***
Кайо не помнила, когда в последний раз так страшно волновалась. Последнюю неделю она будто готовилась к приезду самого императора — по важности событие было именно таким. Кайо очень боялась оступиться, облажаться, подвести. С замиранием сердца она ждала, когда же снова заслышит знакомые шаги и грубое, всем недовольное ворчание. Кайо очень хотелось, чтобы вернувшийся, пусть и ненадолго, Кайгаку знал, видел — его ждали. Зеницу, как ни странно, за последние дни тоже успокоился: видимо, смирился наконец со своей незавидной скорой участью. Кайо уже давно научилась игнорировать его причитания, да и самому Зеницу, кажется, надоели свои же выступления. Вернется он, куда денется. Последние дни проходили в каком-то чересчур трепетном волнительном ожидании: даже Зеницу вызывался помогать Кайо на кухне в коротких перерывах между тренировками — лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Кайо и рада была этой помощи — она ведь и сама не особо-то понимала, как Зеницу еще можно было отвлечь от самого себя. А отвлекать очень даже надо было. Неровен час — однажды Зеницу сам сведет себя в могилу. Чтобы отмучиться заранее, сразу и наверняка. Вся надежда была на Кайгаку, который вернется и убедит Зеницу, что переживать, собственно, было не о чем. Кайо догадывалась, что для боязливого Зеницу не только Куваджима-сан являлся авторитетом — Кайгаку он уважал и втайне восхищался им не меньше. — Вы смурные как перед поминками, — хмуро как-то заметил Куваджима-сан, заглянув на кухню. И Кайо, и Зеницу нервно вздрогнули, напряглись. Дед же покачал головой. — Кончайте. Он у нас всего дня два пробудет. — Как?.. — Кайо в недоумении подняла глаза. — Так мало? Куваджима Джигоро вздернул бровь, нахмурился: не любил он глупые вопросы. Но злиться на Кайо за глупые вопросы он любил еще меньше. — А что ему у нас тут преть? У него работа. Охота. Хватит, засиделся он у меня тут. Скоро и с Зеницу попрощаемся. — П-попрощаемся?! — Зеницу вытянулся в лице, стал белее распаренного риса, который сейчас держал у себя в подрагивающих руках. Кайо предусмотрительно осторожно подскочила к нему, забрала тарелку — от греха подальше. — Дурень. Опять голову чем-то у меня забил. Давайте, заканчивайте тут. Не нужно нам крытых столов, ясно? Кайгаку у нас будет чем заняться. А ты, Зеницу, хватит за кастрюлями прятаться, Кайо и без тебя тут справится. Пойдем. И Зеницу пошел, в последний раз бросив на чан с рисом полный отчаяния взгляд. Наверное, лучше бы он посвятил свою жизнь, работе где-нибудь в какой-нибудь безызвестной забегаловке. Но Зеницу уже не повезло где-то там, еще в самом начале жизненного пути — именно поэтому сейчас вместо размахивания палочками, он снова и снова размахивал деревянным мечом. А дедуля все уклонялся, бил исподтишка — будто издевался. Зеницу мог привыкнуть к издевательствам, но вот к боли, пронзающей каждую клеточку после очередного «подлого» удара — нет, никогда. — Кайгаку вернется, потренируетесь вместе. Может, поймешь наконец, что вы не так уж и далеки друг от друга. Зеницу сморгнул. Дедуля продолжал издеваться — добивал его уже не палкой, а словами. Тренировочные бои у Зеницу с Кайгаку бывали редко и всегда заканчивались одним и тем же: побитый синий Зеницу пораженно падал, отключался, перед этим успевая выблевать остатки завтрака, смешанного с выхарканной кровью. Кайгаку никогда ему не поддавался, никогда не щадил. Сколько бы Зеницу жалобно ни умолял, убегая от него через тренировочное поле. В таких боях Кайгаку хотел показать все, на что он был способен, хотел показать, насколько жалок и убог был его товарищ по оружию: второй преемник учителя. Кайгаку всегда доказывал последнее, втаптывая полуживого Зеницу в грязь буквально. Дедуля, учитель всегда смотрел на это будто бы с ледяным безразличием, будто намеренно закрывал глаза на это расплывшееся в луже собственной крови убожество. Зеницу совсем не боялся разочаровать дедулю — они ведь оба и так наверняка понимали, насколько он был безнадежен. Кайгаку никому и ничего не нужно было доказывать.***
Кайгаку вернулся неожиданно, на пару дней раньше — грянул как гром среди ясного неба. Стоило ему переступить порог дома, по всем комнаткам тут же прокатилась волна напряжения. Зеницу даже пробило на противную дрожь. О возвращении Кайгаку он заслышал раньше остальных, но не подал и вида, уткнувшись в свою тарелку за ужином, часть которого уже вот-вот норовила полезть обратно. Скрипнула калитка. Не прошло и минуты, как Кайгаку уже стоял в дверном проеме, отряхивая уже успевшее где-то потрепаться синее хаори. Кайгаку смотрел на всех, будто впервые видел, будто все ему тут были незнакомцами. Кажется, домом ошибся. — Вернулся, значит, — Куваджима Джигоро встретил своего ученика сухо, без лишних сентиментальностей. Кайгаку ответил ему тем же, не удостоив при этом никого из замерших и онемевших разом взглядом. — Вернулся, — хмуро бросил он, смотря учителю прямо в глаза. — Я тут не задержусь. — Не задержишься, — Куваджима коротко согласно кивнул. — Послезавтра тебя ждут на севере. Отдохни пока у нас. Кайгаку ничего не ответил, лишь скосил взгляд на поднявшуюся Кайо — та на ватных ногах поплелась за еще одной порцией их скромного ужина. Сейчас она, как и Зеницу, отчего-то не могла поднять на Кайгаку глаза. Сердце ее трепетало не от радости, а от страшной растерянности. Их с Зеницу застали врасплох. Их встреча не должна была быть такой: тяжелой, пугающе напряженной. Кайгаку как-то переменился. Страшно. От него больше не веяло привычным раздражением — только леденящим холодом. Видимо, экзамен и правда выдался сложным — настолько, что Кайгаку даже не захотел с порога ошарашивать их подробностями, хвалиться своими победами. Кайгаку, которого Кайо знала, точно от подобного бы не удержался. Нет, она была уверена, что по возвращении Кайгаку все-все им расскажет, еще и приукрасит — хотя бы для того, чтобы Зеницу лишний раз попугать. Кайо не могла поверить, что всего за месяц Кайгаку смог бы отказаться от своих излюбленных издевок. Нет, это он просто перед учителем сейчас держится, не иначе. — Может, расскажешь, как первые миссии прошли, как экзамен? — Куваджиме-сану явно надоело добивать свой ужин в замогильной тишине, он снова выжидающе покосился на Кайгаку, взглядом приглашая сесть. Кайгаку и на этот раз не подумал двинуться с места. — Я в письме вам подробно все уже рассказал, учитель, — нехотя выдавил из себя он. Куваджима Джигоро пожал плечами. — Зеницу было бы тоже полезно послушать. Кайгаку словно по немому приказу бросил на забившегося с тарелкой в руках Зеницу уничтожающий взгляд. Тот вскочил, опустив голову. Белое вытянутое лицо Кайгаку всего на мгновение перекосило от страшной злобы. Он, что, правда вернулся домой, чтобы Зеницу поразвлекать? Все тут спятили вконец, что ли? — Нет-нет… — между тем залепетал Зеницу. — Я на тренировку уже тороплюсь! Простите, пошел я. Он пулей вылетел из комнаты, чуть не задев подошедшую Кайо с тарелкой еды. Та осторожно поставила ее на столик, борясь со страшным желанием побежать за Зеницу следом. — Поешь, — хмуро предложил Куваджима-сан, поведя усами. Кайгаку не дернулся с места. Видимо, он тоже ожидал какого-то другого приема. Ожидал другого Куваджиму-сана. — Либо пойдешь на тренировку сейчас, — продолжил свое Куваджима, подцепляя из тарелки кусочек редиса. — Посмотрю, чему ты за месяц сам научился. Да и Зеницу поднатаскать надо, ты сможешь. — Я, может, не хочу, — лишь на мгновение в мутных зеленых глазах вспыхнуло что-то упрямо ребяческое. И тут же погасло — взгляд Кайгаку снова налился тяжелым напряжением. — А я когда-нибудь спрашивал тебя, хочешь ты или нет? — Куваджима-сан был как всегда невозмутим и, казалось, сейчас был заинтересован больше пережевыванием прилипшей к небу зелени, чем протестным настроением Кайгаку. Любил же его ученик поупрямиться на пустом месте. Куда он денется, если погонят на тренировочное поле? Кайо, давно покончившая со своим ужином и ожидавшая, чем бы еще услужить на кухне, почувствовала, как грудь сдавило чем-то тяжелым. Ей в который раз захотелось выбежать скорей на свежий воздух. Продышаться. Едва слышно выдохнув, Кайо поймала на себе короткий взгляд Куваджимы-сана — можно уходить, свободна. Кайо быстро поднялась и выпорхнула вон. — Просто лежать и в потолок плевать я тебе все равно не дам… — последнее, что Кайо услышала, выскакивая из кухни. Сердце бешено забилось. Нет, она совсем не так представляла себе это возвращение-встречу. Все не так, все неправильно. Кайгаку был каким-то не таким, Куваджима-сан был каким-то чересчур… строгим к только что вернувшемуся с тяжелого экзамена ученику. Кайо понимала, что здесь она явно что-то упускала, чего-то не знала. Может, Кайгаку плохо сдал? Нет, глупости, невообразимо. Кайгаку оплошать точно не мог — Кайо бы больше поверила в то, что и у него, и у Куваджимы-сана просто-напросто сегодня было скверное настроение. Звезды не сошлись. Кайгаку будто не домой вернулся, в самом деле. Кайо вышла на улицу, уселась на ступеньки, уткнувшись головой в колени. Выдохнула. Дышать все еще было тяжело — легкие сдавило тревогой и тупой тоской. Кайо как никогда явно, сильно почувствовала себя чужой. Она никого здесь не понимала: ни Зеницу, ни Кайгаку, ни Куваджиму-сана. Жили они в одном доме, а проживали будто совсем разные жизни — не связанные, оторванные. Кайо в этих жизнях не было — ей отвели место только на ступеньках. А тучи все сгущались. — Что расселась на проходе. Кайо подняла голову и тут же вжала ее в плечи. Кайгаку проскочил мимо, размашистым шагом направился в сторону сада, снова не удостоив ее и презрительным взглядом. Кайо прикрыла глаза, задрожала. Кайгаку сейчас Зеницу пошел искать — в этом сомнений не было. Раз уж Куваджима-сан попросил провести тренировку, Кайгаку не откажет. Поворчит, позлится — но шею внепланово Зеницу на тренировочном поле намылит. Учитель же просит, как отказать. Кайо просидела на улице недолго — на вечер у нее еще оставались дела по дому. Да и Кайгаку спальные вещи нужно было приготовить. Вернутся они с Зеницу явно глубокой ночью, раньше всяко не управятся. Сейчас Кайо не хотелось попадаться кому-то на глаза — она была слишком растеряна. Расспрашивать Кайгаку об экзамене, о его новом звании и миссиях она даже не думала. Вокруг все будто переменилось по чьему-то щелчку пальцев. Все переменились, а она и не заметила. Осталась бездвижно прежней.***
Ночью Кайо проснулась от тяжелого топота, раздавшегося в коридоре: кто-то явно суетливо расхаживал по дому туда-сюда. Странно, подозрительно. Кайо недолго думая накинула хаори поверх юкаты и поднялась с постели. Осторожно высунула голову: может, что-то случилось? Может, ее помощь нужна? Не успела она подумать о чем-то волнующе нехорошем, как в коридоре показалась знакомая приземистая фигура Куваджимы-сана, который явно куда-то торопился с тазом студеной воды. Кайо открыла было подрагивающий рот, как тут же словно онемела — Куваджима-сан бросил на нее страшный тяжелый взгляд. — Ты чего вылезла? А ну спать пошла, — в приказном тоне кинул Куваджима-сан и скрылся в темноте словно кошмарное наваждение. Кайо обхватила себя руками, зашла обратно в комнату. Ей очень хотелось узнать, что случилось, но перечить Куваджиме-сану Кайо ни за что бы не решилась. Она подошла к еще не остывшей теплой постели, уселась на край футона. Спать больше не хотелось. В коридоре снова раздались знакомые шаги. На этот раз не Куваджимы-сана. Кайгаку… Его шаги она тоже никогда не спутала бы. Кайо быстро подорвалась с места и снова подбежала к двери, осторожно высунулась. Кайгаку в коридоре не было. К горлу Кайо подступил колючий ком разочарования: она уже было успела наивно понадеяться, что хотя бы Кайгаку ей скажет, что у них там случилось, нужна ли ее помощь. Нет. Нужно было дожидаться утра. Если бы ее помощь была действительно нужна, Куваджима-сан сам бы ее разбудил. Вот только зачем он посреди ночи бегал с тазами воды, Кайо так догадаться и не смогла — в голову совершенно ничего не шло. Не уборку же он затеял с бессонницы, в самом деле: Кайо еще утром надраила все комнаты. Кайо поднялась, как только за окном слабо забрезжил рассвет. В доме было подозрительно тихо, будто все еще спали, хотя Кайо прекрасно знала, что это не так. Куваджима-сан вставал обычно за час-два до рассвета и начинал шуметь-хозяйничать по дому. Сейчас Кайо плутала по опустевшему дому в волнующем одиночестве. Умывшись, она сразу же пошла на кухню. Стоило ей переступить порог, как в глаза тут же бросились несколько оставленных на столе баночек с засушенными травами и мазью. Кайо подошла, бездумно покрутила одну в руках. Сознание снова и снова разбивалось о новые и новые тревожные мысли. У Кайгаку с Зеницу вчера была тренировка — наверняка там что-то случилось. Что-то неотвратимо страшное. Кайо не любила нагнетать-накручивать, но иногда она просто-напросто ничего не могла с собой поделать. Они друг друга покалечили, конечно. Чем же еще могла закончиться их стычка? Кайо вздрогнула, почувствовав за спиной слабое дыхание. По телу прошелся табун мурашек. Интересно, и как долго она не замечала чужого присутствия в паре шагах? Совсем забылась. — Рано ты сегодня соскочила. Молодец. Работы у тебя сегодня много. Кайо в облегчении обернулась. Судя по голосу, у Куваджимы-сана настроение было получше, чем вчера. — Зеницу… Он жив? — пролепетала она, опустив взгляд в пол. Вопрос сам слетел с губ, Кайо даже не успела задуматься, насколько он был глупым. В ответ послышался мрачный смешок и глухой хрип. Куваджима-сан покачал головой — все-таки все трое его детей были проблемными. — А чего ему не жить-то? Поцапались они вчера с Кайгаку — не в первой. Ты уберись тут давай, не мешкай, хватит время на пустом разводить. Зеницу завтрак в комнату принесешь. Он не выйдет сегодня, сильно потрепало его. Ну, ты еще слезы начни лить тут. Было бы с чего. Кайо качнула головой, зачем-то спрятав одну из баночек у себя за спиной. Куваджима-сан смотрел на нее пристально, прекрасно догадываясь обо всех других ее неозвученных вопросах. — Делай, что велено. Да поспорчее. Поцапались два дурака — тебе тут ничего интересного. Кайо нервно засуетилась, решив как можно скорее заняться приготовлениями к завтраку. Правильно, нечего стоять столбом, нужно работать — так тревожные вопросы сами хоть на время, но все же убегут. Кайо не сразу заметила, что Куваджима-сан тоже уже оставил ее — и славно. Каша была почти готова, Кайо быстро все собрала и вместе с небольшим подносом побежала к Зеницу, будто страшно боясь куда-то опоздать. Боясь попасться еще кому-нибудь на глаза с утра пораньше. Подойдя к двери, Кайо даже забыла постучаться — сразу на цыпочках подбежала к кровати. И тут же ахнула, мертвой хваткой вцепившись в поднос, застыв на месте. Зеницу было прямо не узнать. Правый глаз заплыл в синющей гематоме, а само лицо было разукрашено жуткими подтеками. Зеницу не спал. Что-то постанывал бессвязное. Когда в комнату зашла Кайо, он попытался привстать, но ничего у него не вышло — и без того изувеченное лицо лишь скривилось от пронзившей боли. Кайо смотрела на Зеницу и совсем не знала, что сделать, что сказать. Судя по его перемотанной-перевязанной голове и правой руке, первая помощь ему уже не требовалась. Теперь ему нужен был только покой. Покой, немного еды и воды. — Я… кажется, мизинец вчера на ноге сломал, когда от Кайгаку убегал. Меня ведь теперь и в охотники не возьмут, да?.. И в мужья… И дедуля выкинет меня — туда, на улицу, обратно. А я не хочу обратно. Я хочу здоровый мизинец на ноге. И жену красивую хочу… Кайо отвела взгляд, на Зеницу было больно смотреть. Он, казалось, даже не совсем понимал, что с ним произошло. О каком мизинце он вообще говорит, у него же лицо сейчас — одно сплошное кровавое месиво!.. Кайо продолжала стоять каменным изваянием с подносом у постели больного, будто слушая последнюю речь на смертном одре. — А Кайгаку по мне скучал, знаешь. Он меня до-о-олго вчера отпускать домой не хотел. Все обнимал… Обнимал… Говорил, не место тебе в этих охотниках, не место… А я, знаешь, я всегда знал, что он обо мне переживает. Больше меня за меня переживает, понимаешь? Настоящий друг… Я всегда знал, всегда знал… — Зеницу хрипло закашлялся, слабо застонал. Кайо встрепенулась, тут же наклонилась к нему, поднесла к губам стакан воды. Зеницу приподнялся, потянулся к Кайо дрожащей перевязанной рукой. Взгляд его был пугающе мутным, пустым, а разбитые губы растянуты в неестественно широкой улыбке. Зеницу и впрямь сейчас совсем не понимал, что с ним происходило, где он, что он. Кайгаку и правда по нему сильно соскучился — сильно припечатал. — Тебе… отдохнуть надо, полежать, — на выдохе прошептала Кайо, не сводя взгляда с разбитого Зеницу. Она ничем не могла ему помочь. Разве что с ложечки покормить, да еще воды принести. И мази, мази… — Давай я… помогу тебе? Кайо присела на постель, взяла в руки миску с уже подостывшей кашей. Зеницу смотрел на нее немигающим подбитым глазом, следя за каждым ее неловким пугливым движением. Кормить с ложечки пришлось в гнетущей душной тишине. Несмотря на убитое состояние, аппетит у Зеницу был самый что ни на есть здоровый. Кайо даже невольно задумалась, а не оставить ли здесь какой-нибудь тазик под кроватью — вдруг ее каша все-таки решит пойти наружу? В следующий раз принесет. Зеницу между тем быстро покончил с завтраком и снова «упал» на подушки, уставился в потолок. Кайо приподнялась с постели, выдохнула, надеясь, что Зеницу сейчас стало хотя бы немного полегче. — Я… Я еще приду. По дому только приберусь и… Приду. Зеницу пробормотал что-то совсем невнятное. — Тебе что-то еще нужно? — Посиди со мной еще немного. Можно? Кайо лишь на мгновение стушевалась. Конечно, у нее были дела, конечно Куваджима-сан не поймет, чего это она решила поотлынивать с утра пораньше от хозяйских забот. Но бросить сейчас Зеницу одного Кайо не могла. Если он хочет, если ему так будет легче — она останется. — Хочешь, я в обед тебе лилии принесу, поставлю? Они еще вчера у нас распустились. Желтые, красивые… Зеницу перевел рассеянный взгляд с потолка на Кайо. Улыбнулся: глупо, по-детски — жутко. — Не-а. Это мужчины должны дарить любимым женщинам цветы, а не наоборот. Не надо. Я сам тебе насобираю. Вот сейчас встану и насобираю. Зеницу хотел было подскочить с постели, но тут же побелел. Кайо осторожно взяла Зеницу за руку, прижала к футону. Посмотрела прямо в глаза. Нет, не хватало еще, чтобы он, больной, по саду сейчас бегал. Убьет не только себя, но и посаженные обработанные гряды. — Давай вместе пособираем. Когда ты поправишься. Хорошо? — Кайо не сводила с Зеницу умоляющего взгляда. — Ну… — хрипло протянул Зеницу, будто крепко задумавшись. — Ты пока придумай, какие хочешь. Для тебя, Кайо-чан, я ведь любые достану. Даже те, которые, там, на Луне растут. — На Луне не растут цветы. — Да ты там просто не была, — отмахнулся Зеницу, широко зевнув. С этим железным аргументом Кайо даже не подумала спорить. Наконец, когда Зеницу совсем замолк и перестал подавать признаки жизни, по комнате прокатился слабый вздох облегчения. Зеницу и правда нужен был здоровый сон. А Кайо — бежать по делам. Как только убедившись, что Зеницу глубоко заснул, Кайо осторожно попятилась к двери. Тихо закрыла ее за собой, снова прислушалась. Зеницу действительно спал и не думал никуда вскакивать — значит, несколько свободных часов у нее теперь точно было. Кайо тихо выбежала на улицу — сейчас ей больше всего хотелось спрятаться за работой в саду. Она не хотела пересекаться ни с Куваджимой-саном, ни с Кайгаку. Кайо с самой ночи не могла унять щемящего чувства в груди. Опять подрались, опять Кайгаку не сдержался. «Почему?.. Что эти мальчишки опять не поделили?» — Кайо быстро прервала поток беспокойных мыслей. Кайгаку и Зеницу больше не были в ее глазах просто драчливыми мальчишками. Их конфликт уже давно стал чем-то бо́льшим, перерос во что-то необъяснимо жуткое, больное. На Кайо снова накатила волна тупой беспомощности. Спасти Зеницу от озлобленного Кайгаку, а уж тем более примирить их было невозможно. Тем более, если все это допускал сам Куваджима-сан. Все, что сейчас оставалось Кайо, это кормить Зеницу с ложечки и пытаться отвлечь его хотя бы их уже привычными пространными разговорами о цветочках на Луне. На более Кайо была не способна. Более того, она понимала: совсем скоро Зеницу достанется ещё. Кайгаку не остановится — снова вернётся. Кайо пробралась в сад, чуть не забыв захватить с собой тяпку и ведро для сорняков. В детстве она совсем не любила заниматься вместе с мамой прополкой, а сейчас она ее очень даже успокаивала. Если бы не забитый в полуобморочном состоянии бедный Зеницу, она бы точно-точно здесь задержалась, потратив на выдергивание сорняков все свои перерывы и свободное время. Домой ведь пока возвращаться совсем не хотелось. Кайо быстро погрузилась в работу. Она старалась не думать, что произошло ночью, в каком состоянии сейчас лежал Зеницу и что с этим всем нужно было что-то сделать. Бесполезно и бессмысленно — ни до чего нового она все равно не додумается. Конечно, в какой-то момент в его встревоженном сознании все же промелькнула мысль, что можно было бы и напрямую поговорить с Кайгаку, но благоразумная Кайо тут же отмела ее. Кайгаку ее даже слушать не станет. Высмеет. Или сделает еще что-нибудь — специально, назло. Единственное, что ей с Зеницу оставалось, это дождаться, когда Кайгаку снова уйдет. Тогда они снова смогут выдохнуть. Кайо даже не думала одергивать себя за подобные мысли — так и правда всем будет лучше. Зеницу как минимум точно. Не могли они ужиться вместе — что теперь сделать? Кайгаку ведь даже и повод был не нужен, чтобы снова втоптать Зеницу в грязь. Всем сделать больно. — Что? Кайо потупила взгляд. Она и не заметила, как мгновенно все вернулось на круги своя: трепета от встречи с Кайгаку больше не осталось — теперь Кайо охватывало лишь колючее напряжение да мелкая дрожь в ногах. Даже в мурашках под лопатками уже не осталось ничего волнующе возвышенного — все стерлось, выветрилось. Пока она копошилась в грядах, солнце уже поднялось, стало жарко, душно. Кайо сняла с себя темное хаори, аккуратно сложив его на траве. Нет, все-таки жара рано или поздно ее выкурит обратно в прохладный деревянный дом, ничего тут не поделаешь. Кайо снова занялась было сорняками, как где-то сверху раздался подозрительный шорох листьев. Внутри Кайо мгновенно все стянулось в тугой узел. Неужели это Зеницу с сотрясением все-таки пробрался к ней — цветочки пособирать? Дурак-дурак-дурак. Кайо медленно подняла голову в ожидании страшного и очень быстро об этом пожалела. Нет, все-таки на этот раз Зеницу оказался умней. Черноволосую макушку она узнала сразу и без особого труда. Да и Кайгаку не особо прятался — уселся он в густой кроне деревьев на самом высоком суку. Кайо уставилась на свои почерневшие от земли руки, едва случайно не пихнув локтем ведро с травой. Кайгаку, казалось, спал и совсем не думал обращать внимания на робкие копошения где-то там, внизу. Не до Них ему сейчас, не до Кайо. — Ты… От Куваджимы-сана прячешься? — в девичьем голосе не было и намека на насмешку, любопытство — лишь унизительное понимание. Кайо привстала с земли. Наверху зашевелились. Кайо не сразу поймала на себе ядовитый раздраженный взгляд. Ей вдруг показалось, что Кайгаку хочет спрыгнуть — прыгнуть прямо на нее. Придавить, задушить — лишь бы замолчала. Но Кайгаку как сидел, зарывшись в густой листве, так и дальше он не думал двигаться с места. Ради этой приставучей так точно. — Дура, что ли? — Кайгаку нахмурился, вцепившись мертвой хваткой в сук. — Это мое место. Кайо даже не сразу поняла, о каком именно «его месте» имел в виду Кайгаку. Ей и правда сейчас казалось, что Кайгаку просто-напросто скрывается от Куваджимы-сана, чтобы не получить нагоняй из-за Зеницу. Все-таки на тренировке он и правда «переборщил». — Зачем ты так с ним, Кайгаку? Наверху стихли даже малейшие шебуршания, но Кайо только сильнее напряглась: Кайгаку сейчас думал над ответом ей или все-таки решил ее упрямо игнорировать. Ей невольно вспомнилось, как один мальчик уже пытался игнорировать ее вопросы, прячась за ветвями дерева — ничем хорошим это тогда не закончилось. Конечно, Кайо и не подумала сейчас лезть наверх к Кайгаку, потому что понимала: он — не Зеницу. Кайгаку быстро спихнет ее обратно на землю — ни секунды не помешкает. А перспектива ходить вместе с Зеницу на перевязочные процедуры Кайо нисколько не нравилась. — Не твоего ума дело. Давай иди дальше цветочки свои собирай. Кайо перевела взгляд на гряды. Она бы и правда дальше пошла собирать, да вот отвлекли ее. — А если… А если ты бы ему что-нибудь сломал? — Кайо, набрав в легкие побольше воздуха, решила идти до «победного» — доводить до белого каления здесь и сейчас. У Кайгаку будто рефлекторно тут же вздулась вена у правого виска. Нет, она, что, правда сейчас ждала каких-то объяснений? Может, оправданий? Извинений? — А ты, я смотрю, как была безмозглой дурой, так ею и осталась. Кайо вспыхнула. Но даже не подумала обидеться — оскорбления Кайгаку уже давно не задерживались в ее сердце. Это же Кайгаку. Он ее и по имени-то никогда не называл. Человек он такой — грубый, вредный — чего обижаться? Понять, простить — и отпустить обиды. — А ты… изменился, Кайгаку, — лишь тихо протянула она, снова переводя взгляд на брошенную работу. Нет, не нужно было вообще с ним заговаривать — и все же удержаться она не смогла. Видимо, и правда соскучилась по оскорблениям и уничтожающим взглядам. Соскучилась по Кайгаку. На дереве послышался шум. В следующий момент Кайгаку уже твердо стоял на земле, испепеляя Кайо напряженным взглядом. — Ты — тупая. Кайо не шелохнулась. Кайгаку смотрел на нее так леденяще уверенно, будто он сейчас не привычно оскорбил ее, а констатировал всем уже давно известный факт. С которым Кайо тоже не могла не согласиться. Кайгаку не долго прожигал в раздражающей девчонке дыру. Он резко развернулся и отправился в поле, в сторону леса. Видимо, пошел искать дерево поудобней. Чтоб уж там точно до него никто не добрался с идиотскими вопросами. Кайо же осталась стоять на месте, не сводя взгляда с уходящего Кайгаку. Словно чем-то удивленная, пораженная. Кайгаку, успевший уже отойти на безопасное расстояние, резко обернулся — почувствовал, что на него смотрели не отрываясь. Сплюнул. А Кайо все стояла. Стояла и до рези в глазах всматривалась в удаляющуюся черноволосую макушку. Показалось-показалось-показалось. Кайгаку в чем-то испачкался, просто испачкался. Ему было всего шестнадцать — в его черных густых волосах просто не могло привидеться белых волос. Седых волос. Совсем незаметных. Кайо сморгнула, тряхнула головой, едва удержавшись от того, чтобы протереть грязной рукой глаза. Она знала, что поседеть можно было либо от старости, либо от страха. Что первое, что второе ну просто невозможно было связать с Кайгаку. Еще невозможней было спросить у него напрямую: может, он чем-то заболел? Кайо растерянно сжала в руках ткань кимоно. Тупое тревожное чувство растеклось в легких. Дышать стало еще тяжелее, невыносимее. — Не тупая я… — бездумно потерянно пробормотала она, смотря в слепящий заливающимся солнечным светом горизонт. — Просто не понимаю ничего. Совсем не понимаю…