Разбитые сердца

— Куда-то торопишься? Или я тебя так напугал? — Ты? Напугал? Архонт упаси! Я просто тебя не заметил. — Правда? Мне показалось, ты был чем-то обескуражен. — Полагаю, тебе показалось. Но Сказитель, будь он не ладен, до жути наблюдателен и почти на сто процентов уверен, что ему не показалось. И Каэдехару он заметил, видимо, раньше, чем тот его. И видел эту резкую, острую, как лезвие катаны, смену настроения на его лице. Сначала оно светилось эфемерной уверенностью ярче солнца, но стоило горящим рубинам скользнуть по Скарамучче, все краски в страхе сползли, а на бледных щеках остался только закатный красный. Скар даже не успел толком осознать, что ему навстречу идет Кадзуха, как тот, испуганно поджав губы, развернулся в противоположном направлении. Это было несколько неожиданно и в какой-то степени обидно. На секунду Сказитель задумался: неужели он действительно настолько напугал парня, что тот готов сбежать, едва его завидев? Однако в голову лезут воспоминания вчерашнего дня и такое же напуганное лицо Кадехары в конце их неловкого диалога. И, судя по тому, что Скар видел на протяжении прошлых двух месяцев, Кадзуху в принципе пугают все социальные взаимодействия. Сказитель видит в этом схожесть с собой, что выглядит весьма забавно, несмотря на то, что может за этим крыться. А кроется за этим всем, несомненно, что-то страшное. И Скарамучче почему-то это кажется интересным. Для справки: Скарамучче мало что в жизни кажется интересным. Честно, он и не думал, что Каэдехара придет. Был почти уверен, что он после этого заберет свои документы из школы, переедет в другой город, а может и в другую страну. Скар, если уж совсем честно, тоже не собирался никуда идти. Он несомненно готов был убить Тарталью за то, что тот так и не научился соблюдать чужое личное пространство и нагло назначил ничего не подозревающему Кадзухе и Сказителю время свидания, на которое оба не горели желанием идти. Скарамучча правда не собирался идти. Но злоебучий Чайлд просверлил ему мозг уговорами "просто" пойти в этот парк. "Сам подумай, одни плюсы: подышишь свежим воздухом, а если твой Кадзуха уже не пакует чемодан в Ли Юэ и все же решит прогуляться, будет еще лучше" Скар уже был готов свернуть ему шею, когда тот назвал Каэдехару его. Но этот говнюк со своей дебильной харизмой и дебильными ораторскими качествами всегда осуществлял свои задумки, какими бы тупыми они не были. И, как правило, от этих задумок всегда страдает Сказитель. Поэтому теперь он около часа бродит по парку с самой угрюмой в мире миной, исподлобья озираясь на прохожих. Скар отчаянно пытается убедить себя, что никого он не ждет, просто пришел прогуляться по парку, вон, какая погода хорошая. Но, когда часы на телефоне показывали ровно пять вечера, и он не увидел никого с пепельными волосами на горизонте, настроение стремительно упало куда-то на уровень бездны. И вот, уже шагая к выходу, он все еще ловил себя на том, что выжидающе оглядывает почти безлюдные тропинки. Хочется с размаху ударить себя об стенку пару раз, чтобы выбить весь этот бред, пропитанный слепым интересом и приторной надеждой. А потом он поймал чужой вишневый взгляд, искрящийся напряжением и страхом. И настроение почему-то уже перестало казаться таким мерзким. — Так что, какими нитями судьбы тебя занесло сюда? — о, Сказитель ненавидит свою язвительную сторону так же, как и обожает. Обожает так же, как и растерянное выражение лица Каэдехары. Его глаза на мгновение округляются, отражая весь спектр непонимания, но затем, уловив в искрящих аметистах наглую недосказанность азарта, мутная радужка наливается ясностью, становясь, кажется, на пару оттенков ярче. Он понимает. — Дивная погода, чтобы прогуляться, разве нет? — Каэдехара складывает руки на груди, скупо ухмыляясь. Месяц назад Скар бы и подумать не мог, что его одноклассник способен ухмыляться. Тем более вести с ним язвительную перепалку. — Думаю, ты здесь по той же причине. Или ты больше предпочитаешь мрак ночных улиц? — архонта ради, кто подменил Каэдехару Кадзуху? — Ты на редкость проницателен, друг мой, — яд так и сочится с его тонких губ, тихо шипя. К этому сладкому вкусу подмешивается терпкая горечь правды, которую Сказитель так умело тасует в своих высказываниях. — Поверь, твоя темная аура выдает тебя с поличным. — Чего не скажешь о тебе. — Что? — Ты ведь тоже тот еще полуночник, признай, — Скар по-садистски упивается тем, как недоуменно бегают вишневые глаза, ища ответ на колкое разоблачение среди деревьев. Но Каэдехара мгновенно возвращает себе самообладание. — Основываешься только на том, что в один день я был онлайн в позднее время? — Скорее на том, что ты онлайн каждую ночь, — Скарамучча уже был готов вновь наслаждаться своим очередным триумфом, но был вынужден беспросветно им захлебнуться. — То есть, ты хочешь сказать, что каждую ночь следишь за мной? — и... разрази Скара гром, как же Кадзухе идет улыбка. И как же сильно горят щеки, опаленные закатом чужих рубинов. Черт. — Нет, конечно нет! Просто... — Прошу, оставь свои скудные оправдания при себе, — Каэдехара прикрывает глаза, выставив ладонь вперед. Так культурно его еще не затыкали. — Похоже, у нас тут интеллектуальные дебаты, а не свидание, — Сказитель давит кривую усмешку, а потом замечает, как Кадзуха смущенно отводит взгляд. — Оу, неужели ты стесняешься называть вещи своими именами? — А разве это похоже на свидание? — Скар видит, как собеседнику сложно выдавить из себя слова, преодолевая жутко яркий румянец. И он без зазрения совести этим наслаждается. — По-моему, звучит слишком уж помпезно, — Кадзуха просто умилителен в своей невозмутимости, которой он безнадежно пытается прикрыться, однако бешено бегающие зрачки выдают его с головой. — Мы потратили уже пять минут своей жизни на пустую беседу. — Неужели тебе настолько неприятно мое общество, приятель? — приторность и притворность этого диалога стекают, как закат за их спинами. — С каких пор мы стали приятелями? — Каэдехара недоверчиво поднимает бровь. — С этих, — Сказитель спокойно пожимает плечами, отворачиваясь от Кадзухи. Начинает постепенно удаляться, сложив руки за спиной. Почему-то уверен — он за ним пойдет. На грани периферии еле заметно оглядывается, и удовлетворенно усмехается: Каэдехара, сощурившись, неуверенно шагает следом. — Наглости тебе не занимать, приятель, — последнее слово будто прошло через мясорубку, но при этом звучало так приветливо, что мозг Скарамуччи дал сбой. — Как и скромности, — прищуром улыбается, хитро так. — Наглость, как известно, — второе счастье. — А что же тогда первое? — Кадзуха устремляет задумчивый взгляд в цветастое небо, но почему-то резко его опускает, поджав губы. — В смысле... — Интересный вопрос, — Скар перебивает его не столько из-за желания поддержать диалог, сколько из-за нежелания слушать, как Каэдехара с растерянным взглядом пытается оправдаться. Оправдания всегда отдавали неприятной горечью где-то в душе, если, конечно, у Сказителя таковая имеется. — Я считаю, счастье — понятие широкое. Настолько широкое, что его попросту не может существовать. Существует только наслаждение, которое ближе к физиологии и логике. Счастье придумали романтики и моралисты. Я не первый и, тем более, не второй, — Скарамучча говорит и сам не замечает, как приторность яда перестает отпечатываться на языке, а мысли полностью синхронизируются с речью, отбрасывая все примеси. Как только он начинает это понимать, где-то в сердце зарождается вселенский ужас, а руки незаметно сжимаются в кулаки. Это все нехорошо. Его подсознание, к несчастью, говорит обратное. — Вот как... — Каэдехара удивленно переводит взгляд на Сказителя, и рубины переливаются многогранником эмоций. Настолько быстро, что Скар не успевает разгадать хотя бы одну. — Признаться, не ожидал такой открытости, я впечатлен. — Взаимно. — Как бы прозвищу "Сказитель" не потерять своей загадочности. — Думаешь, оно загадочное? — Скарамучча беззлобно прыскает к кулак, сверкнув аметистами. Мысленно себя осекает. Он позволил себе улыбнуться. Вернее, не так. Каэдехара заставил его улыбнуться. И до жуткого непонятно, хорошо это или плохо. — Ты ведь не просто так придумал себе прозвище? — Кажется, я уже говорил тебе, что ты поистине проницателен. Как сказать Каэдехаре, что вся загадочность рушится по его вине? Скар видит, как он закусывает довольную улыбку и смущенно отворачивается. Его скрытности можно только поразиться. А Сказитель чувствует, как импульсивно хочет, чтобы Кадзуха не отворачивался. Потому что он хочет увидеть его улыбку. Это точно плохо. — Тебе не кажется это глупым? — слова сами собой слетают с языка, за что его тут же хочется прикусить. Барьер скрытности, многими годами затачиваемый сталью, разваливается, как карточный домик. — Твое прозвище? — с каких пор он научился ехидничать? — Что? Нет! Я про... — Скар неопределенно водит руками вокруг себя. — ...Все это... — Мир в целом? Да, довольно глупая вещь, — но Сказитель мотает головой. — Что ж, я все-таки ошибся касательно уровня твоего словарного запаса, — Каэдехара одаривает его скептичным взглядом снизу вверх. — Кто ты такой и куда дел Каэдехару Кадзуху? — недовольно щурится и раздраженно вздыхает. — Я имел в виду эту ситуацию... Не находишь ее глупой? — складывает руки на груди, повернувшись к собеседнику. — Отчасти, — он впивается своими рубинами в дорожку, по которой они идут. — Если честно, я удивлен, что ты пришел, — Скарамучча было открывает рот, но Кадзуха его перебивает. — И я не поверю в историю о том, что ты просто решил прогуляться. Я пол жизни хожу по этому парку и почти ни разу тебя не виде... — он осекается, закусив губу. И до Сказителя доходит. — Странно, — голосу снова возвращается приторная интонация. — Тогда я, вероятно, едва вытащил из реки другого Кадзуху. Очень странно, — кончики ушей Каэдехары мгновенно вспыхивает, и он неловко потирает шею, снова отведя взгляд. Против воли в голове скользит мысль о том, какой он милый. Но Сказитель тут же крошит ее в щепки. — Я сказал "почти", — безнадежно отбивается он, но тут же сдается. Бесполезно. — В любом случае, как я ранее говорил, факт того, что ты пришел, был для меня удивительным, — пытается перевести тему и вернуть себе былое спокойствие, что кристально чисто видно. — Для меня тоже, — совершенно серьезно отзывается Скар. — Я правда не собирался идти, но были... обстоятельства, — последнее слово он произносит до жути недовольно и зло, что Кадзуха недоуменно переводит на него взгляд, но все же решает тактично промолчать. — А вот то, что пришел ты, было действительно шокирующе, — в этот раз сказать Кадзухе мешает сам Скарамучча. — Ты не выглядишь как человек, который всерьез воспримет брошенные сгоряча слова, и пойдет на свидание с не сильно-то знакомым человеком, — и лишь спокойно пожимает плечами. — Если так можно выразиться, у меня тоже были обстоятельства, — Каэдехара неопределенно ведет плечами. Скар пытается вглядеться и понять, что же это за обстоятельства из-за внезапно нахлынувшего любопытства, но рубиновый витраж чужих глаз все еще непробиваемый. — Так что я тоже не изъявлял особого желания, без обид. — Однако в данный момент ты не выглядишь особо недовольным, не правда ли? — Сказитель невозмутимо прикрывает глаза, склонив голову вбок. Он не понимает, откуда взялось это чувство триумфа, и не понимает, чему он так радуется. Но от нежелания терять лицо он откладывает эти мысли на потом. — Почему я должен быть откровенным? — в голосе проклевывается нотка возмущения, которая режет воздух, но она тут же пропадает, сменившись минорным аккордом. — А я тебя заставляю? — искренне недоумевает Скарамучча. И, учитывая, как редко он бывает искренен, это кажется чем-то запредельным, выходящим за все рамки. Потом он замечает сомнение вместе с озарением в вишневой радужке. Она, кажется, начинает светиться, — вероятно, по вине заходящего солнца, — и это выглядит почти волшебно. Как жаль, что Сказитель перестал верить в волшебство. Если он хоть когда-то в него верил. — Ты прав, — после недолгой паузы Кадзуха вздыхает, и Скар не может уловить эмоцию этого действия. — Просто я... не привык... — Быть откровенным? — вырывается прежде, чем Каэдехара успевает закончить свою мысль. Что-то между ними металлически звенит в попытках сломаться, только вот природу этого звука Скарамучче не понять. Но понять он очень хочет. Рубины глядят обескураженно, но отчего-то восторженно. — Верно... — только и роняет он. — Знакомо, — загадочно бросает Сказитель, при этом пытаясь разгадать всю загадочность Каэдехары Кадзухи. И он еще что-то говорил Скару о его прозвище... — Вся искренность этого мира ушла в эпоху романтизма, — говорит не задумываясь, напрочь забыв о том, что у него есть собеседник. А потом он слышит тихий смех. Это больше похоже на перелив маленького колокольчика. Надломанного, поношенного жизнью колокольчика. Или на журчание одинокого родника, навечно запертого в лесных рощах, в окружении громоздких камней. Такой тихий, что через секунду он может вылететь из головы вольным ветром. Но Сказитель пораженно замирает, ловя каждый его перезвон. Каэдехара почти полностью отворачивается, прикрыв рот ладонью. Он смеется, и небо, кажется, смеется вместе с ним, растекаясь в красочной улыбке. В этот момент Скарамучча жалеет, что его глаза не могут стать фотоаппаратом и сохранить этот кадр навсегда. Потому что он до невозможного хочет это запечатлеть. Поэтому он не смеет двинуться хоть на миллиметр, стараясь запомнить этот момент хотя бы в своей голове. Эгоистично ловит каждую деталь: то, как Кадзуха прикрывает глаза, лишая мир света своих рубинов; то, как он заправляет свою алую прядку за ухо, открывая бледные щеки; то, как он скромно пытается все это скрыть, и как это сокрушительно не получается. Каэдехара смеется, и, кажется, его смех способен спасти мир от всепоглощающей тьмы. Излечить все смертельные болезни, искоренить зло раз и навсегда. — Эм...Скарамучча? Уничтожает депрессию и тревожность, сращивает обратно сломанные кости. — Ты меня вообще слышишь? Самый мощнейший и дорогой антидепрессант. — Скар..! Сильный хлопок ладони вытаскивает его из мыслей, как дайвера, умирающего от кислородного голодания. Каэдехара смотрит непонимающе и от части обеспокоено, оставив ладони после хлопка в прежнем положении. Выжидающе глядит, подняв брови. Он больше не смеется. И это окончательно возвращает Сказителя в реальность. — Что-то не так? — спрашивает так, будто действительно не понимает, в чем, собственно, проблема. — Если у тебя такое случается регулярно, и ты этого не замечаешь, то у меня к тебе пара вопросов, — сует руки в карманы своей бежевой худи, выдохнув. Скару даже чудится, что Кадзуха волновался. Сильно подзавис, все-таки. — Всегда буду готов ответить на твои вопросы, задавай, — уведя рдеющие аметисты в сторону, рисует полуулыбку. — Думаю, мне нужно будет их сформулировать, — не оценивший юмора Каэдехара серьезнеет, взглянув на солнце, уже завалившееся за горизонт. — А время-то уже близится к позднему. Я уже, конечно, осведомлен о твоих пристрастиях к ночным прогулкам, но, боюсь, я не готов к тому, чтобы разделить великолепие ночи в чьей-либо компании, уж извини. — Никаких обид, я все понимаю, — Скарамучча выставляет руки вперед ладонями в капитулирующем жесте. Где-то внутри скребется зародыш обиды, но здравый смысл холодно ее душит. Сказитель тоже предпочитает одиночество в компании ночи. Вся теплота апельсиновых закатных цветов тает, уступая место бледной луне, обжигающей холодом. Скар, очнувшись, оглядывается вокруг и понимает, что они сделали огромный круг по периметру парка и даже не заметили этого. Впереди переливаются ворота выхода. Приблизившись к ним, они останавливаются, а Кадзуха поправляет челку, неловко переминаясь с ноги на ногу. — В таком случае, пока, — он машет рукой, отходя на пару шагов назад. — Честно, был приятно поражен увлекательной беседой, — по губам бежит тень улыбки. — Взаимно, — Сказитель, удивляясь самому себе, отражает его улыбку. Очищается от тьмы, чувствует, как неприятно стучит сердце. Будто каменная скорлупа с треском разбивается. Это не к добру, но Скар подумает об этом позже. — Скажи, почему ты перешел в нашу школу? — пока Каэдехара окончательно не ушел, вопрос заставляет его остановиться. — Не поверю, что у такого человека почти нет друзей, — скупая улыбка искрой пробегает по лицу, но тут же пропадает, когда Кадзуха, еле заметно поджав губы, выдавливает кивок и ломанную улыбку. Рубины на несколько оттенков тускнеют, почти разбиваются. Что-то не так. — Ага... — Сказитель уже собирался задать ему вопрос о такой смене настроения, но Каэдехара, видимо, почувствовав это, его незамедлительно перебивает. — Пока, — коротко махнув ладонью, он резко разворачивается и быстрым шагом летит по мощеной дорожке. Что-то явно не так. А именно то, что Скарамучча — бестактный мудила.