— Прости, я не помешала?.. — Кайо постучалась и неуверенно вошла в комнату к Зеницу. Она как обычно встала ни свет ни заря и уже успела приготовить на всех завтрак, а сейчас ходила и собирала по дому кипу белья, которую нужно было успеть постирать часов до десяти утра — потом нужно было бежать что-то готовить к обеду.
Зеницу был поистине страшен спросонья и больше похож на что-то восставшее из мертвых. Убитое и до конца не воскрешенное. Он то и дело широко позевывал — явно не с первой и не со второй попытки разлепил глаза и заставил себя спешно собраться. Завидев у себя Кайо в такую рань, Зеницу даже забыл привычно вздрогнуть и смыться куда подальше. Не успел да и не смог бы — на ватных-то ногах. Сонливый и еще полудремлющий он был на удивление тихим и совсем не дерганым — Кайо даже не смогла сдержать приветливой неловкой улыбки.
Вот только спокойным Зеницу оставался совсем не долго: пару раз кинув пустой взгляд на Кайо, Зеницу вдруг вытянулся во весь рост и смачно приложил себя ладонью по лбу — чтоб окончательно проснуться.
Кайо на это короткое представление только похлопала глазами, смутившись. Кажется, она совсем не вовремя зашла со своими просьбами.
— Я… Я, что, все-таки проспал?.. Дедуля меня убьет!.. Нет-нет-нет, хуже, он оставит меня без завтрака и голодного потащит на тренировку!!!
Зеницу пораженно уставился на Кайо, кажется, в глубине души надеясь, что эта девочка его сейчас успокоит и утешит — он не проспал, его не убьют. И не оставят голодным.
Кайо будто в подтверждение всех его надежд активно замотала головой и даже вздернула руками.
— Постой-постой-постой, ты совсем не проспал, еще даже шести нет!.. — она совсем не знала, как еще успокоить встрепенувшегося Зеницу.
— Правда? — Зеницу недоверчиво робко взглянул на Кайо. Та только коротко кивнула. Зеницу, казалось, сразу присмирел, но тут же снова тупо уставился на девушку. — А тогда чего ты здесь?..
— Я пришла взять у тебя вещи постирать, — просто ответила Кайо, невольно поджимая губы. Вспоминая, чем закончился ее ночной визит с такой же просьбой у Кайгаку.
— А? Слушай, ну… Я как-нибудь сам… — Зеницу совсем растерялся.
Между тем внутри Кайо что-то оборвалось. Нет, ну это было уже слишком. Слишком унизительно.
— Ты, что, тоже не доверяешь мне свои штаны?.. — в нелепом и совсем уж пустом отчаянии кинула Кайо. Зеницу на миг подумалось, что он все-таки еще не проснулся — совсем не мог понять, чем он успел обидеть девушку с утра пораньше.
— Что?..
— Что?
В комнате воцарилась напряженная тишина. Которую никто не решался нарушать.
И все же первым не выдержал Зеницу — слишком уж ему было знакомо это потерянное выражение лица — «глаза на мокром месте». Зеницу стало не по себе.
— Я… Кайо-чан, я, что, что-то не так сделал? Если я обидел тебя, то прости-прости-прости! Я не хотел!..
Кайо его будто совсем не слушала, смотрела будто сквозь Зеницу.
— Я вас совсем не понимаю… — в каком-то тихом, едва слышном разочарованном замешательстве прошептала она и отвела взгляд. Зеницу совсем потерялся: он точно сейчас что-то не так понял. Точно-точно.
— Кайо-чан, что я сделал не так, ты скажи!.. Что случилось?
Кайо посмотрела на Зеницу в каком-то замешательстве. А будто он сам не знал, что он вел сейчас себя как самый настоящий дурак! Глупый и мнительный дурак!..
— Вы с Кайгаку правда настолько мне не доверяете, что не даете мне даже ваши вещи постирать? Что со мной не так?!
Зеницу оторопело уставился на Кайо. В мозгу что-то щелкнуло.
— Прости меня, Кайо-чан. Я… Я и не думал ничего такого. Просто я знаю: у тебя сегодня и так много работы — со своими вещами я как-нибудь сам справлюсь, у меня будет время. Прости за это… недопонимание, я не хотел тебя обидеть, конечно, я тебе доверяю, я…
Зеницу смущенно осекся.
Кайо невольно зарделась. Так это он не за свои вещи переживал, а за то, что на нее сегодня и без того навалилось много дел? Кайо внезапно стало стыдно, что она успела подумать о Зеницу невесть что. Этот милый, пусть и странный парень, уж точно не стал бы ее унижать как Кайгаку, кидая обидные намеки на то, что она даже на стирку их грязного белья не годилась.
Зеницу был не такой. Зеницу был… добрым. И уж точно он не мог думать про нее гадости. Кайо очень не хотелось обманываться, но в то же время очень уж сильно хотелось верить в эти свои выводы.
Кайо очень хотелось подружиться хотя бы с Зеницу. Хотя бы в Зеницу найти того, кто не смотрел бы на нее как на прокаженную. Она, что, правда мечтала о совсем не сбыточном?
Смотря на покрасневшее лицо Зеницу, она вдруг поняла, что с этим мальчиком у нее еще ничего не потеряно: когда-нибудь они обязательно станут друзьями.
— Прости-прости-прости, я такая глупая!.. Спасибо тебе, Зеницу, я все не так поняла, просто Кайгаку, он… И я подумала, что ты тоже…
— Все в порядке, Кайо-чан, все в порядке, — Зеницу слабо улыбнулся, не совсем понимая, чем бы он мог сейчас успокоить и утешить бедную Кайо-чан. — Это ты прости за это все. Я уверен, Кайгаку тоже не хотел тебя обидеть…
Кайо внезапно подняла покрасневшие блестящие глаза на Зеницу, чем окончательно смутила его.
— Правда? — в тихом девичьем голосе так и сквозило неверие. У Кайо перед глазами все еще стояло напряженное посеревшее лицо Кайгаку, а в голове все еще звенели грубости, брошенные им ей вслед вместо пожеланий спокойного сна.
— Кайгаку очень… бережливо относится к своим вещам, он, ну, очень не любит, когда их трогают и он никому их не дает. Ты не переживай, он, если что, ничего тебе не сделает, просто не трогай его вещи. Даже если хочешь ему помочь. Не надо. Просто не надо, Кайо-чан.
Зеницу попытался улыбнуться, но его лицо лишь скривилось при упоминании Кайгаку. Зеницу слишком хорошо знал, насколько сильно Кайгаку дорожил своими вещами. Более того, Зеницу слишком хорошо знал, насколько сильно могло прилететь любому самоотверженному смертному, который осмелится позариться на его вещи. Будь то грязные и уже успевшие подызноситься портки, или же новое хаори, которое сам дедуля запретил пока надевать — велел попридержать, пока Кайгаку вместе с Зеницу не станут его полноценными преемниками и охотниками на демонов.
— Я все поняла, спасибо тебе, Зеницу…
Лицо Кайо на миг просветлело. Она была благодарна, что Зеницу ей хоть что-то объяснил. Конечно, она уже и сама успела заметить, что Кайгаку был, мягко говоря, сложным человеком, и к нему нужен был какой-то особый подход — Кайо ведь все еще грезила наивной идеей, что когда-нибудь они точно поладят. Но сейчас любые попытки сближения казались какой-то безумной пляской на минном поле.
Кайо не хотела еще раз подорваться из-за своей глупости и навязчивости. Ей нужна была помощь. Сейчас Зеницу очень даже ей помог, объяснив, почему Кайгаку взбеленился на обычную просьбу передать ей его нестираные вещи. Кайо очень бы хотелось расспросить Зеницу о Кайгаку что-нибудь еще, но она понимала, что это будет как-то… Как-то странно. Очень странно и неловко. Может, Зеницу подумает еще чего…
Щеки Кайо снова совсем не вовремя запылали, благо Зеницу, кажется, этого даже не заметил, потому что за все время разговора он от силы лишь пару раз взглянул на Кайо.
Кайо не стала задумываться и над этой странностью — она уже поняла, что здесь не только Кайгаку был каким-то «сложным». Но Зеницу у нее хотя бы не вызывал дрожь под лопатками.
Зеницу между тем, заслышав теплое «спасибо», только мотнул головой, еще раз пробормотав себе под нос извиняющимся тоном что-то неразборчивое. Но Кайо уже не особо-то и вслушивалась. Она вдруг нервно вздрогнула, а неловкая улыбка тотчас сошла с ее лица.
— Нас же, наверное, уже ждут, да?..
Зеницу тоже вздрогнул. Да-да-да, наверняка их уже ждали на кухне: дедуля и его выговоры за поздний подъем и опоздание.
Кайо быстро выскочила за дверь, дав еще пару минут Зеницу на сборы. Это она его задержала, это из-за нее они совсем забыли о времени. Значит, нужно было подождать Зеницу и идти вместе — получать нагоняй вместе.
***
За весь оставшийся день Кайо так больше и не пересеклась ни с Зеницу, ни с Кайгаку. Работы у нее действительно было много, она едва успела закончить все до заката. Благо, день еще выдался теплым и солнечным — все постиранное еще утром белье успело высохнуть. Кайо даже немного пожалела, что с Зеницу она так и не настояла на своем и не взяла у него ничего постирать — сейчас бы она могла зайти к нему и занести чистые вещи. Снова найти предлог поговорить с ним ни о чем. И поговорить о Кайгаку. Кайо очень хотелось, чтобы когда-нибудь он перестал на нее злобно зыркать и поносить по поводу и без. Кайо очень хотела отплатить ему за свое спасание, за благодушно подаренный шанс начать новую жизнь.
Она понимала, что это будет совсем не просто, но вместе с тем сегодня она уже успела понять, что ей могут помочь. Может помочь Зеницу.
Кайо в который раз за день вспомнила о Зеницу, и на лице ее снова расцвела слабая теплая улыбка. Какой же он хороший. Правильно мама еще в детстве ей наказывала: первое впечатление обманчиво. Зеницу и правда оказался хорошим, добрым и совсем не тупым сопливым ничтожеством — а именно так о нем чаще всего отзывался тот же Кайгаку.
Зеницу был милым участливым мальчиком: он ведь действительно не хотел, чтобы она перетруждалась. А еще… Еще, кажется, Зеницу ей солгал — не было у него никакого свободного времени — он так и не успел постирать свои вещи. Как и Кайгаку.
Мальчики, видимо, сами придумали себе сложности: только один это сделал из самых добрых светлых побуждений, а второй… А упертость второго Кайо так и не смогла до конца понять, даже после скомканных объяснений Зеницу. Она тоже была бережливой и всегда очень аккуратно относилась к своим вещам — родители ее не так часто баловали обновками, жили они не то чтобы бедно, но и совсем не богато, даже во времена, когда папа не пил. И все же у Кайо никогда не доходило до паранойи, которой, кажется, страдал Кайгаку.
Кайгаку вообще, судя по всему, страшно страдал. От всего и сразу. Потому что другой причины его неизменному желанию посылать всех и вся куда подальше самыми грубыми словами и тяжелыми пинками Кайо, как ни старалась, найти никак не могла.
Кайо очень хотелось узнать его поближе. Он же все-таки ее спас. Спасители априори не могут быть озлобленными и страшными — не могут быть тем, что так старался почему-то играть и строить из себя Кайгаку.
Кайо была почти уверена, что Зеницу точно-точно знал, почему Кайгаку так себя ведет. Неважно, что Кайгаку и Зеницу совсем нельзя было назвать друзьями — вряд ли они вообще когда-либо даже просто разговаривали без бранной ругани и всхлипов. Это все неважно. Кайо уже успела убедиться, что Зеницу не был обделен проницательностью — он должен был знать Кайгаку, видеть в нем то, чего так и не смогла разглядеть за две недели Кайо.
Даже после тяжелого дня Кайо обычно с трудом удавалось заснуть. Она слишком много думала не о том.
Как бы Кайгаку ее ни поносил, ни задевал, она почему-то не могла на него всерьез и долго злиться. В мыслях Кайо пыталась находить оправдания и объяснения каждой его грубости, каждой его колкости. Неважно, было это брошено им в ее сторону или же в сторону Зеницу.
Не мог же Кайгаку вести себя отвратно по отношению к ним двоим просто потому, что по-другому он и не умел? Кайо задумывалась над этим уже не одну ночь, каждый раз все боясь хотя бы мысленно увериться в этом.
Ей не хотелось верить, что Кайгаку на самом-то деле был не самым хорошим человеком. Кайо до глубокой ночи обычно спорила сама с собой, пыталась убедить себя, что да она его просто не знает, да он просто не хочет общаться с кем попало вроде малознакомой глупой девчонки, но в голове продолжали отдаваться противные звуки тупых ударов — Кайо снова и снова вспоминала услышанную уже единожды жестокую тренировку Зеницу и Кайгаку. Кайо совсем не понимала, почему Кайгаку во время этих самых тренировок совсем не хотел сдерживаться.
Неужели Кайгаку настолько терпеть не мог Зеницу?.. А почему?.. Кайо не терпелось найти ответы на эти вопросы — сама она уже устала тонуть в собственных догадках. Кайо хотелось хотя бы раз заснуть спокойно — наконец выспаться.
***
Пять часов утра. Солнце уже вот-вот собирается показаться на горизонте — наконец-то можно будет посидеть не в потемках.
Зеницу сонливо посмотрел на свои покрасневшие руки и снова опустил только что выстиранную светлую рубаху в воду — нужно еще пару раз прополоскать. На самом деле, Зеницу меньше всего из этих бытовых хозяйских дел терпел стирку — то мозоли на руках натрешь, то сам взмокнешь, пока с бельем возишься. Зеницу видел в этом всем лишь очередной повод пострадать и пожаловаться на жизнь. Дедуля же не терпел, когда Зеницу начинал предаваться своим уже привычным стенаниям. Но Зеницу ничего не мог с собой поделать. После первого всхлипа он обычно уже не мог остановиться. Жалеть себя всегда было так приятно. Намного приятней, чем морозить ноющие руки в ледяной воде, застирывая до дыр штаны.
А иных приятностей в жизни Зеницу было не так уж и много.
В очередной раз взглянув на свое размытое отражение в воде, Зеницу вздохнул. Осталось полчаса до общего подъема. Наверное, уже не было смысла ложиться снова в постель — тогда он точно проспит, и Кайо-чан опять придется будить его. При мысли о Кайо отражение в воде вспыхнуло в стыдливом смущении.
Это стоило прекратить. Кайо-чан совсем не заслуживала к себе такого отношения. Хоть Зеницу и позволял себе посматривать на Кайо лишь мельком и исподлобья, все же он видел: она очень переживает. Переживает из-за Кайгаку, переживает из-за него. Зеницу не понаслышке знал, каково это, когда тебя не принимают и воротят от тебя нос. Это не просто обидно — больно до слез.
Кайо этого не заслуживала. Но и друга-последнего-труса она тоже не заслуживала.
Зеницу не понимал, что он должен был делать. Зеницу запутался. Прополоскав по второму разу штаны с рубахой, ему как никогда снова захотелось всплакнуть.
Но этого ему сделать, к сожалению, не дали.
Мостки, на которых он сидел, противно скрипнули. Зеницу даже не подумал обернуться. По спине прошелся табун мурашек — уже привычная реакция на Кайгаку.
Кайгаку между тем уселся на другой край мостков, повернувшись к Зеницу спиной. Послышался всплеск воды.
Никто из них не проронил ни слова. Оба были очень заняты стиркой — обоим нужно было успеть до «подъема».
