— Сильно же он тебя…
У самой двери в дом послышалось шебуршание. Зеницу вытянулся струной, лишь в последний момент заметив поджидавшую его у крыльца Кайо. Она выглядела уставшей, сонливо осунувшейся. Зеницу даже не подумал спрашивать, чего это она забыла тут, на улице, в такой поздний час. Глупый, риторический вопрос — она ждала его, сонная, холодная. С поблескивающей коробочкой в руках.
Зеницу почувствовал себя виноватым. Чертыхнулся про себя.
— Нет-нет-нет, это не дедуля, не подумай ты! Это я с дерева упал… От дедули спрятался. П-плохо спрятался.
— Держи, — Кайо, не вставая со ступени, протянула страшно потрепанному Зеницу мазь. Тот, немного поколебавшись, все же взял ее, глупо улыбнувшись в ответ. Его подбитый глаз совсем некстати заслезился — Зеницу всхлипнул. Тут же отвернулся.
Раньше его поджидали у дома только затем, чтобы надавать еще оплеух. Дедуля — за дело, Кайгаку — за свое же паршивое настроение. С Кайо Зеницу совсем успел расслабиться — она его пока бить не собиралась.
По крайней мере, он на это надеялся.
— Спасибо, — тихо пробормотал он, опускаясь на землю. Кайо подперла голову руками, зевнула. Зеницу, морщась и поскуливая, начал осторожно втирать вокруг ссадин обжигающую травяную мазь. Кайо смотрела на это не отрываясь.
Она каждый день встречала его после тренировок и каждый день с замиранием сердца тревожно ждала, что когда-нибудь Зеницу понадобится что-то посущественнее обычной заживляющей мази от ушибов — когда-нибудь страх перед «дедулей» его точно поломает — окончательно.
Кайо было жаль Зеницу, но она совсем не знала, как ему помочь. Зеницу выглядел разбито, убито — совсем безнадежно.
— А я завидую тебе, знаешь? — на выдохе прошептал он, заставляя Кайо в недоумении встрепенуться. Зеницу любил бормотать всякие тревожные глупости, больше походившие на бессвязный бред. Наверное, все мальчики страдали подобным недугом. Кайо уже и с этим успела примириться.
— Что?.. — она сморгнула. Зеницу нервно дернул плечами.
— Я бы тоже не хотел верить в демонов. У тебя это хорошо получается. А мне вот дедуля не даст…
Кайо поморщилась. Зеницу уже не в первый раз заводил свои странные, зачастую совсем уж жуткие разговоры о демонах. Это напрягало и одновременно пугало — Зеницу будто жил в каком-то своем выдуманном мире страшилок из детства, все лепетал в трясучке о каких-то монстрах из старых преданий.
Совсем не смешно.
Зеницу нужно было скорей повзрослеть. Ему же тоже скоро проходить экзамен. Ему же тоже скоро продолжать дело Куваджимы-сана — а он все витал в облаках, продолжая шарахаться собственной тени и своих же фантазий. Вот Кайгаку вернется, и обязательно им все расскажет — как все прошло. Может, Зеницу хоть тогда успокоится. Поверит, что демонические ужасы жили лишь в его голове.
Сейчас же Кайо совсем не знала, как его подбодрить, как… привести в чувства. Ей отчего-то казалось, Зеницу сейчас нуждался именно в этом.
— Зеницу, ты же и сам знаешь, демонов не…
— Кайо-чан, а я могу тебя кое о чем попросить?.. — внезапно перебил ее Зеницу, отчего тут же повисла неловкая тишина. Зеницу покраснел — а затем мгновенно страшно побледнел, сглотнул, подавившись собственным волнением. — Я ведь скоро тоже на отбор уйду, ну и я…
— Что? — Кайо насторожилась. Зеницу мялся, волновался — будто не мог на что-то решиться. Будто хотел попросить ее о том, в чем ему точно откажут. Губы Кайо спустя считанные мгновения дрогнули в слабой догадке: ну, конечно, о чем он ее еще мог попросить перед отбором!.. — Тебе… Тоже хаори подшить нужно, да? Конечно, Зеницу, я только попрошу Куваджиму-сана дать мне…
Зеницу будто ее совсем не слушал — только все продолжал бледнеть и бледнеть. Наконец он нашел в себе силы отрицательно мотнуть головой — совсем озадачить Кайо.
— Можно ты высадишь лилии на моей могиле? Белые такие… Как у нас в саду. Они мне… нравятся очень. Помнишь, мы вместе с тобой их сажали? Я их еще поливал по ночам, пока ты меня… Ну, помнишь, пока ты меня не застукала?..
Кайо нервно непонимающе сморгнула. Может, он себя еще и закопать попросит? С Зеницу-то — станется.
— Ты… Ты чего?.. — она невольно нахмурилась, сжала руки в кулаки — последний жест не укрылся от Зеницу — тот сразу, уже рефлекторно, вжал голову в плечи.
— Прости, Кайо-чан. Если не хочешь, не надо. Я же… Я понимаю все, — виновато пробормотал он, дрожащими руками закрывая коробочку с мазью.
— Ты ничего не понимаешь, — уверенно выпалила Кайо, сверкнув синими глазами. Зеницу поежился. — О чем ты вообще говоришь? Какая могила?.. Какие цветы?..
— Б-белые… Л-лилии… — на выдохе бездумно отрешенно напомнил Зеницу.
— Рано тебе умирать, — недрогнувшим тоном заявила Кайо. Чаша ее терпения была переполнена — Зеницу сморозил фатальную глупость.
— Я знаю, — в тупой безнадеге отозвался Зеницу. Сжал до искр из глаз израненные руки в кулаки. Всхлипнул. — Будто меня спросит кто.
— Куваджима-сан тебя не на смерть отправляет. Зеницу, ты сдашь экзамен. Как Кайгаку, как…
— Как еще сто миллионов тысяч трупов, сгинувших там, да? — замогильным тоном закончил за нее Зеницу. Кайо сморгнула. Она, конечно, не знала всех подробностей, на какой именно экзамен Куваджима-сан отправлял своих учеников — все это до сих пор было покрыто мраком и тайной — но почему-то она была твердо уверена: Зеницу как всегда преувеличивал. Будто их и правда отправляли куда-то на убой, конечно.
— Я понимаю, ты думаешь, что не справишься, но, Зеницу, послушай…
— Я знаю, что не справлюсь. Кайо-чан, демоны, они ведь…
— Зеницу, скажи, кого ты называешь демонами?
Зеницу почесал макушку. Будто вопрос Кайо и правда застал его врасплох.
— Вообще, я демонов и не видел-то никогда, — признался он, съежившись. — Но я много слышал. От дедули, от… В детстве я много о них слышал.
— Я тоже, — кивнула Кайо. Уголки губ ее дрогнули в понимающей улыбке. Ее тоже все детство пугали этими «демонами», вот только Кайо уже давно успела вырасти из этих сказок, а Зеницу, кажется, нет. — На самом деле, если демоны и существуют, то только в нас, в людях — так мне мама говорила. Понимаешь? Других демонов у нас не водится. Наверное, Куваджима-сан тебе об этих демонах рассказывал. Ты просто не понял, Зеницу. Давай дождемся Кайгаку. Хочешь, поспорим, он расскажет, что на вашем экзамене не было ничего страшного. А?
Зеницу тряхнул головой. Он и правда ничего не понял — сейчас.
— Я уже говорил, что завидую тебе, да?..
— А я уже говорила, что ты странный? — немного в раздражении ответила вопросом на вопрос Кайо.
— Ч-что это значит? — в лицо Зеницу ударила краска.
— Сам знаешь, — уклончиво бросила Кайо, пожав плечами. — Ладно, пора мне. Еще на кухне убраться надо. И вообще, я говорила уже, оставь себе мазь. Насовсем забери.
— Спасибо. — Зеницу трясущимися руками спрятал коробочку в складки кимоно. — Доброй ночи, Кайо-чан.
— И тебе.
***
— Он ничего не писал. Я у дедули тоже спрашивал.
Кайо лишь сдавленно улыбнулась — Зеницу очень уж вовремя заглянул к ней в садик с ведрами воды, она как раз собиралась заняться поливкой. Последние недели они часто проводили время вместе: Зеницу уже не боясь первым бежал в сторону рассаженных Кайо грядок. Кайо же продолжала затемно дожидаться Зеницу после каждой тренировки, чтобы в сгущавшихся сумерках вместе нащупать дорогу домой.
Чтобы снова засидеться допоздна во дворике. Снова замазать ссадины, снова поговорить о «глупостях».
— Я знаю. Отбор уже прошел… Куваджима-сан сказал, он уже как три дня назад прошел.
Зеницу кивнул, завел руки за спину.
— Ты не переживай так. Кайгаку он просто, ну… не любитель он писать. Да-да, в этом все дело.
Кайо с сомнением взглянула на Зеницу, который уже пошел поливать засаженные гряды.
— Не много лей, пожалуйста. Завтра дождь, наверное, к вечеру будет. Куваджима-сан сказал.
— С грозой, кажется, — тихо добавил Зеницу, едва не выронив из рук прихваченный черпак.
Кайо подняла глаза на чернеющее небо. Ей казалось, что обещанная буря должна была разразиться прямо сейчас — прямо над ее головой. Она ждала ее каждый день с замиранием сердца — совсем сходила с ума.
А Кайгаку все не писал.
Кайо не хотелось быть наивной дурочкой, она все понимала: от Кайгаку вряд ли кто-то получит весточку, не в его это духе — делиться чем-либо. Может, они вообще больше никогда и не встретятся — эту мысль Кайо особенно старалась гнать от себя как можно дальше.
А она все возвращалась и возвращалась.
Кайо было страшно, беспокойно. А что если Зеницу уже который день ходил бледный как смерть совсем не без причины? Что если Кайгаку просто
не сможет вернуться обратно? У Кайо все не получалось убежать от этих вопросов, они доставали ее везде: в саду, в доме, утром, днем, ночью — разъедающая нутро тревога сжирала ее без остатка. И каждый день все повторялось заново.
Кайо как никогда понимала Зеницу, который нервно вздрагивал при каждом обращении дедули. Зеницу тоже ждал новостей. Страшных, горьких, жутких — тоже.
— Я дома чай с шалфеем заварила. Уже настоялся, наверно, — в пустоту бросила Кайо, заканчивая с поливкой. Плечи Зеницу дрогнули.
— У тебя очень вкусный чай получается, Кайо-чан. После него спится хорошо. Первые минут двадцать точно.
Кайо согласно кивнула.
— На ночь еще заварю.
— Скажи, Кайо-чан, тебе ведь Кайгаку нравится, да? Ты… за него так переживаешь.
Кайо чуть не выронила пустое ведро на прополотые цветы. Поджала губы. Зеницу и правда скоро из нее сделает совсем шуганую-дерганую — с такими-то странными вопросами. Нет, и о чем он тут думал вообще?!
Кайо окатило смятением лишь на мгновение. Не прошло и минуты, как тело ее снова расслабилось, а напряженный взгляд посветлел. Кайо смотрела на Зеницу не отрываясь — пыталась понять, зачем ему вообще понадобилось спрашивать о таких глупых и очевидных вещах.
— Кайгаку — не чужой мне человек, — дрогнувшим голосом наконец отозвалась она и тут же замолкла, будто сама не поверила в то, что только что сказала. — К-конечно, я переживаю. Ты ведь за него тоже переживаешь, что в этом такого?
Зеницу хотел было возмутиться и пролепетать что-то вроде «это другое», но все его протестные слова так и остались где-то глубоко в глотке. Кайо его совсем не поняла — как всегда.
Или же она просто захотела сделать вид, что ничего не поняла.
— Э-эх, завидую Кайгаку… — мертвым тоном наконец осмелился протянуть он, закончив с последней грядой. — А я так и умру без невесты… Через шесть месяцев ведь умру. Кайо-чан, может, еще подумаешь про лилии? У тебя, вон, их сколько много. Ну хотя бы одну у меня посади!.. У плиты где-нибудь.
Кайо склонила голову на бок. Еще днем она слышала, как дедуля до поросячьих визгов залупил Зеницу — видимо, он еще не отошел, видимо, ему все-таки в этот раз сильнее обычного прилетело по голове, вот и несет он сейчас бред, бедный. Кайо вдруг стало страшно жаль Зеницу. Одним чаем с шалфеем и мазью от ссадин он сегодня не отделается.
Зеницу нуждался в лечении долгом и обстоятельном. Каком — Кайо пока не придумала.
— Ты… плачешь, что ли?.. — в недоумении пробормотала она, услышав первые тихие всхлипы. Зеницу тут же закрыл лицо рукавом кимоно. По телу Кайо прошлась дрожь, одновременно она почувствовала себя и глупо, и виновато: довела все-таки и без того забитого Зеницу до слез.
Жестокая, бессердечная. И, видимо, страшно непонятливая.
— Нет… Вода из ведра в глаза брызнула… — более нелепого вранья Зеницу придумать не успел.
— Я так и подумала, — недоверчиво отозвалась Кайо. — Пойдем… домой? Тебе глаза промыть надо. Красные они у тебя…
Зеницу шмыгнул носом, подобрал завалявшуюся в траве тяпку. До дома они доковыляли в гробовом молчании, перебиваемом лишь редким шмыганьем и позвякиванием ведер.
***
Кайо долго не могла заснуть — даже после четвертой чашки шалфейного отвара она все не могла успокоить свои мысли.
Она переживала. Не только за Кайгаку, но и за Зеницу: тот совсем с ума сходил. Ляпал глупости чаще обычного. Без Кайгаку совсем расслабился, видимо.
— Нравится… — тихо прошептала она и тут же натянула одеяло себе по шею. Кайо не почувствовала ни капли смущения от вырвавшегося из груди признания, будто это уже давно было чем-то самим собой разумеющимся — известным и понятным не только ей, но даже Зеницу.
Ей нравился Кайгаку. Нравился этот
не чужой ей человек.
Нравился тот, кто плевать хотел на все эти детские симпатии. Кайо была готова принять и это, даже не удивляясь собственной смиренности. Ее чувства ничего не значили, они просто жили в ней, не более того — разрастались сорняками в сердце.
Кайгаку ей просто нравился, она просто за него переживала. Просто-просто-просто — никакого трепета в груди.
По-другому ведь и быть не могло. По-другому любить Кайгаку было нельзя — с ума сойти можно. А Кайо еще хотелось сохранить рассудок.
Сумасшедших Кайгаку точно не любил — по Зеницу ясно было.
— Он вернется… Вернется и все расскажет… — бормотала Кайо себе под нос уже в полудреме.
В скорое возвращение Кайгаку она все еще верила больше, чем в демонов Зеницу.
