от зубцов, пошел вдоль стены. Хоук последовал за ним. — Я был уверен, что вырасту и женюсь на какой-нибудь подобающей девушке, желательно из более знатной, чем я, семьи. Подтяну немного престиж рода Тревельянов, так сказать — и вот я здесь. Потрясающе складывается судьба. *** Про Дориана Хоук все понял с первого взгляда, про Дориана и Максвелла — со второго. Стоило увидеть их вместе — вопросы отпадали. Хоук лишь задавался вопросом, так ли невыносимо было смотреть окружающим на них с Андерсом — на счастье в центре бури. Вспоминая Киркволл, Хоук мог с уверенностью сказать — они были счастливы какое-то время. Пока все не началось. Все никогда не прекращалось — прошептал внутренний голос, подозрительно похожий на Варриков. Дориан был ослепителен — ослепительно талантлив и ослепительно несчастлив. Его не любили. Его изгнали из дома. Ему не доверяли. Он был чужаком и среди чужих, и среди своих, и Хоук, также однажды переплывший море, мог его понять. Дориан напомнил ему Карвера — своей ершистостью, за которой прятал ранимость, желанием всем доказать свою нужность и полезность. Глупый Карвер.. . Инквизитор таскал Дориана с собой на все миссии подряд, и Хоук тоже узнавал в этом себя — желание держать любимого близко даже в самых опасных путешествиях было ему понятно, если дома было еще опаснее. Вряд ли Дориану на самом деле что-то угрожало в Скайхолде, но.. Хоук мог понять. *** Иногда Дориан к ним присоединяется. Иногда Варрик. Иногда — оба сразу. В такие вечера они не разговаривают ни о чем личном, важном, только пьют лучшее вино, которое ухитряется добыть Дориан, едят украденные с кухни пирожки и мясо, завернутое в тонкие слои пропеченого теста, и обсуждают миссии. Хоук вспоминает киркволльских драконов и ватераллов, Максвелл — варгестов и вивернов из Свистящих пустошей, Дориан язвительно проходится по венатори, а Варрик с отвращением говорит о Глубинных тропах. Это самые спокойные вечера в Скайхолде. *** Максвелл и Хоук шли по колено в траве — здесь, недалеко от Скайхолда, нашлось озеро, окруженное подземными источниками с теплым течением. Вокруг лежал снег — и зеленая трава на берегу контрастировала с ним, создавая удивительный образ. Максвелл привык ходить сюда один — медитировать, особенно, когда рука болела. — Иногда метка становится просто невыносимой, — пожаловался он. — Однажды я точно останусь без руки. Главное — останься живой, хотел добавить Хоук, но прикусил язык. Вряд ли Максвелл мог обещать что-то подобное даже Дориану. — Я хотел спросить совета, — вдруг сказал Максвелл, когда они вдоволь помолчали, глядя на игру солнечных лучей на поверхности озера. — Про Дориана. — Сомневаюсь, что могу помочь, — усмехнулся Хоук. — У меня есть только один друг из Тевинтера, и он на другой стороне баррикад. Страшно подумать, сколько таких альтусов, как Дориан, уже успел выкосить Фенрис в своем рвении отомстить… — Как вы смогли с Андерсом — после всего, что произошло? — не обращая внимание на его колкость, спросил Максвелл. — Как вы удержались вместе? Мне кажется, что мы с Дорианом — две щепки в водовороте судеб. Его ветер гонит обратно в Тевинтер, меня — к Корифею, и вместе с тем мы каким-то образом держимся вместе. Удержимся ли? Хоук пожал плечами. — Когда мы выбрались из Киркволла — вместе с полусотней уцелевших в бойне магов — Андерс хотел уйти. Хотел сам выбрать для себя путь. Или смерть. Уж не знаю, чего он хотел. А я свой выбор сделал, когда не казнил его, как хотела Мередит. Мои люди будут моими людьми — всегда. Он сделал выбор, и мне ничего не оставалось как его поддержать. Возможно, я поступал и хуже. — Неужели можно просто сделать выбор — и прогнуть под себя судьбу? — Максвелл закусил губу. Хоук видел, как в его лице боролись отчаяние и надежда. — Все мы в конце концов делаем выбор. Но я бы не отпускал. — Хоук… Вы многих теряли в жизни? Хоук вздрогнул и бросил короткий взгляд на Максвелла. Испуганного мальчишку, которому нет еще и двадцати, в руке которого болезненная, мучительная судьба мира… — Всех, — ответил честно. — Кроме Андерса. И сестры.