***
Кайгаку чувствовал, как от тяжелого взгляда сенсея по его спине невольно проходился холодок. Меньше всего Кайгаку хотел получать оплеухи от учителя. Меньше всего он хотел видеть в его глазах разочарование. Кайгаку снова подал голос. Уже более уверенно, чем там, на улице в присутствии девчонки, что жалась за его спиной. — Она сама за нами увязалась, сенсей. Она должна была только показать нам дорогу до города… Кайгаку замолк. Он так и не смог ничего придумать в свое оправдание. — Ясно… — бывший Столп Грома между тем лишь продолжительно посмотрел на своего второго ученика. Зеницу молчал, опустив голову. Это было очень не похоже на него — даже Кайгаку это заметил — он даже во время их долгой дороги ни разу не подумал ныть-канючить о привалах каждые полчаса. Удивительное дело. Но Кайгаку было слишком плевать на недомерка-Агацуму, чтобы гадать: а в чем же причина подобного внезапного анабиоза. Сенсею, кажется, тоже было не до этого — Куваджима-сан ограничился лишь многозначительным взглядом, брошенным в сторону Зеницу. А затем тихо проговорил, переведя взгляд на Кайгаку: — Молодцы, что не оставили ее. Думаю, она у нас приживется. — Что? — Кайгаку от удивления даже приоткрыл рот. Ну и на кой черт им здесь эта девка? Не собирается же сенсей и ее забрать к себе в ученики?.. Куваджима-сан, словно прочитав мысли своего старшего ученика, поспешил его обнадежить. Или только сильнее ввести в недоумение. — Женские руки у меня в доме не помешают, — на этом все объяснения закончились. Нужно было еще раз переговорить с девчонкой, на этот раз уже подробнее выведать, узнать, что заставило ее прибиться к его ученикам, почему она не может вернуться домой. Чтобы окончательно убедиться в своем решении. Куваджима Джигоро вышел на улицу, оставив Кайгаку в искреннем замешательстве на пару с подозрительно притихшим Зеницу. Кайгаку думал, что хотя бы учитель сможет популярно и доступно объяснить той приставучей девке, что она здесь явно не приживется. Ее здесь не примут, ей здесь не место. Видимо, Кайгаку ошибся в своих же ожиданиях. Однако напрягло его больше даже не то, что сенсей так легко решил оставить у них дома не пойми кого, а то, что он совсем не мог понять своего учителя. Зачем он это сделал? Неужели в этом был смысл? Кайгаку чувствовал себя особенно раздраженным — он все не мог найти ясного ответа. Ну и плевать. Возможно, все дело в том, что он вымотался после долгой дороги, а потому сейчас не мог сложить два плюс два в такой простой задачке без подвохов. Это временно. Уже к вечеру до него точно должно что-то дойти. А пока… Кайгаку хмуро фыркнул, кинув взгляд на свою катану. Тренировки. Нужно возвращаться к тренировкам. Сейчас ему даже кусок в глотку не лез — сейчас в первую очередь ему снова нужно было выпустить пар, отвлечься на что-то действительно важное. Чтобы не сорваться уже при сенсее от всего этого абсурда. Сенсей ведь терпеть не мог, когда Кайгаку забывался. Выходя из дома, Кайгаку напоследок бросил презрительный взгляд на все еще непривычно молчаливого Зеницу. Взгляд, в котором так и читался один-единственный немой вопрос: «Да что с тобой не так, тормознутый ты кретин?..» Зеницу даже не взглянул на товарища в ответ, будто совсем пропал в своих каких-то не самых радужных мыслях. Кайгаку на это только мрачно хмыкнул. Ну, ему же лучше. По крайней мере, сейчас эта сопля не будет доставать его своим нытьем.***
Обратно домой Кайгаку вернулся уже глубоко затемно. Он как всегда забылся и тренировался уже и после захода солнца — сегодня как раз теплую ночь освещала полная луна. Дома уже все спали — Кайгаку нисколько не удивился. Сенсей всегда отчитывал его за безрассудное и упертое упахивание на тренировках, но Кайгаку было плевать. Он уважал сенсея за его бесценные знания, которые тот мог ему передать как бывший Столп, но вот решать, сколько ему стоило тратить времени на оттачивание стилей и техник, Кайгаку хотел сам. Кайгаку не был мазохистом и прекрасно знал, когда нужно остановиться. И вместе с тем Кайгаку знал, что его техникам далеко до совершенства. Он до сих пор не освоил первый стиль. Даже позорище-Зеницу смог, а он… Он, что, был бесталаннее этого ничтожества? Подобную смешную мысль Кайгаку всегда старался отметать. Нет, конечно, они с Зеницу слишком разные. Кайгаку прилагал все усилия, убивался — лишь бы стать сильнее. Лишь бы доказать себе и учителю, что он действительно достоин. Достоин стать полноценным преемником. Зеницу же, казалось, даже не собирался оправдывать ожидания их учителя. Зеницу, казалось, давно и насовсем утонул в своем нытье. Кайгаку и правда не знал, почему тот все еще не сбежал, не свалил отсюда куда подальше. Он ведь не хотел становиться охотником — слишком труслив и убог для этого дела. Неужели это видел только он один — Кайгаку?! Как бы то ни было, учитель продолжал за ним бегать и нянькаться. Кайгаку это бесило. Теперь еще и эта девчонка… Учителю будто нравилось подбирать и призирать у себя всякий сброд. И все же Кайгаку надеялся, что хотя бы эта девка не будет отвлекать и мозолить глаза ни ему, ни учителю. По крайней мере, пока они разбирались с делами в городе и возвращались сюда назад, она вела себя тише воды ниже травы. Кайгаку пару раз даже забывал, что она плелась где-то там за ними следом. Определенно, у него была надежда, что о существовании этой навязавшейся девчонки он очень быстро забудет. Благодаря своим же адовым тренировкам. Кайгаку ведь уходил из дома уже на рассвете, а приходил, как сегодня, глубоко ночью. Кайгаку действительно надеялся, что у этой девчонки хватит ума не лезть к нему — лишний раз не бесить и не напоминать о себе. Кайгаку любил делать поспешные выводы. И совсем не любил обманываться в своих ожиданиях. — Ты чего тут сидишь? — даже в его хриплом шепоте была отчетливо слышна тяжелая грубость. Кайо сидела на кухне, уставившись в маленькое немытое окно. Она так глубоко о чем-то задумалась, что не сразу заслышала обращенный к ней вопрос. Не сразу вообще заметила, что человек, которого она ждала уже не один час, наконец вернулся. Девичьи плечи дрогнули. Кайо повернулась, выдавив из себя неловкую виноватую улыбку. Кайгаку поморщился, прошел вглубь кухни, сдержав все свои резкости и грубости при себе. Нужно поскорее найти что-нибудь съестное и убраться к себе — не тратить время на девчонку, которая, кажется, только и ждала себе собеседника на ночь. Ну уж нет — хватит с Кайгаку благотворительности — он и так для этой девки сделал слишком много — за всю жизнь она с ним не расплатится. — Куваджима-сан сказал мне что-нибудь приготовить на ужин, я приготовила удон, — Кайо хотела было встать и принести уже успевшую остыть еду, но робко замерла, поймав на себе тяжелый взгляд. Зеленые глаза предупреждающе сверкнули в темноте. — Я твою стряпню есть не буду. Откуда мне знать, что это не отрава. Кайо ничего не ответила. Опустила глаза. Кайгаку между тем достал откуда-то уже подсохший рис — кажется, он был еще сварен до их отправки в город. Кайгаку невольно поджал губы. Ну, ничего, с уличными помоями, которыми он когда-то питался через день, эта еда не первой свежести все равно не сравнится. Обойдется он и без лапши. Да и наверняка она уже остыла… Кайгаку взял тарелку с рисом и отправился к себе, на прощание не удостоив девчонку даже своим привычным презрительным взглядом. Нет, она и подобного его внимания не заслужила. Пустое место. Да, для Кайгаку она была не более чем пустым местом. Кайо же так и осталась сидеть на своем месте. Она прождала Кайгаку столько времени, чтобы… Чтобы просто глупо уставиться и не суметь выдавить из себя и слова от смущения и робости? Отлично. А она ведь хотела извиниться. И еще раз поблагодарить. А потом еще раз извиниться. Даже уже неважно, за что. Кайо уже и не знала, правильно ли поступила, решив прибиться к этому дому. Куваджима-сан оказался сердобольным добросердечным дедулей, который согласился приютить ее, но лишь с условием, что теперь все хозяйские заботы лягут на нее. Он уже стар, а его ученики с утра до ночи убивались на его изнурительных тренировках — им уж точно было не до стирок и готовки. Кайо очень даже устраивала подобная роль маленькой хозяйки большого дома. Вот только… Она уже успела догадаться, что ей здесь были не особо рады. Особенно ее «спаситель». Кайгаку. Кайо не была глупенькой наивной девочкой, сразу поняла: она ему совсем не понравилась. Но Кайо даже не думала на это обижаться — с чего вообще она должна была ему понравиться? Сначала он из-за нее влез в драку, затем она увязалась за ним аж до самого дома, а теперь еще и собиралась здесь остаться. Нет, этого юношу очень даже можно было понять. Кайо сама не любила чужаков — особенно тех, кто заявлялся к ней домой. Кайо все еще помнила то самое мерзкое липкое чувство тревоги и страха, которое застывало в груди при виде папиных собутыльников — их постоянных «гостей». Девчонка поежилась, вдруг осознав, что она сейчас невольно сравнила себя со страшными, жуткими, вечно пьяными мужчинами. Нет, она не была такой противной. Она… как минимум не собиралась гадить в чужом, точнее, в ее теперь новом доме, и вообще, она могла быть очень даже полезной. Кайо Ямато умела быть благодарной. Она очень хотела отплатить сполна и своему спасителю, и его учителю. Они ведь не бросили ее. Один спас ее от страшных забулдыг в лесу, другой спас от голодной жизни на улице. Она обязательно отплатит ответным добром. Кайо даже покраснела от таких вдохновляющих мыслей. Неважно, что сейчас ее не принимают. Пройдет время, и она обязательно докажет, что полезна. Кайгаку обязательно оценит и ее, и ее старания. Она в это верила. Наивно окрыленно.