Follow/Fav Tears of Phoenix

Декабрь 1975 года. Рождество наступило на следующий день, но Гермиона не захотела присоединиться, даже когда все пытались вытащить её из постели. Кроме, конечно, её брата. Она и Сириус провели так следующие несколько дней. Сидя в компании друг друга в мрачном молчании, омытом чувством горя, которое они ещё не могли осознать. Было трудно поверить, что такой человек, как Орион Блэк, умер. И думать, что Регулус поверил в тот факт, что болезнь убила бы его, когда люди, причинившие ей боль, были в том же месте, в то же время, это было ужасно. Конечно, ему не могли так промыть мозги, не так ли? По крайней мере, ему ничего не угрожало, учитывая, как сильно Вальбурга его обожала. Её руки были сложены вместе, уши напряглись, чтобы услышать неглубокое дыхание Сириуса, когда он сидел на коленях перед её кроватью. "Он мёртв" Это прозвучало как шёпот, как сильный порыв ветра, дующий прямо за пределами поместья, отчаянно стремясь нарушить покой в доме. Она не могла вынести ответа, задыхаясь от одной только этой мысли во внутренних слезах и отчаянии. "Он мёртв" — повторил он дрожащим, но гораздо более сильным голосом. Горе, наконец, поразило его. Его глаза блестели от слёз, в то время как её собственное зрение затуманилось, всё ещё отчаянно пытаясь уделить всё своё внимание брату. Был растущий ужас, который усиливался и усиливался с каждой секундой, когда его не было перед ней. Сириус нуждался в ней. Она нуждалась в нём. Она прикусила губу, прежде чем та успела задрожать, и всхлипнула. Она постаралась сохранить невозмутимое выражение лица, настолько оцепенев, насколько могла. Совсем как её отец, вспомнила она. И как только она кивнула, он переместился, чтобы обхватить руками её живот, и уткнулся лицом в её рубашку, позволяя связи заполнить небольшую часть пустоты в её животе. Влага от его слез пропитала её живот сквозь рубашку, но ей было все равно. Одинокая слеза скатилась по её щеке, пока не превратилась в непрерывный поток, и дыхание Гермионы застряло где-то между её ртом, лёгкими и душе.. Когда он начал плакать она положила руку ему на затылок, а другую запустила в волосы отчаянно пытаясь его утешить. Она шептала нежные пустяки, чуть не всхлипывая при звуке его встревоженного голоса. Они цеплялись за утешение друг друга, как дети, цепляющиеся за свою мать. "Это нечестно" — услышала она его слова — "Это несправедливо, что он... он умер, как только мы узнали, что он не был засранцем" Он горько рассмеялся, и ей не хотелось делать ему выговор за его язык. "Нет, это не так" — её голос дрогнул, и она начала плакать такими тихими слезами, но от горя так громко. Он был прав. Орион Блэк не был придурком, не намеренно и не для них. Но... но у них не было даже одного удара сердца, чтобы порадоваться. Когда это стало так сложно? Может быть, прост, было бы лучше никогда этого не узнавать позволить произойти альтернативному финалу, где он мог бы быть высокомерным человеком, но живым. Он заслужил быть чертовски живым. Но это было не так. Он был мёртв, исчез. Он никогда не собирался удивлять её своим быстрым магическим подвигом, исцеляя её раны, или позволить лёгкой улыбке расцвести на его губах при виде его детей. Он просто исчез, но душераздирающая агония продолжалась. "Мне так жаль" — его голос дрожал, и Гермиона прижала его ближе, её кричащие внутренности сжались и перехватили дыхание. Джеймс нашел её стоящей во внутреннем дворике. Когда он выскользнул за дверь, пронизывающий холод болезненно окутал его, заставив задаться вопросом, как долго Гермиона была снаружи, одетая не более чем в один тонкий слой одежды. Когда он во второй раз обнаружил её выброшенной через каминную сеть, у него не было возможности пошевелиться, потому что вскоре она издала мучительный крик, и он просто застыл, как идиот. К тому времени его родители вернулись домой, и после этого всё казалось как в тумане: исцеление травм близнецов, успокаивающий заклинание Гермионы, наблюдение за тем, как кровь стекает по дразнящим линиям. Предатель крови. Его взгляд скользнул вниз к её руке, пока он не заставил себя поднять его обратно. Он не мог позволить ей чувствовать себя хуже, чем она уже чувствовала, особенно из-за шрама, который остался на ней навсегда. Ради Мерлина, им должно было быть всего пятнадцать. Она была слишком молода - ей было слишком рано покидать безопасность своей невинности. Казалось, что Джеймс подвёл себя и своих лучших друзей, позволив им так мучительно страдать. Он даже толком не разговаривал с ней за последние несколько дней. Гермиона не показывала этого, но внутри он знал, что она скорбит. Он признался, что не знает, как справляться с подобными вещами, поэтому дал ей пространство. В отличие от Сириуса, который безмолвно умолял Джеймса отвлечь его, как только он разрушил всё, что попало ему в поле зрения. Тем не менее, когда Мипси сообщила ему, что её нет в своей комнате, он почти запаниковал. Сириус уехал в Гринготтс со своим дядей Альфардом Блэком, и теперь Гермиона должна была быть под его ответственностью. Подавив вздох при виде её невыразительного лица, он осторожно обошёл вокруг, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, стараясь не напугать её, не то чтобы она этого показывала. Он сдвинул очки обратно на переносицу и осторожно посмотрел на неё. Её лицо было покрыто красными пятнами, из носа текло, а две почти синие руки были сложены вместе. Зрелище, возможно, было нелестным, но для него оно было более разрушительным, чем что-либо другое. Он хотел потрясти её за плечи и потребовать вернуть его Гермиону — ту, которая всегда была яростной и экспрессивной, ту, которая никогда не теряла дара речи и всегда была болтушкой, независимо от темы. "Гермиона, пойдем" — тихо сказал он, но она не сделала ни малейшего движения, чтобы последовать за ним внутрь. "Ну же" — скажи что-нибудь, хотел он умолять, его голос наполнился настойчивостью, когда он подошёл ближе. Они стояли тихо, его руки успокаивали её спину, успокаивая её. В конце концов он притянул её в свои объятия, баюкая, пока дрожь холода пробегала по её телу. Джеймсу было невыносимо видеть её такой. Она даже не плакала, но почему-то от этого всё стало намного хуже. Его рука обхватила её запястье, пока он не скользнул вниз к её руке, переплетая свои пальцы с её пальцами, чтобы он мог втянуть её обратно внутрь. Он очень сильно хотел отдать ей всё своё тепло и позволить ей забрать всё это. Как только они почувствовали тепло своего дома, он увёл её из спальни и вместо этого убедился, что она отдыхает на диване перед камином. Он молча сел рядом с ней, бросив на неё обеспокоенный взгляд. Он испустил тихий вздох. "Положи голову мне на колени". Её глаза оторвались от потрескивающего огня, её лицо осветилось ярким сиянием, а голова склонилась набок в замешательстве или недоверии. Джеймс никогда по-настоящему не знал, что происходит у неё в голове. "Ты хочешь, чтобы я положила голову тебе на колени" — повторила она и коротко хихикнула, уголки её прекрасных глаз сморщились на пять быстрых ударов его сердца, и он чуть не сжал кулак в триумфе. Подыгрывая, он очаровательно надул нижнюю губу, по крайней мере, так ему показалось. "Ты всегда позволяешь мне это делать, поэтому я подумал, что могу хоть раз помассировать тебе голову". Гермиона уставилась на него, её губы сжались в прямую линию, и он почти вздохнул от поражения, но она неохотно поднялась со своего места, усаживаясь у его ног на полу. "Что ты делаешь?" — спросил он, глядя ей в затылок, пока она не оглянулась, чтобы бросить на него взгляд, который он слишком хорошо знал, взгляд, который говорил. "Ты должен это знать, а если нет, то ты идиот". Джеймс подтянул ноги к дивану и скрестил их вместе, уставившись на массу кудрей. "Ну, я думаю, я справлюсь с этим" — пробормотал он себе под нос, и его пальцы нерешительно скользнули к её голове. Он не был точно уверен, что должен был делать, но, если судить по её тихому вздоху, у него всё шло достаточно хорошо. "Как дела?" — он неловко попытался продолжить, ожидая, что она ответит, как всегда. Он почувствовал, как она напряглась, и между ними воцарилось молчание. "Трудно горевать о ком-то, кого, как ты считала, не любишь" — прошептала она, всё ещё не отрывая взгляда от огн — "Сириус и я оба ненавидели его, не так, как Вальбурга, но всё же. Может быть, если..." Она замолчала, но он прервал её прежде, чем ход её мыслей мог принять другой оборот. Ему не понравился жалобный обвиняющий тон, прозвучавший в её голосе. Это было не похоже на ту Гермиону, которую он знал, и Джеймс был убеждён, что хорошо её знал. "Гермиона, это не твоя вина" — твёрдо настаивал он. Громкий смешок разнёсся по комнате, и его руки замерли. "Дело в том, что я даже не уверена, что ненавидела его раньше. Это всё усложняет, так сильно" — прохрипела она, отворачиваясь от того, что он сказал. Джеймс не был уверен, что ему следует ответить. Он знал, что ему нужно быть более осторожным и тактичным, о чём его мама постоянно напоминала ему. Сначала он позволил её словам проникнуть в его сознание. Может быть, так было лучше? Нет. Что, если он хотел, чтобы страдания прекратились? Нисколько. "Просто потому, что он ушёл, это не значит, что он перестал любить тебя. Нет, я думаю, что теперь он узнает о тебе больше, и это просто заставляет его обожать свою дочь ещё больше" Когда она не ответила, он предположил, что она размышляет над одной из немногих мудрых фраз, которыми он поделился за эти годы, в этом он был немного позади Сириуса, и его руки снова небрежно запутались в пышных кудрях. Некоторое время спустя его внимание привлёк стук в окно, и он настороженно покосился на сову. Она выглядел точно так же, как та сова, которую он пару раз видел в Большом зале, летящий к его лучшим друзьям, чтобы принести неожиданное письмо. Он думал, что сможет отвлечь её от этого, но Гермиона стала гораздо более внимательной к своему окружению. Она уже собиралась встать, когда он пошевелился, позволив ей откинуться на спинку дивана, когда он подошёл к нетерпеливой птице. Его рука потянулась к оконной задвижке, чтобы впустить сову, и прежде чем он успел опомниться, она уронила ему в руки записку и, не теряя времени, улетела, отвергая любую возможность его угостить. Он думал, что не должен читать это, но ему действительно нужно было знать, безопасно ли это для Гермионы. И когда его глаза пробежали по коротким словам, его челюсть сжалась с болезненным щелчком, не полностью осознавая, что Гермиона подкралась к нему сзади и перехватила сообщение через его плечо. Казалось, что тайна была разгадана, но какой ценой? Это была быстрая прогулка до того места, где были организованы отдельные комнаты. Гоблин резко остановился у одной конкретной двери и грубым жестом пригласил Гермиону войти. Она поспешила сделать это, когда услышала, что Сириус повысил голос, убедившись, что все еще помнит цель своего визита. Дядя Альфард рассказал им о чтении Завещания - как это должно быть сделано после смерти главы Дома. Его ответственность легла на плечи Сириуса, но, по словам её близнеца, и на её тоже, поскольку она заслуживала равных прав. Хотя Гермиона не была готова прочитать, что там было написано, что он, возможно, чувствовал, когда писал это. "Мисс Блэк" — старший гоблин, Сибук, поприветствовал её коротким кивком, и она последовала за ним со своим собственным приветствием, встав между стульями, на которых сидели двое её близких. "Я боюсь, что мы не сможем прочитать его завещание. Мы... нас выжгли с гобелена Блэков" — тихо объяснила она, время от времени делая вдох, чтобы унять боль в груди. Все в комнате в шоке посмотрели на неё, но она сохраняла бесстрастное выражение лица. "Я понимаю" — протянул Сибук, позволяя своему лицу сморщиться от отвращения из-за ужасающего поведения её семьи. Гермиона обнаружила, что не может винить его за то, что он осуждает её мать. Она почти поблагодарила его за это. Через пару секунд её дядя взял себя в руки и наклонился ближе к пергаменту, взглянув на Сибука. "Возможно, мы всё же могли бы попытаться? Может быть, есть шанс, что Завещание не связано с гобеленом Блэков." ******************* Они попытались и у них всё получилось, но после нескольких попыток прочитать оставшиеся слова её отца Гермиона не смогла и позволила это сделать дяде Альфарду, который аппарировал их обратно в поместье Поттеров. Как только её ноги коснулись белого тротуара, она развернулась на ногах, намереваясь уйти из гостиной и вернуться в свою комнату. Оставайся в своей комнате, когда-то неоднократно приказывала Вальбурга. "Гермиона" — позвал её дядя, направляясь к ней. Она медленно повернулась к нему лицом, нахмурившись — "Мы должны поговорить с Поттерами, ты так не думаешь?" Не дожидаясь её ответа, Сириус быстро схватил её за руку и последовал за их дядей туда, где сидела семья Поттеров. Она выглядела нерешительно, когда они заметили, что она следует за ними медленными шагами. Её глаза оставались опущенными, пока она не заметила, как глаза Дореи засияли надеждой, и Гермиона заставила свои губы приподняться, хотя её предполагаемая улыбка, возможно, вместо этого вышла гримасой. Когда они сидели в маленькой комнате, она поймала себя на том, что не совсем понимает, что вообще делает здесь, среди стольких людей, одновременно. Прежде чем она смогла высказать свои мысли об отъезде, её дядя остановил её, открыв рот. "Я ценю всю помощь, которую вы оказали этим детям. Признаюсь, мне довольно стыдно за то, что я все эти годы не знал, что с ними происходило" "Это не твоя вина, Альфард. Каждый в этой комнате знает, кто виноват в том, что произошло" — твёрдо настаивал Чарльз, и ей вспомнился разговор, который она имела с его сыном всего час назад. Неохотно кивнув, Альфард повернулся, чтобы посмотреть на неё и её брата. Его взгляд метнулся между ними, когда он сказал. "Вы двое можете остаться здесь или переехать жить ко мне, если хотите". В то время как Сириус сразу же заявил, что хочет остаться в поместье, Гермионе потребовалось время, чтобы по-настоящему обдумать просьбу. Хотя она была благодарна за то, что семья его лучшего друга сделали для неё, могла ли она действительно обременять их ещё больше? Просто взглянув на них, она могла сказать, что они колеблются, а им не следовало этого делать, только не в их собственном доме. Не так, как в Гриммо. Хотя Гермиона нечасто видела своего дядю, она знала, что он считал близнецов больше семьей, чем остальных Блэков. На этот раз ей нужен был кто-то, кто точно понимал, на что была похожа жизнь Блэков. И дядя Альфард был тем, кто очень хорошо это знал, будучи ещё одним членом семьи, о котором её семья больше не упоминала. "Я думаю, что хотела бы провести остаток каникул с тобой" — пробормотала она ему так тихо, как только могла, не в силах взглянуть на людей, которые пристально наблюдали за ней. Она знала, что они были удивлены, но она не смогла бы забыть выражение их лиц, если бы они столкнулись с ней с разочарованием. Когда её дядя бросил на неё неуверенный, испытующий взгляд, она добавила. Пожалуйста".