***
Чаще всего они встречались в её комнате, когда выдавалась свободная минутка. С недавних пор Грейнджер решила, что будет больше говорить о своих желаниях, и первым делом нужно было создать вокруг себя зону комфорта, в которой бы хотелось окунуться в новые отношения. Ей удалось сделать это небольшое пространство в восточном крыле замка по-настоящему уютным, и именно здесь они чаще всего оставались наедине. Отношения с ним не были похожи на прыжок с небоскрёба, смертельно опасную гонку или погружение в неизвестность. Они были сродни возвращению домой, туда, где всегда было и будет комфортнее всего. — Не оборачивайся. Бархатный тембр его голоса заставил Гермиону задержать дыхание. Она стояла возле рабочего стола, куда минуту назад положила портфель с записями, а значит, их разделяло не больше нескольких метров. — Мне нельзя на тебя смотреть? — Ты же знаешь, что тебе можно всё, Гермиона. На её глаза опустилась мягкая ткань его толстого синего галстука. — Но ты всё равно не разрешаешь мне смотреть, — изображая обиду, возмутилась она. — Ты говорила, что тебе нравится меня слушать. Это было правдой. Ей нравилось его слушать. Он будто гипнотизировал её, уводил как можно дальше от реальности. Его руки были порталом, а голос — проводником. Грейнджер могла идти за ним в кромешной темноте несколько сотен километров и никогда бы не потерялась. Она почувствовала на своих плечах касания его ловких пальцев, и вскоре спину лизнул холодный воздух. Он раздевал её, пока она не осталась совсем обнажённой, и по шороху одежды Гермиона догадалась, что теперь наступила его очередь. — Ложись. Грейнджер добралась до кровати не без помощи, но, когда легла, смогла сама принять удобную позу на спине. Ей не пришлось жаловаться на мороз — он укрывал её своим телом лучше всякого пухового одеяла. — Ты скучала? — Нет, — игриво возразила она, хотя знала, что щёки подозрительно пылают. — Нет? — заинтригованно переспросил он. Медленно раздвинув её бёдра, его руки продолжили путь к пульсирующему комочку нервов. Грейнджер успела набрать в лёгкие воздуха, прежде чем её дыхание окончательно сбилось. Не осталось никаких сомнений. Он чувствовал, какой влажной она была. — Совсем не скучала, — по-доброму усмехнулся он, нежно обводя подушечкой пальца набухавший клитор. — Лгунья. Он резко шлёпнул по промежности рукой, и её спина инстинктивно выгнулась в ответ. В горле застрял сладострастный стон, который вырвался наружу уже при следующем ударе: — Боже! Да! Её руки, которые беспомощно цеплялись за простыни, вдруг оказались в ловушке — он заставил положить ладони на низ её живота. Мысли путались, а галстук на глазах только мешал сориентироваться. Наконец горячая головка члена упёрлась в неё и начала постепенно раздвигать влажные складки. Грейнджер захныкала и обвила его торс ногами, но это ничего не изменило. Он всё равно растягивал её мучительно медленно, и она ощущала его внутри и снаружи одновременно. Низ живота стал твёрже, и она огладила его руками. — Я почти на самой глубине. Чувствуешь его, Гермиона? Шёпот обжёг её правое ухо, и Грейнджер застонала, прикусив губу: — Пожалуйста… Ещё один жёсткий толчок — и она оказалась полностью наполнена его членом. Стенки задрожали, усиленно сжимаясь. Он снова вышел и, убрав с её глаз галстук, вошёл до самого основания. Синие глаза стали практически чёрными, но она бы всё равно узнала их из тысячи. — Тео… — Его имя сорвалось с губ, превратившись в протяжный стон. — Хочешь, я буду быстрее? — ласково спросил Нотт, двигаясь в ней с влажными хлюпающими звуками. Сейчас Грейнджер хотела этого больше всего на свете. — Да, пожалуйста! Я хочу! Хочу! Он взял её правую ногу и закинул себе на плечо, набирая скорость. Кровать неодобрительно заскрипела, когда Теодор начал интенсивно вдавливать её тело в матрас. Мышцы не успевали расслабиться перед его следующим толчком. Он будто всегда был внутри и восхитительно её растягивал, но на самом деле трение не прекращалось ни на секунду. Она почувствовала во рту слабый привкус крови и поняла, что впивалась в губу слишком сильно. Но Тео не останавливался — он трахал её с рвением, наблюдая, как её сознание затухает, а эмоции, наоборот, ярко вспыхивают на лице. — Ты совершенна, Гермиона. Так прекрасно принимаешь мой член. Это было ужасно грязно, но безумно сладко. Чем больше он хвалил её, чем больше говорил комплиментов, тем ярче в итоге становился оргазм. Тот нарастал с каждой секундой, с каждым грубым толчком Нотта. Грейнджер больше не могла смотреть на Тео: ей всё ещё было тяжело признаться в том, что она испытывала, а глаза не умели лгать. Его было слишком много. Ей было слишком приятно. Слишком хорошо. Она словно боялась, что если Нотт узнает об этом, о том, что делает с ней на самом деле, то не справится с этой всеобъемлющей властью. Он был нужен ей, как воздух. — Тео! Я кончаю! Кончаю! — Потерпи ещё чуть-чуть, милая. Постарайся ради меня. Хотел ли он этого или говорил специально, чтобы её подразнить? Скорее второе, потому что Нотт вдруг опустил её ногу и быстро перевернул их. Оказавшись сверху, Гермиона едва не потеряла равновесие. Тео удержал её, сжимая талию руками, и улыбнулся, чувствуя, как влагалище пульсирует от прерванной разрядки. — Давай. Возьми, что тебе нужно. Его грудь была горячей и влажной, когда Грейнджер положила на неё руки и начала яростно подмахивать бёдрами. Они стонали громко и остервенело, пока Гермиона скакала на нём в желании усилить проклятое трение. Весь свет на мгновение померк, когда Тео задел ту самую точку внутри, но Грейнджер нарочно продолжила скользить по его члену вниз и вверх. Ещё сильнее, ещё глубже, каменея от напряжения. — Чёрт возьми! Тео! Да! Да! — Блядь, — выругался он, изливаясь в неё под её собственные сокращения. Она пришла в себя не сразу, а когда открыла глаза, поняла, что всё ещё лежит на нём обнажённая. С ним было тепло, а в таком виде — ещё теплее. Тео выводил на её спине узоры и размеренно дышал. Его сердце билось чуть быстрее обычного. — Зачем был нужен галстук? — хрипло спросила она, приподнимаясь. — Так усиливаются ощущения. Глупый, будто с ним это было необходимо. Растрёпанные тёмные волосы, мягкие кудри, немного усталый взгляд, алые губы, от которых прослеживалась россыпь родинок. Нотт смотрел прямо ей в глаза и даже не подозревал, что творилось у неё в голове. Она влюбилась. Окончательно. — Как думаешь, уже можно? — на выдохе пробормотала Гермиона. Риск был, но ей хотелось сделать это сейчас. — Можно что? — Говорить, что я люблю тебя. Дождь, который всё это время барабанил за окном, неожиданно стих. Или она перестала его замечать, желая слышать сейчас лишь один конкретный голос. — Надеюсь, да, — тихо ответил Тео. — Потому что я тоже тебя люблю. Гермиона тут же поцеловала его, касаясь нижней губы языком. Они улыбнулись сквозь поцелуй, но продолжали ласкать друг друга, пока не задохнулись от потери кислорода. — Когда это началось? Нотт волновался, даже когда гладил её голую спину и накручивал кудри; он боялся, что они станут друг другу никем. — Я всё время гадала, почему мне было так тяжело тебя простить. Почему всегда так остро на всё реагировала. Почему другим позволяла так много, а тебе так мало. И недавно я поняла. — Гермиона сглотнула, машинально прижимаясь к нему ещё ближе. — Всё потому, что ты в моих глазах намного лучше остальных. Те неправильные поступки, которые я могу простить другим, ты не должен совершать. — Ты говоришь, что я топтался у твоей двери среди луж из букетов, потому что я слишком хорош? Гермиона рассмеялась, но шлёпнула ладонью по его груди. — Я серьёзно! — Я тоже. Та девушка в цветочном практически проклинала меня, когда я приходил к ней ежедневно со своим списком заказов. Улыбка сошла с её губ, и Грейнджер покачала головой. — Твой поцелуй с Панси вызвал у меня сильнейшую боль, а мы ведь тогда только начали встречаться. Наверное, в глубине души я всегда знала, что ты тот самый, просто отказывалась это признавать. — Иди сюда. Тео крепко обнял её и поцеловал в шею. — Я никогда тебя не отпущу, — пообещал он. — Тебе придётся постараться, чтобы от меня избавиться. Грейнджер почувствовала, как его горячий член снова двусмысленно упирается ей в бедро. — Я старалась быть милой! — имитируя возмущение, воскликнула она. — Клянусь, девяносто процентов мужчин признаются в любви со стояком. Она уже потянулась к нему за поцелуем, когда дверь её комнаты внезапно распахнулась. Тео успел молниеносно набросить на них одеяло, но они всё равно лежали в крайне компрометирующей позе. Только один человек на этой планете мог додуматься входить к ней без стука. — Святые панталоны Гриффиндора! — завопил Поттер, закрывая глаза. Перекатившись на спину, Гермиона подняла одеяло до самого подбородка. — Гарри Поттер! Что ты здесь делаешь?! — Простите! — Он неохотно отстранил от лица ладонь. — Привет, Теодор. — Привет, Гарри, — с усмешкой ответил Нотт. — Я вам не мешаю?! Гарри смущённо переступил с ноги на ногу. — Нам надо поговорить, я… э-э-э… подожду в коридоре? — Уж постарайся! Прежде чем Поттер закрыл дверь, она ловко попала ему в спину подушкой. — Никогда не видел его таким красным, — подал голос Тео, но её свирепый взгляд заставил его заткнуться: — Понял, молчу.***
В Хогвартсе близился обед, и коридоры снова наводнились студентами. Грейнджер попыталась как можно быстрее привести себя в порядок, но любой внимательный старшекурсник мог заподозрить что-то неладное в этом румянце, недвусмысленном отпечатке на шее и наспех застёгнутой, помятой блузке. Поттер стоял недалеко от её комнаты, прислонившись к стене, и наблюдал за проносящейся мимо группой учеников. Проклятье. В это время суток тут и правда была тьма народу. Раньше они с Тео всегда осторожничали и накладывали сразу несколько маскирующих чар, но сегодня после разговора с Моникой желание пересилило логику. — Ещё раз прости. Гарри и правда выглядел виноватым. Он смотрел на Гермиону, приложив руку к груди, чуть ниже аврорского значка, глазами, полными искреннего раскаяния. Мерлин, только из-за этих съехавших очков никто бы в жизни не признал в этом мужчине главу Аврората и отца троих детей. Сама невинность. — Я и подумать не мог, что ты и Теодор вместе. Она подошла ближе и потрепала его по волосам. — Надеюсь, у тебя был ордер, чтобы вломиться ко мне. — Конечно. Поттер расслабил плечи, почувствовав, что она сменила гнев на милость. — Зачем ты приехал? Гарри улыбнулся, и его очки снова съехали по переносице. — Не рада меня видеть? Она легонько стукнула его в плечо, вынуждая ответить на её вопрос. — Эй! — Поттер потёр место удара, театрально корчась. — Минерва попросила произнести речь на завтрашнем балу, к тому же я очень соскучился по Лили. Та гиперопека, которая исходила от Гарри на перроне в сентябре, до сих пор ужасала. Ей было заранее жаль того беднягу, который позарится на сердце дочери Гарри Поттера. — А Джеймс и Альбус? — поддела его Гермиона. — Они тоже ничего. Они засмеялись, заполняя звонким смехом узкий коридор. Она обязана будет рассказать Гарри, что у его старшего сына появился весьма сильный любовный интерес, но сделает это чуть позже. Пускай Джеймс немного насладится первой подростковой любовью, пока ему не начали читать нотации. — Драко знает? Веселье моментально сошло на нет. — Ещё нет. Я… Если честно, я боюсь ему сказать после всего, что он пережил. Совсем недавно Малфой ночевал в холодной темнице, гадая, останется ли в живых, а немного ранее лечил сына после теракта. Видит бог, ему нужна была передышка. Гермиона не собиралась бросаться на шею Нотта сразу после возвращения в Хогвартс. Она обещала Драко подумать, она знала, что он хочет бороться за её сердце, но жизнь опять сама расставила всё по своим местам. Грейнджер посетила всего десять уроков Тео, два раза он коснулся её, но совершенно по-дружески, ещё несколько вечеров они провели, беседуя в библиотеке о всякой чепухе, и её броня посыпалась. Исчезла внешняя угроза, исчезла боль в сердце, исчезло всё, что только могло мешать любить его. Гермиона больше не могла ждать. Правда была в том, что Грейнджер скучала по Нотту даже тогда, когда они находились в одном кабинете, а без Малфоя она смогла спокойно прожить почти двадцать лет, пока он не свалился на неё, как снег на голову, напоминая ей об ужасной неразделённой любви. — Знаешь, одна умная волшебница однажды сказала мне, что время лечит. — Не в нашем случае, — не согласилась она. — Мне пора бы научиться выстраивать отношения, любить, а я только сейчас начинаю делать первые шаги. Не поздновато? — Эта война, Волдеморт… У нас отняли детство, отняли время, когда все влюбляются, ошибаются и учатся на ошибках. Вот вам и результат. — Гарри взмахнул рукой, указывая куда-то в сторону. — Все твердили о моей несчастной судьбе, а я вот считаю, что мне повезло. — У тебя есть Джинни. — И она моя главная удача. Но знаешь что? — Что? Гарри подошёл ближе и заправил ей прядь за ухо. Он не делал так уже много лет. Она даже не могла вспомнить, как ощущались эти твёрдые подушечки пальцев раньше. А были ли они когда-нибудь такими? Или ожесточились не так давно на службе, как и он сам? — Наши судьбы связаны, так что тебе тоже повезло. — Надеюсь. — Ты не подозреваешь насколько, — двусмысленно подмигнул он. Ещё тогда, застукав Нотта и Гарри в конференц-зале Аврората, она догадывалась, что ему понравился кудрявый бывший слизеринец. — Неужели перед нами самоуверенный Гарри Поттер? — имитируя гнусавый тон надоедливых репортёров, которые поджидали их трио на каждом углу, спросила она. Он покачал головой, ухмыляясь. — Я читаю людей, Гермиона. Даже тех, у кого нет носа.***
День стремительно подходил к концу, а совет Гарри всё ещё заставлял венку на её виске нервно пульсировать. Нужно было признаться Малфою сейчас, потому что на рождественском балу их с Тео точно что-то выдаст. Нотт был терпеливым и воспитанным, но и он бы не стал отказываться от танца со своей девушкой из-за того, что она бережёт чувства его бывшего лучшего друга. Ей и в голову не приходило, каково сейчас было самим Тео и Драко. Они фактически выросли вместе, стали, можно сказать, единым целом, нерушимой стеной друг для друга, пока она не встала между ними и коса не нашла на камень. Трудно было поверить, что за этими вымученными кивками, которыми они теперь обменивались, натыкаясь друг на друга в коридорах замка, когда-то скрывалась крепчайшая связь. Пару раз, ещё на шестом курсе, патрулируя коридоры школы, Гермиона ловила их вдвоём. Как староста, она немедленно снимала им очки за поздние прогулки по замку, но, как обычный человек, Грейнджер радовалась, что они поддерживают друг друга в такой сложный период, пускай и алкоголем, пускай и после отбоя. Ей всегда казалось, что Крэбб и Гойл не подходят Малфою. Они были менее хитрыми, более прямолинейными и просто… не такими. Зато Тео во многом был на него похож. С ним Драко общался исключительно на равных, он прислушивался к его мнению, даже выписывал что-то из его конспектов в библиотеке. Гермиона натыкалась на эту картину множество раз, но никогда бы не подумала, что оба эти мужчины будут бороться за её сердце одновременно, которое, по правде говоря, не заслуживало ни их борьбы, ни каких-либо других страданий. Любовь — странная штука. Почему мы находим одного человека из миллиона и считаем его особенным? Почему вдруг он и почему сейчас? Загадка, заслуживавшая сразу несколько полок в Запретной секции, но не имевшая при этом даже жалкой потрёпанной брошюрки. — Привет. После подъёма на Астрономическую башню Гермиона заметно запыхалась, но дыхание спёрло в груди по другой причине. Драко отошёл от перил и повернулся к ней, убирая руки в карманы брюк.***
— Привет. Он постарался, чтобы его голос не дрогнул. Малфой и не надеялся, что Гермиона так быстро захочет с ним поговорить. Возможно, сказывалось рождественское настроение, а может, ему и правда нужно было начать верить в чудеса. — Джим сказал, что я найду тебя здесь. Её походка была неспешной и немного нервной. Он видел, как она теребит пуговицу на рукавах блузки. — Он хороший парень, но слишком молод для этой должности. Джим Блейкли. Его новый стажёр, который работал с ним всего несколько дней. Он раздражал Драко куда меньше, чем Сьюзен, и пока беспрекословно слушался и выполнял любые указания. Из-под руки Джима уже вышел здоровым вратарь квиддичной команды Когтеврана. Тот больше не хромал, и Малфой решил, что даже поставит на успех молодого колдомедика. — Тебе не кажется, что ты привередлив? Малфой фыркнул. — Иначе в этом деле нельзя ничего добиться. Одно неверное движение может стоить жизни пациента. Мы не должны так рисковать. Гермиона кивнула, ещё больше погрустнев. Неужели она решила, что он как-то презирает её профессию и восхваляет свою? — Грейнджер... — поспешил извиниться он. — Всё в порядке. Я нашла тебя, потому что готова ответить. У Драко даже руки онемели от страха. Забавно. Второй раз в жизни он испытывал сильнейшее волнение, от которого люди помягче него обычно немедленно падали в обморок, и второй раз это происходило здесь, на Астрономической башне. — Ты решила, кого выберешь? Малфой несколько раз видел их с Тео разговаривающими за завтраком или на переменах, но Нотт общался с ней не больше, чем он, поэтому Драко не давил. Выдерживал обещанную дистанцию. — Да. На самом деле я выбрала несколько дней назад. Что-то на её лице намекнуло ему, что эти слова — плохой знак, но Малфой крепко держал надежду за шею. — Кого же? Его вопрос прозвучал грубее, чем он думал, но так было даже к лучшему. — Драко, я хочу быть с Тео. Малфой разучился моргать. Он просто смотрел на неё, пока глазницы жёг декабрьский ветер. Неизвестно, сколько они простояли, молча разглядывая друг друга. Драко сделал шаг, не чувствуя ног. Затем ещё один и ещё, пока не коснулся её щеки рукой. Кровь шумела в ушах сильнее вьюги, но он заставил её поднять голову; заставил наблюдать, как внутри него крошится будущее, будто хрупкие кусочки льда. — Это окончательное решение? — Да. Грейнджер не пыталась убрать его ладонь, но и сама не дотрагивалась до него. Стояла, будто статуя, пустая и теперь невероятно далёкая. — Нет, — поспорил Малфой. — Я не дам тебе уйти. Слышишь! Собственный крик напугал даже его самого, но Драко лишь сглотнул. — Отпусти меня, — попросила она, но он и не думал этого делать. Он схватил лицо Гермионы обеими руками и прислонился к её лбу своим. — Ты не бросишь меня ради него. Не бросишь, — пробормотал Малфой. Он не видел жизни без неё и не хотел представлять, каково это — полюбить и остаться одиноким. — Отпусти меня, — более требовательно произнесла она. Грейнджер не хотела его холодных рук — ей нужны были другие руки, тёплые и любящие. Самое поганое, что Драко знал: у Тео именно такие. — Я не могу, Гермиона. Не могу. Скинув его ладони, она резко отступила, увеличивая расстояние между ними. — Я не хочу, чтобы мы снова стали врагами, просто… попытайся понять. Он не собирался ничего понимать. Не сейчас, не с ней. Это было противоестественно. — Нет! — рявкнул Малфой, и его руки затряслись. Они давно так не тряслись — он давно не чувствовал свирепого желания проломить от гнева ближайшую стену. — Ты сильный, Драко! А я так больше не могу! Её голос сочился отчаянием, она могла им захлебнуться. Поделом. Ему было всё равно, потому что то, что он испытывал, сжирало его похлеще адского пламени. — Я люблю тебя, — растерянно признался он. — Исцели меня… исцели меня, если сможешь. По щекам, что он держал каких-то несколько секунд назад, покатились прозрачные горошины слёз. Грейнджер в панике ухватилась за перила и посмотрела на выход, будто тот был последним шансом выбраться. Уйти от него. — Я не могу. Он читал её ответ по дрожащим губам, потому что она говорила непозволительно тихо. — Это не лечится. — Ты хочешь, чтобы я исчез?! Она молчала около секунды, но он успел состариться на десятки лет. — Только не исчезай слишком быстро. Её быстрые шаги по лестнице отдавались глухим эхом в груди. На мгновение Драко перестал слышать собственное сердце.***
В этом году Минерва превзошла саму себя. Во-первых, в Хогвартсе проходил самый масштабный рождественский бал со времен Турнира Трёх Волшебников, а во-вторых, на нём собралась вся министерская элита и присутствовал даже сам Гарри Поттер, который должен был выступить с поздравительной речью. Все пребывали в окрыляющей эйфории после победы над очередным злом и собирались зажить новой, светлой жизнью в мире без сумасшедшего злодея, выпавшего из кареты. Гермиона выбрала для бала нежное светло-голубое платье, что-то среднее между серым и синим, и только сейчас осознала, насколько ироничным было это решение. После разговора с Драко её ожидаемо мучила бессонница, но она знала, что так будет, поэтому заранее отправила Тео в его спальню. Ей нужно было немного побыть одной и подумать над произошедшим. Ей ещё не приходилось отказываться от того, чего она так отчаянно желала с подросткового возраста, а Малфой… Его признания и боль были хуже гильотины, нависшей над её головой, — та хотя бы убивала мгновенно, а не обещала вечные страдания. Скорее всего, всё образуется, но сейчас Грейнджер знала, что он ненавидит её сильнее, чем когда-либо прежде, и у него было на это абсолютное право. Она ему отказала. Музыканты исполняли свой фирменный приветственный марш, когда она ступила на блестящий пол преобразившегося до неузнаваемости Большого зала. Фигуры льда сияли под светом тысячи подвесных свечей, а круглые столики с белоснежными скатертями были аккуратно расставлены по краям, создавая в центре зала свободное пространство для танцев. У величественного герба школы, возвышающегося на стойке на сцене, развевались белые шторы, имитируя падающий холодным зимним вечером снег. Гермиона невольно засмотрелась на окружающую её сказку и испуганно вздрогнула, услышав позади голос директора: — Получилось прекрасно, верно? Улыбаясь, Грейнджер решительно кивнула. — Просто великолепно, — честно призналась она. — Это даже лучше, чем я помню. А тогда, на четвёртом курсе, я была куда более впечатлительная. Минерва взяла её руку и крепко сжала в своей. — Мы сами решаем, когда устраивать праздник. В этом году все заслужили масштабного торжества. — Это правда. — Особенно мистер Малфой. Им со Скорпиусом досталось больше всего бед. Гермиона растерялась, но Макгонагалл словно и добивалась подобного эффекта. Она прощупывала почву, зная, что Грейнджер захочет услышать о нём. — Мистер Малфой подал заявление об уходе. Он оставляет медицинский блок мистеру Блейкли. — Проницательный взгляд директора буквально прожёг её через оправу очков. — Я подумала, вы захотите узнать об этом первой. Возможно, у замка и правда были уши. В любом случае Минерва, как всегда, оказалась права. Гермионе нужно было услышать об этом сейчас, а не днём позже. — Ах вот ты где! Тео появился словно из ниоткуда в идеальном чёрном смокинге, расшитом узорами из золотой нити. Его волосы были аккуратно уложены назад, а ямочки на щеках украшали его лучше любых фамильных запонок. — Директор! У меня пропал дар речи от этой красоты! Макгонагалл посмотрела на руки Нотта, которые по-свойски легли на её талию, и улыбнулась им обоим. — Берегите эту красоту, профессор.***
Официальная часть довольно быстро подошла к концу. Гарри справился с речью на отлично, но Гермиона до сих пор не могла найти друга в толпе. После десерта гости начали оккупировать танцпол, а те, кто не любил трясти конечностями на полный желудок, курсировали по залу с целью найти жертву для светских бесед. Вероятно, Поттер попал в одну из подобных ловушек министерских гарпий. Все хотели себе в друзья великого Гарри Поттера. Что-то в этом мире не менялось. Она также до сих пор не видела Малфоя. Студенты отправились в общежития около получаса назад, вместе с ними ушли и Скорпиус с Альбусом, но Драко по-прежнему не было видно. Он либо решил не приходить, либо уже покинул Хогвартс. — Потанцуем? Тео поднялся с места и протянул ей руку. В зале стало темнее, и стоило прозвучать первым ноткам мелодичной композиции, как все молниеносно разбились по парам. — Конечно. Песня: Bridges — ALIKA От Нотта пахло сушёными ветками хвои и домом; она прижималась щекой к лацкану его пиджака, слушая, как музыка идеально попадает в такт биения его большого сердца. Даже когда вокруг неё и в душе звучали взрывы и творился хаос, в его руках ощущались покой и бесценное умиротворение. Несмотря на всё, что она знала о прошлом и настоящем Тео, Гермиона никогда не сомневалась в его будущем. Такие люди, которые привыкли жить в вечном поиске себя, второй половинки, спасения для близких, в итоге оказывались идеальными партнёрами. И помимо этого, его теплоты хватало, чтобы согреть их обоих, а Грейнджер, по правде говоря, зверски устала мёрзнуть в одиночестве. — Такая задумчивая, — прошептал он в её кудрявую макушку. Гермиона улыбнулась, откидывая голову, чтобы заглянуть в уже до боли родные синие глаза. — Впервые чувствую себя на своём месте. Странные ощущения, — призналась она, не обращая внимания на то, как, должно быть, глупо и сентиментально это прозвучало. — Мне знакомы твои переживания. Я так долго строил мосты, что забыл, каково это — стоять на твёрдой земле. — Профессор Нотт, да вы романтик? — игриво спросила она. — Неисправимый. Он поцеловал её прямо в танце, невзирая на остальных гостей. Гермиона не успела углубить поцелуй, когда Нотт резко дёрнулся назад. Распахнув глаза, она увидела его на полу, а над ним склонился Малфой в идеальном белом смокинге. — Ты что творишь? — прошипел от боли Тео, волком глядя на Драко. — Пойдём выйдем. — Малфой! Она попыталась вмешаться, но мужчины молча дали понять, что даже не собираются спрашивать её мнения. Её атаковали четыре чёрных зрачка, переполненные местью. Грейнджер осталась стоять в окружении шепчущей толпы, и единственной спасительной мыслью в голове была идея немедленно найти Гарри.***
Так-то лучше. Малфоя уже тошнило от этих мерцающих льдинок и россыпи снежинок, и это притом, что он явился на этот праздник жизни гораздо позже запланированного. Его сердце буквально пропустили через мясорубку, и, когда Драко увидел их с Тео поцелуй, голодный зверь внутри потребовал добавки. Он не помнил, как подошёл к ним, с какой силой отодрал Нотта от неё и повалил на пол, зато распознал в его взгляде ответную злобу, и к Малфою сразу пришло решение. Драко должен его уничтожить. Он должен сам лишить Гермиону выбора. Либо он, либо никто. Она и не догадывалась, каково это — вставать на пути у настоящего эгоиста. — И чего ты хотел добиться, унижая её на глазах у всех? Они вышли из зала и скрылись в ближайшем коридоре. Благо отбой был уже давно и им точно никто не мог помешать. — Ты унижаешь её одним своим присутствием! — рявкнул Малфой, приближаясь. — Ты никогда не дашь ей того, что могу дать я! Тео злобно усмехнулся. — Да что ты говоришь! И что ты ей дашь? Свои синяки под глазами? Пачку с таблетками? Ей нужен мужчина, а не ходячий труп! В эту секунду Драко даже не думал о палочке, которая торчала из кармана пиджака, — он ринулся на Нотта с кулаками. Схватив Тео за грудки, он прижал его к каменной стене и оскалился. — Повтори, что ты сказал! — заорал Малфой прямо ему в лицо. — Ей нужно равновесие, а ты псих! Его Тео никогда бы не посмел такое сказать: он всегда тревожился за него и отнимал стакан с огневиски, когда Драко уже не мог держать его в руках. Но, кажется, они похоронили заживо некогда братскую дружбу. Больнее, чем сейчас, Нотт всё равно не смог бы ему сделать. — Сука! Драко замахнулся головой и беспощадно ударил о его лоб своим. Они оба застонали, прижимая ладони к месту ушиба. Не рассчитав силу, Малфой слишком долго жмурился от последствий столкновения и в итоге пропустил ответный удар Нотта. Тот врезал кулаком ему прямо в нос, что моментально вызвало целую волну крови. Идеально белый пиджак стал стремительно покрываться красными пятнами, но Драко не собирался сдаваться. Он знал, что Тео сильнее, что он гораздо лучше обучен бою, неважно, с палочкой или без. Его друг преподавал чёртову Защиту от тёмных искусств, но у него не было самого главного — искреннего желания причинить боль. Малфой развернулся и наотмашь нанёс удар ногой. Попав Нотту прямо в бедро, он заставил мужчину зверски закричать и рухнуть на колени. Следующий удар был уже более целенаправленный — Драко бил скрючившегося на полу Тео по почкам. Окончательно повалив его на бок, Малфой перевёл дыхание, смахивая кровь с лица рукавом. Из носа продолжали хлестать горячие потоки крови, но Драко как колдомедик понимал, что ему сломали нос, а значит, быстро та не остановится. — Ну что, гнида, хочешь ещё? — спросил Малфой чужим голосом. Он плюнул на пол рядом с дрожащей фигурой Тео и подошёл ещё ближе, словно боялся, что иначе тот его не услышит. — Она моя, ублюдок! Моя, тебе понятно?! Драко не ожидал, что полуживой Нотт способен на столь резкие движения, и не удержал равновесия, когда Теодор крепко схватил его за лодыжки, утягивая за собой. Малфой рухнул на пол, подвернув ногу, и стал пинаться, чтобы скинуть с себя руки Нотта. Он явно недооценил выносливость Тео. Каким-то чудом Нотт перегруппировался и, уперевшись дрожащими коленями в пол, прыгнул на него сверху. Он сжал ему шею сразу двумя руками, перекрывая проклятый кислород, а дышать носом Драко не мог, поэтому начал захлёбываться кровью. Волосы Нотта растрепались и сейчас закрывали часть его лица, а самое главное, они закрывали глаза, которым Малфой всегда мог довериться. Раньше эта синева его успокаивала: даже если мир катился к чертям собачьим, Тео был рядом, чтобы его подхватить. Как они докатились до этого? — Гермиона сделала выбор. Если бы ты любил её, то принял бы его. А ты жалкий кусок эгоистичного дерьма. Ты потерял свою жену, ещё когда она была жива, а сына и вовсе видеть не хотел. Неизвестно, что душило Драко больше. Руки друга или его слова. Нотт давил пальцами ему прямо на связки, но Малфой попытался ответить — он хотел во что бы то ни стало доказать, что Тео ошибается; что Гермиона для него больше, чем какой-то трофей. Он схватился за руки друга и потянул их от себя, чтобы впустить немного воздуха, но в итоге те беспомощно соскользнули по коже Тео. — Ступефай! Нотт отлетел куда-то в сторону, и Малфой жадно глотнул воздуха. Перед глазами всё полыхало, а лёгкие сгорали от того же нестерпимого пламени. — Ты живой? Чьи-то уверенные руки заставили его сесть, и, несколько раз моргнув, он смог разглядеть перед собой лишь криво посаженные очки. — Поттер, — осипшим голосом произнёс Драко. — Твой спаситель Поттер, — пошутил Гарри, явно не понимая, когда это уместно делать, а когда нет. — Что вы тут устроили? Малфой взял себя за горло, не в силах произнести больше ни слова. — Гермиона будет здесь с минуту на минуту. Я попросил Минерву задержать её. Нельзя, чтобы она увидела вас в таком виде. Драко кивнул. Поттер был прав. Поттер всегда был прав, иначе бы ими правил змееголовый полукровка, не так ли? — Поможешь мне поднять его? Драко оглянулся на Тео, который, будто бледный труп, лежал в трёх метрах от них. Проклятье. Что они натворили? Он не хотел убивать его. Он не хотел. Это всё чёртов гнев. Малфой умел его контролировать. Он должен был… Схватившись за волосы, Драко начал панически раскачиваться то вперёд, то назад, пока Гарри не заставил его остановиться. — Послушай меня, Малфой. — Поттер сжал его лицо в ладонях, смотря прямо в серые глаза своими изумрудно-зелёными. — Ты сейчас встанешь и поможешь мне отнести Нотта в лазарет, мы вправим тебе нос и поговорим. Ты меня понял? — Да, — едва выдавил Драко из себя.***
— Прости, моё Эпискеи всегда уступало Эпискеи Гермионы. Малфой прикладывал лёд к своему лицу и исправленному носу и улыбнулся Гарри через боль. Нужно было видеть бешеные глаза юного Блейкли, когда глава Аврората и его наставник — колдомедик в костюме, измазанном кровью, — занесли профессора Хогвартса без сознания. Явно не на это рассчитывал Джим, устраиваясь в медблок волшебной школы-интерната. — Как он? — всё ещё охрипшим голосом поинтересовался Малфой. Он вышел в коридор при первой же возможности, потому что больше не мог смотреть на то, что сделал с Тео. Гарри нахмурился, будто взвешивал все за и против. Драко это было не нужно — ему нужна была правда. — Не лги мне, Поттер, — попросил Малфой — настолько сурово, насколько суровым в принципе мог звучать его сломанный голос. — Хорошо. — Гарри вздохнул, потирая переносицу. — Ты знал, куда бил его, верно? — О чём ты говоришь? — Его бедро. Драко вспомнил, с какой силой врезал ногой. Конечно, на тот момент он был ослеплён яростью, но мог ли его наученный годами практики мозг колдомедика всё просчитать… — Поттер… — Ты повредил его тазобедренный сустав, также затронуты окружающие мышцы и сухожилия. Это довольно точный удар… К сожалению, в Хогвартсе недостаточно оборудования для своевременного лечения подобных травм. Это тебе не падение с метлы. Неожиданно на него накатило осознание — Гарри мог не продолжать. Драко знал, что это означало. Салазар, нет. Он сделал друга калекой. — Блейкли пытался, но такие повреждения — это долгосрочные проблемы с подвижностью и функцией ноги. В конечном счёте… — Он будет хромать всю оставшуюся жизнь, — закончил за Поттера Малфой, чувствуя, как сердце болезненно сжимается в груди. Даже этот маленький тёплый насос для крови у него в груди не хотел больше принадлежать телу какого-то монстра. — Мне так жаль. Драко ощутил на своих щеках мокрые дорожки слёз и скатился по стене прямо на холодный пол. Он знал, он, чёрт возьми, всегда знал, что однажды его гнев приведёт к чему-то страшному и пострадают его близкие. Но терапия Грейнджер, её слова, её вера в него… Малфой правда решил, что изменился. — До того, как я наслал на Тео проклятье, я слышал его слова. Драко никак не отреагировал и просто дал Гарри закончить очередную праведную речь. Неожиданно опустившись рядом с ним на пол, Поттер расслабленно вытянул ноги. — Главная сила любви — в умении отпустить. Ему хотелось поспорить, но Гарри тихо добавил: — Нам с Джинни пришлось расстаться, когда я отправился искать крестражи. С ним ещё никогда не откровенничал сам Избранный, но этого аргумента было недостаточно. Малфой всё ещё не понимал. — Это не то же самое, у вас была надежда. — Разве чувства не всегда связаны с надеждой? — У меня нет надежды. Я люблю её, Поттер. Чувствую, что люблю. Никогда не любил так сильно в этой блядской жизни. Гарри шумно вздохнул. — Тогда позволь ей быть счастливой с ним. Она заслужила счастья, Малфой. — Знаю. Новый поток слёз ворвался в рот, и Драко сглотнул солёную смесь собственного отчаяния. — Я боюсь одиночества. Боюсь остаться один и спиться. — Ты не одинок. У тебя есть сын. Альбус рассказал мне о Скорпиусе, и, судя по всему, он лучший из Малфоев. — С этим не поспоришь, — усмехнулся Драко. — Сделай это ради неё. — Гарри осторожно похлопал его по плечу. — Этот поступок будет громче любых слов. Поттер поднялся на ноги и зашагал в сторону Большого зала. — Спасибо! — крикнул Малфой, окончательно надрывая больные связки. Гарри обернулся и просто махнул рукой, будто его совет ничего не стоил, но он стоил, чёрт возьми. Стоил так много. Отбросив пакет со льдом в сторону, Драко грустно улыбнулся. Гермиона будет счастлива и любима, и он сделает для этого всё, что может. Он уйдёт.