Разбитые сердца

— Отдай телефон! Жалкая пародия на человеческий вид, — шипит Сказитель. — Остынь, приятель. Так ты никогда не сделаешь первый шаг! — Какой, архонты тебя подери, первый шаг? — Первый шаг в вашем общении. Честно, Тарталья хороший друг. Добрый, отзывчивый, заботливый, и далее по списку. Но есть одна вещь, которая может нахрен затмевать все его положительные качества. Ему не знакомо такое понятие, как личное пространство. Именно поэтому Сказитель сейчас, грозно пыхтя, пытается отобрать у этого говнюка свой несчастный телефон (то, что Тарталья — та еще шпала, тоже одно из его мудаческих качеств). И ладно бы, он просто отнял мобильный. Но еще он дохуя любит общение. Общение с контактами Скарамуччи. Он даже не успел среагировать, когда услышал, как Чайлд вслух проговаривает то, что печатает. В мозг ударили гром и молния, Скар мгновенно приблизился к вредному паразиту, но было уже поздно. Звук отправленного сообщения разрезал комнату и слух. Ярость вспыхнула фейерверком в горящих аметистах, и желание убивать было уже не остановить. — Сдалось мне общение с этим меланхоликом, — смирившись, складывает руки на груди и отходит на пару шагов, отворачиваясь от рыжей катастрофы. Нет, он не оскорблен, что вы. — Еще как сдалось. Ты уже месяц только о нем и трещишь, — даже не смотря на этого придурка можно почувствовать его самодовольную улыбку, которую тотчас хочется стереть с этого дебильного лица. — Пиздишь, — зло щурится и оборачивается, искря смертоносными молниями. Пока его подсознание неуверенно задается вопросом, а не правда ли это, Скарамучча упрямо их затыкает, прикусив язык. Еще чего не хватало. Если он когда-нибудь признает правоту Тартальи, то он не выдержит и рассыпется в прах. Все его естество держится на хрупкой гордости. — Увы, — театрально всплескивает руками, будто ему действительно жаль, что его друг неправ. У самого рожа светится так, что хватило бы всей земле, если бы солнце внезапно пропало. — То ты его там в подсобке успокаивал, то он у тебя конспекты по химии просит, хотя присутствует на всех уроках. Ты со мной говоришь только о своем Кадзухе, какой он тихий и спокойный, а потом резко рыдать начинает в замкнутых пространствах. Какой он молчаливый и неуверенный, какой он странный и, ты как-то случайно обронил, красивый. — щеки гневно запекаются противным румянцем. — Мой юный и неопытный приятель, — Тарталья вальяжно разваливается на диване, приняв вид мудрого взрослого. — Когда один человек бесконечно много пиздит о другом человеке, это значит, что он им заинтересован, — совершенно серьезно поправляет воображаемые очки, глядя на Скарамуччу самыми умными глазами. — Так почему бы вам не начать общаться? — Потому что это не твое, нахрен, дело, — цедит цианистым калием, раздирая горло. — Теперь, когда я любезно отправил интересующий тебя вопрос нашему ничего не подозревающему Кадзухе вместо тебя, это еще как мое дело, — ехидничает еще. Вон, как пыхтит, все навыки своего скудного словарного запаса на максимум выкачивает. Думает, Сказитель запутается и ничего не поймет. Однако в общении с этим говнюком вообще бдительность терять нельзя. — Удали, — стреляет стальным гневом прямо в Чайлда, однако он на это лишь тихо фыркает в кулак. — Без обид, дружище, но сейчас ты больше похож на злого гнома. А гномы меня не сильно-то пугают, извини, — спокойно прикрывает глаза, подняв руки в капитулирующем жесте. А потом ржет. Мудила. — К тому же, — мельком щурится в телефон. — он уже прочитал. — Что? — к гневу неприятно подмешивается растерянность, и Скар выпадает в осадок. — Отдай мне телефон! — резко подрывается, сокращая расстояние и почти мгновенно налетая на хохочущего друга. Ну не больной ли? — Ладно, ладно! Только пощадите, о Великий Сказитель! — прикладывает тыльную сторону ладони к голове и откидывает ее назад, страдальчески протягивая мобильный. Через секунду, правда, выкрикивает возмущенное «Эй!», когда оказывается скинут с дивана. Потому что нечего паясничать, не маленький уже. — Да ладно тебе, злюка, пообщаетесь с ним хоть по-человечески. А то я, — кряхтя, поднимается обратно на диван. — устал слушать все, что связано с именем «Кадзуха». Я уже начинаю ревновать, — совершенно по-взрослому складывает руки на груди и дует губы. Отворачивается, для зрелищности. — Поводов нет, — с раздраженным вздохом выключает телефон и стекает вниз по дивану. — Кадзуха, видимо, из тех, кто игнорит на протяжении нескольких десятилетий и в итоге все равно не отвечает. Так что обломись, — выдавливает хитрую ухмылку исподлобья. — Или ты настолько запугал беднягу, что тот боится тебе отвечать, — недовольно выдыхает, заискрив напускным сочувствием. — Но не расстраивайся, — Тарталья включает режим старшего брата. — О! А если вы гулять сходите? — А если ты нахуй сходишь? — ядовито цедит Скарамучча. — И вообще, пиздуй спать. Если я завтра не проснусь, это будет твоя вина, — пихает друга в сторону его кровати, укладываясь на спину. Да, у этого придурка диван и кровать в одной комнате. Мажор хренов. — Правильно, маленьким деткам уже давно пора спатеньки, — Тарталья щебечет голосом заботливой мамы, и Скару становится тошно. Тошно находиться с ним в одной комнате, не то, что общаться. — Одеялком тебя укрыть? — Спасибо, не стоит, обойдусь, — плюется желчью, потому что... Ну бесит он, что поделать? — Чудно, в таком случае, — Чайлд подходит к стене и щелкает выключателем. — Спокойной ночи, Скар. — Иди нахуй. — Когда-нибудь я научу тебя вежливости, не переживай, — он плюхается на кровать, раскинув руки, а в ответ Сказитель выбрасывает в свет луны пассивно агрессивный средний палец, даже не удосужившись подняться с дивана. Да, он ночевал у Тартальи. И нет, он не спрашивал на это разрешение. Просто пришел с самой кислой на свете миной, что уже стало обыденностью за несколько лет их дружбы, и принялся выкладывать весь глухой гнев заинтересованно слушающему Чайлду. Очередная ссора с матерью, закончившаяся немым уходом Скарамуччи из дома. Пока он пыхтел и громыхал, Тарталья беспечно заполнял паузы самыми тупыми на свете шутками. Скар ему за это безгранично благодарен, однако вряд ли он когда-то об этом скажет. Гордость упрямо сдавливает горло звонкими цепями. Или это страх, кто знает. Сказитель отворачивается к стене и крепко задумывается: что подумал Кадзуха, когда прочитал сообщение? Удивился? Обрадовался? Разозлился? Или испугался, как пророчил Тарталья? А может, ему просто все равно, и он прочитал так, из чувства перфекционизма. Скарамучча прикусывает губу и сильно жмурится. Какая вообще разница, что он подумал. Его это беспокоить не должно. Но он задумчиво переворачивается на спину, устремив взгляд на мерцающую за окном луну. И все-таки, что же он... Так. Хватит. Не важно, что «он». В конце концов, Скар надеется, что Каэдехара забудет о его существовании, забудет, что они знакомы и не станет к нему подходить.

***

— Слушай, Сказитель... Он подошел. Сначала неловко помялся у соседней парты, ничего не говоря, а потом, вздохнув, подошел к Скарамучче и с вышеописанными словами аккуратно сел за парту перед ним, сцепив пальцы в замок. — Чем могу помочь? — складывает руки на груди, участливо, дежурно улыбаясь. Прикладывает все свои жалкие усилия, чтобы казаться гуру невозмутимости. Он и есть невозмутимость. Кадзуха на это только еле заметно краснеет, сильнее сжав руки. — Ты мне писал...Ночью... — он замолкает, отведя свой вишневый взгляд в окно и поджимая тонкие губы. Скар почти на это залипает, но вовремя себя одергивает, держась за суть диалога. — Ах, это... да я...просто... — ну, как держась. Все слова предательски плавятся в мозгу, смешиваясь в вязкую противную субстанцию, мешающую говорить. В глазах Кадзухи слабым огнем дрожит неуверенность. — Продолжай. — Как бы выразиться... — внутри Скарамучча усмехается: оба имеют довольно большой словарный запас, как он заметил, но почему-то, стоит им встретиться с глазу на глаз, оба не могут адекватно связать и пары слов. Забавно. И тут звучит тяжелый вздох. — Слушай, не мог бы ты сделать менее безразличный вид? Буду признателен, — Кадзуха мимолетно вспыхивает кровавыми рубинами, напрягаясь еще сильнее. Претензия долетает не сразу, и Сказитель обескуражено округляет глаза. Дежурную улыбку как ветром сдувает, а брови воинственно сводятся к переносице. — А тебя что-то не устраивает? — яд приливает к голове и растекается по всему телу, неприятно покалывая. — Заметь, ведь не я к тебе подошел? По какой причине ты злишься? — надменно приподнимает голову, щурясь. Правда, его подсознание дает ему сильный щелбан за такую резкую смену настроения, однако остановиться он уже не в силах. Нельзя же пропустить язвительную перепалку с самым спокойным парнем в классе! — Я не злюсь, — его взгляд топко стекленеет, блики безжизненно пропадают, и Скару кажется, что он только что пробудил древнее зло, не больше. — Просто меня несколько оскорбляет тот факт, что ты так бесцеремонно делаешь вид, что ничего не понимаешь, — в классе на несколько градусов падает температура, отчего Скарамучча незаметно ежится, сжимая в пальцах край своей кофты. А ведь действительно, чего это он так? Почему Кадзуха вообще так рассержен? Кадзуха вообще так умеет? — А что я должен понимать? — но Сказитель не может не съехидничать, поэтому уголок губ насмешливо ползет вверх, а горящие аметисты выжидающе глядят в холодные рубины напротив. Любопытство переливается в сознании кислотой: как Каэдехара отреагирует? — Сообщение, которое ты мне отправил, — сдержано прикрывает глаза, видимо, формулируя мысли. — Я хотел задать тебе пару вопросов, — на выдохе их открывает, уже более спокойно сверля Скарамуччу вишневой радужкой. — А-а-а-а-а, — Скар даже слегка повышает голос, привлекая внимание пары одноклассников, он по-чеширски улыбается. — То сообщение, что ты бессовестно проигнорировал? — внимательно наблюдает за Кадзухой, который на секунду растеряно поднимает брови домиком. — Что же ты мне сразу не сказал? — утрировано восхищенно вскидывает руки наверх, и неотрывно глядит на Каэдехару. Теперь ему слишком весело, чтобы найти тормоза. — Итак, какие вопросы тебя интересуют? — хитро щурится, складывает руки домиком и медленно укладывает на них подбородок. — Во-первых, я не обязан отвечать на отправленные тобой сообщения, — Кадзуха замораживает своим спокойным испепеляющим взглядом, но Скарамучча упрямо держится. — Во-вторых, я попрошу больше мне не писать, — сквозь толщу ледяного стекла просвечивает прозрачная неуверенность, отражающаяся в алой радужке. Пугающе завораживает. — Особенно, если это была шутка, — стекло идет трещинами, и это, кажется, видит только Сказитель, но и он игнорирует. — С чего бы этому быть шуткой? — заинтересовано склоняет голову набок. — С того, что... — он колеблется всего секунду, но потом градус снова стремительно понижается. — Полагаю, это тебя касаться не должно. — А я все же осмелюсь предположить, что касается, - подпирает щеку кулаком, опустив вторую руку на парту. — Кто знает, вдруг я хотел написать именно тебе? — Сильно сомневаюсь. — Отчего же? Интересный факт: я довольно редко пишу людям. Поэтому можешь считать себя избранным, — щурится, наклонившись чуть вперед. Кажется, кому-то совсем сорвало крышу. Да только Скарамучче неплохо живется и под звездами. Звездами чужих вишневых глаз напротив. — Неужели я настолько интересен? — Кадзуха тоже щурится, видимо, посмелев. - Ни за что не поверю: великий и ужасный Сказитель заинтересован простым смертным вроде меня? — Не тебе судить о моих регалиях и интересах, — огонь в глазах разгорается жутким треском, отражаясь в темных аметистах. Скара всегда раздражает, когда каверкают суть его псевдонима. — О, так все-таки заинтересовал? Неужели я оказался прав? — по его лицу пробегает тень насмешливой улыбки. — Так чего же ты сообщения пишешь? Страх берет подойти вживую? — Хммм...Полагаю, это тебя касаться не должно. — Не хватает слов, берешь чужие? — У тебя, вероятно, есть на них патент. — Похоже, тебе и вправду лучше писать сообщения, нежели говорить. — От кого-от кого, от тебя я такой дерзости не ожидал. — К сожалению, не взаимно. Так вот, насчет переписок... — А что насчет них? Хочешь намекнуть, чтобы я тебе не писал? — Не сомневался, что ты сообразителен. — Но чего же ты так боишься? Тебе неприятно мое внимание? — Ах, внимание? В таком случае, раз я тебе так интересен, может, еще и на свидание позовешь? — Может, и позову! Блять. Оба мгновенно застывают, утопая в бездне неловкости. Кажется, весь воздух покидает легкие, а вместо них пылает пожар. И все внутри горит, запекается на щеках, а потом резко тлеет, оборвавшись, как ненадежный трос. Кадзуха ошарашено округляет глаза. Даже рот приоткрывает, в немом удивлении отклонившись назад. А у Сказителя, кажется, пропадает сердцебиение. Вместе с сердцем. Сзади слышится несколько удивленных выдохов. Да только Скар сейчас отказывается слышать вообще любые звуки. Он только мысленно прописывает себе сильную пощечину и оторопело таращится на Каэдехару. Запал в их разговоре пропадает так же быстро, как и появляется. Тишина пропитывается неловкостью и электричеством, беспокойно мечущимся между атомами кислорода, ища спасения. Воздух металлически тяжелеет, сковывает чугунными цепями и медленно душит. Все язвительные слова обезврежено рассыпаются пеплом на выгоревшие обломки их разговора и кувалдой ударяют по голове. Вместо них в голове остается только самое красноречивое и лаконичное... Блять. Прямо как стремительно ускорившееся сердцебиение. Блять-Блять-Блять-Блять-Блять-Блять-Блять-Блять Тысяча блять в секунду. Он уже даже потерял смысл этого слова. Блять.

***

от: рыжий придурок 16:37 [Ну что, как все прошло???] от: рыжий придурок 16:37 [Пожалуйста скажи что вы идете на свидание]

кому: рыжий придурок

16:49

[слышишь ты, колдун]