When Sirens Sing

Томми солгал бы, если бы сказал, что ему не надоело из раза в раз жить в дерьме. Каждый божий день случается что-то непредвиденно новое. Как, к примеру, сегодня утром, когда он проснулся в холодном переулке, в котором заснул прошлой ночью. Его коричневая толстовка оказалась необъяснимо влажной. Сырость, должно быть, поднялась ночью и это было невероятно хреново. Он садится, чтобы протереть глаза и оглядеться, странное ощущение в ногах, словно верёвочные путы смыкает их воедино не давая двинуться с места. На его ноги и туловище резко падает мягкое белое меховое одеяло. Оно было тяжёлым, но достаточно удобным, а также не давало противному ветру пронзать его своим холодом — всё тело бил озноб от влаги, пока ноги оставались совершенно сухими и тёплыми. Томми осторожно оглядел тёмный переулок ища сзади человека, который, должно быть, потерял плед, очевидно просто осёкся. Кто стал бы тратить на него, обычного уличного мальчишку подобную вещь? Но, никого не было. Ни удаляющегося силуэта, ни любопытного взгляда, как в тот раз, с печеньем в храме несколько недель назад, или как яблоки и буханки хлеба необъяснимым образом разбросанные по крышам, которые он часто посещал. Будто все эти вещи были созданы специально для того, чтобы упасть на его пути. Вдобавок ко всему, Томми обнаружил, что за последние несколько недель ему удавалось избегать поимки гораздо чаще, чем раньше; все его преследователи так или иначе замедлялись по какой-то неизвестной причине. Он не жаловался, но. .. о Боги, это было чертовски странно. Так что с одеялом засунутым в сумку и свитером, все еще сохнущим на воздухе после недавней стирки в колодце Томми снова входит в храм. Сегодня службы нет. В храме тихо, восковые свечи медленно тают, пламя горит тускло-оранжевым, а свет от витражей отбрасывает мирное пастельное сияние на пустые скамьи. Томми садится на лавочку впереди. Тёплое пламя свечи колет уголки зрения, стоит ему опустить голову ниже. Статуи, как всегда, не подвижны, но подростка всё ровно не покидает осадок неприятного ощущения того, что на него смотрят. Это ещё одна из разряда странностей, которые происходили в последнее время. Храм был достаточно тёплым местом для сна и отдыха в случае если он не мог найти тихое, защищённое место. Именно поэтому он часто останавливался здесь. Но в последнее время, с каждым своим действием, каждым вздохом, Томми чувствует пристальный взгляд. Сначала он думал, что, возможно, вызвал негодование богов, а это было их способом сказать ему, что его больше не приветствуют в своём поклонении. Но это было бы нелепо. Томми видел, что происходило с людьми, которые действительно вызывали негодование богов, и это было намного, намного хуже, чем просто пялиться на него в течение дня. Это было слишком по-детски. «Всего лишь дурная фантазия» — думал Томми вызывая взгляд, которого конечно, не существовало. Так он чувствовал себя менее одиноким. Кому вообще будет интересно наблюдать за повседневностью Томми? Точно не божеству. Иннит продолжал говорить не открывая глаз. По правде говоря, он даже начал сомневаться в существовании Богов. Уверял себя в обратном, но с каждым новым днём всё больше казалось, что он просто кричит и молится в пустоту для того, чтобы она кричала в ответ всякий раз, когда он пытается поговорить с ними. Может быть ему просто не хватало собеседника, который не подставит щеку уличному мальчишке. Может его «поклонение» на самом деле было лишь каким-то странным сочетанием его одиночества с верованием. Что бы это ни было, Томми это тешило, было повседневной рутиной так сказать. Этого было более чем достаточно. "Привет…" — Обращался Томми к напротив стоящей статуе. Чаще всего голоса проповедников без каких-либо усилий разносились по величественному зданию, но невероятная акустика храма не могла уловить низкие децибелы воображаемого голоса Томми, даже эха не было слышно. "Э… ты не поверишь, произошла такая странная хрень. На днях я проснулся с каким-то… очень дорогим одеялом на ногах. Это было довольно пиздато. Круто, конечно. Минутку…" — Томми быстро роется в своей сумке, вытаскивает плед, словно ребенок выступающий перед всем классом, чтобы показать и рассказать. — "Посмотри на это! Круто, правда?" Никто не ответил. Томми вздыхает и накрывает ноги пледом. В храме достаточно тепло, но тяжесть пушистого одеяла заставляет его чувствовать себя в безопасности. — "Честно говоря, это все новости, которые у меня есть. Извини за то, что я такой скучный, но. .. Хей, чел, ты всё равно меня не слушаешь!" — Краем глаза Томми замечает мерцание свечей. Его взгляд ловит момент, когда ярко-оранжевое пламя вспыхивает ясным жёлтым, поднимается все выше ярко вспыхивая. Иннит шокировано вскидывает брови и открывает рот — "Забудь, я уверен, что слышишь." Жёлтые цвета снова становятся оранжевыми и Томми искренне улыбается на грани того, чтобы рассмеяться. Он давно не смеялся искренне, как ребёнок. "А ты, шутник, ссыкуешь, чтобы говорить по-настоящему?" — Возможно, это не лучшая идея называть богов ссыкунами, но в этом был весь Томми. Он не знает, нужно ли ему съежиться от страха или захихикать, когда огонь искрит ярко-красным. Но он выбирает последнее, его заливистый смех громко разносится по пустому храму. "Не нужно злиться, мы просто болтаем" — с юмором говорит он. Свет остается красным, но пламя горит слабее и тусклее. «Что бы это значило?» "После столь долгого разговора со мной ты разозлился из-за этого? В чём проблема, мужик" — снова оранжевый. Томми расползается в ухмылке, закидывает ноги на скамейку и лениво ложится на спину. Он роется в своей сумке, достает маленькое яблоко, которое он …законно приобрёл… на отложенные деньги. Он откусывает кусочек поспешно проглатывая, прежде чем снова заговорить. У него достаточно совести, чтобы не говорить с набитым ртом перед богами. "А ты начинаешь мне нравиться, свечечный мужик. По крайней мере, у тебя есть чувство юмора" — Свет остается оранжевым. Нейтральный? Он смотрит в неподвижные мраморные глаза бога, смотрящих на него сверху вниз и хмурится. Они не часто общаются с людьми так приватно обыденно, а если говорят, лишь с высокопоставленными проповедниками и всего один раз. Почему именно он? "Так что… любитель свечей. Я разговариваю с вами, ребята, уже несколько минут. Ты немного опоздал." — Свечи приобретают не совсем красный, скорее более тёмный оттенок оранжевого. "Э-э, я не знаю, что этот цвет значит." — Он снова становится чисто оранжевым, Томми приподнимает бровь пожимая плечами и снова надкусывает яблоко. "Я думаю, это круто, ты решил поговорить со мной, но я действительно не знаю, что это значит" — Томми резко кое-что осознаёт и замолкает, мысленно отступая. — "Или… знаешь, это честь для меня и всё такое — общаться с Триадой. Я чувствую себя… благословенным..?" — Это скорее похоже на вопрос, чем согласие, Томми вздрагивает. Он не знает, что сказать, ясно одно - он не может вести себя как подросток-правонарушитель, который ругается с торговцами на улице, когда ему выпадает честь поговорить с богами. Но что, чёрт возьми он должен делать? Мгновенно он ощущает отдаленное чувство чего-то, напоминающего вину. Подросток с тяжестью откидывается на спинку скамьи и немного опускает голову, уверенность и дерзость, которые он когда-то излучал, вернулись обратно в его тело вместе с решительностью. "Без обид, но… ты зря тратишь своё время, свечник." — Свет остаётся оранжевым и он воспринимает это как сигнал продолжать. — "Я действительно не стою усилий. Я уверен, что есть много людей с которыми тебе будет лучше поговорить, понимаешь…?" — Иннит смотрит на свечи. Они долгое время остаются оранжевыми, прежде, чем вспыхнуть гневным ярко-красным пламенем. Оно становится всё выше и выше и Томми прижимается спиной к скамье, что-то среднее между шоком и страхом оседает в его голове. Вокруг него свечи, горевшие оранжевыми на протяжении всего его разговора, сейчас вспыхивают маяками темно-малинового света и растут к потолку. Вот оно. Он должен был просто смириться с этим, философски рассуждать о том, как он польщён подобным вниманием богов, а вместо этого он оскорбил Их. Храм точно скоро сгорит, и Томми вместе с ним. Подросток вжимается в скамью словно пытался слиться с ней воедино, будто она могла спасти его от неминуемой гибели. Красный разноситься дальше по комнате, а в воздухе начинает образовываться дымка. Томми крепко закрывает глаза и готовится к удару, готовиться к тому, что жар станет ближе, а пламя лизнёт его одеяло. Но этого не происходит. Медленно, осторожно он снова открывает глаза и видит, как когда-то бушующее пламя успокаивается до нежно-белого цвета и снова возвращается под опеку свечей, больше не касаясь высокого потолка. Подросток полностью открывает глаза и нерешительно садится, оглядываясь по сторонам. Каждая свеча уменьшилась, её цвет спокойный, нежный. Он облегчённо вздохнул и позволил напряжению покинуть свои плечи. Как ни странно это, похоже извинения. Он смотрит на пламя еще мгновение, невольно прижимается к одеялу ближе. Не то чтобы он боялся богов. Он, вероятно, мог бы послать каждого из них (По крайней мере он мысленно говорил себе, что мог) "Это э-э… это было не-немного напряжно, свечечный мужик." — свечи остаются белыми. Томми не может подобрать ни одного слова.

* * *

Солнечные лучи медленно проникают в окна, Томми достает из сумки кусок хлеба. Если верить гно́мону, которым так гордился жрец, близился полдень. В последнее время Иннит по какой-то причине мог позволить себе роскошно пообедать. Трёхразовое питание стало более-менее естественным. Он откидывается на скамью, свечи ничего не делают. Парень откусывает кусок хлеба, снова ничего не происходит. Нерешительно но всё таки он проглатывает кусочек. Боги никогда раньше не гневались на то, что кто-то ел в их храме, но… как говорится - «всё бывает в первый раз» А после недавнего инцидента с демонстрацией красного пламени, Томми не хочет рисковать и злить кого-то ещё больше, что он, по-видимому, уже сделал. В храме тишина. Свечи продолжают гореть холодным жёлтым светом, а в воздухе витает запах ладана пока Томми тихо ест, избегая взгляда статуй. У него не так часто появляется свободное время на отдых и банальный приём пищи в течение дня — он всегда застревает между 'молотом' и 'наковальней', пытаясь выжить, — поэтому точно не знает, что с собой поделать. Минуты идут незаметно и Томми решает поднять глаза, свет от цветного стекла идеально падает на каждую из соответствующих статуй, подросток улыбается. Насчёт этого. .. Проклятые священники были правы. Ядрёный красный цвет ложиться на статую Кровавого Бога, самый слабый из полчища ярких зелёных тонов окрашивает плащ Ангела, а пастельно-жёлтый мягко падает на мрамор Сирены, его оскверняет лишь небольшая трещина. Томми встает со своего места и подходит к статуе Сирены. При росте в семь футов Томми не мог смотреть Триаде в глаза, но её он видел ясно — маленькую трещинку в первозданном мраморе на лице Сирены наполненную жёлтым светом. Подросток проводит пальцем по трещине и она в мгновение увеличивается в размере. Звук достигает его ушей, он делает паузу, переводит взгляд с маленькой ямочки на щеке Сирены в его добрые глаза, где образуется ещё одна трещина. Затем снова и снова. На втором глазу камень разбивается. Томми пятится в противоположную сторону от статуи с диким взглядом, оглядывается по сторонам в то время как пустота наполняется тихими хлопающими звуками. Осколки мрамора отскакивают от статуи, зловеще звякая о землю. Томми должен уйти, должен собрать свои вещи и убежать, прежде чем кто-то придёт, увидит и обвинит в бесчинстве первую попавшуюся уличную крысу. Но когда он разворачивается, чтобы схватить свою сумку, свечи снова сдвигаются, Томми застывает на месте. Они снова горят оранжевым и привлекают его внимание, у него нет другого выбора, кроме как стоять и пристально наблюдать за ними. Куски мрамора с грохотом падают на гладкий пол, а трещины на статуе не прекращаются, становится интенсивней, больше, глубже. Подросток затыкает уши крепко зажмурив глаза, он пытается не обращать внимания на звук. «Ему всё это кажеться, это просто дурная фантазия, всё в порядке, в порядке!» Начнём с того, что Томми не суеверный человек и далеко не самый религиозный в отличие от остальной части их сообщества, но это? Это могло быть только посланием всевышних, что именно за послание он не знал. Иннит медленно но верно приближался к панике, пока не почувствовал тяжесть от чужеродных прикосновений на своих плечах. Он медленно, с осторожностью открывает глаза и смотрит вверх — Небесно-голубой сливается с темно-коричневым, с вкраплениями сияющего янтаря, вьющимися коричневыми волосами и мягкими чертами. Перед ним стоит высокий брюнет, он улыбается ему сверху вниз с такой добротой в глазах, коей Томми никогда не видел в своей жизни полной хаоса и раздора. У него был длинный белый плащ, Томми даже мог различить витки нитей из чистого золота прошитых в каждом шве. Локоны пышной длинной чёлки развевались на ветру и ниспадали занавеской на глаза, а на голове обруч, ценность которого Томми мог себе лишь представить: сияющее серебро с острыми пиками и металл, такой отполированный и блестящий, что Томми вынужден отвести взгляд . . Позади мужчины два очертания — щупальца из золотого света протянувшиеся через пернатый плащ позади него, вытянутые так, что свет касался стен храма по обе стороны от фигуры, настолько прозрачные, что Томми мог развидеть сквозь них спины статуй, но и чересчур яркие, чтобы он мог их разглядеть. Крылья. Крылья архангела. Томми к большому удивлению понимает, что узнает этого человека. Это тот самый незнакомец из храма, что несколько недель назад прервал его божественный разговор. Через его крылья Томми мог видеть статую Бога-Сирены, полностью разбитую на ветхие реликвии своего прежнего «я», и, наконец до него доходит… Сильные скулы и острый подбородок, добрая улыбка и мягкие черты лица… — "Приятно наконец повидаться с тобой. .." — стоит ему заговорить, по помещению эхом разлетается мрачная нисходящая интонация и шикарный акцент, они так поразительно, пугающе знакомы. Его голос жуток, как и в первый раз, когда Томми с ним встретился. Итак. .. Собрав кусочки воедино, Томми делает то, что сделал бы любой нормальный человек, столкнувшись с физическим проявлением божественного существа за пределами его понимания, ласково улыбающегося ему, как если бы это был обычный день — Он кричит. Громко. "Какого хрена?!" — пищит Томми пронзительным голосом, на который, кажеться, даже сам не знал, что способен. Челове- Бог съеживается, золотые перистые крылья резко втягиваются в себя; те, что когда-то достигали стен с обеих сторон в полном размахе, которые должны были составлять пять или более метров, теперь спокойно складывались у него за спиной. Он протягивает ладони к Томми в успокаивающем жесте. — "Эй, эй, спокойно…" "Спокойно?!" — возмущённо спрашивает Томми. "Что, чёрт возьми, только что произошло? Кто ты?" — Мужчина кажется искренне сбит с толку, его лицо сморщивается, он наклоняет голову и каштановые пряди падают ему на лицо. Томми готов поклясться, что видел золотые блики сияющие в желтом свете цветного стекла, танцующие в его волосах. Этот человек, блять, сияет. "Я…Бог?" — он невозмутим. Томми яростно качает головой и отступает на шаг. "Это точно наркота или другого рода дерьмо" — говорит подросток указывая на человека- Ангела? Бога? Плод его воображения? - спорно. "Это не реально. .." — Он смотрит вниз, затем обратно на Томми поднимая и сгибая бровь. "Я чувствую себя вполне реальным" Томми не знает, что делать, что думать, что говорить. Ничего не знает, поэтому просто смеется. Прыскает, заливается адским смехом перед человеком, которому молился и на которого равнялся столько, сколько себя помнит. Сирена поднимает бровь глядя на Томми, но ничего не говорит, пока тот продолжает смеяться уже про себя. Это больше походило не на искренний смех, а на своего рода нервный срыв. А что ему нужно было делать? "Я… я что-то не то сказал?" — спрашивает Сирена. Томми поднимает глаза и всё внутри него сжимается, потому что, чёрт возьми, это Сирена прямо перед ним, и чёрт возьми, он смеётся над ним, и чёрт возьми, он точно собирается убить себя после такого. Но Смерть врядли придет за ним в ближайшее время — это был бы уже перебор богов, увиденных лично Томми за один день. Вместо этого Сирена тоже начинает смеяться, когда Томми снова поднимает взгляд, парень хихикает несколько неловко и почесывает затылок. "Признаюсь, я не ожидал, что все пройдёт так" — Голос возвращает Томми к реальности. Он, кажется, отдаёт вибрацией в его черепе даже после того, как Сирена перестает говорить, и эхом разносится по пустому залу святилища. Томми поражен осознанием того, что это не сон — он только что смеялся над Богом. Он замерает. "Боже. .. мне жаль, мне так жаль!" — быстро выговаривает он опускаясь на пол в поклон божеству. — "Мне очень жаль, я не знаю, что на меня на-…" Ему не дают закончить предложение. Рука Сирены снова ложится ему на плечо, подросток поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Должен ли он смотреть ему в глаза? Это вообще разрешено? Нет. Он должен смотреть вниз. "Не бойся. И пожалуйста, не кланяйся, малыш" — Томми колеблется, встаёт. Он начинает говорить, его голос неистово дрожит — "Я-я не ребенок. Я б-большой человек" Сирена только криво улыбается Томми, он чувствует, как что-то странное расцветает в его груди, теплое чувство разливается по нему, направляется прямиком в сердце и разносит по всему телу. Что-то есть в этом выражении, чего он не может определить — нежность, доброта, конечно, но есть ещё что-то; что-то вроде гордыни. Никто никогда раньше не гордился Томми. "Конечно. Очень большой мужчина, Томми." — Он стоит как вкопанный и недоверчиво смотрит на Сирену. Конечно, он должен был предположить, что бог знает его имя — разве они не должны знать всё? Но чёрт возьми… Один из Триад обратился к нему, к Томми, обычному уличному вору по имени. Блядь. Парень с головой погружался в свои мысли. — "Ты… хах, ты знаешь мое имя. Дерьмо… тоесть нет! Не дерьмо, я не должен ругаться, или… э-э…" Сирена слегка посмеивается, звук моментально доносится до виска и на некоторое время Томми начинает чувствовать, что действительно соответствует своему имени. Он долю секунды чувствует себя почти невесомым, потерянным в звуке, подобном церковным колоколам и шелесту листьев. Это вводит в заблуждение. "Надеюсь, ты знаешь моё?" — спрашивает он понимающе, Томми кивает. "Для меня большая честь разговаривать с одним из членов Триады. Ваша, гм, ваша репутация опережает вас. Я польщён твоим- вашим присутствием, Лорд Сирена Златоуст" — говорит Томми, спотыкаясь на каждом слове и пытаясь звучать как можно искренне. Но он не может сдержать тревогу, охватившую каждую его мысль. То, как Сирена поднимает бровь, заставляет Томми задуматься, будто он наконец совершил ошибку и разговор для него окончен. Это уже не первый раз, когда Томми ошибается. Сирена просто машет рукой и усмехается. "Не нужно этих формальностей. Думаю мне нужно представиться должным образом, не так, как эти люди" — он неопределенно указывает на храм в целом — "заставляют вас называть меня официально." "Пока обращайся ко мне просто Сирена, пожалуйста." — Он протягивает Томми руку, подросток просто смотрит на неё в замешательстве. "Ты… хочешь, чтобы я пожал тебе руку?" —вопросительно смотрит Иннит в ответ. Рука тут же отдергивается, божество кажется несколько сбитым с толку. "Ох, разве люди так сейчас не делают?" — Томми смотрит на Бога, рассматривает его лицо со всех сторон пытаясь в нём что-то найти. "Я имею в виду, делают, просто… могу ли я прикасаться к тебе?" — Бог только посмеивается над глупым вопросом и качает головой. "Томми здесь нет никаких правил. Я просто говорю с тобой на равных." — Эти слова потрясли Томми до глубины души, он чуть приоткрыл рот. На равных? С Триадой? Без шансов. Нет, это неправильно во всех смыслах. — "Я… ты уверен, что говоришь с нужным тебе человеком?" — спрашивает Томми, прежде чем задуматься. Завидев крайне растерянное выражение лица Сирены, он продолжает, несколько задыхаясь от собственных мыслей. — "Я имею ввиду, я польщен, это потрясающе, я бы никогда в жизни не подумал, что встречу тебя. Но знаешь...хах... есть люди поважнее. Я даже близко не ровня тебе, понимаешь? Думаю, ты выбрал не того парня, я просто уличный-…" "Тишина!" — Томми замолкает. Должно быть, в этом слове есть что-то неприятное для него, непростительно оскорбляющее его чувства, потому что, как бы Томми ни пытался потянуть свои голосовые связки, чтобы произнести простые извинения, у него ничего не выходло. Язык столбенеет. Конечно. Томми машинально кивает, смотрит в глаза Сирены и отшатывается. Его тёмно-коричневые зрачки превратились в ослепительно-золотистые, закрученные, словно сияющее жидкое зелье, Томми время от времени видел на прилавках рынков процесс их изготовления. Духовные зелья. ..хах . Движущиеся венчики светоносных архангельских крыльев снова расправляются, присутствие Бога в комнате, сейчас кажется более властным. Томми слабо дышит ожидая продолжения разговора. В кружащемся золоте святых глаз нет зрачков, лишь белоснежные подобно пустоте белки испепеляют Томми взглядом, словно само солнце, палящее ему в душу. "Ты сомневаешься в Нашей воле?" — Его голос эхом разноситься по храму, такой грубый. С него аж сочится враждебность. Томми лихорадочно качает головой с такой скоростью, гляди, вот-вот отлетит. Глаза его танцуют от страха, а лицо искажется в гримасе ужаса. Бог замечает напряжение подростка, крылья аккуратно складываются за спиной своего владельца. Томми расслабляет трясущиеся плечи, но лишь слегка. "Можешь говорить…" "Извини" — тут же говорит Томми — "Я не хотел, извини, я уверен, ты знаешь, что делаешь и с кем говоришь." Золотая жидкость пришедшая на место глаз Сирены стекает вниз, обнажая добрые шоколадные радужки под ней, он кивает. "Да, я уверен, что искал именно тебя" — Томми неуверенно соглашается — "Ага, итак. ..э-э. .чего ты хочешь?" — Томми вздрагивает от слов, стоит им сорваться с его уст. Чёрт, ему следовало бы быть повежливее с богом, слова совсем не вяжутся, в голове каша, подросток начинает паниковать снова. "Томми" — мрачный тон рассеивается, на его место приходит мягкий полу-шёпот — "я хочу даровать тебе благословение Триады." Томми не понимающе таращится на него. "Ты что?" — говорит он тихим голосом. Бог снова расползается в улыбке, Иннит впервые замечает, какие невероятно белые и острые у него зубы. Мысль не утешительная. "Благословение Триады, Томми. Ради твоего процветания и благополучия, чтобы никто никогда не заставлял тебя спать на морозе" — Подросток в оцепенении. Он с шоком смотрит на Сирену, совершенно не вслушиваясь в его речь. "Дай мне руку, Томми" — Он не собирается снова перечить Богу. Он протягивает ему руку. Всего на мгновение, но оно кажется вечностью, его рука становится тёплой — ощущение, будто он горит изнутри, кровь в его венах несёт жар от его руки вверх по артериям прямиком к сердцу. Яркий свет охватывает обе руки, ощущение жжения во всём теле покидает его. Бог снова говорит, голос принимает округлую мелодическую форму, как оркестровая музыка, обостряя чувства Томми. "Я благословляю тебя, смертный Томми Иннит, от всей Триады. Пусть никто и ничто из мира верхнего, контролируемое и не только, не причинит тебе вреда, кости твои никогда не сломаются, а плоть не разорвется под натиском кровоточащего сердца" — Острая боль в груди пронзает Томми заставляя согнуться пополам, но Бог держит его руку железной хваткой, до синяков сжимает кожу, будто это может облегчить её. "Никакие ночные твари не посмеют терзать тебя своими кошмарами, пока Ангел Смерти дарует тебе свою защиту" — Схваткообразная боль пронзает голову Иннита, он сжимает зубы, крепко зажмурив глаза. Сирена не отпускает. "Будь уверен, твоя кровь не оставит больше пятен, тяжесть посредничества ляжет на твой язык, как дар Серебряного" — Металлический привкус крови наполняет рот подростка, он по инерции открывает его, чтобы выплюнуть жидкость, но ничего не выходит. Вкус остаётся. Томми давится, на что получает сочувственный взгляд от Бога, но тот не останавливается. Сирена произносит несколько фраз на непонятном для Томми языке — архаичный, раздражающий его слух звук с резкими гласными и округлыми согласными создаёт смертельную симфонию сверхъестественных слов, плавающих в его мозгу, впивающихся когтями в ткань и зарывающихся в 'дом' в глубине его черепной коробки. Он содрогается когда воображаемые крылья мысленно раскрываются в подсознании. Томми начинает жалеть, что не уточнил, насколько ужасно болезненным будет заслужить благосклонность богов. Если бы он знал больше о подобных вещах, ему наверняка не казалось бы, что кровь идёт из его ушей. Ранее этого будто не происходило вовсе. Яркий свет, окутывающий руку Томми, исчезает как и острая боль разрывающая его тело. Он открывает глаза, но не замечает ни взбитых золотых ирис, ни ожидающей доброй улыбки. Ничего Его встречает лишь пастэльный мягкий свет от витражей окрашивающих пол перед ним и три нетронутые статуи без единой трещины в поле зрения.