Рэйбл

Рэйбл встречает их скрежетом главных ворот, криками часовых и стрёкотом патрулирующих местность вертолётов. Вдали раздаётся протяжённый гул реактивных двигателей — и с линией горизонта соприкасаются несколько «Рапторов», которые возвращаются на аэродром после выполнения плановых полётов. Рядом проезжает тяжёлая бронетехника, и от рёва её двигателей точно так же хочется закрыть уши и просто спрятаться — эти звуки пробирают до мурашек, ведь это звуки приближающейся смерти. Однако весь этот уже ставший будничным шум, временами давящий на стенки черепа, ничто в сравнении с бешеным стуком сердца. Едва их «Хамви» останавливается, как Брайан резко выныривает из душного салона и помогает Шарпу вытащить раненого Мелвина. Джош криками подзывает санитаров, дежурящих неподалёку, и те подбегают к ним с носилками и небольшой медицинской сумкой. Вокруг начинает собираться толпа. Повсюду слышится нервный шелестящий шёпот, а встревоженные взгляды мелькают тут и там, проникая во все щели не хуже проклятого песка. Брайан каждой клеточкой тела ощущает все эти взволнованные взоры и лишь морщится от витающего привкуса беспокойства, больше похожего на какой-то детский, неконтролируемый страх. С десяток военнослужащих Рэйбла окружают их неровными рядами, а на их лицах так хорошо читается одна общая заразная мысль — такое могло произойти с каждым. Санитары, попутно выслушивая спешный доклад Шарпа об оказанной им первой медицинской помощи, погружают на носилки раненого Мелвина. Его сводный брат, — Оливер — узнав о случившемся уже на подъезде к базе, пулей выскакивает из другой машины и едва не переворачивает носилки, охваченный жуткой паникой. Шанхаю и Санте приходится его оттащить, заверяя, что всё будет в порядке и что Мелвин обязательно выкарабкается. В это хочется верить. И это единственное, что сейчас заботит всех рыцарей без исключения, — осознание, что один из них висит над пропастью и никак не может выбраться. Меж тем ещё одна группа санитаров укладывает на носилки и единственного выжившего в крушении вертолёта. Тот всю дорогу провёл в отключке и теперь лишь подаёт слабые признаки жизни, находясь не то в бреду, не то в полудрёме. И лучше бы этому сукину сыну выжить — за его спасение пришлось заплатить слишком высокую цену. Как бы то ни было, но они свою работу сделали — спасли всех, кого только смогли. И если всё подтвердится и спасённый ими парень — действительно сын вице-президента Соединённых Штатов, значит, операция прошла более-менее успешно. Хотя можно ли назвать успехом подстреленного подчинённого и тот факт, что остальные лишь чудом миновали его участь? У Брайана нет желания оправдываться, но, кажется, именно в этом и заключалась цель их миссии: спасти сына вице-президента, а всё остальное не имело значения. Выходит, они справились. В этот момент скопление военнослужащих Рэйбла постепенно начинает рассасываться, едва среди них прокатывается пока ещё слабая волна первых слухов — мол, отряд спецназа спас не рядового гражданского, а какую-то важную шишку. Кого именно — никто не понимает. До ушей доносятся самые разные предположения, начиная от государственного советника при иракском правительстве и заканчивая офицером ЦРУ под прикрытием, которому после разоблачения потребовалась срочная эвакуация. Так что рыцари, вернувшись на базу, подкинули личному составу Рэйбла неплохую пищу для размышлений и сплетен. Та наверняка станет темой номер один для разговоров в столовой. Не став следовать за санитарами, Брайан остаётся возле «Хамви» вместе с Джошем и Шарпом и оглядывает руки, перепачканные кровью подчинённого. ЕГО подчинённого. Они ведь доверяют ему свои жизни. Доверяют ему, как своему командиру. В них вдалбливают это ещё во время учебки — командир всегда прав и никогда не принимает ошибочных решений. Если кого-то подстрелили, значит, хреново сработал сам боец, а не командир. Значит, не смог выполнить свою часть плана, поставленную перед ним лидером отряда. Вот только весь план был изначально хуёвым. Отсутствие беспилотника и хоть какой-то поддержки сделали своё дело — рыцари вновь попали в засаду и вновь понесли потери. Брайан закусывает нижнюю губу, отрывая крошечную чешуйку кожицы. Всё-таки то, что Мелвина подстрелили, — это его вина и только. Как командир, он не досмотрел за своим подчинённым. Не обеспечил грамотное тактическое руководство и просто позволил самодеятельность. Выходит, хуёвый из него командир. Выходит, его снова ждёт очередной тотальный разъёб от командования, но на этот раз всё будет гораздо хуже. — Я сделал всё, что мог, — подаёт голос капрал Шарп и со скрипом снимает латексные перчатки, обрётшие бардовый оттенок. — Выиграл для них время, насколько это возможно. Я слышал, персонал госпиталя — профи. — Так и есть, — сухо отзывается Брайан, поборов закрадывающееся чувство возможной утраты. Ещё недавно он чуть не лишился сразу двух бойцов, пусть и всё обошлось. Теперь же холодное дыхание Костлявой вновь ощущается на взмокшем затылке. — Сержант Бут и не таких вытаскивал, — подхватывает его ноту Джош, который настроен куда оптимистичнее командира. Шарп протягивает им обоим спиртовые салфетки, чтобы избавиться от следов крови на руках. — Мелвин выкарабкается, джонни. Этого сукина сына уже не в первый раз подстреливают. — Заткнись, Джош, — осаживает заместителя Брайан. Лихой настрой Джоша кажется ему неуместным и больше раздражает, нежели внушает надежду. Тот, хотя и удивляется, однако понимающе кивает и молча вытирает ладони салфеткой. Резкий запах спирта пронизывает воздух. — Нужно, чтобы лейтенант Амри проследила за состоянием Оливера. У него может поехать крыша. — Я схожу к ней сегодня же, бро, — вызывается Джош, но Брайан его осекает: — Нет, я сам. Лучше приглядывай за ребятами, пока меня не будет. Шанхай, Санта и остальные, вроде, держатся, но вдруг у кого-то ещё сорвёт башню. Кивнув и заверив, что обязательно присмотрит за остальными рыцарями, Джош уходит, чтобы помочь сослуживцам выгрузить остатки снаряжения и вещей из машин. Не придумав ничего лучше, Шарп присоединяется к ним, впитывая в себя безразличные взгляды других рыцарей. Когда же он ухватывает рюкзак с экипировкой и собирается отнести в казарму, Брайан его останавливает. — Не торопись, — произносит Брайан и вытаскивает из нагрудного кармана бронежилета помятую пачку сигарет. Чуть подрагивающие от волнения пальцы вынимают белоснежную трубочку и рефлекторно поправляют патч на липучке с рисунком в виде черепа на фоне звёздно-полосатого флага — бессмертная классика любых спецподразделений. Шарпу закурить не предлагает. И дело не столько в том, что тот не курит, сколько в банальном словосочетании «не заслужил». Этот придурок не заслуживает того, чтобы ему предлагал закурить сам командир отряда. Во взгляде капрала настолько хорошо читается банальный вопрос «Что-то не так?», что Брайан позволяет себе усмехнуться, сунув в рот сигарету. Затем чиркает когда-то взятой взаймы, но так и не возвращённой зажигалкой, закуривая, и затягивается несколько раз, прежде чем, наконец, озвучивает: — Брось, ты прекрасно знаешь, в чём дело. — Нет, — отвечает капрал Шарп и шевелит ладонью, которой придерживает толстую лямку рюкзака на плече. — Поэтому и спрашиваю. Штаб-сержант Мелвин Хорн успешно доставлен в госпиталь Рэйбла и теперь находится в надёжных руках военных хирургов. Если вы желаете знать моё профессиональное мнение, то порядка восьмидесяти процентов раненых военнослужащих умирают ещё до прибытия в госпиталь. Девятнадцать — до оказания доврачебной помощи. И лишь один процент умирает уже на операционном столе. Это официальная статистика Медицинского командования. У штаб-сержанта есть все шансы на то, чтобы выжить, но я не гарантирую, что в ближайшее время он сможет вернуться в строй. — Ты мне не нравишься, Шарп, — игнорируя монолог капрала, произносит Брайан и снова затягивается. Шарп, будто задетый тем, что его словесный порыв не оценили, приосанивается. — И сейчас речь не о Мелвине, который, уж поверь, обязательно скажет тебе спасибо из-за того, что подставился под пули. Сейчас я говорю о тебе, мистер Спасаю-кого-хочу-и-не-ебёт. Таким как ты не место ни в спецназе, ни в морской пехоте, ни в армии вообще. Честно, я вообще не ебу, какого хера ты тут забыл. Ты должен работать в каком-нибудь офисе, грести дохуя бабла и трахать секретаршу в своём кабинете. Ты сраный герой, Шарп, а таким не место в моём отряде. — Это что, попытка выжить меня из отряда, лейтенант? — бьёт прямо в лоб капрал. Брайану приходится затянуться, чтобы не выдать своего удивления такой проницательностью. — Из-за тебя, умный ты долбоёб, зацепило Мелвина и чуть не подстрелили и меня. А всё почему? Потому что ты, сука, — Брайан упирается указательным пальцем в его грудь, сокрытую бронежилетом, — с чего-то решил, что можешь подвергать себя и других риску. И ради чего? Чтобы спасти чью-то жизнь? Стать героем? Прославиться? Знаешь, сколько я таких повидал? Знаешь, сколько таких же уёбков бросались под пули и решали поиграть в рэмбо? А знаешь, что было потом? Он выдерживает паузу, впившись в лицо Шарпа пытливым взглядом и давая ему время переварить услышанное. Убедившись, что тот по-прежнему его слушает, продолжает: — Потом я звонил их семьям и нагло врал. Говорил, что их сын или дочь погибли героями, хотя на самом деле погибли по собственной тупости. Погибли потому что решили, будто они лучшие. И ты не лучший, Шарп. — Брайан чуть отстраняется, наблюдая, как Шарп немного задирает подбородок. — Латай раненых, базарь на своём дохуя умном языке, но если ты ещё хоть раз подвергнешь меня и моих ребят риску, я тебя, сука, порву, усёк? — Я пытался спасти как можно больше жизней, но вы мне помешали, — на удивление спокойно, даже холодно отзывается Шарп. — И я спас жизнь вашему подчинённому. Возможно, если бы мы действовали иначе и если бы вы повели себя по-другому как командир, штаб-сержант Хорн остался бы невредим. Едва поняв, куда клонит этот зелёный, Брайан тут же отбрасывает сигарету и резко оказывается вплотную к нему. Недолго думая, ухватывает за плечевые ремни бронежилета и спиной впечатывает в нагретую дверцу «Хамви» позади. Рюкзак со снаряжением падает на землю, а на шум оборачивается пара механиков, собирающихся осмотреть вернувшиеся после задания машины. — Чё ты там вякнул? — с прищуром переспрашивает Брайан, понимая, что позволил этому Шарпу умалить свой авторитет как командира отряда. — По-твоему, я плохой командир? Ты это хочешь сказать, капрал? Ну, давай, не стесняйся. Но я тебя предупреждаю: посмеешь только заикнуться об этом, и быть «уволенным с позором» из армии — это меньшее, что тебе светит. Ты меня понял? Понял, спрашиваю?! Шарп упрямо взирает на него и успевает лишь шевельнуть губами, как их прерывают: — Что тут происходит? От сурового голоса полковника Ламберта Брайан вздрагивает и тут же отстраняется от Шарпа, живо потеряв к нему интерес. Полковник, появившийся в сопровождении майора Баркера, хмуро оглядывает их обоих и рассеянным кивком призывает капрала Шарпа удалиться, что тот и делает, подхватив брошенный рюкзак, и напоследок одаривает Брайана холодным взглядом. — Я с тобой ещё не закончил, умник, — только и произносит ему вслед Брайан и ёжится, когда полковник осекает его очередным суровым: «Лейтенант!». Приходится прикусить язык и смиренно остаться наедине с самыми высокоранговыми офицерами на Рэйбле. — Если между вами возник конфликт, он должен быть решён при посредничестве майора Баркера, — как бы напоминает полковник Ламберт, не сводя с Брайана цепкого взгляда, словно отец, недовольный выходкой непослушного сына. Стоящий позади Ламберта майор Баркер чуть задирает гладко выбритый подборок, не скрывая лёгкой насмешки. — Надеюсь, это был последний раз, когда я наблюдал неуставные отношения в твоём отряде. Может, я и не возглавляю рыцарей, однако ваш отряд дислоцирован на военной базе, на которой я командую. Это понятно? — Сэр, да, сэр, — выдавливает Брайан. Не то, чтобы при виде Ламберта его пробирает до мурашек, однако ничего хорошего в недовольстве полковника нет. Если, по его мнению, какой-то военнослужащий, пусть и числящийся в рядах элитного спецподразделения, начинает доставлять проблемы, то горящая путёвка на другую базу, а то и вовсе обратно в Штаты ему гарантирована. Всё-таки не стоит забывать, что полковник Ламберт — далеко не последняя фигура в Армии, а Рэйбл — не какой-то крошечный форпост на краю света. — Идём, — призывает его полковник Ламберт. — С тобой хотят говорить. В голове что-то щёлкает. Уже тронувшийся с места Брайан застывает, ощутив новый, куда более сильный прилив вины и злости — в первую очередь, на самого себя. Сейчас он должен не трепаться языками, а находиться рядом с подчинёнными. Долг любого командира во всём поддерживать своих подопечных — быть для них опорой и ни за что не поворачиваться спиной. Полковник Ламберт же, по сути, предлагает забить на всю эту трагедию и, как ни в чём не бывало, устно доложить о деталях прошедшей операции. Но если бы это хоть как-то могло помочь Мелвину… — Сэр, при всём уважении, но я должен быть рядом с Бостоном и остальными, — возражает Брайан, остановившись. Останавливается и Ламберт, который поворачивается к нему и кивком призывает майора Баркера идти без него. Затем подходит ближе, встав почти вплотную. Брайану приходится задрать голову — для него полковник Ламберт чертовски высок и нависает подобно какой-то скале. — Те, с кем тебе предстоит беседа, не привыкли слышать отказ, — уклончиво поясняет полковник Ламберт. — С тобой хотят говорить серьёзные люди, Брайан. — Кажется, впервые за долгое время полковник обращается к нему по имени, что обычно делает в самых исключительных случаях. Это не по уставу, однако добавляет убедительности его словам и заставляет Брайана смутиться. — Я бы не советовал тебе их злить или заставлять ждать. Идём. Не став больше препираться и задумавшись над советом полковника Ламберта, больше напоминающим предостережение, Брайан послушно следует за ним и даёт отмашку Спецу, который направлялся к ним, чтобы что-то сообщить. Тот разочарованно качает головой и также отмахивается, мол, к чёрту. Дойдя до здания штаба, они ныряют внутрь — в спасительную от солнца тень. Правда, несмотря на освежающую прохладу, никакого облегчения Брайан не испытывает. Все его мысли сейчас только о Мелвине, а напряжённое тело слабо реагирует на небольшой перепад температур. Он шагает вслед за полковником Ламбертом и стягивает на шею активные наушники. После ослабляет застёжки бронежилета и вытирает тыльной стороной ладони выступивший на лице и на лбу пот. По его задолбавшемуся виду, налёту испарины, пятнам засохшей крови и грязи сразу становится ясно, из какой такой задницы вылез командир рыцарей. Но вопросы никто не задаёт. Здешние офицеры лишь одаривают его трепетными взглядами, не то сочувствуя, не то опасаясь, что их постигнет та же участь. Ещё бы: когда месяцами торчишь в тылу и разве что изредка слышишь далёкую канонаду дружественной артиллерии, картина зоны боевых действий начинает напоминать сочную и яркую фотографию, пропущенную через множество фильтров. Вот только стоит убрать все эти фильтры, краски, полуправдивые истории тех, кто никогда не выезжал дальше периметра Рэйбла, и война приобретает уже совсем другие оттенки. Оттенки того, как сейчас и выглядит Брайан, — грязи, крови, пота, страха, смерти. Полковник Ламберт заводит его в одну из комнат — подобие конференц-зала, где командование Рэйбла при помощи видеосвязи отчитывается перед вышестоящим руководством, совещается с офицерами других военных баз и просто рапортует о своих успехах. Они усаживаются за стол перед повешенным на стене телеэкраном, где уже видны фигуры незнакомых мужчин и женщин. Кто-то одет в военную форму с офицерскими знаками различия. Другие щеголяют в деловых костюмах дорогого покроя и то и дело поправляют манжеты. Все фигуры на экране заключены в рамку видеотрансляции, которая подписана как «Совещание с Объединённым комитетом начальников штабов». И лишь прочитав это, Брайан понимает, насколько всё серьёзно и что Ламберт отнюдь не шутил, когда предостерёг его от отказа участвовать в этом разговоре. — Полагаю, все в сборе и мы можем начинать? — подаёт голос зрелый белобрысый мужчина, сидящий справа от женщины, расположившейся прямо по центру. Приглядевшись, Брайан признаёт в ней вице-президента Соединённых Штатов. Чёрт, да это же сама Джулия Тентрайк, чей сынишка сегодня, можно сказать, родился заново. От присутствия ТАКОГО человека — второго по важности в стране — захватывает дух. — Лэнгли, вы с нами? На экране появляется вторая прямоугольная рамка, где показывается фигура темнокожего мужчины. Подпись под ней гласит: «Адам Пейтон, директор Центрального разведывательного управления, Лэнгли». Брайан дёргает бровью. Вот уж кого он точно не ожидал здесь увидеть. С другой стороны, там, где Комитет, там и ЦРУ — как-никак, но эти две структуры тесно взаимосвязаны и часто работают сообща. Правда, подробности такой работы известны лишь определённому кругу лиц. Брайан в этот круг не входит. — Да, директор Кёрц, — отзывается директор Пейтон. — Лэнгли на связи и мы готовы начинать. — Отлично, — кивает директор Кёрц. — Перед нами полковник Армии США Питер Ламберт — командующий базой объединённых сухопутных и военно-морских сил Рэйбл. Напомню, что Рэйбл расположен в иракской провинции Найнава с целью контроля приграничных с Сирией территорий и перехвата боевиков, пытающихся дестабилизировать данный регион. И сегодня, восемнадцатого августа, военнослужащие Рэйбла успешно провели секретную операцию по спасению сына вице-президента США. Я прав, полковник Ламберт? — Всё верно, сэр, — ровно отвечает полковник Ламберт, выглядя непоколебимым. В отличие от Брайана ему не впервой вести диалог с первыми лицами государства. — Силами спецназа, а именно бойцами восемьдесят девятого отдельного отряда специального назначения «Рыцари» был проведён поиск и последующая эвакуация сына вице-президента. Операция прошла успешно. Погибших и раненых среди отряда нет. От услышанного Брайан косится на полковника недоумённо-возмущённым взглядом, но тот либо его не замечает, либо просто делает вид. Только что Ламберт в глаза солгал высшему военному руководству страны, да ещё и в присутствии человека, который запросто может обналичить эту самую ложь. Однако Брайану ничего не остаётся, кроме как молча проглотить наглое враньё и лишь своим помрачневшим видом выдать озабоченность словами командующего Рэйблом. Всё это сплошной фарс. Сплошная ложь. С другой стороны, а что бы изменилось, скажи полковник правду? Максимум, что бы озвучили собравшиеся по ту сторону экрана, так это пустые дежурные соболезнования и стандартные фразы в духе «Америка вами гордится». От этой наигранной искренности воротит не меньше, чем от вранья. — Я бы хотела выразить признательность вам и тем бойцам спецназа, которые участвовали в этой операции, — подаёт голос госпожа вице-президент. Тёмного цвета пиджак, белая блузка, аккуратное ожерелье, обрамляющее скромное декольте, вишнёвого цвета помада и неброские серьги — даже будучи вторым по значимости человеком в стране, Джулия Тентрайк никогда не отличалась броским внешним видом. В одежде, насколько знает Брайан, вспоминая все её многочисленные выступления на публике, она всегда скромна, чего не скажешь о её порой резких и жёстких высказываниях, напоминающих самую настоящую гильотину, безапелляционно отсекающую любые контраргументы. Её риторика всегда была жёсткой, а борьба с терроризмом — делом чести и едва ли не личной вендеттой. Впрочем, любой дальновидный политик, мечтающий о головокружительной карьерной лестнице, всегда знает, на какую именно болевую точку следует надавить, чтобы вызвать сочувствие, поддержку и одобрение любого американца, особенно с опытом военной службы. Борьба с международным терроризмом — это, пожалуй, самая банальная и самая расплывчатая политическая установка из всех возможных. Но, как ни парадоксально, именно она пользуется наибольшим спросом. Наверное, поэтому Брайан когда-то и отдал свой голос за кандидатуру Тентрайк. В своей риторике она никогда не показывала мягкость, которую попросту не заслуживают все эти фанатичные ублюдки. — Вы спасли моего сына, — продолжает вице-президент. — Вытащили его из лап этих... — она заминается, явно желая озвучить нечто жёсткое, но сдерживается, ограничившись стандартным: — Террористов — убийц и фанатиков, которые могли сотворить с ним непоправимое. Это большой успех и большая победа для нашей страны. И вы, сэр… — вице-президент фокусируется на Брайане, который приосанивается. — Я попросила о встречи с вами, как с командиром этого спасательного отряда, чтобы лично, а также от лица всей нации поблагодарить вас за ваши храбрость, мужество и героизм. Повисает пауза. Брайан, всё ещё пребывая в лёгком оцепенении от того, что к нему обращается сама вице-президент, вопросительно косится на полковника Ламберта, который взглядом призывает того сказать хоть что-то. Но что ему сказать?.. С трудом проглотив ком в пересохшем горле, Брайан выдавливает: — Спасибо, мэм. — Нет, это спасибо вам — спасибо за вашу службу. Меня уже успели просветить о том, что собой представляет ваше подразделение. Мною будет издан указ о присуждении вашему отряду специального знака отличия. Также, по возвращению в Штаты вас представят к награде, в том числе и посмертно, если так сложатся обстоятельства. — Но мы будем надеяться, что все вернутся целыми и невредимыми, — отшучивается директор Кёрц, судя по всему, состоящий в очень тесных отношениях с вице-президентом. Вряд ли бы кто-то другой осмелился вставить эту шутку. — Скажите, рядовой… — Лейтенант, сэр, — не сдерживается от ремарки Брайан, который, как и многие военнослужащие, терпеть не может, когда кто-то ошибается в его звании. Директор Кёрц переглядывается с сидящими рядом коллегами и тихонько хмыкает. — Лейтенант, — исправляется он. — Так вот, лейтенант, во время операции вам приходилось вступать в контакт с противником? — Да, сэр. Мой отряд оказался под плотным огнём неприятеля, который, однако, был вскоре подавлен. — Можете ли вы сказать, кем был ваш противник? — вновь спрашивает директор Кёрц, и Брайан замечает, как все остальные, затаив дыхание, готовятся его выслушать. — Это были сторонники радикального ислама, — пожимает плечами. — Мы ведь воюем не только с ИГИЛ, но и с куда меньшими ячейками, которые точно так же в ответе за нападения на нашу страну. Я не могу сказать точно, какие именно группировки они представляли, но могу предположить, что это были Сакр-Аскери и Мадрасэ-Сахих. Две самые опасные группировки в этом регионе, держащие в страхе местное население и доставляющие кучу проблем войскам антитеррористической коалиции. И хотя основной противоборствующей силой по-прежнему остаётся ИГИЛ, нельзя не отметить, что лишь благодаря таким вот самостоятельным ячейкам ни американские солдаты, ни кто-либо ещё никогда не смогут искоренить чёртовый терроризм и фанатизм, опутавший эту страну и её соседей паутиной криминальной империи. Казалось бы, это не Лос-Анджелес и даже не Детройт с присущими им гангстерами, пропагандой наркотиков и отрицания всякого правопорядка. На самом деле всё здесь гораздо хуже. Здесь, в охваченном войной Ираке, люди не скованы никакими законами. Порой даже шариат не имеет той силы, какую имеет автомат Калашникова или пояс шахида. Группировка Сакр-Аскери, которая носит имя своего создателя и лидера — Абу Сакр-Феюла — как раз и славится беспределом, отсутствием всяких принципов, феноменальной жестокостью и бесстрашием. Это самые отмороженные и безумные ублюдки, с которыми Брайану только приходилось сталкиваться. Их не пугает смерть. Они реже остальных ломаются на допросах и ищут любой, даже самый отчаянный способ пролить кровь неверного, а американские солдаты всегда были для них целью номер один. Мадрасэ-Сахих, она же Правильная школа — их полная противоположность. Они неспроста называют себя именно так, ведь пытаются силой научить местное население «правильно» жить, молиться, почитать Аллаха и просто делать всё, чтобы исполнить свой священный долг джихадиста. И это «правильное» зачастую оборачивается новыми терактами, жуткими публичными казнями и массовым террором мирных жителей. Они считают себя народной полицией — теми, кто обязан следить за порядком в городах, обучать мальчиков как будущих воинов и наказывать девочек за неприкрытые места на теле. В общем, самый настоящий иракский Талибан, а ещё просто подонки, которые прикрывают убийства, пытки и казни «волей Всевышнего» и «карой за грешную жизнь». Будто оценив его ответ, слушатели по ту сторону экрана переглядываются и тихо переговариваются между собой. Решив, что он сказал что-то не так, Брайан косится на полковника Ламберта, но тот вновь взглядом даёт понять, что всё в порядке и ситуация под полным контролем. В это хочется верить. — Скажите, лейтенант, — в диалог вступает директор ЦРУ, который утыкается кулаком в щёку и со скучающим видом поглядывает на Брайана, точно тот далеко не первый военнослужащий, с которым ему приходится вести диалог в таком ключе. — Во время этой операции вы вступали в контакт с представителями группировки, известной как Валахир? Брайан снова косится на полковника Ламберта, который на секунду опускает взгляд. Так вот в чём дело… Комитет на пару с Лэнгли считают, что рыцари во время спасения сына вице-президента столкнулись с той новой группировкой. Но какая разница? Конечно, новые группировки появляются постоянно и всегда привлекают внимание военной разведки и ЦРУ. Они тщательно изучаются как с точки зрения послужного списка, так и внутренней иерархии, подготовки, финансирования. Однако откуда рыцари могли знать? Даже если на место крушения вертолёта действительно прибыл Валахир, что бы это изменило? Они что, не должны были в них стрелять? Должны были попробовать договориться?.. Он понятия не имеет, какого ответа от него ждёт директор ЦРУ, а потому говорит как есть: — Мы вступили в контакт с противником, сэр. У нас не было данных о том, кто именно мог приехать в тот сектор и навязать нам бой. Любой, кто открывает по нам огонь или представляет для нас угрозу, наш враг. Повисает пауза. Директор ЦРУ, сидя в кожаном офисном кресле, откидывается на его высокую спинку и обращает взор куда-то в сторону. В своём кабинете он явно не один и теперь тихо обменивается репликами с тем, кто остаётся за кадром. Спустя ещё некоторое время, произносит: — По нашим данным, которые Управление получило с беспилотника, в том секторе могли присутствовать силы Валахира. Не исключено, что именно с ними вы и столкнулись. Пиздец. Просто невообразимый виртуозный наёб как со стороны ЦРУ, так и со стороны командования, которое отказало рыцарям предоставить беспилотник, сославшись на какие-то мифические радиопомехи. Но что в итоге? В итоге ЦРУ докладывает, что использовало беспилотник (наверняка предоставленный командованием), смогло вести безопасную разведку и сбор данных на расстоянии, пока рыцари, получив жёсткий отказ, рисковали собственными жизнями и просто подставились под удар, проводя разведку боем. Сказать, что от такого отношения начинает закипать внутри, значит, ничего не сказать. Выходит, командование сделало свой выбор, и он оказался не в пользу рыцарей. Работа дюжины каких-то аналитиков, сидящих в тёплых и уютных кабинетах, для них гораздо важнее жизней дюжины бойцов спецназа, над головами которых свистят пули. Чёртовы ублюдки! От бушующего внутри негодования Брайан сжимает кулаки, в то время как директор ЦРУ продолжает будничным тоном: — Полковник Ламберт, напоминаю, что на днях на базу приедут офицеры Центрального разведывательного управления, чтобы на месте изучить все имеющиеся данные об этой новой группировке, а также помочь с допросом пленного. У меня всё. Слово вновь переходит директору Кёрцу, однако Брайан уже не слушает. Значит, слухи, что на Рэйбл нагрянет само ЦРУ — не слухи вовсе. Не то, чтобы это необычная практика, однако, как правило, ЦРУ остаётся за океаном, предпочитая анализировать пересылаемые им данные в стенах управления, в то время как полевую работу поручает завербованным информаторам, бойцам спецназа и даже наёмникам. И тот факт, что они посылают оперативных сотрудников прямиком в зону боевых действий, наталкивает на определённые мысли. Впрочем, Брайану плевать. Даже если ему и его рыцарям прикажут оказать содействие каким-нибудь аналитикам из Управления, значит, окажут — похер. Сейчас его больше волнует, что вместо того, чтобы быть рядом с раненым Мелвином и морально поддерживать его сводного брата, он вынужден томиться здесь, тратя драгоценное время на пустую высокопарную болтовню. Нужно принять меры. Нужно проанализировать информацию. Нужно разработать план действий. Нужно... Нужно... Чёрт возьми, нужно своевременно предоставлять исчерпывающие разведданные! Нужно давать подразделениям, посланным в гущу событий, грёбаный беспилотник или хотя бы картинку со спутника, а не прикрываться тупыми отмазками. Нужны реальные меры и действия, а не игра абстрактными словами, от которых разве что блевать тянет. Вся эта бессмысленная риторика лишь убеждает в том, что многие из этих людей, сидящие по ту сторону, либо никогда не были на поле боя, либо отсиживались где-нибудь в тылу, полируя погоны, пока настоящие профи глотали пыль и грязь, проливали пот и кровь и просто из кожи вон лезли, чтобы эти теперь уже высшие чины обеспечили себе достойную жизнь и старость. Как же легко рассуждать о героизме и мужестве на поле боя, находясь за тысячи миль отсюда. К счастью для нервной системы, это подобие совещания подходит к концу. Вице-президент Тентрайк завершает его очередными словами благодарности и напоминает, что «будущее Америки зависит только от них», после чего видеосвязь сначала прекращает Комитет, а после и Лэнгли. Брайан остаётся наедине с полковником и чёрным экраном на стене. — Ты молодец, — озвучивает полковник Ламберт, хотя на лице нет ни намёка на радость или гордость. — Вы знали об этом? — внезапно спрашивает Брайан, вынудив Ламберта на него взглянуть. — Что в том районе кружил беспилотник ЦРУ, хотя нам в беспилотнике отказали? Как это, блядь, понимать?.. — Успокойся, — твёрдо произносит полковник. — Нет, я не знал об этом. Ваш запрос был передан в центральное командование. Они мотивировали свой отказ сильными помехами, из-за которых беспилотник мог потерять сигнал и рухнуть в какой-нибудь пустыне. И я понятия не имел, что всё это время за вами наблюдало ЦРУ. Но для них это обычная практика — действовать втайне ото всех. Как-никак, это их работа — оставаться незамеченными. — Полковник оглядывает его и сдержанно выдыхает. — Но сейчас тебя должно волновать не это, — с явным намёком на раненого рыцаря произносит. — Ты ведь помнишь, чем закончился наш прошлый разговор? Продолжая находиться под впечатлением от слов директора ЦРУ, который намеренно или нет, но признал, что вместо рыцарей заветный беспилотник отдали в распоряжение его аналитиков, Брайан водит плечом. Слова полковника Ламберта не столько успокоили, сколько усилили кипящую внутри злость. Секретность и скрытность не оправдание тому риску, которому ЦРУ подвергло его отряд. Спустя ещё пару секунд заминки, всё же отвечает: — Что ещё одна потеря — и вы отправите меня под трибунал, сэр. — Брайан поднимает на полковника затравленный взор, потому как отстранить его от должности — это последняя подлость, которую только может выкинуть Ламберт, особенно сейчас, когда подразделению рыцарей и без того был нанесён серьёзный ущерб. И если отряд останется ещё и обезглавленным, то Командованию специальных операций можно смело искать им замену. — Полагаю, этот момент настал? — мрачная усмешка. Полковник Ламберт шумно вздыхает и проводит ладонью по столу, оставив на гладкой поверхности влажные следы, которые быстро исчезают, будто призраки. Волнение хорошо читается не только по следам пота на его руках, но и напряжённому хмурому лицу. Кажется, что они обсуждали не успешное спасение сына вице-президента, а провальный штурм какого-нибудь Багдада, из-за чего упустили лидеров террористических ячеек. Они оба, вроде как, должны радоваться такому ошеломительному успеху — спасти важную шишку и увести её из-под носа боевиков, среди которых, как утверждает директор ЦРУ, был и никому неизвестный Валахир. Однако радости не испытывает ни Брайан на фоне ранения своего подчинённого, ни полковник Ламберт — видимо, по каким-то своим причинам. В воздухе повисает холодное напряжение. — Хвалю за феноменальную память, — сдержанно отзывается полковник Ламберт. — Однако вынужден тебя обрадовать — этот момент ещё не настал. Мы с тобой оба понимаем, что сегодняшняя операция — далеко не та работа, которую вы привыкли делать. Возможно, поэтому вы и понесли потери. К тому же несколько джентльменов, которых ты сейчас видел, заочно взяли на себя всю ответственность за проведение этой операции. — Выходит, в этот раз никакой порки? — очередная мрачная усмешка. Брайану плевать, кто и зачем вступился за него — у людей наверху всегда есть личные мотивы и интересы, о которых можно только догадываться. Взяли под своё крыло — и хер с ними. Главное, чтобы не лезли в дела отряда и не мешали им делать свою работу. — Признаюсь, меня не устраивает то, как вы «грязно» сработали. От подразделения вашего уровня я ожидал куда более ювелирной работы. Не исключено, что те же «береты» или «котики» справились бы с этим лучше, поэтому я надеюсь, что все ошибки будут проанализированы и исправлены. Однако, повторюсь, это была не совсем стандартная операция. — Полковник поднимается с места и поправляет рукава своего кителя. — Надеюсь, что штаб-сержант Хорн выкарабкается и надеюсь, что госпожа вице-президент впредь будет следить за своим отпрыском, а Секретная служба — за семьями первых лиц. — После этих слов он покидает помещение. Спустя пару минут, за дверью раздаётся его голос, велящий офицеру-референту подготовить некие приказы. Брайан ещё некоторое время сидит перед чёрным экраном, потирая пульсирующие кровью виски. Ему кажется, что на голову надет плотный бронешлем, который с каждой секундой сдавливает голову всё сильнее, мешая думать и сосредоточиться. И ведь думать теперь есть над чем — над своей карьерой, которая теперь наверняка вызовет вопросы у вышестоящих офицеров, и над членством в отряде грёбаного капрала Шарпа, который своей сегодняшней выходкой взбесил не меньше, чем долбанное ЦРУ со своими тайными операциями. Перед глазами всё та же сцена: как по ним ведут яростный огонь боевики, устроившие засаду; как раненый пассажир вертолёта не подавал признаков жизни и как Шарп без колебаний бросился к нему, пытаясь спасти. Шарп ведь действительно хотел ему помочь. Он хотел его вытащить, даже несмотря на то, что тот, скорее всего, был не жилец. Откуда, чёрт возьми, такое отчаяние? Откуда такая решимость и уверенность в собственных силах?.. Он ведь был размазнёй — жалкой соплёй, которую Брайан на пару с остальными курсантами раз за разом размазывал по стенам академии. Шарп был слабаком. Он и минуты не мог продержаться на ринге во время тренировочных спаррингов, а стрелял так же хреново, как и бегал. Такие как он вполне заслужено носят звание слабаков. Но что сейчас? Сейчас этот некогда слабак самоотверженно бросается под пули, из последних сил пытается вытащить раненого гражданского и просто делает свою работу, несмотря ни на что. Сейчас это словно совсем другой человек, и Брайан понятия не имеет, как так получилось, что Шарп не просто развился и прогрессировал как военный, а… переродился?.. Он вспоминает, что ни разу не прикасался к личному делу капрала Шарпа. Ни разу не открывал эту наверняка тонкую папку, боясь разочароваться ещё больше и осознать, какая же обуза вновь легла на плечи рыцарей. Но, похоже, время пришло. Если он планирует задержаться на своей прежней должности, то просто обязан добиться от отряда идеальной и слаженной работы. Каждый боец должен знать свою роль, своё место и работу, которую нужно выполнять. А для этого командир должен знать о своих бойцах всё и даже больше, в том числе и о капрале Шарпе, какие бы противоречивые чувства он к нему не испытывал. Встав из-за стола, он покидает комнату и выбирается наружу, где жара набирает обороты. Несколько морпехов решают устроить водные процедуры прямо на улице, притащив пару огромных бочек с водой. Брайан останавливается неподалёку, чтобы лишний раз убедиться, что морпехи Рэйбла — это действительно самые отбитые и пригодные лишь для боевых действий сукины дети. И когда один из морских пехотинцев, сняв крышку, забирается в бочку и, поднимая брызги, громко кричит: «Семпер фай!», сомнений не остаётся — они действительно ебанутые. Импульсивные. Сумасшедшие. Недисциплинированные. Впрочем, задачу выполнят всегда. А что ещё нужно здешнему командованию? Только успешно выполненные операции. Во всём остальном военнослужащие Рэйбла предоставлены сами себе. К морпехам, по очереди забирающимся в бочки с водой, чтобы освежиться, подключаются и пехотинцы, решившие устроить соревнования по задержке дыхания. Поднимается весёлый гул, и другие военнослужащие, проходящие мимо, оставляют все свои дела, чтобы присоединиться к этому импровизированному развлечению. Брайан только качает головой и отмахивается, когда один из участников водных игрищ приглашает и его. Ему сейчас совсем не до веселья. После полученных от руководства пиздюлей и даже несмотря на, вроде как, похвалу от самой вице-президента, хочется забыться алкоголем и проспать весь остаток дня в тишине и покое. Стараясь не обращать внимания на крики и хохот позади, Брайан бредёт к зданию госпиталя, чтобы повидаться хотя бы с Оливером и поддержать его в такую трудную минуту, а также переговорить с врачами и узнать прогнозы относительно Мелвина. Уже на подходе к госпиталю его перехватывает взволнованный и нервничающий Джош. Брайан ему кивает, но в ответ не получает ничего, кроме испуганного взгляда мальчишки, которому пригрозили разговором со школьным директором. Хотя и сам Брайан выглядит не лучше — вскрывшаяся от ЦРУ правда и полупрозрачные намёки полковника Ламберта слепили на его лице маску страха за собственное будущее. — В чём дело? — в лоб спрашивает он своего зама. Когда тот колеблется, постоянно поглаживая подбородок со следами засохшей крови и грязи, то трогает его за плечо. — Джош?.. — Мелвин, джон, — только и отвечает Джош, и уже этого достаточно, чтобы сердце вновь начало бешено стучать в груди, провоцируя когда-то приглушённое волнение, натягивающее нервы, словно струны. — Ему совсем хреново. Фернандез посоветовал искать капеллана… — Блядь! — Брайан отстраняется от Джоша и пинает песок под ногами, оставив на земле размазанный след ботинка. — Сука! Блядь, ну какого хрена? Шарп ведь его подлатал — сказал, что выиграл для него время!.. — Они сказали, что если бы не медпомощь, он бы умер в дороге, — безжизненным голосом выдавливает Джош. — Но мы, похоже, всё равно опоздали… — Нет, блядь, даже не начинай. — Брайан подходит к заму и кладёт ладони на его опущенные плечи — верный признак того, что Джош потерял всякую надежду на благополучный исход для Мелвина. — Он выкарабкается, ты понял? Мы никого не потеряем, тебе ясно? — Обхватывает ладонями теперь уже лицо зама, подушечками пальцев ощущая пот и крошки грязи, покрывшие его щёки. — Вот что: дуй за Фанатиком — он сойдёт за капеллана. Мелвин изъявил желание помолиться? Хорошо, пускай молится. Но уже скоро он вернётся в строй. Он мне, кстати, ещё сигареты должен. А я пока разыщу лейтенанта Амри. В ответ Джош лишь рассеянно кивает, поглядывая куда угодно, но только не на своего командира и, сгорбленный, плетётся к казармам рыцарей, чтобы разыскать Фанатика. Брайан же, подавив внутри себя целую бурю эмоций, делает несколько глубоких вдохов и отправляется к соседнему сооружению — досуговому центру, который было решено возвести в качестве целого модульного здания наряду со зданием штаба. Ничего особенного: пара помещений, в которых умещается небольшой кафетерий, а также комнаты отдыха с бильярдными столами, большим плазменным телевизором и парой игровых приставок, привезённых волонтерами из Германии. Половина личного состава Рэйбла проводит всё свободное время здесь — в обстановке натянутого, будто тряпичная ширма на танк, веселья, позволяющего хотя бы сделать вид, что всё хорошо и что они по-прежнему живы. Что они по-прежнему могут играть в виртуальный футбол или загонять разноцветные шары в лузы; что Смерть их пока не настигла. Ко всему прочему именно в досуговом центре нашлось пространство для размещения кабинета психолога — одного-единственного специалиста, призванного справляться с проблемами сотен военнослужащих. И всё это в условиях постоянной ротации, бесконечной череды смертей и невообразимо огромного спектра личностей, начиная от трусливых слабаков, не выходящих дальше шлагбаума на выезде, и заканчивая самыми настоящими психопатами, которые не видят ничего зазорного в убийствах мирных жителей или в пытках. В помещениях центра гостит освежающая прохлада вперемешку с табачным дымом и пищевыми ароматизаторами, — бекона, грибов и лука — которыми обычно пахнут чипсы. На ходу выхватывая ломтики картофеля, военнослужащие загоняют шары в лузы и играют в карты, запивая бесцельные беседы сладкой газировкой. Ещё дюжина бойцов оккупировали телевизор, наблюдая, как несколько их сослуживцев соревнуются в гоночной игре. Когда одному из них удаётся прийти к финишу быстрее остальных, доносится раздосадованное воркование — похоже, в победу этого парня не верил никто. Брайан только хмыкает и вновь отвечает отказом на предложение присоединиться к бильярдному столу. — Ты из какой задницы вылез, Призрак? — спрашивает кто-то. — Хуёво выглядишь. — Ты будешь выглядеть так же, когда тебя кинут с беспилотником, — парирует Брайан, на что стоящие у бильярдного стола военнослужащие переглядываются, опираясь о кий. — Лейтенант Амри у себя? — Вроде не выходила, — пожимает плечами загорелый «зелёный берет» с негустой бородой. «Береты», как и другие подразделения спецназа, — единственные, кому дозволено иметь небольшую растительность на лице. Борода и слегка неопрятный — «не по уставу» — внешний вид, вытесняющий весь этот военный лоск, позволяют им успешно внедряться в стан противника и проводить разведывательно-диверсионные операции. В своё время рыцарям тоже досталась такая привилегия, однако Брайан категорически против растительности на лице, которая служит прекрасным рассадником для бактерий. — Она здесь с самого утра, — уточняет «берет». — А что за кидалово с беспилотником? Мы с парнями сегодня ночью выдвигаемся в город — хотим взять за яйца парочку ферзей. Нас чё, тоже кинут? Озвучив сдержанное: «Вопрос не по адресу», Брайан протискивается между бильярдными столами и диванчиками и оказывается перед закрытой дверью кабинета психолога. На двери висит бумажный лист: «Лейтенант Армии США Кейт Амри, психолог». Чуть ниже располагается график работы кабинета психолога. Брайан сверяется с наручными часами и понимает, что решил заглянуть к ней прямо во время обеда. Он коротко стучит в дверь и слышит, как шумит работающий кондиционер, а пальцы стучат по клавиатуре. Получив разрешение войти, проскальзывает внутрь, мгновенно учуяв запах жареных овощей и сосисок из индейки. — Мэм, простите, что прервал вас, — виновато озвучивает Брайан и кашляет в кулак, привлекая внимание. Лейтенант Амри, перебирающая бумаги на своём столе, ничего не говорит ещё какое-то время, после чего, собрав стопку, откладывает её в сторону и, наконец, поднимает на него пристальный взор. Молодая, привлекательная, с азиатскими чертами лица и аккуратно собранными в хвост каштановыми волосами, лейтенант Амри производит впечатление не столько практикующего военного специалиста-психолога, сколько вчерашней выпускницы академии. Впрочем, учитывая её сравнительно малый стаж военной службы, от выпускницы она всё же ушла недалеко. Как и многие офицеры Рэйбла, она одета в полевую форму с пистолетной кобурой на поясе, а об её офицерском звании напоминает разве что знак различия в виде небольшого прямоугольника в районе груди. — Рада вас видеть, лейтенант, — звучит спокойное в ответ. — Я могу вам чем-то помочь? Вас что-то… — она внимательным взглядом скользит по его фигуре и заостряет внимание на засохших пятнах крови, виднеющихся на форме и элементах снаряжения. — Беспокоит? Вы не ранены? — Она даже поднимается с места и подходит к нему, желая убедиться, что командир рыцарей не истекает кровью и ему не нужна медицинская помощь. — Вы… вы весь в крови… — беспокойство в голосе. — Это не моя кровь, — бесцветно отзывается Брайан. — Это кровь моего подчинённого, которого совсем недавно привезли на Рэйбл. Мы прямиком из зоны боевых действий — попали под обстрел, когда эвакуировали гражданское лицо. — Простите, я… — лейтенант Амри заминается, выглядя не то испуганной, не то просто шокированной при виде крови и прочих следов перестрелки. Учитывая, что она постоянно торчит в своём кабинете и вряд ли хоть когда-то выезжала за пределы Рэйбла, её удивление не вызывает ничего, кроме раздражения. На войне, оказывается, проливают кровь. — Мне не сказали, хотя я просила майора Баркера сообщать обо всех случаях ранений или потерь среди личного состава. Как он? Вспомнив слова Джоша и его детскую, совсем несвойственную профессиональному военному, панику, Брайан колеблется с ответом и облизывает искусанные губы. — Буду честен, мэм: неважно. Нам сказали разыскать священника — не мне вам объяснять, что это обычно значит. — При этих словах лейтенант Амри печально вздыхает, на секунду опустив взгляд, и качает головой. — И нам нужна ваша помощь. Понимаю, что я, как командир, должен сам оказывать поддержку своим подчинённым, но я боюсь не справиться. У раненого бойца есть сводный брат, который уже сорвался на глазах у половины базы. Не могли бы вы… — Сделаю всё, что в моих силах, — кивает лейтенант Амри и грустно улыбается ему. — Ваш подчинённый получит психологическую помощь вне очереди. — Спасибо, мэм, — искреннее благодарит Брайан и косится на ящики картотек, в которых хранятся личные дела военнослужащих, дислоцированных на Рэйбле. — Могу я также взглянуть на личное дело капрала Теодора Шарпа? Чуть смутившись от того, как резко сменилась тема разговора, лейтенант Амри вопросительно поглядывает на него. — Мне казалось, что вы уже успели ознакомиться с личным делом своего нового подопечного. — Нет, мэм. Нас выдернули практически сразу, как только прибыл капрал Шарп. Лейтенант Амри понимающе кивает и, всё ещё пребывая в лёгком шоке после услышанных новостей, подходит к одной из картотек. Недолго рыская в ней, вынимает порядком увесистую папку с личным делом, которую кладёт на край стола. Поначалу решив, что она ошиблась папкой, Брайан усмехается и подходит к столу, чтобы прочесть титульный лист. Усмешка тут же пропадает с лица. — Вы шутите? — изумляется Брайан и оглядывает дело, которое затем ухватывает. Чертовски увесистая папка. — Хотите сказать, здесь всё только про него одного?.. — Вся его военная служба, если быть точнее, — невзначай отвечает лейтенант Амри. — В личном деле — сорок две страницы. Биография ДО поступления на военную службу — на одной странице. Услышав это, Брайан приоткрывает папку, чтобы убедиться. Биография этого Шарпа действительно содержится лишь на одной странице. Далее — описание всех его успехов во время подготовки и учёбы, а также сухие факты участия капрала в боевых действиях. Брайан быстро перелистывает все страницы. Слишком много для какого-то капрала, который всегда казался ему круглым неудачником. Да это же чёртово досье на настоящего ветерана боевых действий! — А вы… вы уже успели ознакомиться? — выдавливает он, чувствуя себя идиотом. Если написанное здесь правда и если Шарп действительно ветеран боевых действий с колоссальным опытом, то это объясняет его поведение на месте крушения вертолёта, а также некоторый снобизм. Любой ветеран всегда считает себя умнее и круче других. — Разумеется, — отвечает лейтенант Амри. — Как командир отряда, в распоряжение которого капрал и поступил, — кивок на личное дело в руках Брайана, — вы должны были быть первым, кто ознакомился с личным делом новобранца. — Судя по толщине этой папки, мэм, он далеко не новобранец. — Брайан останавливается на случайной странице. Ноябрь две тысячи четвёртого года. Битва за Фаллуджу. Шарп участвовал в качестве санитара первого батальона пятого пехотного полка и был ранен, за что награждён медалью «Пурпурное сердце», а также получил несколько благодарственных писем от командования за проявленные доблесть и героизм. По данным некоторых участников той операции, Шарп вытащил из-под огня порядка восемнадцати морпехов из третьего батальона пятого полка морской пехоты, провёл несколько успешных хирургических вмешательств прямо на поле боя и не позволил умереть от кровотечения ещё семерым морпехам. В общей сложности, Шарп спас десятки солдат и офицеров, за что ему дали прозвище «Архангел». Получил ранение в ходе ночных боёв двадцатого декабря и был якобы среди тех, кто пытался помешать расправе над раненными иракскими военнопленными. Поморщившись от воспоминаний о собственном трагичном опыте участия в первой иракской кампании, Брайан перелистывает страницы. Штурм Багдада. Несколько командировок в Афганистан. Затем — в Сирию в качестве медицинского инструктора. Теперь — Рэйбл, где он был распределён в восемьдесят девятый отдельный отряд специального назначения «Рыцари» на должность медика отряда. Рекомендован Медицинским командованием Армии США. — Я одолжу это, док? — И, прибрав к рукам личное дело капрала Шарпа, Брайан, распрощавшись с психологом, покидает сначала её кабинет, а после и досуговый центр, держа путь к казармам. Там он планирует оставить не только досье, чтобы прочесть его позже, но и большую часть своего снаряжения, потому как до сих пор надетый бронежилет вместе с разгрузочными элементами никак не дают измотанному телу отдохнуть. Морпехи по-прежнему резвятся с почти что опустевшими баками, точно щенки, рвущие остатки обуви хозяина. Правда, на этот раз шум и неуставное развлечение привлекают внимание офицеров, которые тут же обламывают подчинённым всё веселье. Звучат грозные крики и приказы немедленно убрать разведённый бардак. Особо отличившихся ныряльщиков заставляют руками сгребать намокший песок и грязь, перетаскивая подальше от тропинок и входов в палатки. Тех, кто пробует возразить, офицеры жёстко отчитывают, грозя дисциплинарным взысканием, а после заставляют пробежать по периметру базы десять кругов в полном оснащении. Ну а для остроты ощущений приказывают надеть противогазы. В общем, ничего необычного. — Лейтенант! — окрикивает его знакомый женский голос. Брайан, погружённый в тревожные мысли насчёт Мелвина, не сразу останавливается, однако без труда вычисляет говорящего. Ей оказывается девушка-кинолог, которую он вместе с подчинёнными встретил на пути к месту крушения вертолёта. Она находилась под началом сержанта Андерсона и, вроде как, помогала искать мины и взрывчатку на пару со своей немецкой овчаркой. Что эта девушка-кинолог делает здесь — вдали от той заминированной дороги — для Брайана загадка. — Простите, но мне сказали, что вас можно найти неподалёку, — добавляет она, приближаясь. — Что, вас так быстро эвакуировали? — осведомляется Брайан, подмечая за спиной девушки увесистый рюкзак, видимо, набитый всеми её вещами, а это означает лишь одно — переезд военнослужащего с одного места пребывания на другое, что обычно связано с назначением в другое подразделение. Хотя вряд ли военные кинологи пользуются большим спросом на Рэйбле. — Рядовой Роуз, — прочитывает вышитую на её груди фамилию. — Рядовой Алекс Роуз, первый батальон седьмого пехотного полка в составе третьей бронетанковой бригады «Носорог», — официально представляется она и приставляет ладонь к правому виску, отдавая честь. Камуфляжная кепи, сильно задвинутая на глаза, едва не перекрывает ей обзор. — И нас действительно эвакуировали, сэр. Спустя полчаса, как вы уехали, в наш квадрат прибыли рейнджеры, которые помогли нам добраться до Рэйбла. — Что ж, рейнджеры всегда указывают путь, — бесцветно комментирует Брайан. Сейчас ему совсем не хочется трепаться с каким-то рядовым, пусть и девушкой. Нужно как можно скорее добраться до госпиталя, чтобы быть рядом со своими подчинёнными в эту трудную минуту. — Если это всё, рядовой… Брайан только собирается удалиться, как Роуз вновь обращается к нему, вынудив остановиться: — Я хотела сказать вам спасибо, сэр, — произносит она. Брайан непонимающе косится на неё, прося пояснить. — Там, на дороге вы говорили правильные вещи. Жаль, что до сержанта Андерсона и остальных ребят не дойдут эти слова. Я подала прошение о переводе в другое подразделение — хочу быть поближе к эпицентру. Уж лучше бы она сказала, что переводится только потому, что сослуживцы, с которыми она вынуждена ночевать под одной крышей, принимать пищу и ходить в туалет, не дают ей проходу, пристают и вообще грозят изнасилованием вопреки перспективе попасть под трибунал. Меньше всего Брайан ожидал услышать, что рядовой Роуз желает оказаться в самой гуще событий. Видимо, устала от ежедневной рутины — далеко не каждому понравится таскать на себе фунты снаряжения по такой жаре, копаться в песке и грязи, выискивая проклятые растяжки. Вообще удивительно, что она решила остаться на Рэйбле, а не попросилась домой, попробовав войну на вкус. И здесь только два варианта: либо в Штатах ей светит должность похуже, либо она всерьёз намерена испытать себя. Вот только кишащий фанатиками и террористами Ирак не самое лучшее поле для экспериментов. Пускай пробует, пускай учится, пускай ошибается, но только не там, где от этого могут зависеть чужие жизни. — Если вы рвётесь в самое дерьмо, рядовой, значит, так ни хрена и не поняли, — с нажимом говорит Брайан. — Лучший бой тот, которого удалось избежать. Эта фраза о чём-нибудь говорит? Держитесь подальше от перестрелок, я не шучу. А если так тянет пострелять, полигон открыт круглосуточно. — Но я хочу попробовать, — продолжает гнуть своё Роуз, вынудив Брайана закатить глаза и сдержанно вздохнуть. — Не потому что я девушка и ратую за какое-то равенство, вовсе нет. Это ведь и моя страна. Это ведь и мою страну пытались разобщить одиннадцатого сентября. В её глазах, Брайан готов поклясться, царит такая решимость, какой не хватает здесь многим. У неё явно есть характер, хотя насчёт яиц говорить пока рано — после первого реального боя всегда видно, кому их недостаёт, а у кого они в избытке. Пожалуй, он не прочь с ней как-нибудь пересечься, чтобы попросту убедиться, что она, как и те, кто приходили до неё и придут после, — всего-навсего заскучавшая от своей размеренной жизни любительница приключений. — В таком случае желаю удачи, рядовой. — Брайан вновь предпринимает попытку уйти, которую Роуз снова прерывает, обогнав его и преградив путь. Это уже начинает надоедать... — Мне сказали, что ваш отряд — одно из тех подразделений, которое всегда бывает на передовой, — едва не выпаливает девушка. — И мне сказали, что в вашем отряде есть свободные места. Не то, чтобы я считала себя лучше остальных, но у меня есть положительные характеристики от нескольких офицеров и даже от командующего сороковой пехотной дивизией. Я бы хотела стать частью чего-то большего, чем просто сапёрный отряд. Майор Баркер мою инициативу поддержал. — Она передаёт ему, что называется, официальную бумагу — приказ майора Баркера о временном закреплении рядового Роуз в составе рыцарей в качестве сапёра-кинолога. Кто бы сомневался — подпись грёбаного Баркера, при виде которого у многих здешних командиров начинается нервный тик. Тот просто обожает влезать во внутренние дела подразделений, но особое удовольствие он получает, когда навязывает рыцарям очередных якобы специалистов, которые, по его мнению, должны усилить боеспособность отряда. На деле же — вынуждают рыцарей приглядывать за самой настоящей обузой и вместо того, чтобы сосредоточиться на выполнении задания, раз за разом вытаскивать её из передряг. Это в принципе идёт вразрез со всеми правилами — чтобы отряду спецназа навязывали никому неизвестного человека, пусть и под предлогом имеющегося у него опыта. Любое подразделение, особенно специального назначения — это всегда хорошо слаженный коллектив с чётко установленными ролями, иерархией и взаимоотношениями. Появление же новичка, пусть и на время, выбивает всех из колеи: ухудшается боевое слаживание, возникают вопросы, появляются сомнения, а общее качество работы стремительно падает. Но что же получает навязанный отряду новенький? Обычно, ранение и повезёт, если лёгкое. Именно поэтому Брайан был категорически против назначения капрала Макги в отряд и теперь он точно так же против присутствия капрала Шарпа и этой девчонки на пару с её собакой. В распоряжении рыцарей уже есть сапёр, и его им хватает сполна. На кой чёрт им нужен второй, да ещё и вместе с псиной — вопрос, ответ на который знает разве что майор Баркер. Впрочем, тот об этом редко задумывается — просто раскидывает свободных бойцов по разным подразделениям и уже потом, начитавшись и наслушавшись жалоб от командиров, начинает вносить коррективы. Правда, с Макги и с Шарпом это не прокатило — он Брайана даже слушать не стал, сославшись на письменные приказы и напомнив, что те в первую очередь исходят от Командования специальных операций, а уже потом от него самого. Верится с трудом. — Вам известно, что мы за подразделение? — с трудом подавив негодование и раздражение, осведомляется Брайан. Получив рассеянный кивок, вздыхает. В очередной раз. — Чтобы выдвинуть свою кандидатуру в качестве рыцаря, необходимо сдать вступительные испытания, пройти соответствующую подготовку, успешно завершить аттестацию и иметь рекомендацию от действующего члена отряда. Он замечает, как теряется Роуз, видимо, не ожидавшая таких жёстких требований. Но иначе никак. Рыцари на хорошем счету у Командования специальных операций и не могут набирать в свои ряды первых встречных. А рекомендация или скорее поручительство действующего члена подразделения — это ещё одна гарантия, что новый кандидат действительно стоит потраченных на него сил, времени и ресурсов. — В моём отряде нет свободных мест, рядовой. — Брайан возвращает ей бумагу, подмечая тень разочарования и непонимания на лице Роуз. — Группа «Эхо» отряда рыцарей полностью укомплектована. К тому же, в отряде не предусмотрена должность кинолога со специализацией сапёрного дела и… — он делает паузу, пытаясь как можно деликатнее подобрать слова. — Мы не принимаем девушек. Возможно, произошла какая-то ошибка. Не исключено, что майор Баркер имел в виду другое подразделение. Теперь у вас точно всё, рядовой, — не спрашивает, но констатирует Брайан, не собираясь и дальше обсуждать с рядовым Роуз её будущее на Рэйбле. Оставив девушку наедине с собственным замешательством, он быстрым шагом движется к госпиталю, на ходу ослабляя некоторые элементы снаряжения, насквозь пропитанные потом. Уже на входе его встречают курящие и переминающиеся с ноги на ногу Санта и Спец. При виде своего командира, они сдавленно кивают. По мрачному и нервному виду обоих становится ясно, что дело плохо и что слова Джоша о скорой кончине Мелвина — это не следствие эмоционального срыва или волнения. Это вполне реальная, ужасающая перспектива потерять члена отряда. И дым от сигарет Санты и Спеца напоминает пламя грозящей вот-вот погаснуть свечи — символ жизни одного из рыцарей. Пройдя мимо, Брайан ободряюще хлопает Санту по плечу и ерошит русые волосы Спеца, который оседает прямо на ступенях, окуная испуганное лицо в свободную ладонь. Всё очень хреново. Ноги становятся ватными ровно в тот момент, как перешагивают через порог госпиталя. В ноздри тут же ударяет запах спирта, лекарств и боли вперемешку со страхом. Если Брайана однажды спросят, как пахнет смерть, то он без колебаний ответит — запахом пороха, палёной плоти и крови на больничном кафеле. Кажется, что по госпиталю должна разгуливать надежда — та самая, которая появляется у солдат, едва врачи выгрызают из лап Костлявой их раненого сослуживца. Однако здесь балом правит смерть. Брайан различает её шаги, звучащие в тяжёлых вздохах других рыцарей, шелестящем шёпоте, редких всхлипах и надломленной ругани. Он доходит до операционной, возле дверей которой уже стоит Фанатик, освежающий в памяти строки из Библии. При виде Брайана, он перестаёт читать и робко кивает, убрав Библию. — Мелвин пожелал исповедаться, но как протестант, — тихо делится Фанатик. — А я вырос в католической семье, и... — заминается, словно боясь озвучить. — Я не уверен, что смогу дать ему то, что он просит. Я не уверен, что справлюсь. Я никогда этого не делал, джон. Я... — Эй, всё в порядке, — успокаивает подчинённого Брайан. — Я тебя понял. Честно говоря, я и не рассчитывал, что ты согласишься. Лучше присядь. Послали за капелланом? — спрашивает Брайан, на что получает сдавленный кивок Джоша, сидящего на мягкой скамье. Рядом ютится Кролик, скребущий грязными ногтями корку крови на сбитых костяшках рук. — А где сержант Бут? — Уехал пару часов назад, — отвечает Фанатик и потирает переносицу. — Кажется, его отправили обучать морпехов в Варлок-кэмп. Мелвина оперировал специалист Фернандез. «Пиздец как вовремя», — мгновенно возникает в голове. Тогда неудивительно, что у Мелвина плохи дела, ведь именно сержант Бут всегда вытаскивает безнадёжно раненых бойцов, на которых обычно ставят крест все остальные. Это просто грёбаная насмешка судьбы, не иначе. — Где Шанхай? — Брайан оглядывается по сторонам, не обнаружив выходца из семьи шанхайских эмигрантов. Ему сообщают, что тот на пару с Шарпом вызвался опекать Оливера, пока всё не закончится, и что они оба сейчас находятся в казарме — у последнего случился очередной нервный срыв, поэтому было решено не пускать его в госпиталь. К операционной подтягиваются лейтенант Амри, а также лейтенант Сэмюэль Йенс — капеллан, помогающий с решением многих религиозных вопросов, возникающих у военнослужащих Рэйбла. Поправив очки с прозрачными стёклами, он кивает всем присутствующим в знак приветствия и глухо интересуется, чем он может помочь, пока лейтенант Амри пробует успокоить нервничающего Кролика. Брайан вводит капеллана в курс дела и заостряет внимание на желании Мелвина исповедаться по канонам протестантской церкви. Капеллан понимающе кивает. — Мы можем хоть что-то сделать? Или так и будем страдать хернёй? — подаёт голос Джош и плотно скрещивает руки на груди, точно желая отгородиться от происходящего вокруг. На эту его вспышку реагирует лейтенант Амри, которая оказывается рядом и что-то ему говорит, присев перед ним на корточки и положив руку на его колено. Брайан его не винит. Он на взводе точно так же, как и его подчинённые. И он уж точно не осуждает Джоша за его желание закрыться и забыться. Ему хочется того же. Хочется, чтобы всё это поскорее закончилось и благополучно разрешилось. Без смертей. Без слёз и криков. Без боли. Из операционной выходят двое: заместитель командира медчасти в лице специалиста Грега Фернандеза и один из ассистировавших ему медиков. Брайан делает к ним шаг, игнорируя потрёпанный вид Фернандеза, — окровавленный медицинский халат, сгорбленная осанка и дикая усталость в глазах. Тот снимает с лица маску и избавляется от резиновых перчаток. Хрупкую тишину нарушает скрип резины. Уже по одним только его дёрганым движениям и напряжённому молчанию, от которого замирают все собравшиеся, Брайан понимает, что ни на какой благополучный исход рассчитывать не стоит. — Мне очень жаль, — произнеся эту дежурную для таких случаев фразу, Фернандез вынуждает остальных рыцарей сокрушённо вздохнуть. Джош едва не отталкивает лейтенанта Амри и спешно покидает госпиталь. Кролик окунает лицо в ладони, склонившись над полом. Фанатик усаживается рядом с ним и, небрежно отложив Библию, приобнимает сослуживца в попытке разделить невыносимую боль утраты. Хмурый взгляд утыкается на обложку Священного Писания. Даже Бог оказался бессилен. Брайан ощущает, как внутри образуется пропасть. Бездонная. Необъятная. Засасывающая. Он чувствует, как начинает в неё проваливаться. Этого не может быть. Это просто невозможно. Шарп же выиграл для него время!.. — Где командир? — сухо, не обращая внимания на воцарившуюся скорбь, осведомляется Фернандез и безошибочно определяет, где тот, кто возглавляет горстку теперь уже опечаленных и разбитых рыцарей. Подойдя к Брайану, сочувствующе кивает. — Примите мои соболезнования, лейтенант, — выдержав короткую паузу, продолжает: — Нам необходимо оформить все документы, затем тело подготовят к траурной церемонии. После этого вы сможете попрощаться. У него есть семья? — Только мать, которая живёт в Чесапике, — бесцветно отвечает Брайан, взглядом уткнувшись в пол. — Я сам ей сообщу. Штаб-сержант Мелвин Хорн. Стрелок-пулемётчик отряда «Рыцари». Родной город — Бостон, штат Массачусетс. Фанат «Селтикс». В этом году вместе с братом он собирался покинуть не только спецназ, но и армию вообще и осесть в родном Бостоне, чтобы поступить в полицейскую академию и применять свои навыки уже там. Но теперь… — Нам также будут нужны от вас некоторые бумаги, лейтенант, — продолжает Фернандез, чьи слова прорезаются сквозь толщу воды, в которой оказывается Брайан. Мыслями он сейчас не здесь. Мыслями он там, возле грёбаного вертолёта, окружённого десятками боевиков, ведущих шквальный огонь по их позициям. Вот Шарп решает геройствовать, но его на землю швыряет собственный командир. Вот Брайан гонит его к «Хамви», а после кидает гранату в сторону ближайшей позиции противника. Позади раздаются крики Мелвина — тот призывает поторапливаться и прикрывает ровно до того момента, как первая пуля не врезается в его тело. Затем вторая. Третья. Четвёртая. Мелвин падает на землю, сражённый несколькими выстрелами. Как оказывается, смертельными. Шарп на пару с Брайаном до последнего борются за его жизнь — изо всех сил пытаются оттащить от края пропасти, однако Мелвин срывается. Они теряют его. Теперь уже навсегда. — Он просил передать это вам, — произносит другой медик и протягивает Брайану жетоны с личным номером Мелвина. Дрожащая ладонь тянется к ним, осторожно ухватывая жетоны. Металл всё ещё тёплый — видимо, Мелвин до последнего держал их при себе. Выдавленные буквы покрыты кровью и пылью как напоминание о том, какими были последние минуты жизни их владельца. Брайан большим пальцем проводит по надписи на одном из эллипсов, смахивая крупицы грязи. «Хорн. Мелвин. 1985. 202-18-4381. А+. Протестант». — Фанатик, проследи, чтобы все были в казарме до отбоя, — голос Брайана вязнет в скорби по погибшему подчинённому. Фанатик поднимает на него опечаленный взгляд и едва заметно кивает. — Я… Я пойду заполнять для вас бумаги, док. Ложь. Самообман. Попытка не казаться разбитым от горя. Никаких бумаг не будет. Не сегодня так точно. Его максимум сейчас — это сдержаться и не начать крушить всё вокруг от отчаяния и безумия, бурлящего внутри неистовым огнём. Он толком не помнит, когда в последний раз испытывал такую же сильную боль. Это не сравнить ни с чем. Потеря, какая она есть. Один из рыцарей принёс себя в жертву этой бесконечной борьбы с терроризмом. Хочется верить, что эта жертва будет последней, но внутренний голос противно нашёптывает, что нет — Мелвин не первый и не последний, чья душа навсегда упокоится в этих проклятых, кровавых песках Ирака. Будь прокляты те, кто кинул их с беспилотником! Будь прокляты все, кто решил сэкономить на жизнях рыцарей! Будь проклята эта земля, унёсшая не одну жизнь сынов и дочерей Америки! Будь проклят терроризм!.. Ему хочется метаться, словно лев в клетке. Хочется перевернуть стоящую неподалёку больничную каталку. Хочется опрокинуть к хуям стол с ёбаными бумагами. Ему хочется показать эту боль всему миру — то, что, к счастью, испытает далеко не каждый. Брайану хочется кричать. Вопить. Орать, потому что, блядь, этот ёбаный мир, которому они служат, для которого они единственные щит и меч, шлёт их на хуй и оценивает человеческую жизнь — жизнь рыцаря — в каких-то восемь миллионов долларов, ведь ровно столько стоит долбаный «Серый орёл». Сраные ублюдки, с чего-то решившие, что их подчинённые — это разменные монеты; блядские пешки на шахматной доске! СУКА! Не выдержав, Брайан всё же пинает оказавшийся рядом стул. От грохота пластика вздрагивают все — даже непоколебимый Фернандез, который о чём-то тихо переговаривается с ассистентом-медиком. Лейтенант Амри призывает его успокоиться, а капеллан — помолиться о живых и вспомнить о погибшем Мелвине нечто хорошее. Брайан смиряет его затравленным взглядом, словно зверь, над которым долгое время издевались, а теперь пытаются кормить с руки. Вспомнить о Мелвине нечто хорошее? О да, он это запросто может — назвать тысячу и один раз, когда теперь уже покойный штаб-сержант спасал его задницу и задницы всего отряда. Как самоотверженно бросился прикрывать своего командира, прекрасно понимая, что может словить пулю и не одну. И в итоге словил. Самонадеянно, даже глупо, но это в его духе — сотворить какую-нибудь хрень, лишь бы остаться верным клятве и своему слову. Он стискивает ладонью жетоны покойного. Металл впивается в кожу, которая отзывается тупой болью — капля в сравнении с той, что саднит в душе. Навязчиво. Мерзко. Неумолимо. Как жужжание бор-машины в кабинете дантиста и невероятное желание закрыть рот, ведь хвалёная анестезия не подействовала. Однако у Брайана есть своя анестезия. Нет, напьётся он немного позже — скорее всего, запрётся перед самым отбоем в своей комнате и высосет одну бутылку текилы за другой, чтобы его вырубило нахуй. И похер, что он проспит утренний подъём, что ночью их могут поднять и отправить на очередную рисковую миссию или что дежурный по казарме сержант учует запах спиртного и обязательно вынесет жёсткий выговор с занесением в личное дело. Ему п-о-х-у-й. Напиться. Забыться. Уснуть. Утром проснуться, не досчитаться одного подчинённого, нервно закурить и молиться, чтобы вслед за одним строй не покинул и второй. И этим вторым Брайан небезосновательно считает Оливера, по которому уже серьёзно ударила новость о ранении сводного брата. Весть же о его смерти просто уничтожит Оливера. Выходит, за одну миссию, за один день сразу двое подчинённых. Да это же новый ёбаный рекорд! Вспомнив об анестезии, он шмыгает носом и делает несколько глубоких вдохов и выдохов. В ответ на беспокойство лейтенанта Амри лишь отмахивается и заверяет её, что с ним всё в порядке и что ему просто нужно время; нужно побыть одному. Та понимающе кивает и напоминает, что всегда готова его выслушать и обязательно сделает это немного позже. — Я скоро принесу бумаги, док, — озвучивает Брайан и, движимый одним зудящим и кажущимся таким правильным желанием, покидает госпиталь. Никто не задаёт ему лишних вопросов. Встречающиеся по дороге сослуживцы то кивают в знак приветствия, то одаривают пытливыми взглядами, будто пытаясь понять, что же на уме у командира рыцарей, выглядящего страшнее быка, заметившего красную тряпку. Похоже, слух о потере в одном из подразделений спецназа ещё не успел пустить корни, иначе все эти взгляды сочились бы свойским сочувствием вкупе с реальным желанием помочь изничтожить фанатичную шваль. Он быстрым шагом направляется к зданию тюрьмы. Как и прежде, вход стерегут двое морпехов, которые что-то весело обсуждают. При виде направляющегося к ним Брайана, они вопросительно переглядываются. Один из них — с шевроном младшего капрала на плече — осторожно интересуется, зачем командиру рыцарей понадобилось увидеть пленного террориста. Однако жёсткий, преисполненный холодного гнева голос быстро сводит на нет все дальнейшие расспросы и вынуждает морпехов чуть испуганно расступиться. Вряд ли они хотят попасть под горячую руку человека, не чувствующего сейчас ничего, кроме неутолимой жажды крови. — Позови-ка на всякий случай капитана Линча, — слышит Брайан за спиной, когда проходит внутрь помещения и закрывает за собой дверь. Внутри царит всё то же хорошо знакомое, тошнотное зловоние человеческих испражнений вперемешку с протухшей водой, запахом табака и мокрой, пропитанной потом и кровью ткани. Впрочем, половина из этих запахов хорошо знакома военнослужащим Рэйбла, многие из которых вынуждены тесниться в душных и насквозь пропитанных такой же вонью палатках. И всё же Брайан морщится, потому как здешние ароматы в разы превосходят те, что обычно приходится ощущать. Сидя в прежней позе, пленный боевик едва заметно шевелит губами, точно нашёптывая молитву, но тут же замирает, обратив на Брайана затравленно-напуганный взор. Для него это уже должно было войти в привычку, ведь появление американского военнослужащего на пороге тюремной камеры почти всегда знаменует новые пытки. И они будут. О да, они обязательно будут — именно к этому Брайан и пришёл, размышляя над анестезией для себя. Алкоголь лишь слегка притупит боль и поможет разогнать рой тревожных мыслей. Но что по-настоящему подарит облегчение — так это стоны и крики ублюдка, однополчане которого наверняка повинны в гибели Мелвина. Конечно, месть — дело неблагодарное и неблагородное. Вот только благородство и терроризм — вещи несовместимые. Почему они должны делать скидки этим ублюдкам? Почему должны обращаться с ними иначе? Взяв в руки оружие и направив его на американских солдат, они должны понимать, что рано или поздно возмездие их настигнет. И этого уёбка оно настигнет прямо сейчас, потому как Брайан намерен спросить с него по полной программе. К тому же не исключено, что эта мразь, впав в агонию от невыносимой боли, поведает ему и кое-что новое — то, что не смогли из него вытащить даже разведчики морской пехоты. — Ну что, сука, давно не виделись? — издалека начинает Брайан и медленно подходит к пленному. — Я помню, что ты говоришь по-нашему. А ещё я помню, что ты стрелял в нас — стрелял в моих парней. Он приседает перед ним и резко хватает его за мокрые и липкие от запёкшейся крови волосы, оттягивая голову назад. В ответ раздаётся отборная ругань на арабском. Звенит металл наручников — пленный боевик пытается хоть как-то улучшить своё положение. Не выйдет. И дело не только в наручниках: едва тот предпримет хоть малейшую попытку к побегу, как его размажут по стенке, а после будут долго соскребать с ботинок тех военнослужащих, которые за него в ответе. Вряд ли он это не понимает, а, значит, дважды подумает, прежде чем выкидывать какую-нибудь глупость. — Уёбок грёбаный… — продолжает разражаться Брайан. — Я только что потерял одного из своих. — Он крепче сжимает волосы боевика, вынуждая того поморщиться и зашипеть от боли. — Уёбки, с которыми ты заодно, его подстрелили. Он умер на операционном столе!.. — Брайан едва не выплёвывает эти слова ему в лицо, заплывшее синяками, одновременно испытывая злость и отвращение. — Ты долбаный мудак! И знаешь, что теперь я с тобой сделаю? Повисает напряжённая пауза. Брайан буравит лицо мужчины гневным взглядом, в ответ получая точно такой же с одной лишь разницей — боевик ненавидит его не как человека, а как американца. Как неверного. Как захватчика. Как представителя народа, против которого объявлен джихад и который должен быть уничтожен любой ценой. Проще говоря, это взгляд самого настоящего фанатика — воинственный, но искрящийся такой ненавистью, которая не свойственна кому-либо ещё. Брайан даёт ему ещё пару минут на размышления. Он не ждёт от него ответа и уж тем более не ждёт просьб пощадить его или попыток выторговать свою неприкосновенность хотя бы на сегодня. По правде говоря, те ценные сведения, которыми этот тип безусловно обладает — последнее, что сейчас интересует Брайана. А вот его болевые точки, дискомфорт и вопли, умоляющие остановиться, — это то, зачем он и пришёл. — Я возьму паяльник, которым тебя прижигали сутками напролёт, и засуну его прямиком тебе в зад, — делится своими планами Брайан. Он уверен, что пленный боевик его понимает. — Я буду ждать, пока все твои кишки, вместе с тем религиозным дерьмом, которым ты набит, не вылезут из каждой твоей дырки. И когда ты надорвёшь свои голосовые связки так, что у тебя уже не останется сил кричать, я пущу тебе пулю в-о-о-о-т, — протягивает, — сюда. — Брайан стучит указательным пальцем по его мокрому лбу. — Мы заснимем тебя на видео, которое разошлём по «Даркнету», чтобы каждый мудак с Калашниковым в этом регионе знал — если он только попробует выстрелить в американского солдата, ему пиздец. Судя по изменившемуся выражению лица мужчины, эти слова доходят до него ровно в той степени, в какой необходимо. Однако для самого Брайана всё это не пустой звук. Он действительно намерен спросить с ублюдка за всё. Хотя, может, паяльная лампа в задницу — это слишком. После такого этот мудак скорее всего откинется и уже не сможет порадовать своими криками. Тогда, может, выжечь на его груди эмблему рыцарей или хотя бы инициалы погибшего члена отряда, чтобы ублюдок никогда не забывал, в чьей смерти повинен? Взгляд машинально перемещается на стол позади, где лежат, казалось бы, нужные в быту вещи, из которых, однако, выходят прекрасные орудия для пыток. Ножи, молоток с россыпью гвоздей, электродрель, пара оголённых проводов, подсоединённых к старому аккумулятору, пассатижи и клещи — всему этому легко можно найти применение при допросе третьей степени. Главное знать, где лучше всего на теле сверлить условные дыры или какие пальцы на ногах протереть солевым раствором, чтобы затем подсоединить к ним провода и пустить ток. А что если опробовать на нём каждую из этих «игрушек»? Как-никак, но рыцари точно так же обучены проведению жёстких допросов, прекрасно осведомлены о болевом пороге человека и о том, где проходит та самая грань между бравым «я буду молчать до конца» и паническим «я скажу всё, что угодно, только прекратите». И всё-таки это крайняя мера. Он заключённый. Да, ублюдок, наверняка стоящий за убийством Мелвина, пусть и косвенно. Но он такой же человек. Хотя какая человечность может быть у мразей, без зазрения совести нападающих на конвои с гуманитарной помощью, школы и больницы? Взрывающих людные места, где полно невинных мужчин, женщин, детей и стариков? Снимающих на видео жестокие казни пленных иностранцев и несогласных местных жителей? Почему они не могут поступать с ними точно так же? Почему на этой войне по правилам играет лишь одна сторона? Брайан стискивает зубы, ощущая эту болезненную и противоречивую борьбу между «правильным» и «необходимым». Как же он устал закрывать глаза на многие вещи. Как же он устал соблюдать рамки и молча проглатывать всю эту чушь про соблюдение прав человека и методы ведения гуманной войны. Как же он устал от добра, покрывающее зло. Как же его заебала игра в одни ворота. В конце концов, опьянившая его жажда мести размывает расставленные ещё в детстве границы между добром и злом. Он подходит к столу, машинально ухватив первое, что попадается под руку — охотничий нож. На закалённом лезвии даже при тусклом свете виднеются следы запёкшейся крови и крошечных кусочков ткани. Металл поигрывает редкими бликами, точно скалясь в зверином желании вновь вонзиться в человеческую плоть. Пожалуй, он вырежет на груди боевика инициалы погибшего Мелвина, его дату рождения и смерти, а также родной город. Пусть этот выродок помнит и никогда не забывает. — Решил развлечься? — раздаётся за спиной холодный голос. Даже не оборачиваясь, Брайан без труда соображает, кому тот принадлежит. Грёбаный капитан Спенсер Линч собственной персоной. Вряд ли он заглянул сюда из праздного любопытства. Кажется, те морпехи, стерегущие вход, всё-таки доложили ему, что командир рыцарей без веской на то причины решил проведать пленного боевика аккурат после того, как получил известие о гибели своего подчинённого. Что ж, этого следовало ожидать. — Разведчики морской пехоты говорят, что нет ничего болезненнее, чем нагретый металл, вгоняемый под ноготь, — совершенно просто, словно рассуждая о погоде, говорит Спенсер. И это вынуждает Брайана, наконец, повернуться. — Ещё можно вгонять иглы в кончики пальцев — там полно нервных окончаний, которых избегают даже опытные врачи. Продолжая держать в руке нож, Брайан затравленно взирает на капитана Линча. О, с каким удовольствием он бы вонзил этот самый нож в его всегда надменное лицо, а затем хорошенько бы повернул рукоять, чтобы как следует перемолоть содержимое его черепа. А, может, вообще начнёт с глаз, по очереди выковыривая каждый, точно драгоценные камни из короны. — Я слышал о потере в твоём отряде, — вновь начинает Спенсер и полностью выходит из лёгкого полумрака, в котором стоял, наблюдая на расстоянии, будто затаившийся хищник. — Но, поверь мне, это, — кивок на нож в руке Брайана, — самое глупое решение, которое ты только мог принять. Впрочем, ничего другого я от тебя и не ждал, поэтому и пришёл сюда, как только мне сообщили. Нет, если тебе, конечно, не хватает острых ощущений, ты можешь сделать то, зачем пришёл. Я даже не стану мешать — всегда интересно посмотреть на то, как работают спецы твоего уровня. Просто знай, Расс, — Спенсер впивается в него цепким, не моргающим взглядом, и делает несколько шагов навстречу, — что если ты к нему прикоснёшься, я тебя уничтожу. Услышанное провоцирует сдавленный смешок. Брайан водит плечом, не то сомневаясь, не то просто не желая проверять слова Спенсера. Тот не имеет привычки разбрасываться угрозами. Обычно все его предостережения обретают форму самого настоящего кошмара наяву. Когда он грозит превратить жизнь военнослужащего в ад, то даже преуменьшает всю степень того пиздеца, который обрушится на голову провинившегося. В общем, тут действительно стоит призадуматься. — И почему же разведка КМП может с ним «развлекаться», а другие нет? — отзывается Брайан, однако небрежно возвращает нож на место. Боевик, неотрывно наблюдавший за ним, чуть расслабляется и даже выдыхает. — Если ты вдруг забыл, это мы его повязали. Стало быть, это наш боевой трофей, и мне похер, как дико это звучит. Тут кругом Средневековье, даже люди с их мышлением — всё это прошлый век. — Мы с тобой оба знаем, что равенство в армии возможно лишь на бумаге. — Спенсер скрещивает руки. — На деле же — разный уровень обеспечения, условий проживания, боевых задач. Пленные не исключение. — Про обеспечение это ты верно подметил, — рычит Брайан и едва сдерживается, чтобы не перевернуть стол с инструментами. Вместо этого отворачивается, руками упираясь в его край. — Если бы командование дало нам беспилотник, как и обещало… — Он ощущает, как в висках снова бешено пульсирует кровь. К горлу подступает тугой ком, пропитанный поднявшейся из груди злостью. — Для них деньги Минобороны оказались важнее жизни моего бойца. Но самое смешное, что во всём этом успело замешаться и ЦРУ, которое каким-то хреном наблюдало за ходом операции. Спенсер хмыкает, словно услышав что-то очевидное. Впрочем, так и есть: любой, кто попадает на Рэйбл, почти с первого же дня узнаёт о царящем здесь подобии равенства. Точнее, о его полном отсутствии. Кому-то действительно достаются лучшие места для отдыха на базе. Кому-то приходится ночевать недалеко от уличных сортиров, засыпая под хлюпающие звуки и гадая, что же было на ужин у очередной жертвы диареи. Кому-то выдают на одну упаковку шоколадного печенья больше, а кто-то не досчитывается этого самого печенья в своём сухпайке. Неравенство и жёсткое деление на «элиту» и «безвольную рабочую силу» начинается с таких вот мелочей. Дальше — больше. И не предоставленный по запросу беспилотник, Брайан уверен, — ещё не самое паршивое, с чем они могут столкнуться. — Честно говоря, мне плевать на тебя и на твой отряд, пока это не создаёт проблемы для Рэйбла, — признаётся Спенсер. Что ж, по крайней мере, он искренен. — Как офицер офицеру советую тебе взять себя в руки. Это не первая и не последняя твоя потеря. Да и потом, не обламывай мне всю игру — я планировал начать тебя ломать немного позже. — Иди к чёрту, Спенсер, — цедит Брайан и резко оборачивается. Подумать только: этот ублюдок, похоже, совсем потерял связь с реальностью, как и многие из старших офицеров. Для них жизни солдат — это всего лишь проклятая живая сила, которая, как и вещи, убывает и прибывает. Смерть очередного бойца — не более чем сопутствующие потери. Им всем здесь на всех плевать. — Я потерял не просто хорошего бойца. Я потерял хорошего человека и молодого парня, у которого были планы на жизнь. А его младший брат? Думаешь, для него этого какой-то пустяк? По вине этих мудаков, — пальцем указывает на связанного боевика, который тут же напрягается, точно ожидая новых пыток, — сразу две поломанные жизни. Так что не надо мне тут втирать про мужество и смирение. Я, блядь, двоих потерял! — взрывается Брайан, вынуждая Спенсера чуть прищуриться. — И если ты хоть когда-нибудь кого-то терял, то прекрасно знаешь, о чём я. А если нет, то лучше закрой пасть, пока я не съездил по твоей дохуя серьёзной капитанской роже. Спенсер шевелит губами в попытке что-то сказать, но не успевает: на пороге показывается порядком встревоженный капитан Конли, который спешно проходит внутрь и, не обращая внимания на пленного, трепетным взглядом окидывает сначала дознавателя, а после и Брайана. По виду командира военной полиции становится ясно, что что-то случилось. Вопрос только в том, что именно. Первым не выдерживает капитан Линч, который спрашивает его прямо в лоб. Капитан Конли медлит с ответом, оттягивая до последнего, после чего прочищает горло и всё же произносит: — Мне велели вас разыскать, капитан Линч. На Рэйбле ЧП — один из военнослужащих покончил с собой.