Мне тоже больно

Дазай расстелил белоснежную кровать и стал переодеваться в свою потрепанную домашнюю одежду. — Дазай, дай мне одежду какую-нибудь, не хочу пачкать свою костюм. — после каждого слова Чуя икал. — Конечно. Дазай нашел самую чистую и красивую пижаму и дал ее Накахаре. — Спасибо… — Не за что! Переодеться можешь в комнате или ванне, а я в кровать. Свет выключаю? — Н-нет, я сам. — Хорошо. Дазай без лишних вопросов ушел в комнату и развалился на кровати. — Какой чудесный день, какой чудесный я, пара-пам-пам-пам. — напевал Осаму. Он ждал Накахару и смотрел в темный угол комнаты.        Чуя же не стал делать все так открыто и переоделся в закрытой ванной комнате. Он нажал на выключатель, как только свет погас, он мигом побежал в комнату и прыгнул на кровать, сохранив невозмутимоей лицо, чтобы не потяреть вид.        Он упал на уже лежавшего там Осаму. — Кхе, ты чего, так испугался? — Пф, нет конечно, Портовые псы не боятся! — А причем тут — Дазай резко замолчал, шутить было неуместно в этой ситуации, можно и огрести. Пока Дазай думал, что можно сделать, чтобы разрядить обстановку, Накахара сам того не подозревая пристроился на нем, и положив голову на грудь, закрыл глаза. Когда Дазай хотел что то спросить, Чуя уже был в стране грез и смотрел яркие или не особо сны. — Ахах, соня — после он улыбнулся и посмотрел на спавшего ненаглядно желаного Накахару. Дазай аккуратно обнял бывшего напарника, поцеловав его в лоб, еле касаясь губами лишь бы не разбудить. Чуя так близко, в животе трепещут давно убитые бабочки, снаружи он такой невозмутимые, словно неспособный на нежные чувства. Осаму разглядывал его прекрасные волосы, словно бронза или яркий пылающий огонь, по телу проносятся мурашки, а вот его ресницы, его веки так чудесны. Такие нежные черты лица, а его ухоженное стройное тело только чего стоит, кажется всех богатсв мира на это не хватит. Вот только утром смотришь за ним из далека а сейчас он полностью гаснет в твоих объятиях. Так он и уснул в обнимку с идеальным в его глазах Чуей.