count the ways

***

      Роскошное имение Кирамманов мрачно и бесшумно. Укрытое плотным одеялом густой фиолетовой тьмы — единственным источником света служат холодные, автоматические садовые лампы — оно кажется не иначе как дворцом со своими затейливыми, богатыми оконными рамами, небольшими разномастными башенками под декоративной черепицей и бесконечным количеством пристроек.       Вай мерит особняк долгим внимательным взглядом, а потом суёт руки поглубже в карманы.       — Спрошу один раз. Уверена, что это хорошая идея?       Кейтлин искренне полагает, что если уж Вай сподобилась уточнить, хорошая идея или нет, то идея, вероятно, совсем дрянная. Но Кейтлин уже давно всё твёрдо решила.       Железобетонно. Ну или мраморно.       Она по-дурацки хихикает себе под нос, охваченная совершенно ребяческим ликованием. Вай не слышит — отвлекается на приглушённый звук автомобильного двигателя где-то на отдалённом шоссе.       — Я всё перепроверила, — уверяет Кейтлин, первой направляясь к широким главным воротам. — Их неделю в городе не будет, уехали в своё жополизское путешествие. — Играючи оборачивая на указательном пальце связку ключей, Кейтлин бросает на Вай взгляд через плечо. — Ой, что это я. Оговорилась. То есть, в рабочую командировку с партией отправились, конечно.       Вай не кажется напуганной, но озирается медленно, внимательно — прокладывает потенциальный маршрут для побега.       — И ключи у тебя совершенно случайно оказались?       — В отличие от некоторых, — хитро усмехается Кейтлин, — я ключей не теряю.       Ежегодную предвыборную кампанию уже давно объявили и по новостным каналам, и в соцсетях — с тех самых пор Кейтлин никак не могла выкинуть из головы назойливую мысль пробраться в родительский дом. Ей было отлично известно, что и мать, и отец в это время всегда покидают имение как минимум на неделю, при этом отпуская домой всю прислугу. Кроме садовника, разве что, но он с ними не жил, да и приходил только по четвергам.       Сперва Кейтлин просто на работе замоталась. Потом устала ещё больше. А потом ужасно разозлилась от несправедливости, что у родителей есть всё, а ей при этом ничего не досталось. Так что абсолютно безумная идея — расслабиться всего-то на ночь — пришла в голову первой, чтобы в итоге каким-то образом превратиться в почти свидание с почти…       …да нет, не девушки они друг другу. Даже не почти.       Когда Кейтлин поделилась своим грандиозным планом с Вай, со стороны это скорее всего звучало как бред сумасшедшего, так что сперва Вай отмахнулась. Но чем больше Кейтлин продумывала детали, тем сильнее убеждалась — всё точно сработает.       И погляди-ка, в самом деле работает. Кейтлин ненадолго прислоняет свой старенький ключ-карточку к считывателю у ворот, а уже через секунду индикатор приветственно бликует зелёным, коротко пиликнув. С гулким гудением дверь плывёт вверх, освобождая путь во двор резиденции.       Кирамманы, может, и были жёсткими требовательными родителями, проворачивали спорные политические сделки и в целом имели довольно сомнительную жизненную мораль, но в самом деле никогда не хотели, чтобы Кейтлин навсегда переезжала из имения. Поэтому замки так и остаются не заменёнными, а индикаторы не перекодированными.       — После вас, — Кейтлин, не в состоянии сдержать ликующего смешка, исполняет неловкий реверанс на каблуках и взмахивает руками в сторону дороги к главному входу.       Вай, очевидно заразившись её ребячеством, с напыщенной важностью кивает и пересекает ворота первой. Замерев посреди двора, она запрокидывает голову и негромко, изумлённо свистит.       — И тут ты выросла? Мы без карты не заблудимся?       Кейтлин осторожно оборачивает пальцы вокруг ладони Вай и тянет её руку вверх, указывая на длинное тёмное окно третьего этажа.       — Во-он там, видишь? Это моя спальня. — Вместо окна Кейтлин смотрит на Вай: её мягкое в полутьме лицо выглядит непривычно удивлённым, почти растерянным, и оттого удивительно милым. — Я через это окно девчонок в дом водила, чтобы в кровать затащить.       Это и в самом деле правда, только теперь кажется очень далёким, почти приснившимся воспоминанием. Вай насмешливо прыскает:       — Когда покажешь, тогда и поверю.       Взгляды их пересекаются.       — Ты думала, мы через спальню полезем? Неслыханно! — весело тянет Кейтлин и цокает языком, наигранно хмурясь. — Для прекрасных дам у нас только главный вход.       Она стискивает ладонь Вай крепче и тянет за собой — вверх по начищенным до блеска мраморным ступеням, пока обе они хохочут. Кейтлин — нетерпеливо, а Вай — слегка смущённо, вероятно, чувствуя себя немного потерянной. Кейтлин это не беспокоит, в конце концов, у них ещё достаточно времени, чтобы пообвыкнуть в новой обстановке. Целая ночь впереди.       Возможно, это и кажется безумным, но Кейтлин не сумасшедшая и всё давно продумала — даже в самом худшем случае никакой реальной угрозы нет. Не говоря уже о том, что у наихудшего исхода шанс произойти примерно такой же, как у лотерейного билета — принести триллион.       Кейтлин бухгалтер. Ей ли вероятности не знать. Вай всего-то и нужно, что довериться.       Главный холл бездвижен и встречает их тишайшей чернильной тьмой — лишь длинные белёсые полосы света садовых ламп тянутся по полу от высоких окон — и Кейтлин решительно пересекает пространство, разняв с Вай ладони.       Замерев ровно под низкой хрустальной люстрой, Кейтлин дважды громко хлопает в ладони, и следом за гулким эхом вся комната — огромная, словно бальная зала — наполняется ослепительным тёплым светом, настолько ярким, что с непривычки режет глаза.       — Ох, ебать, — с неприкрытым ошеломлением выдыхает Вай.       — Это потом, — уголком губ усмехается Кейтлин и с наигранным, насмешливо-официальным тоном продолжает: — Добро пожаловать. Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Напитки?       Винный погреб в имении есть, но добираться из главной залы до него слишком долго. К тому же они успевают выяснить, что Вай плевать хотела на точную температуру подаваемого ей вина, и обе сходятся на том, чтобы посетить холодильник в кухнях.       — Значит, тут сильные мира сего решают, кого следующим наебать? — задумчиво протягивает Вай, прислонившись к идеально чистой, белоснежной барной стойке, пока Кейтлин копается в полупустом холодильнике. — Пока вином надираются, которое стоит, как весь наш район за бутылку.       — Это же кухни, глупенькая. Сюда только прислуга ходит. — Кейтлин разворачивается к ней лицом, опуская на стойку миску замороженных виноградин. — Есть целых несколько офисов, где очень внимательно решают, кого именно следующим наебать. Потом проведу тебе экскурсию. — Из холодильника Кейтлин вытягивает тёмную, запотевшую бутылку вина и внимательно изучает этикетку. Уже открытая — наверное, потому её здесь и оставили. — Хм-м. Нет, эта как район не стоит. Как многоэтажка, может быть.       Вай молчит, только фыркает.       — К тому же, это Шато Латур. Таким не надерёшься, — мягко продолжает Кейтлин, приподнимаясь на цыпочки, чтобы вытащить из верхней полки два чистых, крупных бокала. С хрустальным позвякиванием она опускает их на столешницу. — Бабуля моя всегда говорила, его только пригубить можно. Для игривого настроения.       Кейтлин кокетливо взмахивает ресницами и с придыханием смеётся сама над собой. Вай на секунду кажется сбитой с толку, но быстро находится, оттолкнувшись от барной стойки — взгляд её темнеет, пока она бесшумно приближается, чтобы ухватить влажную бутылку за горлышко и медленно вытянуть из несопротивляющейся ладони Кейтлин.       — Для игривого, — вкрадчиво, низко повторяет Вай. — Ну и во что играем?       Кейтлин едва вдыхает, чтобы ответить, но от внезапной смены тона и ощущения близости Вай только молча проглатывает сгустившийся воздух. Вай приподнимает бутылку на свет, изучающе сощурившись.       — Полная почти, — хмыкает она и криво усмехается. — Нечасто удавалось поиграть?       У Вай есть удивительный талант подчинять себе любое пространство, просто перехватывая инициативу в нём — что именно происходит, её не волнует. Работает вдвое быстрее там, где она не в своей тарелке.       Кейтлин тяжело сглатывает.       — Исправим, — просто заключает Вай, ловко поддевая большим пальцем пробку и припадая губами к горлышку — пьёт, не отрывая от Кейтлин глаз. Сама Кейтлин только беспокойно дышит, пока взгляд мечется от сокращающегося с каждым медленным глотком горла к юркому языку, собирающему с полных губ остатки рубиновой влаги.       — На вкус ничего, — пожимает плечами Вай.       — Варварство, — наконец собравшись, осевшим от напряжения голосом отзывается Кейтлин и прочищает горло. — Вино положено в бокале подавать и сперва понюхать. — Оправиться удаётся довольно быстро, так что звучит Кейтлин теперь шутливо-обвинительно, пока аккуратно разливает густое, бархатное вино по бокалам. — Целиком наливать нельзя, иначе вино не будет дышать. Половины достаточно, затем взболтать. И вдохнуть. — Сжимая в пальцах ножку бокала, Кейтлин делает длинный, медленный вдох, с интересом наблюдая за Вай поверх кромки стекла. Запах яркий, сладковатый — Кейтлин с наслаждением щурится, словно довольная кошка. — Если как следует распробовать, можно угадать, какая погода была в Эльзасе, когда собирали виноград.       В конце концов, Кейтлин всегда любила вино.       — Интересно. — Вай шагает ближе, оборачивая осторожные пальцы поверх ладони Кейтлин, чтобы в конце концов вернуть бокал на стойку. Когда последняя нотка винного аромата бесследно тает в воздухе, остаётся только Вай — кожаная куртка, кондиционер для волос и уже знакомый, обволакивающе-свежий парфюм. Кейтлин ведёт. — Только вот мне почему-то слышится перегни меня через стойку, Вай. — Ладони Вай — по обе стороны от Кейтлин, а рот — где-то в опасной близости от шеи, влажно, горячо шепчущий: — Выеби из меня всё пижонство, Вай.       Голова у Кейтлин уже кружится — а вина она даже и не глотнула — когда жилистые руки обвиваются вокруг бёдер и резко приподнимают вверх, усаживая её на стойку. Вай теперь устроилась между разведённых ног Кейтлин — так близко, что дышать становится всё тяжелее. Наверное, удивляться тому, насколько играючи легко Вай способна хватать её на руки, Кейтлин никогда не перестанет.       — Заманчиво, — всё-таки сдержав неловкий вскрик, Кейтлин наклоняется ещё ближе, пока пальцы Вай оглаживают её обтянутые джинсовой тканью бёдра и пробираются под блузку на спине, пуская вереницу колких мурашек. — Но я кое-что получше придумала.       Вай с сомнением хмыкает, скользя губами по коже вдоль скулы Кейтлин. Слова её медленные, хрипловатые, обещающие…       — М-мм. И что же лучше, чем оттрахать горячую снобку так, что она не сможет больше сказать «Эльзас»?       …обжигают, распаляют кровь и наполняют голову сладким, густейшим туманом. Кейтлин болезненно жаждет поцелуя, а Вай нарочно играет с ней — слишком близко, на расстоянии вдоха, дразня, но оставляя первый шаг за Кейтлин.       Кейтлин точно уверена, поцелуйся они сейчас — и пути назад уже не останется. Вай её возьмёт вот прямо на этой стойке — с неё станется. И не то, чтобы Кейтлин против, просто действительно задумала кое-что другое.       — Всё то же самое, только в ванной, — мурлычет она, всё-таки прислоняясь к губам Вай своими, но не целуя. — Пойдём, покажу тебе свою любимую комнату.       До ванной они добираются не сразу. Только когда относят оба винных бокала наверх, а потом возвращаются за миской с виноградом, по пути отвлёкшись на несколько коллекционных абстрактных картин, выкупленных отцом Кейтлин — кончиком пальца Вай сдвигает рамы набекрень хулиганства ради — а потом заглядывают в один из офисов, где Кейтлин подробно поясняет, как именно решается, кого следующим наебать, что едва не оканчивается сексом на длинном столе для конференций, но каким-то чудом обе они всё-таки сдерживаются.       То и дело они заходятся совершенно идиотским хохотом, остановить который получается только короткими, горячими поцелуями — недостаточно глубокими, чтобы завестись, но хотя бы отвлекающими от смеха.       Всё это в конце концов приводит их в ту самую комнату, о которой Кейтлин бесконечно мечтала во время затянувшихся, изнуряющих рабочих вечеров. Один только размер — особенно после нескольких месяцев в скромной студии — уже сбивает дыхание, и Кейтлин замирает в дверном проёме, вдруг ощущая себя совсем крошечной. Просторная, роскошная и сияющая — вся ванная комната декорирована нежно-розовым мрамором и поблёскивающим золотом. Приглашающе-глубокая ванна словно бы парит над самым полом на фоне занимающего всю стену мозаичного окна.       Из всех помещений имения это — единственное, по-настоящему принадлежащее Кейтлин — здесь она раздумывала над проблемами, переживала обиды, развевала напряжение и усталость. Возвращаться сейчас кажется странным, но наблюдать за Вай — та уже разулась, закатала рукав куртки, устроившись на бортике, и теперь играет с шумной струёй воды из крана — ещё более непривычно.       Кейтлин медленно стягивает туфли, а потом осторожно пересекает поблёскивающий прохладный пол — приблизившись к Вай, она наклоняется, чтобы ухватить с пола беспечно оставленный возле её ступни бокал. Как трактовать вдруг сменившееся поведение Вай, неясно, так что Кейтлин просто наблюдает.       — Молчишь, — тихо говорит она под ласковый шум воды.       Вай переводит на неё взгляд, вскидывая густые ресницы — дождевые её глаза на секунду кажутся задумчиво отсутствующими, пока на губах не обозначается знакомая кривая усмешка.       — А что, пора за грехи исповедоваться?       Кейтлин коротко смеётся, невольно глядя на разноцветное, декоративное окно.       — Вообще-то, это римская мозаика. Не без влияния персидской античной архитектуры, конечно, — она отпивает из бокала, смакуя на языке терпкое вино, и задумчиво добавляет: — Никогда не находила это окно чересчур… церковным.       Несколько лет назад, на этом вот самом бортике могла бы умоститься какая-нибудь наивная миленькая девчонка, может, сокурсница — и смотрела бы на Кейтлин с обожающим раболепием, едва дыша. А Кейтлин — не без доли хвастливого удовольствия — важно рассказывала бы ей про одного древнего персидского поэта, настолько уважаемого и всеми любимого, что гробница его в Ширазе до сих пор остаётся популярной достопримечательностью.       «А ты бывала в Ширазе?» — спросила бы с придыханием Кейтлин. — «Пейзажи там великолепные».       Только вот ничего такого никогда не случалось. Никакие из девушек, которых Кейтлин приводила домой, так и не перешагивали порог этой самой ванной комнаты — и неважно, насколько те были миленькими или как сильно в неё влюблены.       И вот сейчас — когда Вай хищно сужает глаза, почти предупреждающе — Кейтлин слишком заводится, чтобы завоёвывать её ненужными историями. Так что вместо этого она мягко добавляет:       — Но исповедь я бы послушала.       И наклоняется за влажным от вина горячим поцелуем — бедро Вай оказывается между её ног, а пальцы запутываются в шёлковые волосы — и Кейтлин дёргают ближе, так близко, что металлическая застёжка молнии вминается в кожу на животе, ощутимо холодная даже сквозь ткань блузки.       Кейтлин заставляет себя отстраниться, уцепившись за кожаные рукава куртки Вай. Затуманенные глаза их встречаются.       — Я тебя раздену? — рвано выдыхает Кейтлин.       — Другой разговор, — легко отзывается Вай, так и не убирая уверенных рук с бёдер Кейтлин. — Мои шмотки в обмен на твои, — она замолкает, поднимая взгляд. — С себя снимай медленно.       Условия Кейтлин принимает коротким пожатием плеча — не то чтобы у неё был выбор, учитывая почти наполненную ванну. Пальто своё она давно скинула и оставила внизу, так что первым делом её руки ныряют в рукава Вай и сталкивают куртку вниз по плечам, тут же отбрасывая на пол. Сплетя их ладони, Кейтлин аккуратно тянет Вай на себя, заставляя встать, и шагает ближе. Почти не дышит, пока подцепляет подрагивающими пальцами шов на хлопковой футболке — абстрактное лого какой-то группы, надо будет потом поискать — и сдёргивает, дождавшись, когда Вай послушно вскинет вверх обе руки.       Правила Кейтлин помнит и через голову стягивает собственную блузку — под недвижным, сосредоточенным взглядом — достаточно неспешно, но всё ещё нетерпеливо, чтобы как можно скорее вернуться к Вай.       Среди роскошного золота и мрамора — без майки, в рваных чёрных джинсах, обтянутой одним из своих тренировочных топов — Вай каким-то образом удаётся выглядеть сразу и чужеродно, и на своём месте. Может быть оттого, что место Вай теперь рядом с Кейтлин. По крайней мере, у Кейтлин в мыслях.       Осторожно, с почти болезненным восхищением в невесомых прикосновениях, Кейтлин проводит ладонью вдоль напряжённого торса Вай к поясу джинсов — в тёплом золотистом сиянии декоративной люстры покрытая бесконечными чернильными линиями кожа её медовая, мягкая. Кейтлин выталкивает пуговицу на ширинке из петлицы и — даже не задумываясь — собирается опуститься на колени, чтобы стянуть джинсы совсем.       Вай со своей натренированной реакцией мгновенно это замечает — цепкие пальцы смыкаются у Кейтлин на локте, удерживая её на ногах.       — Окно здесь не церковное, вот и преклонениями не увлекайся. Иди сюда лучше.       Тон у Вай лёгкий, не осуждающий — Кейтлин решает, что она просто смущена, но сама чувствует себя при этом всё равно задетой.       — Что-то не припомню, чтобы ты в прошлый раз жаловалась.       Притянуть себя ближе для голодного, горячего поцелуя она всё равно разрешает — Вай нетерпеливая и явно всё это время себя сдерживала. Спешно помогая Кейтлин сорвать с себя топ, она низко усмехается:       — В прошлый раз ты головой у меня между ног сидела. Трудно было спорить.       Кейтлин искренне хочет разозлиться, но с руками Вай, скользящими по телу, это оказывается слишком трудно. Оставшуюся одежду они сбрасывают не дольше чем за полминуты, и уже очень скоро Вай — удерживая в руках уцепившуюся за себя Кейтлин — опускается в горячую, пенную воду. Кейтлин не покидает её колен, пока сама Вай прислоняется к впадине ванны, расслабленно откинув голову на бортик. Держать Кейтлин ей, кажется, нравится — она лениво водит кончиками влажных пальцев вдоль её позвоночника, вверх и обратно вниз.       Кожа под касаниями Вай словно горит, а отдаются они ноющим пульсом прямо между бёдер. Кейтлин соскальзывает ниже — хочется прижаться, найти давление — и Вай подтягивает вверх согнутую в колене ногу, чтобы Кейтлин могла её оседлать.       Кейтлин обхватывает обеими ладонями подтянутую грудь — большие пальцы медленно проходятся по соскам — и просто любуется. Вай, может, и далека от искусства, но тело её — сильное, крепкое, упорно натренированное — произведение оного само по себе, знает Вай об этом или нет.       Кейтлин стискивает её бедро между ног — ничего не инициируя, просто слегка прижимаясь.       — Ты с кем-нибудь раньше вместе купалась?       Без мерного плеска набираемой воды, в мраморной тишине слова отдаются гулким эхом. Кейтлин не ждёт честности — скорее шутку, хотя ей искренне интересно. Отчего-то прошлые романтические приключения Вай не раздражают, а напротив, заводят.       Вай задумчиво сводит брови и, к немому удивлению Кейтлин, отвечает совершенно серьёзно.       — Я раньше личным тренером была, встречалась с одной… предпринимательницей.       — Ага. Встречалась, — мягко улыбаясь, хмыкает Кейтлин.       — Встречалась, — тянет Вай и, расплескав на пол воду, вскидывает вверх ладони, чтобы обозначить в воздухе саркастические кавычки. — Сначала по работе, потом… не совсем. У неё мажорский дом был с такой… модной дорогущей ванной. С твоей, конечно, не сравнить, — откинувшись на бортик затылком, Вай останавливает взгляд на низкой, роскошно украшенной люстре. — Даже рядом не стояла.       Совершенно дурацкое — особенно учитывая, что ванная-то технически даже не её — чувство превосходства на секунду охватывает Кейтлин.       — И вы делили её дорогущую ванну? — уточняет она, очерчивая пальцем линии татуировок на шее Вай. — Понравилось?       Бёдра её теперь скользят по Вай в одном ритме с пальцем — вниз и вверх, почти мучительно неторопливо. Вай это позволяет и даже кажется расслабленной, слегка задумчивой.       — Неплохо было. Пока я не узнала, что она замужем.       Кейтлин, казалось, должна бы удивиться этому факту. Но нет — на самом деле Вай, бросившая подружку потому, что та уже была в отношениях, кажется донельзя логичной.       — И тебя это не устроило, — без вопросительной интонации заключает Кейтлин.       — Веришь или нет, не устроило, — жмёт плечами Вай и неожиданно подаётся вверх под шумный плеск воды, приподнимаясь на локтях. Взгляд её снова сосредоточен, а внимание полностью сфокусировано на Кейтлин. — С горячими девчонками у себя на коленях я прошлых пассий обычно не обсуждаю.       Кейтлин хнычет, недовольная резким движением — до тех самых пор, пока не скользит ещё ниже, не прижимается к Вай ещё плотнее. За плечом Вай она замечает их отражение в покрытом влажным паром длинном зеркале, и тело пронзает горячей иглой усилившегося возбуждения.       — Чтобы расспросить про прошлые пассии горячих девчонок, в свою ванную я их обычно не затаскиваю. — Звучать ровно и непринуждённо Кейтлин приходится через силу. — Всегда есть исключения.       Тон у Вай низкий, мягкий — тот самый, которым она обычно общается в постели. Кейтлин он теперь отлично знаком.       — Хочешь сказать, ты в этой ванне ещё ни с кем не трахалась?       Кейтлин не знает, какого ответа от неё ждут — ей отчаянно хочется рассказать про всех сразу девчонок, что она держала на коротком поводке, но к себе не подпускала; про всех парней, которым морочила голову, словно у них вообще был какой-то шанс. Только вот это всё не важно. Ничего не важно — потому что Вай единственная, с кем Кейтлин когда-нибудь делила эту идиотскую роскошную ванну.       — Ни с кем, — шепчет Кейтлин. Выходит почему-то патетично и почти печально, а заигрывающее «будешь первой» она вообще замалчивает — просто потому, что ей так хочется.       В ртутных глазах Вай дотлевает что-то неопределённое — тяжёлое и серьёзное, а потом за секунду обращается пеплом под вспышкой хищного голода. Она подаётся вверх и накрывает губы Кейтлин своими в исступлённом, нетерпеливом поцелуе — мокром, горчащем мыльной водой, но вместе с тем отдающим сладким предвкушением — и не дозволяет времени на раздумья, жадно проталкивая внутрь упрямый язык.       Чем больше обжигающего густого пара втягивает в себя Кейтлин, тем меньше связности остаётся в мыслях — очень скоро все они заменены просто тянущей нуждой — она разводит бёдра шире, навстречу нырнувшей под воду ладони Вай. Кончики пальцев на пробу скользят вдоль повлажневшей плоти — Кейтлин уже давно настолько мокрая, что Вай решает обойтись без подготовки.       Все мысли о каких-то других людях именно в этот момент Кейтлин совершенно презирает, но противиться не может — каждый раз, когда она с Вай, ей всё более понятно, о чём стонали все те девицы за стеной. Вай хороша и явно знает, что делает — мокрый рот обжигает кожу, слизывая капли воды и солёную влагу пота; продолговатые чуткие пальцы двигаются всё глубже внутри, то и дело восхитительно изгибаясь.       Проворная рука змеёй ползёт вдоль спины — а потом тяжёлые от влаги пряди волос Кейтлин оказываются собраны в ладонь и крепко намотаны на кулак. Оттягивая голову Кейтлин назад, Вай прихватывает её шею зубами, одновременно проталкивая пальцы дальше — сдержать отчаянное хныканье Кейтлин больше не может.       Она вновь ловит их отражение в запотевшем стекле зеркала — силуэты переплетённых тел, мышцы, перекатывающиеся под влажно блестящей от мыла и пота татуированной кожей на спине Вай, пока лицом сама Вай зарывается в шею Кейтлин.       Взгляды Кейтлин и её отражения встречаются — потемневшие, затуманенные под сенью опущенных ресниц. Выглядит она полубезумной — раскрасневшееся от жара лицо, на тонкой коже шеи уже распускаются розовым следы от укусов, а волосы так и сжаты в собственнической хватке, пока Вай её…       …ломает, подчиняет, доводит до края и сталкивает в сладчайшую, бархатную бездну, разбивая на сотни сверкающих мелких осколков.       Кейтлин сжимает в себе замершие пальцы, лихорадочно сокращаясь — каждый резкий вздох обжигает и царапает горло, словно удар ножа. Потерявшая себя в болезненной эйфории, она слепо ищет единственную доступную поддержку, обвивая подрагивающие руки вокруг шеи Вай. Встречает её неожиданно нежное, заботливое объятие — Вай держит до тех самых пор, пока всхлипы Кейтлин не стихают, а пальцы вытаскивает так осторожно, что этого и не заметить.       Губы Вай мягко касаются плеча — сбитое дыхание на нагретой коже.       — Это было невъебенно горячо, — охрипшим голосом говорит она.       Всё, что удаётся Кейтлин — короткий изломанный смешок. Говорить она всё равно не может, и да. Да, было.       Чтобы её снова таскали на руках, Кейтлин честно не хочет и даже настаивает, что до спальни дойдёт сама. Но распаренное, изнеженное тело словно лишено костей, не говоря уже о том, что ослабевшие колени дрожат до сих пор — так что на полпути Вай всё-таки подхватывает её, и приходится руководить маршрутом вслух.       Пока с обнажённых тел на дорогущие итальянские ковры стекает вода, а на начищенных дубовых полах влажнеют отпечатки ступней, Вай и Кейтлин преодолевают недолгий путь до просторной спальни. Ни сил, ни настроения предаваться ностальгии у Кейтлин нет, так что они просто сходу падают на упругий матрас внушительной кровати — резное изголовье, нежно-персиковая полупрозрачная ткань балдахина, мягчайшие подушки — и уже через мгновение вновь находят себя в объятьях друг друга.       Кейтлин искренне хочет насладиться моментом и потянуть время — в конце концов, она мечтала именно об этом с тех самых пор, как обе они разделись — пока опускает Вай спиной на нежный шёлк простыней, чтобы исцеловать каждый сантиметр её тёплой кожи.       Но едва Кейтлин успевает коснуться её языком, скопившееся внутри напряжение уже прорывается наружу — Вай была слишком возбуждена, да и Кейтлин тоже не лыком шита.       Опустошённые и насытившиеся друг другом, они лежат среди уютной тьмы — Вай задумчиво изучает деликатную, лёгкую ткань балдахина над головой, и выражение её лица при этом совершенно нечитаемое. Кейтлин же ласково играет с её ладонью, осторожно водя пальцами по линиям внутри — руки у Вай красивые, с продолговатыми гибкими пальцами. Кейтлин, может, даже назвала бы их изящными, если бы не сбитые, исцарапанные костяшки бойца. Кейтлин готова поспорить, что её детский учитель скрипки тоже одобрил бы…       Скрипка. Её старая скрипка ведь здесь.       Охваченная неизвестно откуда взявшимся азартом, Кейтлин роняет руку Вай на кровать и резко выпрямляется.       — Ты говорила, что хочешь послушать, как я играю?       Вай вскидывает на неё слегка заинтересованный полусонный взгляд — пепельный в мягком лунном свете.       — На скрипке, что ли?       Кейтлин не отвечает — соскальзывает с кровати, чтобы отыскать кое-какую одежду, а потом, может, даже и саму скрипку. Большинство вещей она увезла с собой в новую квартиру, но сейчас ей везёт найти две растянутые хлопковые майки с логотипом бывшего университета. Она бросает одну в сторону Вай — та, несмотря на заторможенность, успевает вскинуть руку вовремя и поймать ткань.       — Они твою комнату не тронули? — удивляется Вай, натягивая майку. Шов достаёт ей до середины бедра.       Кейтлин только жмёт плечами, пока протаскивает по полу через всю комнату невысокую табуретку.       — Вряд ли это из тёплых родительских чувств, — отвечает она, ступая на табуретку, чтобы протянуть руку к одной из высоких настенных полок. — Честно говоря, учитывая размеры имения, не думаю, что кто-то нашёл сюда дорогу после того, как я переехала.       Размеров табуретки явно недостаточно, и Кейтлин слепо шарит рукой по полке, пытаясь нащупать знакомый твёрдый кофр — брать в руки она его ненавидела настолько, что отлично помнит, какой именно он на ощупь.       Вай медленно поднимается с кровати и бредёт навстречу, то и дело отвлекаясь по пути — на оставленные Кейтлин умирать растения, несколько настенных картин и множество разнообразных университетских грамот.       — Пиздец богатство, берёшь и забываешь, что у тебя в доме комната какая-то есть.       — Или дочь свою забываешь, — мрачно бормочет Кейтлин себе под нос, совершенно не ожидая, что Вай её услышит.       А Вай слышит. Кольцо тёплых рук смыкается над коленями Кейтлин, а мягкая щека ласково прижимается к бедру. Выглядят они в подобном объятии, должно быть, донельзя странно, но кому какая разница.       — Тебя только полный придурок забыть смог бы, так что им же хуже, — тихо отзывается Вай и запрокидывает голову, с интересом глядя на Кейтлин. — Помочь, кекс?       Всё в Кейтлин разом намертво замирает — и шарящая по полке рука, и сердце, и мысли — разум отказывается работать и звенит пустотой. Только после нескольких секунд молчания и пары длинных вдохов она наконец-то может встретиться с Вай глазами.       — Да. — Голос её не дрожит. Совсем. — Да. Только очень высоко не поднимай.       Вай согласно мычит, а потом Кейтлин вдруг отрывается от табуретки и неловко балансирует в уверенных руках, в конце концов замечая небольшой кофр, обтянутый тёмным нейлоном — тот пылится в самом дальнем углу полки. На то, чтобы вытянуть его оттуда и наконец оказаться опущенной обратно на пол, у Кейтлин уходит не дольше полминуты.       Вай возвращается в кровать — выглядит она здесь всё ещё по-странному инородно, но вместе с тем непринуждённо, даже беззаботно. На мятного цвета простынях тёмные татуировки, обвивающие её обнажённые ноги, контрастируют и смотрятся почти совсем чёрными — Кейтлин скользит вдоль завороженным взглядом, до тех самых пор, пока Вай не ловит её пялящейся.       — Я смотрю, к совету представить зрителей голыми ты серьёзно подходишь.       Кейтлин отвлекается от расстёгивания кофра и смотрит невозмутимо:       — Скажи, что не нравится, и я перестану.       — Я не безгрешная, конечно, но не наёбщица. — Вай перекидывает ногу через одну из подушек, словно в кровати этой всю жизнь спала. — Сыграешь хорошо — может, и представлять не придётся.       Кейтлин бы искренне посмеялась, только вот запоздавшая волна болезненной ностальгии наконец накатывает — баснословно дорогая итальянская скрипка была подарком на одиннадцатый день рождения. Подарком, который Кейтлин возненавидела сразу же, как только увидела — тёмное дерево винного цвета, начищенное до блеска — выглядит скрипка так, словно Кейтлин брала её в руки вчера.       Голос Вай звучит мягким и чуть-чуть обеспокоенным, когда она наклоняется вперёд, чтобы видеть Кейтлин лучше:       — Необязательно, если не хочешь, Кейт.       Кейт. Кейтлин медленно моргает, ненадолго сбитая с толку.       — Да нет, я хочу. Дай только настрою, она долго лежала.       Играть на скрипке — это как на велосипеде ездить, говорил учитель музыки. Пусть вниз с холма, не поспевая крутить педали — но всё равно поедешь, даже годы спустя. Кейтлин настраивает на слух, аккуратно обхватив пальцами смычок — скрипка ложится на ключицу легко и привычно, и Кейтлин слегка прижимает её подбородком.       Дерево и пахнет совершенно так же. Долгими, изнурительными часами в музыкальном классе, когда все остальные уже убежали играть на улицу — поздние весенние вечера, пылинки, кружащие в переливающемся через подоконник солнечном свете, горький мел и отсыревшие нотные страницы.       — Давно я не играла, — неловко смеётся Кейтлин, когда звук наконец приходится ей по душе.       Вай ничего не отвечает, только упирает локти в подушку и устраивает подбородок на сложенных в замок ладонях, выглядя при этом ужасно ребячески.       Кейтлин коротко вздыхает:       — Ну, терять мне всё равно нечего.       Она точно знает, что именно хочет сыграть. Знала с того самого момента, как вытянула на свет после стольких лет эту чёртову скрипку. Или даже раньше — когда бархатный голос Вай сказал ей: «Я бы тебя послушала».       Это слишком сложно, Кейтлин. Займёт много времени. Выбери что полегче, Кейтлин, это не для детей.       Начинается мелодия нежно — осторожно плывёт по воздуху, словно белоснежная лебедь, символом которой и является — из изящной и загадочной на полпути обращаясь трагической, полной печальных, горьких нот. Контроля у Кейтлин куда больше, чем она ожидала — в какой-то момент ей даже удаётся ненадолго вскинуть взгляд на Вай.       Отрывок, который Кейтлин помнит наизусть — скромный, куда короче, чем целое соло белого лебедя — и уже очень скоро смычок отрывается от струн, с последней нотой, повисшей в тишине — тонкой, хрупкой, тающей среди полуночной тьмы спальни — чтобы в итоге исчезнуть совсем.       Вай очень долго молчит. Убирая скрипку, Кейтлин решает, что несносно болтливой Вай, может быть, нравится ей куда больше.       — Ну как? — непринуждённо интересуется Кейтлин, опускаясь на кровать рядом.       Она точно знает, что сыграла как минимум неплохо, так что вопрос задаёт скорее для проформы. Вай наклоняется ближе, и ожидающий взгляд её падает на губы Кейтлин:       — Ты уверена, что вообще бросала?       Руки её уже сомкнуты у Кейтлин на талии, и тянуть момент нет причин. Кейтлин целует её — коротко, благодарно.       — Сочту за комплимент.       — Он и был.       Кейтлин это и так знает. Вай целует её в ответ.       Позже, пока они встречают солнце, сплетённые в объятиях среди мягкого предрассветного сияния, Кейтлин изо всех сил смаргивает подступающую дрёму. Вай лениво гладит её лодыжку — ногу Кейтлин забросила ей на живот — а потом зевает, смешно наморщив нос.       — Я, кстати, знаю мелодию, — сонно говорит она. — Это из лебединого балета того чувака, который гей, да?       Кейтлин усиленно возится в простынях, чтобы приподняться на локте и с непониманием заглянуть Вай в лицо.       — Лебединого балета чувака… а-а. — Она подавляет искреннее изумление и старается не звучать уж слишком сбитой с толку. — Действительно, Чайковский. Ты видела «Лебединое озеро»?       Остатки утренних сумерек бросают на мягкое лицо Вай лиловые тени — она поворачивает голову и серьёзно смотрит на Кейтлин, так долго, что Кейтлин почти начинает беспокоиться — а потом вдруг расплывается в одной из своих обезоруживающих улыбок с коротким смешком.       — Так и вижу, как ты силишься представить.       — Всего-то немного удивлена, — оправдательным тоном защищается Кейтлин и вздёргивает бровь. — Дай угадаю. Была одна девушка?       — Ну ещё бы, — соглашается Вай и проводит ладонью вверх, чтобы непринуждённо уложить её на бедро Кейтлин. К такому и привыкнуть можно. — Она балет любила, а я хотела к ней под юбку. Так что пригласила её посмотреть эту лебединую шнягу.       Кейтлин проводит пальцами по лбу Вай, ласково отбрасывая с глаз розовые пряди. Она бы спросила про девушку и свидание, но мыслей не покидает совсем другой вопрос.       — Ты только раз слышала и смогла запомнить?       Как давно это было, Кейтлин не знает, но всё равно впечатлена. Если бы Вай хватило терпения, может, она и сама бы смогла музыке обучиться.       — Вроде того, — отмахивается Вай. Прикосновения Кейтлин она разрешает, отвлечённо нахмурившись. — Я до сих пор не могу понять, как этот мудацкий принц оказался главным героем.       Сдержаться Кейтлин просто не может — заходится ребяческим заразительным хохотом, который в итоге подхватывает и сама Вай.       Всю жизнь слушавшая восхищённые, хвалебные отзывы от своих учителей музыки или любых других знакомых, с которыми обсуждала балет, Кейтлин находит абсолютно уморительным тот факт, что в мире Вай принц Зигфрид — подробно изучаемый и горячо любимый критиками — на самом деле просто «мудацкий».       С задушенным стоном Кейтлин переводит дыхание.       — И почему же он мудацкий, позволь узнать?       Вай на неё не смотрит, только крепче сжимает бедро.       — Как он пообещал вечную любовь девчонке, которую от её заколдованного близнеца отличить не смог?       — В том-то и дело, — обстоятельно поясняет Кейтлин. — Их заколдовали, чтобы они выглядели одинаково.       — Да я про то и говорю. Они были не одинаковые, они просто выглядели одинаково, — нетерпеливо отзывается Вай, переводя на Кейтлин сонный взгляд. — И он всё равно проебался.       Кейтлин задумчиво отводит глаза. Разумеется, анализ характера сильно упрощённый, не учитывающий сложностей и замысловатостей сюжета, но с другой стороны, она всегда находила «Лебединое озеро» чересчур мелодраматичным. К тому же Вай… это Вай. Так что ничего удивительного.       — У девчонки той я то же самое спросила. — Вай длинно вздыхает носом. — Так что можешь представить, как оно прошло.       Кейтлин прячет мягкую улыбку в уголках губ.       — Ой, Вай не перепало. Где такое видано, — тоном, полным притворного сочувствия, протягивает она, но быстро меняется в лице, впутывая в волосы Вай ласковую ладонь. — Раз уж на то пошло, я согласна. Принц и в самом деле немного мудацкий.       Вай серьёзно смотрит на неё, долго-долго, может быть, целую минуту — а потом взгляд её делается тёплым, почти нежным, и отдаёт в самой груди Кейтлин обжигающим покалыванием, словно щедрый глоток густого сладкого ликёра. Сонной Вай больше не кажется.       — Может, и не тогда, — Она приподнимается, чтобы невесомо прижаться губами к коже обнажённого плеча Кейтлин. — Но очень даже перепало.