* * *
Тринадцать лет назад Брайан впервые надел форму и заключил с Министерством обороны контракт, предпочтя бессмысленному шатанию на улицах службу в рядах Вооружённых сил Соединённых Штатов. Пять лет назад он получил приглашение в восемьдесят девятый отдельный отряд специального назначения «Рыцари». Спустя два года возглавил одну из десяти групп отряда с позывным «Эхо». И в это же время он познакомился с штаб-сержантом Мелвином Хорном, стрелком-пулемётчиком группы «Эхо» отряда «Рыцари». Мелвин был первым, кто скептично отнёсся к его назначению в качестве нового командира группы. Прежний лидер «Эхо» погиб в Баграме во время операции по спасению членов гуманитарной миссии и считался эталоном настоящего командира. Неудивительно, что первоначальный скептицизм бойцов группы «Эхо» вскоре вылился в откровенные сомнения и даже неприязнь. Но спустя некоторое время Мелвин был первым, кто крепко пожал Брайану руку, едва он доказал, что умеет не только метко стрелять. С тех пор Мелвин Хорн — он же Бостон или Рыцарь-Семь-Эхо — всегда вызывался в первых рядах, когда его командиру требовались добровольцы для очередного рискового манёвра. Мелвин никогда и ничего не боялся. Незадолго до своей гибели он взял с Брайана слово, чтобы тот позаботился о его сводном брате Оливере и позволил матери его похоронить. Он словно бы знал, что этот день вот-вот наступит — день его смерти. Предварительно накрыв гроб звёздно-полосатым флагом, шестеро рыцарей — Джош, Фрэнсис, Эрик, Брайс, Джулиан и Ли — размеренным шагом несут его к опущенному трапу «Геркулеса», покорно ожидающему этот прискорбный груз. На лицах каждого из них непоколебимое спокойствие, но в глазах болезненная пустота. Гроб медленно проносится мимо шеренг личного состава Рэйбла, выстроившегося по обе стороны от самолётного трапа. Стоящие в них солдаты трепетными взглядами провожают очередную жертву этой беспощадной войны. Пролитых пота и крови было недостаточно. Плата оказалась намного выше. Восемь «зелёных беретов», прилетевшие сегодня этим бортом и ответственные за перевозку убитых, не вмешиваются до тех пор, пока несущие гроб рыцари не упираются в трап самолёта. Теперь их погибшего сослуживца понесут другие. Стоя у самого трапа рядом с шеренгой морских пехотинцев, Брайан косится на огромный грузовой отсек «Геркулеса» и замечает очертания ещё десятка гробов, точно так же накрытых звёздно-полосатым полотнищем. Он насчитывает четырнадцать. Четырнадцать гробов, в которых положили то, что, возможно, осталось от четырнадцати американских солдат. Парней. Девушек. Сынов. Дочерей. Братьев. Сестёр. «Береты» аккуратно заносят гроб с погибшим рыцарем внутрь грузового отсека и ставят его в крайнем ряду, после чего закрепляют металлическими тросами. «Геркулес» запускает свои мощные турбовинтовые двигатели, а это значит, что усопшие станут ещё на шаг ближе к тому, чтобы обрести покой. — Личный состав! — громогласно обращается к выстроившимся солдатам майор Баркер. — Погибшим сыновьям и дочерям Америки, — заминается, выдержав секундную паузу и обведя орлиным взором шеренги, — отдать честь! Стоящие в шеренгах бойцы одновременно приставляют правые руки к вискам и словно бы замирают перед теми, кто отдал свои жизни и теперь держит путь наверх. Глядя на хмурых и мрачных «беретов», Брайан догадывается, что в каких-то гробах лежат их погибшие товарищи. Кажется, вчера рыцари были не единственными, кто понёс потери. Ночью группа «зелёных беретов» отправилась на зачистку жилого квартала в городке неподалёку, где, по данным разведки, укрывались несколько высокопоставленных членов террористической группировки. Завязался ожесточённый бой, и с обеих сторон были жертвы. Однако террористам всё же повезло меньше: едва «береты» поняли, что увязают в незапланированной перестрелке, как на поддержку вылетели пара боевых вертолётов. Как итог: важные цели были ликвидированы, а десятки боевиков убиты. Но какой ценой?.. Закончив с погрузкой усопших, «береты» дают отмашку, как бы говоря, что самолёт вот-вот пойдёт на взлёт. Так и происходит: массивный грузовой люк «Геркулеса» медленно поднимается, пока не захлопывается полностью, забирая с собой не только гробы, но и, возможно, души покойных бойцов. Из мощных турбин вырываются бешеные потоки горячего воздуха, так что находящимся рядом солдатам приходится отбежать. Самолёт медленно набирает ход и выкатывает на взлётно-посадочную полосу. Некоторые военнослужащие удручённо опускают головы и уже не сдерживают слёз. Другие же сочувствующе хлопают их по плечам, приговаривая, что они, по крайней мере, живы. Когда «Геркулес» наконец отрывается передними шасси от асфальта, личный состав начинает расходиться. Брайан остаётся на месте и пустым взглядом провожает грузовой самолёт, который с каждой секундой отдаляется всё дальше. Будто небесная колесница, он увозит души погибших солдат наверх, к облакам. Они выполнили свой долг и теперь будут стоять на страже рая. Пятнадцать американских военных. Пятнадцать ребят, отдавших жизни на этой богом забытой земле. Страна обязана им всем, но, Брайан уверен, со временем их имена никто и не вспомнит. Память об этих жертвах превратится в очередную сухую статистику погибших и будет жить лишь в сердцах их близких. Убитые бойцы — это всего-навсего потери живой силы, ни больше, ни меньше. — Эй, бро, ты как? — к нему подходит Джош. Он старается выглядеть спокойным и невозмутимым, хотя в его глазах точно так же плещется тоска по погибшему Мелвину. Эти двое не были близки, однако всё равно считали друг друга братьями, пусть и по оружию. — Хуёво, — не скрывает Брайан и поджимает губы, едва его начинает потрясывать от гнева и негодования. Гибель Мелвина, в первую очередь, его вина. Как командир, Брайан обязан заботиться о своих подчинённых, точно отец или старший брат, и делать всё возможное, чтобы сохранить им жизни; вернуть их домой целыми и невредимыми; позволить матерям вновь обнять своих сыновей. В их работе не обойтись без риска, и они это прекрасно понимают. Его задача — свести этот самый риск к минимуму. Но что он сделал в итоге? Ничего. Не доглядел. Был невнимателен. Позволил Мелвину подставиться под пули. «Почему мой сын мёртв? Почему он, а не вы?..» — эти слова не перестают крутиться в голове, заставляя всё сильнее испытывать чувство вины, напоминающее скребущихся внутри кошек. И даже ложь, которую ей пришлось скормить, не спасла ситуацию. Миссис Хорн можно понять: для неё нет ничего важнее жизни собственного сына, родной крови. Пусть лучше погибнут десятки других парней, но её мальчик — её сын, от схваток которого она корчилась в родильной палате или которого она кормила грудью и защищала, точно львица своего детёныша — должен остаться в живых. Нет ничего страшнее разбитого сердца матери, пережившей собственного сына. Брайан невольно представляет сцену, где ничего не подозревающая миссис Хорн подходит к двери, в которую только что постучали. Первое, что она видит — двух рослых мужчин в военной форме с каменным выражением лиц и с искренним сочувствием в глазах. Кричала ли она, когда ей сообщили, что её родной сын погиб? Проклинала ли она его командира, когда поняла, что Мелвин больше никогда не появится на пороге её дома? От этих мыслей хочется застрелиться. Где же он был? Где он, чёрт возьми, был всё то время, пока один из тех фанатичных уёбков взял на прицел Мелвина и выстрелил в него? Он разбирался с грёбаным Шарпом. Если бы их новоиспечённый медик делал всё в точности, как ему говорят, то ничего бы не случилось. Если бы Шарп сразу сел в машину, а не пытался играть в долбоёба-героя, его бы не пришлось вытаскивать, а Мелвину — рисковать жизнью, чтобы прикрыть своего командира. Так кто из них виноват: Шарп, играющий в героя, или Брайан, пытающийся сохранить жизнь этому долбаному герою? Виноваты оба. Вот только Шарп почему-то до сих пор не получил свою порцию пиздюлей за то, что выкинул на поле боя. При мысли об этом, Брайан скалится и пробует взглядом выследить Шарпа среди разбредающихся военнослужащих, но вспоминает, что тот согласился остаться с Оливером, пока проходит погрузка тела Мелвина и остальных погибших. — Спенсер сильно тебя трахнул? — осторожно интересуется Джош и чертит носком ботинка хаотичный узор на песке. Он выглядит, точно нашкодивший подросток, спрашивающий у своего сверстника, сильно ли тому влетело за их совместную шалость. — Пока нет, — Брайан водит плечом. — У него там какое-то дело нарисовалось, — он решает лишний раз не упоминать про труп на складе медикаментов, хотя об этом знает уже весь Рэйбл. — Так что меня, можно сказать, пронесло. Но… — заминается, прекрасно понимая, что следующие слова вряд ли порадуют Джоша. — Я звонил матери Мелвина — решил рассказать ей, как это было. — Нахуя?! — тут же негодует Джош. — Блядь, джон, это же запрещено! Ты чё, забыл правила? Мы не можем названивать БР без разрешения командования. Даже ты, как командир, не имеешь на это права! Блядь!.. — пинает песок под ногами. — А если просекут? А если она сообщит в Министерство? Блядь, ты долбоёб! — Я не мог иначе! — в тон ему отзывается Брайан. — Она должна была услышать это от меня. Мелвин погиб по моей вине, ясно?! — Ты несёшь полнейшую хуйню, бро, — качает головой Джош, мрачнея. — Я был там, и я видел всё. Твоей вины тут нет. Но если ты станешь загоняться, если «поплывёшь», хер я подпущу тебя к ребятам. Ты сам мне когда-то говорил, что нет ничего паршивее, чем поплывший командир. Но если они просекут, что ты связывался с его матерью, то тебя утопят, бро. Одним разжалованием ты не отделаешься. Как бы ни хотелось верить в обратное, но Джош прав. Брайан пошёл вопреки всем правилам, связавшись с матерью Мелвина без разрешения командования. Ему доводилось делать это раньше — связываться с родственниками раненных или погибших подчинённых, чтобы принести свои извинения и чуть приоткрыть завесу тайны о том, как именно это произошло. Это всегда было лишь его инициативой, которую он, однако, оформлял в виде письменного разрешения, подписанного кем-то из старших офицеров. Это разрешение было своего рода гарантией, что Брайан как командир военного спецподразделения, имеющий допуск определённого уровня, не сболтнёт лишнего, в частности, детали прошедшей спецоперации. Но и без жалоб миссис Хорн командование на фоне случившего всё равно схватит его за яйца и как следует встряхнёт. Погибший Мелвин Хорн — это потеря не только для рыцарей или для Рэйбла, но и для Армии США. На подготовку таких высококлассных специалистов уходят долгие годы, не говоря уже о миллионах долларов, и это без учёта трат на экипировку и снаряжение. Любое расходование ценных ресурсов, в особенности, денег, всегда вызывает вопросы. И вопросов становится ещё больше, когда объект таких вложений оказывается списан — убит, если по-другому. Да, на место убитого специалиста придут и другие, но, прежде чем это случится, пройдут годы и будут потрачены очередные средства налогоплательщиков. Для кого-то это всегда вопрос времени и денег. Для Брайана же, как и других рыцарей, это вопрос личной утраты. Невосполнимой потери, которую уже не заменит никто, ведь каждый из них уникален. — Как Оливер? — сухо спрашивает Брайан, решив не ударяться в рефлексию. Ему чертовски тяжело и невыносимо больно, однако Джош прав: он нужен отряду в здравом уме и с трезвым рассудком. Если начнёт «плыть», — бесконечно корить себя и сожалеть — то рискует не только заработать нервный срыв, но и быть отстранённым от службы по причине пошатнувшегося психического здоровья. Хотя, у него уже давно поехала крыша, ведь невозможно оставаться здоровым, когда каждый день наблюдаешь чужие смерти и убиваешь сам. Услышав вопрос, Джош неопределённо водит плечом, мрачнея. Едва гибель Мелвина Хорна была официально подтверждена, Оливер, до последнего отрицавший смерть сводного брата, сломался окончательно. Брайан догадывался, что будет не просто и что тому понадобиться время, чтобы смириться с утратой сводного брата. Однако ни он, ни другие рыцари даже не предполагали, что всё будет настолько хреново. Что его реакция окажется совсем не такой, какую им описывали инструкторы во время прохождения курсов психологической подготовки. Так что все они, включая и Брайана, попросту растерялись, когда Оливер залез под свою койку и накрылся одеялом, не желая никого ни видеть, ни слышать. Когда же он начал задыхаться от духоты, рыцари силой вытащили его, правда, едва не получили по зубам. Ещё Оливер пытался выхватить у своих сослуживцев личное оружие, говоря, что просто обязан перестрелять каждого «ебучего бородача в этой сраной дыре», чтобы отомстить за Мелвина. Брайану невероятными усилиями удалось его успокоить и убедить, что они ещё обязательно поквитаются с теми, кто причастен к смерти Мелвина. Оливер ему поверил и послушно выпил принесённое из госпиталя успокоительное, обещая больше не делать глупостей. После этого рыцари тянули жребий: распределяли часы дежурства рядом с Оливером, чтобы присматривать за ним и в случае чего защитить от самого себя. Джош дежурил последним — аккурат перед прибытием борта Командования специальных операций. Ещё сегодня обещала зайти лейтенант Амри, чтобы провести для Оливера индивидуальную терапию. Правда, Брайан сильно сомневается, что это хоть как-то поможет. Вряд ли миловидный психолог, ни разу не видевшая смерть, сможет убедить Оливера в том, что это не конец света и что нужно двигаться дальше. Хотя, лучше это, чем вообще ничего. — Как и ты, бро, — так же хуёво, — бесцветно отвечает Джош. — Перед прилётом этой птички он почти час проторчал у гроба. Мы с трудом оттащили его. Ещё нам пришлось накачать его снотворным — Шарп сказал, что у него сильное изнеможение и что ему необходим сон. Это, типа, разгрузит ему мозги и даст нервной системе отдохнуть. В общем, сейчас он спит — Шарп за ним присматривает. При упоминании их нового медика в груди снова вскипает ярость и гнев, которые приходится унять, чтобы не только не выдать себя, но и не усложнять ситуацию. А она у рыцарей, мягко говоря, хреновая. Один боец убит. Ещё один — выведен из строя. О том, что Оливер вернётся в строй, можно забыть, по крайней мере, до тех пор, пока он не пройдёт курс реабилитации в центре подготовки рыцарей, а также не убедит аттестационную комиссию, что готов продолжить службу, несмотря на смерть близкого человека. Это долгий и утомительный процесс, сопровождаемый кучей бумаг, бесед и отчётов, через который должен пройти и Брайан как командир, под начало которого Оливер планирует вернуться. Правда, последнее маловероятно. Если Оливеру всё-таки позволят возобновить карьеру, то, скорее всего, его переведут в другую группу, чтобы ничего не напоминало ему о болезненном прошлом. Одно ясно точно: чтобы более-менее сохранить прежнюю численность группы и её боеспособность, на место выбывших рыцарей придётся искать новых людей. Группе это определённо не понравится, впрочем, как и самому Брайану. Но с этим нужно что-то делать, иначе они рискуют торчать на Рэйбле как утратившее боевой потенциал подразделение, а то и вовсе могут быть раскиданы по другим отрядам как элитные специалисты. Любое подразделение, дислоцирующееся на Рэйбле, будет только радо прибрать к рукам парочку-другую спецназовцев с первоклассным уровнем подготовки, колоссальным опытом и огромным багажом знаний, которые обязательно пригодятся на поле боя. За рыцарями начнётся самая настоящая охота, напоминающая ажиотаж на рождественских распродажах. Вот только Брайану не очень хочется провести оставшиеся дни до замены личного состава в отряде какого-нибудь недалёкого вояки, вроде сержанта Андерсона, ищущего возможность стать героем и навсегда вписать своё имя в историю. Дав остальным рыцарям отгул на остаток дня, Брайан вместе с Джошем двигается к их казарме, у входа в которую стоит один из дежурных сержантов, составляющий утренний отчёт по осмотру жилых помещений. На самом деле простая формальность, потому что в зоне боевых действий мало кому есть дело до заправленных коек. В последнее время под таким осмотром подразумевается лишь поиск возможной контрабанды, вроде алкоголя или наркотиков, которые попадают на Рэйбл самыми разными, но чертовски изобретательными способами. Например, сотовый телефон в запечатанном сухпайке или виски в тюбике зубной пасты. Словом, каждый выживает, как может. Завидев командира рыцарей и его заместителя, сержант — рослый мужчина с латиноамериканской внешностью — отвлекается от писанины и кивает им в знак приветствия. — Слышал, что вы сегодня провожали своего, — звучит его ровный и твёрдый голос, в котором хорошо чувствуется внутренний стержень, присущий всем выпускникам школы сержантов. — Мне очень жаль. Кто это был? — Рыцарь-Семь-Эхо, — машинально отзывается Брайан и ловит на себе требующий пояснений взгляд сержанта. Вопросительно косится и Джош. — Его звали Мелвин Хорн, — забрасывает спасательный круг Джош. — Штаб-сержант и стрелок-пулемётчик группы «Эхо» отряда «Рыцари». Он погиб, спасая сына вице-президента США. — А, та история про этого парня, — произносит сержант и криво усмехается. — Ещё никогда не видел, чтобы офицеры так нервничали, но, как-никак, важная персона. Надеюсь, оно того стоило, — голос сержанта мрачнеет. Это кажется непозволительным, — опускать едкие комментарии в адрес сына самого вице-президента — однако инцидент с вертолётом, гибель Мелвина и тот факт, что он умер по вине чужой глупости, расставляют всё по местам. Может, у этого парня и была веская причина находиться в Ираке, но вряд ли она стоила жизни рыцаря. — К слову, я понимаю, что вам сейчас не до этого, но всё же наведите порядок в казарме. Если к вам нагрянет майор Баркер, то могут быть проблемы. Боже, бардак в казарме — это, пожалуй, последнее, что их вообще сейчас волнует. Да, беспорядочная обстановка отнюдь не красит имидж рыцарей. Вот только они появляются в казарме лишь в двух случаях: чтобы поспать и подрочить. Всё остальное время они либо тренируются, либо участвуют в очередной опасной миссии. Тем не менее, Брайан кивает из вежливости и обещает заняться этим вопросом. Сержант уходит, в то время как на пороге казармы появляется капрал Шарп, который, игнорируя неприязненный взгляд Брайана, делится новостями о состоянии Оливера. Последний, несмотря на принятое снотворное, так и не смог уснуть и до сих пор лежит на койке, не шевелясь и уставившись в одну точку. Тогда они проходят в казарму и убеждаются в словах Шарпа: свернувшийся в позе эмбриона Оливер, который, несмотря на духоту в помещении, укрыт пледом. Пройдя чуть дальше, они замечают, как трясётся Оливер, будто сражённый лихорадкой. Брайан тут же оказывается возле него и ощупывает сначала лоб, затем лицо и шею. Ладонь моментально намокает от пота, каплями выступившего на коже. Одежда Оливера промокла насквозь так, что её можно спокойно выжимать. — Эй, Оливер, тише, — Брайан мягко трогает его за плечо, на что Оливер резко вздрагивает и впивается в него испуганным взглядом. — Спокойно, сержант. Это я. Ты в безопасности, — заверяет. — Как ты себя чувствуешь? — Где Мелвин?.. — звучит безжизненное в ответ. И без того тусклый взгляд серых глаз Оливера тускнеет ещё больше. — Мне приснился жуткий кошмар, джон. Я как будто… Мы словно бы поехали куда-то… — От прерывистой речи Оливера Брайан чуть хмурится, понимая, что того мог сразить тепловой удар. — Там был… Вертолёт… И парень — сын вице-президента, представляешь? И мы его спасали. В пустыне… От услышанного хочется кричать. Хочется перевернуть каждую койку в казарме. Разбить все стены и головы тем, кто послал их туда. Но в первую очередь — долбанному сынишке госпожи Тентрайк, который за каким-то хером прилетел в зону боевых действий и, играя в ковбоя и ещё в хрен знает в кого, привлёк внимание местных боевиков. Мелкий, зазнавшийся ублюдок. Он повинен в смерти рыцаря не меньше, чем сам Брайан или тот же Шарп. Значит, это уёбище ещё ответит за свою глупость. — …А потом, — сквозь рваное дыхание продолжает Оливер, — потом на нас напали. Стреляли со всех сторон. Мелвина… Мелвина подстрелили… Мне стало так страшно, джон. Как бы я смог жить без него? Мы ведь братья. Да, не родные, но братья… А ещё Мелвин хотел жениться на одной девчонке, у которой он всегда подшивал форму. Он думал сделать это сразу после нашего возвращения… — Оливер с трудом переворачивается на спину, отчего скрипит койка, и обращает на Брайана затуманенный взор. Тот факт, что Мелвин собирался скрепить свои отношения с какой-то девушкой брачным союзом, добивает окончательно. Брайан сдерживается из последних сил и лишь ухватывает мокрую ладонь подчинённого, точно высказывая поддержку. А ещё он не может набраться решимости, чтобы сказать ему правду. Такие вещи всегда нелегко говорить. Нелегко наблюдать и за тем, как гаснет жизнь в глазах и как омрачённый печальным известием человек оказывается один на один перед обрушившейся стеной, ведь для многих погибшие — это единственная опора в жизни. Для Оливера такой опорой был Мелвин. Брайан быстро прокручивает в голове воспоминания тех дней, когда он только получил своё назначение в группу «Эхо». Оливера ещё не было в команде — его перевели двумя месяцами позже, и этому событию Мелвин был чертовски рад. Оба до последнего скрывали, что являются сводными братьями и списывали свои близкие отношения на старую дружбу. Но Брайан никогда не замечал за ними… чего-то большего. Во всяком случае, для Мелвина это было довольно обыденно — изредка обнимать сослуживцев, называть их своими «братишками» и, конечно же, в шутку поваливать на кровать с таким же шуточным намерением переспать. Для отряда это было нормой — возможностью сбросить накопившееся напряжение, укрепить отношения внутри коллектива и просто подурачиться, отгоняя мысли о смерти. Однако Мелвин ни разу не обмолвился о том, что у него есть сводный младший брат и уж тем более девушка. Из-за его наклонностей и всегда пошлых шуток, в отряде вообще стали считать, что он придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации, и тогда бы это многое объяснило. Брайан не знает, что сказать, как и не знает, что будет с Оливером дальше. Возможно, тот сопьётся. Возможно, ударится в криминал. Возможно, всё же оправится и будет жить дальше. Мелвин бы этого очень хотел. — Мелвин… — начинает Брайан и заминается. Как же ему сказать? Как же быть?.. — Он… Он уезжает обратно в Штаты. Скоро он прилетит в Багдад, где вы с ним встретитесь и вернётесь домой. Ваша служба окончена. До этого растерянный Оливер теряется ещё больше и приподнимается на локтях, озадаченно поглядывая на своего командира. На шее поблёскивает плёнка выступившего пота. — То есть… как окончена?.. — растерянно осведомляется и облизывает потрескавшиеся губы. — Но мы же рыцари… Нам приказали быть здесь до осени… — Командование решило, что вам обоим стоит эвакуироваться из зоны боевых действий, — вновь лжёт Брайан и замечает, как удивляется стоящий неподалёку Джош. — Спасибо за службу, Вегас. Теперь тебе пора домой. — Спасибо, джон, — Оливер судорожно ухватывает его за кромку боевой рубашки, точно нищий, благодарящий за поданную милостыню. — Мы пригласим вас на свадьбу Мелвина, когда вернётесь. Если… вернётесь. Я бы очень этого хотел… «Все мы этого хотим», — мигом проносится обречённое в голове. Он с тоской смотрит, как Оливер блаженно выдыхает и даже потягивается на койке, словно мигом исцелившись от сразившего его недуга. Поднявшись, Брайан кивком головы велит Шарпу осмотреть Оливера, а сам выныривает из казармы, чтобы перевести дух после нелёгкого и пропитанного ложью разговора. Вслед за ним выбирается и Джош, который, что неудивительно, шокирован услышанным. — Ты чё ему наговорил-то?.. — не без тени возмущения спрашивает Джош. Брайан не отвечает и вместо этого хлопает себя по карманам штанов, выискивая пачку спасительных сигарет. — Блядь, джон, это же пиздец! Он брата потерял, какого хера ты ему навешал?! — Сбавь тон, сержант, — холодно осекает его Брайан. Он многое прощает своему заместителю, кроме откровенного хамства и наездов. — Скажи я ему как есть, и у него бы снова случился нервный срыв. Он и так всё знает и помнит, просто сейчас для него это как какой-то кошмарный сон. — Но пиздеть-то ему зачем?! — продолжает негодовать Джош и даже всплёскивает руками. На фоне его возмущения у Брайана никак не получается чиркнуть зажигалкой и закурить. Мокрый и трясущийся палец постоянно соскальзывает с рельефного колёсика, провоцируя лишь искры. Не выдержав, он выдёргивает сигарету изо рта и швыряет на землю со словами: — Хватит! Это уже третий мой подчинённый за последние дни. Меня заебало постоянно отчитываться перед командованием и выслушивать то, как я хуёво работаю. — Морщится и вынимает новую сигарету из пачки, чтобы всё-таки закурить и хоть немного успокоить расшатанные нервы. — А, может, это правда? — От этого внезапного удара в спину со стороны Джоша Брайан застывает, изумлённо уставившись на него. Сначала Шарп, который озвучил почти что то же самое прямо ему в лицо. Теперь и Джош… Меньше всего он ожидал услышать нечто подобное от своего непосредственного заместителя, который, вроде как, должен горой стоять за командира и во всём его поддерживать. В общем-то, Джош всегда делал это. Он никогда не ставил авторитет Брайана под сомнение и редко позволял себе обсуждать его приказы. Максимум — предлагал куда более эффективный способ решения той или иной задачи. Поэтому такой словесный выпад заставляет, мягко говоря, охренеть. — Может, внатуре дело в тебе, джон? — продолжает Джош. — За последние дни у нас реально дохуя потерь. Может, стоило отдавать другие приказы? Я, конечно, не шарю, но наверняка это как-то связано с твоим дружком из «Шторма». Серьёзно, джон: ты постоянно только о нём и толкуешь, хотя мы вообще-то тоже в Ираке сидим. У нас тут, типа, тоже война идёт. У тебя чё, башка другим занята? При упоминании «Шторма» — сто двенадцатой десантно-штурмовой дивизии «Чёрный шторм», в состав которой и входит рота лучшего друга Томаса — Брайан напрягается и убирает так и не закуренную сигарету в пачку. Методичными толчками запихивает её обратно, попутно переваривая услышанное. Глупо отрицать, что новость о передислокации Томаса и его роты в куда более опасное место никак на нём не отразилась. С тех пор Брайан подолгу не может уснуть, невольно представляя, как той же ночью Томас и его люди начинают высаживаться у границы и попадают под массированный миномётный обстрел боевиков. Перед глазами до сих пор предстаёт нарисованная страхом картина разорванных ошмётков тел, оторванных конечностей, обезображенных лиц и трупов, в одном из которых с большим трудом узнаётся вечно серьёзный, темноволосый и высокий Томас. Закалённый улицей, тяжёлым детством, редкими подработками и туманным прошлым, пройдя через все круги ада и слишком рано повзрослев, Томас совершенно точно не заслужил такой подлой смерти. Как минимум, спокойная и достойная старость на Гавайях, о чём тот всегда мечтает. Нет, дело не в Томасе. Или же всё-таки в нём? Брайан чувствует, как непроизвольно сжимает кулаки. Грязные ногти впиваются в мокрые ладони, неприятно надавливая на кожу. Джош ведь сейчас договорится… Какое он вообще имеет право к нему лезть? Хочется спросить об этом прямо, а то и вовсе его послать, но Брайан сдерживается и лишь чуть стискивает зубы. Они стоят в напряжённом молчании какое-то время, сверля друг друга упрямыми взглядами, пока к ним не подходит Шарп, сообщивший, что Оливер получил тепловой удар и его необходимо срочно доставить в госпиталь. Джош вызывается отвести сослуживца. — В следующий раз аккуратнее на поворотах, Джош, — холодно произносит ему в спину Брайан и, чертыхнувшись, пинает попавший под ноги камушек, послав в непродолжительный полёт. Ощутив на себе жгуче-пристальный взгляд Шарпа, резко поворачивается к нему. Мудак, который делает вид, что ничего не произошло. Что это не его пришлось вытаскивать из-под вражеского огня, рискуя жизнью. И Шарп, и сынок Тентрайк одинаково повинны в смерти Мелвина. Если бы хоть кто-то из них не стал играть в ковбоя, то они бы все остались живы. Но Шарп, похоже, либо напрочь лишён чувства эмпатии, либо до сих пор не понимает, какого хрена натворил. Значит, пора ему объяснить — внятно и доходчиво, чтобы на всю жизнь запомнил, что нельзя подвергать себя и своих сослуживцев неоправданному риску. — Ты же не забыл, что из-за своего долбоебизма подставил Мелвина под пули? — издалека и холодно начинает Брайан, по сути, продолжая их разговор на стоянке, прерванный полковником Ламбертом. — Если бы ты не выёбывался, мне бы не пришлось тащить тебя за ручку как какого-то сопляка. Ну и чё мне с тобой делать? Ввалить знатных пиздюлей, чтобы ты больше не выёбывался или сразу отправить к Баркеру и сказать, что ты не только не слушаешь приказы, но и мешаешь работать? Шарп терпеливо молчит, точно давая ему возможность выговориться после не самого приятного диалога с Джошем. И Брайан выговаривается. По сути, выплёвывает обвинения ему прямо в лицо. Может, он отчасти и преувеличивает, драматизируя, однако сложно игнорировать тот факт, что время, которое Брайан потратил тогда на Шарпа, он мог потратить на Мелвина и, возможно, предотвратить его гибель. Он не доглядел за своим подчинённым только потому, что был занят. А занят он был грёбаным Шарпом, который отчего-то решил, что может спасти всех и каждого. В общем, как был долбоёбом, так им и остался. — Давай-ка кое-что проясним, Шарп, — Брайан решает зайти с другого фланга и делает к нему шаг. — Ты что, меня совсем не помнишь? Или просто делаешь вид, что всё заебись? Что, познал дзен после того, как я тебя пару раз макнул башкой в сортир? Брось, мы с тобой оба всё помним. Кого тогда заперли в раздевалке после вечернего развода? — мрачная издёвка в голосе. — И в чьей подушке постоянно находили презервативы? Не строй из себя такого невозмутимого и стойкого. Я знаю, как ломаются люди и как потом пытаются закрыться — думаешь, ты был у меня первым? Лишь после этих слов, Шарп, не сводя с него пристального похолодевшего взгляда, наконец, произносит: — Я не злопамятный, сэр. В своё время меня научили прощать и с пониманием относиться к любым дефектам в поведении. — От этих заумных и почти что оскорбительных слов Брайан задирает подбородок. — Комплексы, желание заработать авторитет, а также банальный страх самим стать жертвой травли — это вполне естественные причины для такого modus operandi. Это что, блядь, латынь? Ах да, он же медик, а медики, как известно, владеют этим мёртвым языком. Хотя, скорее всего, он просто снова выёбывается, чтобы звучать убедительнее. — Выражаясь… более простым языком, сэр, я не сержусь на идиотов, — совершенно просто, но не без тени иронии озвучивает Шарп. Вот же ублюдок… Так изящно всё подвести к банальному оскорблению — это ещё надо постараться. Брайану даже приходится прикусить нижнюю губу, чтобы придумать не менее подъёбистые фразы для парирования. Вот только он не успевает, потому что Шарп вновь перехватывает эстафету в диалоге: — У меня была возможность отказаться от этого назначения. Майор Баркер в подробностях ознакомил меня с составом группы и заострил внимание на вас, как на командире. На мой взгляд, куда несуразнее выглядите вы, стараясь делать вид, что я никогда не становился объектом вашей травли. Однако я не рассчитываю на ваши извинения — я уже давно сделал для себя определённые выводы. Несмотря на целый шквал критики и даже оскорблений, Брайан цепляется лишь за последние слова Шарпа, грубо переспрашивая: — Какие ещё на хрен выводы?.. Тот не медлит с ответом, озвучив не менее болезненное, чем всё те же намёки Джоша: «Вы боитесь за свою репутацию и довольно сильно зациклены на ней». Что ж, примерно такого вывода и стоило ожидать. Не то, чтобы Брайану хочется согласиться, однако он ловит себя на мысли, что слышит нечто подобное уже не в первый раз. В первые годы службы он понятия не имел, как зарабатывается авторитет военнослужащего и его уважение среди остальных. Ему часто доводилось слышать, как те же морпехи нахваливали какого-то сержанта или капитана, чьи фамилии Брайану ничего не говорили. Они были для него не более чем незнакомцами, которых, правда, едва ли не причисляли к легендам — настолько бойцы восхищались каждым из них, пересказывая чужие истории об их подвигах и сочиняя свои собственные. И они действительно их совершали. Кто-то в одиночку вытащил пилота сбитого вертолёта и сумел таким образом спасти ему жизнь. Кто-то лично прикончил какого-то важного террориста и, по сути, обезглавил целую ячейку. Кто-то грамотно выстроил оборону позиций и продержался до прибытия подкреплений, не понеся при этом потерь даже раненными. Но, как потом понял Брайан, за всеми этими героическими поступками скрывалась маниакальная одержимость собственной репутацией. Офицеры, которых чествовали рядовые бойцы, на деле оказывались высокомерными снобами, не признающими ничего, кроме того, что могло бы принести им ещё больше известности и уважения, особенно в глазах командования. Им было плевать на личные проблемы подчинённых, на их взаимоотношения, на то, что те, возможно, не горели желанием бросаться в самую гущу событий всего за день до замены личного состава, когда кажется, что до желанного дома и семьи осталось всего чуть-чуть. Им плевать на всё, что не преумножает их авторитет. Конечно, таких не много, но примерно каждого третьего военнослужащего, особенно при офицерском звании в первую очередь заботит лишь собственная шкура. Всё остальное для них пустая трата времени и сил. Возможно, Шарп прав? Возможно, Брайан действительно излишне зациклен на себе и на своём успехе? Но как иначе? Если он перестанет показывать блестящий результат, командование начнёт относиться к нему менее лояльно. К тому же, на фоне всех недавних событий, придётся из кожи вон лезть, чтобы вернуть прежнее доверие того же полковника Ламберта, который тонко ему намекнул, что хоть рыцари и справились с поставленной задачей, другие могли сделать это лучше. Что говорить, если даже Джош — всегда верный и надёжный заместитель — начинает открыто сомневаться в нём как в командире? И всё-таки это ошибка. Точнее, вызов, который, может, таким и не является, но именно так воспринимается Брайаном. Вызов, который ему бросает Шарп. За свои слова всегда нужно отвечать. С этими мыслями Брайан, наплевав на возможные последствия и просто желая спросить с него как следует, кидается на Шарпа, живо повалив на землю. Перед казармами рыцарей завязывается потасовка. Нависая сверху, Брайан наносит несколько ударов по лицу Шарпа и получает по рёбрам в ответ. Дыхание перехватывает мгновенно, отчего быстро теряется инициатива в схватке. Шарп ухватывает его за грудки и заваливает на спину. Будто щенки, они начинают кататься по земле, поднимая пыль и песок. И без того грязная и повидавшая многое форма становится похожей на поношенные тряпки. В зубах противно скрипит всё тот же проклятый песок, а в ноздри ударяет резкий запах пота. Брайан ощущает жжение на щеке и быстро соображает, что успел её поцарапать. Болью отзывается и челюсть — Шарп удачно бьёт его в подбородок. В том месте наверняка будет синяк. В какой-то момент схватка оказывается проигранной. Брайан осознаёт это, когда яркое иракское солнце затмевает фигура нависшего над ним Шарпа. Тот восседает на нём, точно победитель, хотя и не спешит смаковать свой триумф. Вместо этого впивается в него осуждающим взглядом, продолжая придерживать за воротник боевой рубашки. Брайан затылком ощущает прогретую землю, равно как и боль во всём теле. Кажется, что по нему проехал каток. На деле же — всего лишь кулаки капрала Шарпа, который явно научился бить и теперь мог не только постоять за себя, но даже одерживать вверх в поединке. Неожиданно, ведь Брайан потому и затеял всё это — в надежде напомнить Шарпу, кто он такой и где его место. Не получилось. Теперь они едва ли не поменялись местами. — Ну, чё застыл? — хмыкает Брайан и рефлекторно проводит языком по рядам зубов, убеждаясь, что все на месте и даже не шатаются, пусть и успели принять на себя парочку крепких ударов. Он тяжело дышит, вызывающе взирая на Шарпа, который колеблется, не зная чего в нём больше: желания отомстить или желания выйти сухим из воды. — Давай, въеби мне — у тебя это неплохо получается. Что, решил наконец-то стать мужиком, а не куском говна? Врежь мне, Шарп. Ты всегда этого хотел, я знаю. Тогда у тебя не хватало яиц, но сейчас ты уже не то трухло, что раньше. Ты уже нарвался на отборные пиздюли, так что тебе нечего терять. Ты, сука, всё равно огребёшь и огребёшь по полной! Со стороны полигона доносятся крики: двое военных полицейских, заметив подозрительную возню у одной из казарм, лёгким бегом направляются к ней. Пользуясь тем, что Шарп отвлёкся на крики полицейских, Брайан ухватывает его за грудки и мощным броском перекидывает через себя. На этот приём уходят почти все силы, поэтому на ноги он поднимается с трудом, слегка пошатываясь. Подскочившие полицейские одёргивают сначала Брайана, а после оттаскивают вскочившего и на удивление бодрого после броска Шарпа. Весь пыльный и заведённый, капрал пробует добраться до своего обидчика, но его раз за разом отпихивают назад. Военные полицейские жёстко растаскивают их по разные стороны, точно подравшихся подростков. Звучат грозные команды прекратить нарушение дисциплины, на которые Брайан лишь сплёвывает, заметив красные оттенки в коме слюны. Зубам всё-таки досталось. Меж тем к полицейским подбегает и командир военной полиции — капитан Конли, приказавший задержать обоих рыцарей до выяснения обстоятельств. — Вы что себе позволяете? — холодно спрашивает он. — Вы военнослужащие Соединённых Штатов. По-вашему, это нормально? — с намёком на драку замечает Конли. Брайан ничего не говорит — в этом всё равно нет никакого смысла. Сейчас любые оправдания будут восприняты в штыки и лишь усугубят и без того паршивую ситуацию. — Вы оба будете оштрафованы и наказаны, — резюмирует Конли и делает соответствующие пометки в своём блокноте. Это всего лишь записи на листке бумаги, которые, однако, позже будут оформлены в официальный рапорт капитана военной полиции. Ко всему прочему они служат приглашением в кабинет майора Баркера за тем, чтобы военнослужащий получил разнос. Обычно — галлоны дерьма, которые тот аккуратно, но методично выливает на голову провинившегося, напоминая тому об опозоренной чести Вооружённых сил и о том, какое же он жалкое недоразумение. Многие военнослужащие хорошо знакомы с подобным отношением и зачастую вяло реагируют на попытки майора расковырять их отращённый за годы службы панцирь. Но того, что следует дальше, боятся даже самые матёрые вояки. После своего фирменного разноса майор Баркер отсылает провинившегося к капитану Линчу, чтобы тот провёл уже более предметную воспитательную беседу и напомнил военнослужащему, чем может грозить подобное поведение. Уголовным делом, конечно же. И угроза попасть под трибунал звучит убедительно лишь тогда, когда она исходит от капитана Линча. Тот настолько ловко оперирует как словами, так и интонацией, что способен достучаться до любого. Конечно, это не уровень военного училища, где тамошние дрилл-сержанты и инструкторы готовы накатать целый рапорт за незаправленную рубашку или неправильное ношение головного убора. Однако полковник Ламберт всё же не врал, когда пообещал навести порядок на Рэйбле и всерьёз заняться дисциплиной личного состава. Собственно, поэтому здесь и объявился Спенсер на пару со своим подчинённым — чтобы карать и помогать. Понимая, что это самый настоящий залёт, Брайан озадаченно потирает шею, стряхивая с загривка проклятый песок, и лишь неопределённо водит плечом в ответ на вопрос о причинах драки. Капитан Конли хмурится и делает какие-то записи в своём блокноте, пока его подчинённые пристально следят как за Брайаном, так и за Шарпом, готовые в любой момент их снова растащить. Шарп вытирает выступившую под носом кровь и также отказывается комментировать произошедшее. Будто учуяв в этом сговор, капитан Конли хмурится ещё сильнее и напоминает им обоим о необходимости дать объяснения, в том числе и письменные посредством официального рапорта. — Учтите, что это довольно серьёзно, — вновь говорит Конли и по очереди оглядывает обоих. — Капитан Линч и майор Баркер будут поставлены в известность. Не исключено, что вас вызовут на беседу. — Он заостряет внимание на Брайане, как бы намекая, что это будет уже его вторая встреча с Линчем за последнюю неделю. Что ж, это новый рекорд. — Капитан Линч зря потратит время, — внезапно подаёт голос Шарп и привлекает внимание как Конли, так и Брайана. — Драку затеял я. Я применил насилие к старшему офицеру и своему командиру, — кивок на Брайана, который даже приоткрывает рот, не веря в услышанное. — Мне показалось, что лейтенант Расс не соответствует требованиям, предъявляемым на должность командира. Это была провокация, однако я ударил первым. Это только моя вина. Этот капрал что, пытается его защитить? Снова пробует играть в героя или в долбанного альтруиста, беря всю вину на себя? Какого, блядь, хрена? Брайан не нуждается в заступничестве, особенно от этого мудака. Он порывается возразить, но Конли его опережает, внимательно оглядывая Шарпа: — Значит, вы ударили лейтенанта, капрал? — сухо уточняет. Шарп сдавленно кивает, будто сам не верит в то, что делает. Но назад дороги нет. Стоит только ляпнуть хоть что-то, и Конли, точно служебная овчарка, намертво вгрызается в эти слова, цепляясь за них, как за повод для ареста. — Вы осознаёте, что нарушили Дисциплинарный устав? Когда с губ Шарпа слетает: «Осознаю», Конли тут же командует одному из подчинённых арестовать капрала за нарушение воинской дисциплины и за нападение на старшего офицера. Военный полицейский разворачивает Шарпа к себе спиной и заковывает его в наручники, пока второй изымает его личное оружие и магазины к нему, а также нож. — Капрал Шарп, вы арестованы за нарушение статьи восемьдесят девятой Единого кодекса военной юстиции, — чеканит Конли. — До начала расследования и выдвижения официального обвинения вы будете помещены под стражу. Полицейские, возглавляемые Конли, уводят Шарпа под руки. Брайан ловит на себе его ненавистный взгляд и лишь закусывает нижнюю губу, понимая, что не иначе как самой настоящей подставой это не назвать. Он подставил Шарпа. Вернее, позволил ему подставиться. Чёрт возьми! Брайан всего лишь планировал вправить ему мозги и, так сказать, научить ценить жизни своих сослуживцев. По итогу же этого придурка загребла ебучая военная полиция. Теперь персоной Шарпа заинтересуется сам капитан Линч, который всегда проводит беседы с провинившимися военнослужащими, чтобы понять, насколько всё серьёзно и стоит ли это выносить за пределы Рэйбла. Проблема в том, что стоит только Спенсеру нащупать правильную точку, и Шарп рискует выложить ему всё. Абсолютно. Например, что он учился вместе с Брайаном и что подвергался неоднократному насилию и унижениям с его стороны. И едва капитан военного дознания это услышит, как он живо возьмёт след. Даже перспектива получить разнос от самого полковника Ламберта пугает не так сильно, как перспектива стать главным обвиняемым по уголовному делу. Шарп запросто может расколоться, ведь понятия не имеет, с кем ему предстоит беседа — с настоящим хищником, безошибочно идущему по следу добычи. Его придётся вытаскивать. Так или иначе, но нужно замолвить за него словечко, чтобы не давать тому же Спенсеру повода начать копать глубже в прошлое, да и отвести от себя подозрения не помешает. С этими мыслями Брайан, подхватив слетевшую в порыве драки бейсболку, спешно устремляется к зданию штаба, чтобы срочно поговорить с полковником Ламбертом, пока не стало слишком поздно. Пока Спенсер не вцепился в его глотку вновь.* * *
Полковник Ламберт оказывается недоволен произошедшим. Брайан успевает лишь перешагнуть порог кабинета, как тот принимается его отчитывать, словно главного хулигана школы, и в очередной раз напоминает о таких банальных для армии вещах как дисциплина, субординация и самоконтроль. Не обошлось также и без угроз, вроде обещания доложить обо всём Командованию специальных операций и даже поставить в известность СОПРО. Но и это Брайан молча проглатывает, лишь изредка кивая. — Ты хоть понимаешь, насколько это дискредитирует ваше подразделение?! — в очередной раз не сдерживается полковник, вскочив. Для пущей убедительности хлопает ладонью по столу. Рука моментально краснеет. — Мне надоело! Ещё ни с одним подразделением на Рэйбле не было столько проблем как с вами! Уж не знаю, на что рассчитывало Командование специальных операций, передавая вас в наше распоряжение, но я пока что получаю от вас лишь головную боль и рапорты о раненых и погибших. С такими молодыми подразделениями как ваше всегда одни и те же проблемы: вы считаете себя элитой и думаете, что вы лучше других. Но вы не лучше. Вы такие же военнослужащие, как и остальные, это ясно? — он впивается в Брайана суровым взглядом, давая тому время, чтобы как следует переварить услышанное. После недолгой паузы продолжает: — Ну а чтобы вы это как следует ощутили и, так сказать, не забывали, что все мы здесь — части единого целого, я временно отстраняю ваше подразделение от участия во всех боевых операциях Рэйбла до моего особого распоряжения. До этого отрешённый и даже отчасти расслабленный, Брайан вздрагивает, будто обдутый морозным ветром, и учащённо хлопает глазами. Отстранить от боевых операций — значит, приговорить всё подразделение к мучительному томлению на базе, где найдётся лишь парочка способов убить время, если только грёбаная иракская жара не убьёт раньше. Рыцари будут недовольны. Даже не так — они будут в ярости. Момента, когда командование приказывает выдвинуться в очередной сектор и выполнить поставленную задачу, они ждут больше всего. Каждый день они проживают с надеждой на то, чтобы поскорее покинуть Рэйбл и сделать хоть что-то, ради чего они и приехали сюда. А, учитывая и без того пошатнувшийся моральный дух бойцов, эта новость добьёт их окончательно. Брайана она уже добила. Он собирается с мыслями, чтобы ответить, но не может определиться с тем, что же его волнует больше: перспектива стать дичью, которую загонит капитан Линч, либо же плавленым сыром. — Сэр, за нами закреплено большинство спасательных и разведывательных операций, — как можно сдержаннее напоминает Брайан. — На «беретов», рейнджеров и ПиДжеев возложен слишком большой объём работы, с которым они и так еле справляются. Если вы повесите на них ещё и нашу работу… — Я сам тебя повешу, лейтенант, если ты немедленно не прекратишь разговоры, — раздражённо осекает его полковник Ламберт. — Не знаю, чему вас учили ваши инструкторы, но меня сержанты учили, что приказы нужно выполнять, а не обсуждать. Или ты готов и дальше пререкаться со старшим офицером? — Впервые за столько времени Ламберт взирает на него как на самого обычного рядового пехотинца. Если Брайан пользовался хоть каким-то уважением у полковника, то только что растерял все его остатки. Ему ничего не остаётся, кроме как виновато опустить голову и замолчать. — Нет, сэр. Виноват, — звучит слегка трепетное. Нельзя забываться. Спецназ или нет, но звания есть и среди элит. Он невольно вспоминает слова Спенсера: прибыв на Рэйбл, рыцари поступили в прямое распоряжение полковника Ламберта. Все его приказы они обязаны выполнять беспрекословно, как это делают другие подразделения. — Потеря Мелвина Хорна выбила нас из колеи, сэр. — Это не оправдание, — сухо парирует полковник, однако некогда ледяной и строгий взгляд смягчается, давая надежду на понимание. — Вы на войне и вы знали, что так будет. Вас к этому готовили и вы знали, что не все из вас могут вернуться обратно. И, поверь мне, это ещё не самое страшное, что может с вами произойти. Верно. Что может быть хуже смерти боевого товарища? Плен. Пытки. Издевательства. Публичная казнь. Брайан слышал от других военнослужащих Рэйбла, что некоторые из их товарищей до сих пор находятся в заложниках у боевиков. Рейнджеры предпринимали неоднократные попытки вызволить пленников, но всякий раз натыкались на ожесточённое сопротивление и терпели неудачу. А через пару дней в «Даркнете» появлялись жуткие записи с казнями когда-то захваченных солдат. Кому-то прострелили голову, кому-то перерезали глотку, а кого-то повесили под яростные фанатичные крики. Остаётся надеяться, что до своей казни эти бедолаги, попавшие в плен, мучились не так сильно, как говорят. И хотя каждый из них проходит базовое «Выживание. Уклонение. Сопротивление. Побег», все они прекрасно понимают, что остаются людьми. А каждый человек рано или поздно ломается. Это неизбежно. Боевики прекрасно об этом знают и порой осведомлены не хуже, чем спецы из ЦРУ. Может, они и действуют не так изящно, но любой американский солдат, хотя бы раз побывавший в плену у террористов, не боялся признаться в испытанном страхе и желании умереть уже после одного дня, проведённого в плену. — И если ты и твой отряд к такому не готовы, — продолжает полковник Ламберт и опирается костяшками кулаков о стол, — то вам не место на Рэйбле. Здесь на кону не звания и не чьи-то успехи. Здесь на кону жизни. В первую очередь, наши жизни. И как командующий я должен быть уверен в каждом бойце, потому что здесь мы можем полагаться только на самих себя. — Я понимаю, сэр, — выдавливает Брайан и едва заметно кивает. — Мне жаль, что так вышло с капралом Шарпом. В том, что случилось, есть и моя вина. Я также готов понести наказание и… лично извиниться перед ним. Это больше не повторится. Полковник Ламберт, точно оценив его ответ, тихонько хмыкает и приседает за стол. — Это в твоих интересах, лейтенант. Но о сегодняшней драке будет оповещено военное дознание. Не исключено, что тебя также вызовут на беседу, поскольку речь идёт о серьёзном нарушении воинской дисциплины, — полковник хмурится. — Капрал Шарп поднял руку на старшего офицера, а ты применил физическое насилие в отношении своего подчинённого, что в принципе недопустимо. Даже во время Войны в заливе никто из офицеров или рядовых, кого я знал, не опускались до такого уровня. Повторяю, лейтенант: если в вашем отряде имеются проблемы, они должны быть решены при участии майора Баркера. Никакого рукоприкладства и уж тем более физического насилия. Ты меня понял? Или мне попросить капитана Линча провести с тобой беседу на эту тему? По спине пробегают мурашки и, собираясь между лопаток, неприятно покалывают. Во рту мгновенно пересыхает. Блядь. Только не Спенсер… Ему только дай повод всю шкуру из него вытрясти. В прошлый раз он, вроде как, не закончил свой разговор, но обязательно захочет продолжить. Уняв лёгкую панику, Брайан машинально озвучивает: — Нет, сэр. Я помню об уставе. — Полковник удовлетворённо кивает в ответ на его слова. — Но что будет с капралом Шарпом, сэр? Он боевой медик в моём отряде, хоть и числится как внештатный специалист. Я должен был принять у него нормативы, чтобы он подтвердил свою квалификацию, но за эту неделю произошло просто дохрена всего, — Брайан чешет загривок. — Это будет зависеть от капитана Линча и решения, которое он примет, — чуть нахмурившись, поясняет Ламберт. — Но я не думаю, что дело дойдёт до трибунала. Мне, конечно, хочется тебя проучить, но сейчас не до этого. С тебя хватит и письменного рапорта о произошедшем. В голову моментально закрадываются самые разные варианты того, о чём может идти речь. Наверное, о том трупе, обнаруженном на складе медикаментов, о котором Брайан решает тактично умолчать. По уставшему лицу полковника и его задолбавшемуся виду становится ясно, что последние дни дались ему нелегко. Однако важно не это. Важно то, что судьба Шарпа целиком и полностью будет зависеть от капитана Линча. От местного палача и цербера, который редко позволяет кому-либо выйти сухим из воды. Значит, пытаться спасти капрала Шарпа или хотя бы замолвить за него словечко априори бесполезное занятие. Хреново. Но, возможно, есть и другой выход? Найти бы его ещё только... — Что касается тебя и твоего отряда, — переключает тему Ламберт и слегка барабанит пальцами по столу, раздумывая. — Я не позволю вам сидеть без дела, — отодвигает в сторону какие-то бумаги, лежащие на столе. — Сын вице-президента, которого вы спасли, должен быть эвакуирован обратно в Штаты. Секретная служба настаивает, чтобы его доставили прямым рейсом, чего мы себе позволить не можем: из-за действующей бесполётной зоны все прилетающие и улетающие с Рэйбла борты сначала следуют в Багдад, а уже оттуда прямиком в Штаты. Учитывая, как активизировались боевики, ни официальные лица нашей страны, ни члены их семей ни при каких условиях не должны появляться в иракских городах, особенно в столице. Мы не можем так рисковать. К счастью, нам пошли навстречу: из Висбадена прилетит специальный борт и сопровождение. До тех пор сын вице-президента должен находиться под круглосуточной охраной, и ни под каким предлогом не покидать госпиталь, не говоря уже о Рэйбле. — А причём здесь мы, сэр? — не понимает, хотя начинает догадываться Брайан. Только, блядь, этого не хватало… — Вы поступаете во временное распоряжение майора Баркера, лейтенант, — полковник всё-таки озвучивает самые худшие опасения Брайана. — С этого дня ты и остальные рыцари отвечаете за безопасность сына вице-президента, пока он не будет эвакуирован обратно в Штаты. Заебись. Просто прекрасно. Как там говорится? Отрицание? Гнев? Торг? Да пошло оно всё на хуй! Какого хрена они — элитное подразделение специального назначения, побывавшее в самых разных задницах мира и повидавшее войну со всевозможных ракурсов и углов — должны охранять этого идиота? Какого. Мать его. Чёрта. Когда они успели переквалифицироваться в телохранителей? Когда успели пройти курсы по обеспечению физической охраны? На Рэйбле хватает других подразделений, которые только и занимаются тем, что кого-нибудь охраняют. Те же морпехи, коих часто можно увидеть в качестве охраны у дипломатических представительств США по всему миру. А «котики»? Они вообще помогают ЦРУ надзирать за содержащимися в секретных тюрьмах преступниками. Почему, блядь, рыцари? Почему именно они? Хотя в этом всё же есть логика. Полковник ведь решил их проучить и в качестве наказания выбрал, пожалуй, наиболее изощрённый способ из всех. Охранять того, кто косвенно повинен в смерти их сослуживца, — хуже участи и не придумаешь. Брайану не только придётся сдерживать пыл своих подчинённых, жаждущих свернуть шею этому мелкому ублюдку, но и сдерживаться самому. Он пробует договориться с полковником. Пробует намекнуть, что рыцари, а точнее группа «Эхо» недостаточно хорошо подготовлена и обучена, чтобы обеспечить надёжную охрану и защиту сына Тентрайк. На самом деле они проходили азы физической охраны важных персон, но это та часть работы, которую не любит делать никто. Что может быть утомительнее, чем следовать по пятам за своим подопечным, останавливаясь возле каждого места, где ему захочется поесть, поссать и потрахаться? Конечно, в случае с сынишкой Тентрайк им всего-то нужно оцепить периметр госпиталя и просто следить, чтобы тот не покидал его стен. Но, блядь… Это долбаная охрана. Это долбаное сидение на месте сутками напролёт, а, может, даже неделями, ведь неизвестно, когда именно прибудет упомянутый выше борт, да и прибудет ли вообще. На Рэйбле в любой момент может произойти очередной пиздец, а, значит, с эвакуацией снова придётся повременить. Это долбаное издевательство. Однако полковник Ламберт даже не думает уступать, безапелляционно заявив, что его решение окончательное и не будет изменено, пока того не потребуют обстоятельства. Какие именно обстоятельства он не говорит, зато сообщает другую, заставившую охренеть новость: сын вице-президента хочет поговорить со своим спасителем. Ещё лучше. Казалось, хуже уже просто быть не может, но нет. Хуже охраны сына вице-президента может быть только беседа с ним. Поначалу Брайан думает, что речь идёт о капрале Шарпе, ведь это он оказал ему медицинскую помощь и следил за всеми его показателями по дороге на Рэйбл. Но под спасителем, по словам полковника, подразумевается сам командир рыцарей. Иронично, потому что Брайан готов лично спустить шкуру с ублюдка, ради которого они рисковали жизнями. Ради которого и пожертвовал собой Мелвин. — Он не назвал конкретного имени, потому что понятия не имеет, кто его спас, — поясняет полковник и откидывается на спинку кресла, выглядя непривычно вальяжно. Брайан по-прежнему стоит напротив него с заведёнными назад руками и пытается понять, какого хрена этому сынишке от него нужно. — Но я решил, что говорить с ним будешь ты, как командир отряда, проводившего спасательную операцию. Прими от него полагающуюся благодарность, пожелай поскорее поправиться и всё. Больше ничего ты с ним не должен обсуждать, — предостерегает Ламберт. — Никаких лишних разговоров, потому что я не могу гарантировать, что это никуда не уйдёт. — Из-за него, сэр, я потерял хорошего бойца и друга, — уверенно, но с горечью в голосе говорит Брайан. — Думаете, мне захочется говорить с ним о чём-то ещё? Я сделаю это только потому, что вы мне приказали, сэр. — Я понимаю, — кивает полковник, нахмурившись. — Поэтому и советую там не задерживаться, чтобы не наговорить лишнего. Он лежит в отдельной палате госпиталя. К двери приставлен «берет», но его уже оповестили. — Ламберт кивает ему на дверь, как бы намекая, что разговор окончен. — Надеюсь, что во время нашего следующего разговора мы будем обсуждать победы, а не промахи. Свободен.* * *
Разговор со спасённым сыном вице-президента Брайан оттягивал, как мог, однако ближе к ужину он всё же решил разобраться с этим и посетил госпиталь, встретивший его хрупкой тишиной, пропитанной напряжённостью и скорбью. Слухи о странной смерти самого заместителя начальника медчасти распространились довольно быстро. Даже самым ярым сплетникам и простым трепачам не пришлось прикладывать никаких усилий — слухи расползлись сами по себе, просочившись в каждую щель и закравшись в головы каждого военнослужащего на Рэйбле. Поэтому первое, что слышит Брайан, зайдя в госпиталь, так это нервный разговор двух медиков — парня и девушки — на тему всё того же самоубийства. При виде него они тут же замолкают и спешно удаляются, чтобы переговорить в другом месте. Брайан провожает их безразличным взглядом и шагает дальше — к одной из трёх одноместных палат, предназначенных для особых случаев. Ну, или для особых пациентов Рэйбла. У входа в палату, как и предупреждал полковник Ламберт, дежурит порядком задолбавшийся «зелёный берет», который, скрестив мускулистые загорелые руки на широкой груди, постукивает носком ботинка по полу и то и дело поглядывает на наручные часы. Видимо, отсчитывает минуты до окончания своего дежурства у палаты. Брайан сдержанно кивает ему в знак приветствия и обменивается крепким рукопожатием. Поднявшись с пластикового стула, «берет» облегчённо и блаженно выдыхает, разминая затёкшие шею и спину. Хруст его суставов как бы намекает, что тому пришлось просидеть здесь далеко не один час. Казалось бы, спокойная работа — сиди и листай часами журналы, не рискуя быть подстреленным. Для неопытного новобранца — может быть. Но когда ты добровольно прилетаешь в зону боевых действий, желая вновь дать по зубам международному терроризму и просто тряхнуть стариной, то уж точно не ожидаешь, что вместо привычного вкуса войны с примесью пороха, пота и песка станешь работать каким-то охранником, томясь от скуки и отсчитывая минуты до конца смены. Брайан даже начинает ему сочувствовать, впрочем, как и себе, ведь именно это ему и предстоит. Не сегодня, так завтра. — Баркер сказал, что я должен проветрить голову, — хмыкает «берет», намекая, почему он здесь, в тылу, а не на передовой, где от него было бы в разы больше толку. — Мы вчера двух наших потеряли, но я это нормально перенёс. Крыша на месте, так что держусь. Ну а ты как, братишка? — Аналогично: держусь и желаю поскорее съебаться отсюда, — в тон ему отзывается Брайан и кивает на закрытую дверь палаты. — Он там? — Этот щенок-то? Там, где же ещё? — язвительная усмешка. — Баркер сказал, чтобы я его ни под каким предлогом не выпускал. Ссать он ходит в сопровождении медика, и я пиздец как этому рад, потому что иначе не сдержусь и утоплю его в толчке. Из-за него вы потеряли бойца, а весь Рэйбл теперь с ума сходит, — качает головой. — Знаешь, когда мы с парнями эвакуировали одну шишку в Багдаде, такой херни не было. Всё было чётко, и мы точно знали, зачем всё это. Да, он, типа, сын вице-президента. Я не спорю — парнишка важный. Но разве никого не ебёт почему он здесь? — Забей, это уже ничего не изменит, — Брайан качает головой, несмотря на согласие со словами «берета». — Он всё равно скоро съебётся в Штаты, а нам тут ещё до осени торчать. Я зайду? — очередной кивок на дверь. — Ламберт велел его навестить. — Валяй. — «Берет», поняв, что не дождётся толковых ответов, плюхается обратно на стул, чуть нахмурившись. — Только смотри, чтоб не задавил тебя своей суперважностью. Усмехнувшись, Брайан коротко стучит в дверь и заходит внутрь. Взгляд тут же натыкается на больничную койку, которая выглядит намного комфортнее тех, что стоят в общей палате. К койке придвинуто медицинское оборудование, издающее негромкий методичный писк, почти что заглушающий шум снаружи. На самой койке лежит Даниэль Тентрайк, укрытый тонким одеялом. Брайан присматривается: похоже, что он спит или просто дремлет. Наверное, нужно зайти позже. С этими мыслями он только собирается удалиться, как лежащее на койке тело начинает шевелиться, шурша одеялом. Затем в палате раздаётся тусклый и усталый голос: — Вы принесли мне лекарство? Кажется, недавно я что-то пил… Стоя спиной к Даниэлю и держа ладонь на прохладной дверной ручке, Брайан на секунду прикрывает глаза, уняв клокочущий внутри гнев. Ради этого паршивца Мелвин отдал свою жизнь. Из-за него им всем приходилось ходить по самому краю. Мелкий ублюдок… — Я что, похож на врача? — глухо отзывается Брайан, чуть повернув голову, и ощущает на себе взгляд Даниэля. — Я… Я не знаю… — звучит в ответ рассеянное. — Значит, вы не врач? Вы офицер? Снова будете меня о чём-то спрашивать?.. Вздохнув и мысленно подбодрив самого себя, Брайан всё же оборачивается и делает несколько шагов к койке. Взгляд Даниэля по-прежнему полон непонимания и щенячьего трепета. А ведь «берет» не ошибся с прозвищем — щенок, какой есть. Глупый, неразумный, беспомощный и даже жалкий. Такие ничьей жизни не стоят. Брайан зачем-то проводит параллель с Шарпом. Тот хотя бы знаток своего дела и просто ценный специалист, который хоть и долбоёб, но, по крайней мере, не даст сдохнуть. Во всяком случае, в это хочется верить. А что Даниэль? Такой же долбоёб, но куда менее ценный. Даже не так — он вообще не представляет никакой ценности, кроме его фамилии, конечно же. — Полковник Ламберт, командующий Рэйблом, сказал, что вы хотели меня видеть, — как можно спокойнее поясняет Брайан и заводит руки за спину. Он старается выглядеть отстранённо, несмотря на бушующий внутри ураган при мысли, что этот щенок в больничной пижаме, невинно хлопающий глазками, стал причиной смерти одного из рыцарей. — Я командир подразделения, которое проводило спасательную операцию и эвакуировало вас из зоны крушения. — А… Да? — Даниэль приподнимается на локтях и морщится. Брайан замечает множество катетеров и трубок, подсоединённых к телу парня, и тонкий слой бинтов, покрывающий некоторые участки рук и ног. — Просто мне сказали, что меня спас спецназ… — Так и есть, — сухо подтверждает Брайан, наблюдая за безуспешными и болезненными попытками Даниэля принять более-менее сидячее положение. Поняв, что не выходит, тот сокрушённо вздыхает и приподнимает подушку, создавая упор для спины. — Мне казалось, что вы будете старше и… немного выше. — Даниэль взглядом скользит по его фигуре, будто оценивая. Выше? Рост Брайана лишь немного ниже среднего. Всего на пару дюймов. — Простите, но я не большой знаток военных. Да и не любитель тоже. Но… Спасибо вам. Вы спасли мне жизнь и привезли сюда. Я вам очень признателен. — Это моя работа, — всё та же сухость в голосе. — Поправляйтесь. — После этих слов Брайан только собирается развернуться и уйти, как Даниэль его вновь останавливает: — Постойте… Не уходите, мистер, — Даниэль даже чуть подаётся вперёд, словно желая ухватить его за руку. — Я ведь не знаю ни имени, ни даже звания своего спасителя. И... Что у вас с лицом? Замешкавшись и в очередной раз сдержав внутренние позывы гнева, Брайан бесцветно отвечает: — Второй лейтенант Армии США, позывной Призрак. Что-нибудь ещё? — Вопрос о свежих ссадинах, полученных в драке с Шарпом, игнорирует, не собираясь распространяться об этом. Даже Джош не в курсе, хотя наверняка догадывается, особенно на фоне новости, что их медик здорово влип и в ближайшее время не вернётся в строй. — Призрак, так Призрак, — хмыкает. — Я Даниэль, но можно просто Дэн. Моя мать ненавидит это короткое имя — говорит, что оно звучит не так престижно и не подчёркивает тот статус, который полагается её сыну, — он вновь хмыкает. — А я ненавижу политику и все эти её установки, которая она постоянно проталкивает то на слушаниях в Конгрессе, то во время предвыборной кампании, — морщится. — За неё голосуют разве что помешанные на милитаризме патриоты и бывшие вояки, которые больше ничего не могут в этой жизни. Только кровь проливать… — При всём уважении… — начинает Брайан, не желая влезать в политическую дискуссию, и Даниэль его перебивает: — В жопу это уважение. Я столько раз слышал эту фразу, что меня уже тошнит. Я всего лишь сын своей матери. Я, конечно, не солдат, но мы с тобой, вроде как, равны, Призрак. «Неожиданно такое слышать от сынишки вице-президента», — едва не озвучивает Брайан, но сдерживается, чтобы, как и наказывал Ламберт, не сболтнуть лишнего, ведь до сих пор неизвестно, что собой представляет этот парень и какие у него могут быть интересы. Правда, тот безошибочно прочитывает его мысли и мрачно усмехается: — Я не такой властолюбивый тиран, как моя мать, которая любит напоминать другим, где их место. Я на неё совсем не похож. — Сглатывает, собираясь с мыслями, и опускает взгляд на свои руки. — Мне было одиннадцать, когда наши войска вторглись в Ирак. Я тогда ничего не понимал в политике и верил во всю эту чепуху, которой меня кормили за семейным столом: в защиту демократии, в борьбу с терроризмом, в установление мира на этой земле. А когда мы с матерью побывали в разорённой войной Фаллудже, я всё увидел сам. Я видел десятки изуродованных трупов, разрушенные дома и сожжённые машины. Без жертв не обходится ни одна война — кажется, так вы любите говорить? — Даниэль поднимает на Брайана болезненно-затравленный взгляд, будто он — один из местных жителей, которого лишили дома в ходе очередного авианалёта. Впрочем, это неважно. Важно то, какого хрена он несёт. Брайану, мягко говоря, приходится не по душе весь этот разговор, вернее, его зародыш, который придётся задушить, чтобы не ступить на тонкий лёд. — Я не собираюсь, обсуждать это с вами. Все мы здесь выполняем приказы и только. И если бы мы тогда не вмешались, война бы пришла уже в наш дом. Так что не нужно этого гуманного сочувствия. Все эти люди — террористы и они знали, что однажды придётся ответить. Ваша мать — настоящий патриот своей страны и блестящий политик. Кто бы мог подумать, что её сын сочувствует террористам? — Разве защищать свой родной дом — это терроризм? — продолжает гнуть своё Даниэль, вынуждая Брайана насупиться и поджать губы. Чёрт возьми! Он совсем не планировал вступать в полемику с этим парнем, однако тот несёт настолько несусветную чушь, что промолчать просто невозможно. — Ты говоришь ровно то, что тебе всегда говорили твои командиры. Ещё бы: если солдаты начнут задавать вопросы, то перестанут стрелять, не правда ли? Или ты не замечал, что чем дольше колеблешься перед выстрелом, тем меньше тебе хочется жать на курок? Своё мнение у тебя есть? Хочется вновь упрекнуть его в очередной порции бреда, как последние слова Даниэля вынуждают застыть. Брайан никогда не задавался этим вопросом. Вернее, он прекрасно понимает, что причиной войны в Ираке в первую очередь служат деньги и лишь потом всё остальное, однако гораздо проще закрыть на это глаза и не думать, чем раз за разом спрашивать себя. Как правило, после первого вопроса появляется ещё с десяток, в то время как ответов становится всё меньше. Появляется сомнение. Непонимание. Недоверие. Чёртов Даниэль, может, и не до конца прав, вот только он не стесняется говорить прямо. Думает ровно так же, как и многие военнослужащие, расквартированные на Рэйбле: какого хрена они здесь забыли?.. Он заинтересованно поглядывает на Даниэля, поймав на себе в ответ его вопросительно-пытливый взор. Что же у него на уме? К чему все эти вопросы? Чего он хочет добиться? А, может, это такая проверка на лояльность? Может, он нарочно его провоцирует, чтобы понять, какой крепкий электорат у его матери в этих краях? Ирак или нет, но истеблишмент должен быть уверен в каждом американце даже на самом краю света — так проще делать прогнозы и исправлять ошибки. Теперь становится ясно, к чему было это предостережение полковника Ламберта. Тот либо уже успел пообщаться с их новым гостем, либо просто в курсе того, на какие темы любит разговаривать этот щенок. Однако такие темы — определённо не то, что стоит обсуждать с военнослужащими, особенно с элитой, лояльной к режиму и готовой на всё ради своей страны. Так что если это какая-то пропаганда домашней оппозиции, то Даниэль выбрал неподходящего слушателя. — Своё мнение я оставлю при себе, — как можно спокойнее произносит Брайан. — Не знаю, в возрасте дело, либо это ваши с матерью проблемы, но на будущее… Дэн, — он подходит к нему ближе и кладёт ладони на матрас, чуть подмяв. Даниэль мгновенно напрягается, внимательно следя за каждым его движением, точно загнанная добыча за хищником. — За такие слова можно здорово огрести, особенно на военной базе, где парни младше тебя проливают кровь, пока ты валяешься в мягкой постели и пытаешься оправдать ублюдков, устраивающих теракты по всему миру. Не ебу, где ты такое вычитал, но не удивляйся потом, если кто-то в следующий раз съездит по твоим белоснежным и ровным зубам. Кстати, деньги на такого хорошего дантиста мамочка даёт, м? — не удерживается от подкола Брайан. — И лишь из уважения к ней я постараюсь забыть, что по твоей вине потерял сослуживца. Он отдал жизнь, спасая тебя, и вряд ли бы хотел услышать, как ты смешиваешь его с дерьмом и жалеешь тех, кто убил его и чуть не прикончил и тебя. Как тебе такой расклад, гуманист хренов? Слова о том, что он повинен в чьей-то смерти, отрезвляют его настолько, что Даниэль мигом меняется в лице. Вся прежняя бравада сходит на нет, а он сам закусывает нижнюю губу и мрачнеет, выглядя при этом виновато, точно школьник, по глупости сболтнувший лишнего. Хотя, именно лишнего Даниэль и наговорил. И Брайан не врал, когда сказал, что столь радикальные взгляды стоит держать при себе. Базирующиеся здесь военнослужащие, каждый день проливающие кровь, меньше всего желают услышать обвинения и проклятия в свой адрес от тех, кого, по сути, они и отправились защищать от терроризма и радикального ислама. За такие слова можно вполне заслуженно огрести. — Прости, я не знал… — внезапно тихо молвит Даниэль. — Мне не говорили, что кто-то погиб. Как его звали? — поднимает на Брайана осторожный взгляд. — Для тебя — Рыцарь-Семь-Эхо. У него остался младший брат. Сводный, правда, но они были как родные. Его убили те же люди, что и сбили вертолёт, в котором ты летел. Их ты тоже станешь жалеть? Может, ещё скажешь, что мы поступили несправедливо, открыв по ним ответный огонь? — Нет, я… — вздыхает. — Извини. Мне жаль, что я всё это наговорил. Прости, Призрак. Я не хотел как-то тебя обидеть или оскорбить... — Нисколько, — врёт Брайан. Оскорбил. Не его лично, но армию, военных и всех, кто был причастен к его спасению. Этому щенку жутко повезло, что они успели добраться до него раньше боевиков и с боем выгрызли его свободу и жизнь. Однако он всё равно считает это неправильным, что хорошо видно по его серо-зелёным глазам. Повисает короткая пауза, которую быстро нарушает Даниэль: — Можно я тебя поблагодарю? — тихо интересуется он. От его вопроса Брайан дёргает бровью. Выходит, до этого была не благодарность? А что же тогда? Какой-то задаток? Что у него ещё на уме?.. — Это ещё как? — не скрывает недоумения Брайан. Внутренний голос призывает насторожиться и быть готовым к какому-нибудь фокусу, который может выкинуть Даниэль. Не исключено, что тот попробует выторговать у него возможность покинуть палату и, скажем, прогуляться по территории Рэйбла. На его месте Брайан бы поступил именно так — искал бы любую возможность выбраться наружу. — Увидишь, — губы Даниэля расползаются в полуулыбке. Теперь он напоминает игривого щенка, задумавшего шалость. Брайан сосредотачивается, будто собирается сделать очень важный выстрел из своей винтовки, и продолжает наблюдать за его действиями. — Наклонись, лейтенант. Пожалуйста. — Даниэль пробует подсесть к нему ближе, пыхтя и морщась от боли. — У меня для тебя кое-что есть... В какой-то момент дрожащая рука Даниэля ложится на его торс, сокрытый тканью боевой рубашки. Срабатывает рефлекс. Брайан резко и, судя по реакции Даниэля, больно перехватывает его запястье, обездвижив. Полноценный болевой захват, что особенно неприятно для ослабленного лечением и травмами тела. Их обоих сковывает шок. — Какого хрена?! — негодует Брайан, продолжая удерживать запястье парня и не обращая внимания на его гримасу боли. Сжалившись, чуть ослабляет хват, но не отпускает совсем. — Пидорас, значит? — Ты всё не так... — возражает Даниэль и снова морщится, — понял. А как же благодарность для спасителя? Я думал, что ты старше и выше, но не думал, что такой симпатичный... Глухо рыкнув, Брайан отстраняет его от себя, совсем не заботясь о состоянии Даниэля. Тот плюхается обратно на койку, закашляв, и поправляет один из катетеров, воткнутый в руку. Вот же сучёныш! Решил ему глазки строить? Или вообще присунуть? А сам на хер пойти не хочет? Лезть с такими, блядь, намерениями к командиру спецподразделения — либо совсем мозгов нет, либо настолько самоуверен, что решил, будто ему что-то обломится. Хотя какой, к чёрту, обломится — это долбанный педик, с которыми Брайан вообще предпочитает не пересекаться. Это сложно назвать гомофобией, но и до спокойной терпимости тоже далеко. Скорее, холодная неприязнь и железная убеждённость, что лучше никому тут не распространяться о своих наклонностях. Так проще воевать, ведь не приходится постоянно думать, что кто-то из сослуживцев решит обойти с тыла. — Лучшей благодарностью будет, если ты свалишь прямиком к мамочке в Штаты. А свои наклонности, как и взгляды, держи при себе — не только у тебя здесь есть член. — Да, но, похоже, я один здесь умею им пользоваться, — раздаётся болезненно-лихое. — Расслабься, я совсем не это имел в виду. Хотя мне ещё не приходилось сомневаться в своей натуральности, — он двусмысленно косится на Брайана. — А у вас тут все такие пафосные и подтянутые? Сука. Он и вправду педик. Официально: сын вице-президента США пидорас. Как, почему, зачем — хер его знает, но это факт, а факт, как известно, остаётся фактом. Вряд ли этому в принципе есть хоть какое-то объяснение, но, по крайней мере, становится ясно, почему вокруг персоны Даниэля столько скандалов и слухов. Наркотики, сомнительные связи, лихачество на дорогах — сын вице-президента лишь с виду кажется паинькой, смиренно чтящим закон, как и подобает гражданину своей страны, особенно когда на фоне маячит влиятельная фигура собственной матери. Но был ли хоть один намёк? Было ли хоть что-то, указывающее на ориентацию Даниэля? Ни его вполне стандартная внешность, ни интонация, ни даже взгляд — во всём этом нет никакой гейщины. Да и откуда вообще такое рвение? Брайан далеко не первый красавчик на Рэйбле, так что вряд ли довод Даниэля о том, что он симпатичный, можно брать за мотив. Скорее всего, тому просто хочется сбросить накопившееся напряжение. Ну, или приобрести необычный сексуальный опыт, ведь мало кому доводилось трахаться с настоящим командиром спецназа. К чёрту. Даниэль просто уёбок, от которого тоже стоит держаться подальше, как и от всех пидорасов в принципе. Так что Брайан, окинув этого наглого ушлёпка холодным взглядом, направляется к выходу, не став ничего говорить. Пожалуй, стоит сразу же отправиться на полигон и выпустить по мишеням пару магазинов. Положив ладонь на дверную ручку, он замирает, решив всё же сказать напоследок: — Знал бы я, какое дерьмо мы спасаем, сам бы тебя добил. Ты и выпущенного патрона не стоишь. Смотри, тут руки не распускай. Пидорас. — Я слышал, что ко мне приставят новую охрану, — переводит тему Даниэль и бросает на Брайана задумчивый взгляд. Несмотря на все эти трубки, подсоединённые к его телу, бинты и больничную пижаму, он уже не выглядит таким больным и немощным. Словом, быстро исцелился. — Почему мне кажется, что речь идёт о тебе? Сука-блядь. Догадливый щенок. Брайан не хотел себя выдавать, но толика замешательства всё же проскальзывает на его лице, позволяя Даниэлю только убедиться в собственных словах. Бледные губы трогает едва заметная улыбка. — Не хочу тебя пугать, но, похоже, мы ещё увидимся, — произносит Даниэль. — Так что... до скорого, лейтенант Призрак. Пиздец. Вот же влип...