***
Каждый раз, когда Скарамучча решает не спать ночью, наутро он бесконечно об этом жалеет и осознает, насколько это была отвратительная идея. Вот и сейчас, подавляя зевки в своей ладони, он пытается сфокусироваться хотя бы на одном слове, которое говорит учитель. Но, даже если получается разобрать отдельные предложения, смысл их бесследно ускользает, как чистый шелк. На такие случаи Скар всегда тащит с собой в школу огромный термос с чистым кофе без единой ложки сахара. Жижа просто омерзительная, но сонный мозг не успевает понять, что употребляет, и просто ненадолго просыпается, как от разряда тока. Неудобно, но эффективно. В попытках не уронить голову на парту, Сказитель, подперев щеку кулаком, ловит своими аметистами ровную фигуру Кадзухи. И непонимание так и расцветает в голове, и мозг ненадолго просыпается. Резкий вопрос будит пощечиной. Какого архонта Каэдехара такой бодрый? Чужие рубины искрятся ясностью и пониманием. Возникает ощущение, что он прекрасно выспался. Как так? Он внимательно смотрит на учителя, даже конспект ведет, аккуратно выводя в тетради слова. И, не успел Сказитель закончить возмущаться, как он замечает, как Кадзуха, сонно моргнув, клюет носом. Почти встречается лицом с партой, но тут же резко выпрямляется. Чертыхается и вертит головой по сторонам: вдруг кто заметил. Скар в этот момент максимально незаметно отворачивается, прикрыв лицо ладонью. Все это, должно быть, выглядит, как дешевая клоунада, но желание остаться незамеченным перевешивает желание посмотреть на забавную растерянность одноклассника. Подождав пару минут, Скарамучча аккуратно поворачивается, и теперь почти кристально видит, как Каэдехара самоотверженно борется со сном. Сказитель задумчиво поджимает губы, и смотрит на настенные часы, ожидая конца урока.***
— Эй, Кадзуха, — серьезно, когда-нибудь он научится нормально начинать разговор, честно. — Что?! — хотя, пожалуй, не у него одного имеется такая проблема... — Да не кричи ты так, — опешив, Скар капитулирующе поднимает руки, не ожидая такой реакции. — Будешь? — Каэдехара действительно ошибся по поводу его словарного запаса. Он в этот момент недоверчиво косится на термос, неуверенно ему протянутый. — Что это? — Скарамучча, поддавшись недосыпу, сдерживает раздражение, вызванное относительно глупым вопросом. — Кофе, — раздражение сдержать получается плохо, поэтому нотки безразличия все же проскальзывают в голосе, за что Сказитель мысленно себя ругает. Попытка реабилитироваться выходит еще хуже. — Вижу, кого-то клонит в сон, — «серьезно, Скар, неужели нельзя обойтись без яда?» — Сон? — Каэдехара часто моргает. — Возможно, — он блекло светит своими невероятными рубинами, пригвождая Скарамуччу к земле. — Но я не пью кофе, спасибо, — улыбка растягивается на его лице, почти по швам идет, отчего становится непонятно и странно. — Как, мой друг, ты вообще живешь эту жизнь? — против воли слетает с языка. — Что? — Кадзуха сонно потирает глаза, и это выглядит настолько умилительно, что Сказитель вообще забывает упрекнуть себя за такие мысли и забывает, что он вообще только что говорил. — Ты вообще спал? — Кадзуха прикусывает губу и роняет взгляд, и ответ больше не требуется. Однако он спрашивает. — Честно или как я отвечаю всем? — пожалуй, этот вопрос ставит Скара в такой ступор, в какой ни один до этого вопрос его не ставил. Серьезно? Ему вот прям можно выбрать? Или это очередная шутка? — Ты сейчас серьезно? — Каэдехара, видимо, осознав, что он только что спросил, еле заметно краснеет и округляет глаза, Скарамучча зачем-то молча ждет. Спустя долгих секунд борьбы со смущением, собеседник кивает. Хотя это больше похоже на попытку не клюнуть носом. — Тогда честно, — ответ ставит Кадзуху в еще больший ступор. Видимо, такого он не ожидал. — Ты мог бы и проявить чувство такта, — он дует щеки и пытается отвернуться. — Ты сам дал мне варианты, — Каэдехара было порывается что-то сказать, уже открыв рот, но, задумавшись, его закрывает. Возразить нечем. — Нет, — он тяжело вздыхает, будто сейчас сознается в убийстве. — Я не спал, — теперь уже Сказитель порывается что-то сказать, но оказывается спешно перебит. — И, прежде, чем ты что-то ответишь, я парирую тем, что чувствую себя отлично и привык к такому режи... — То есть, ты часто не спишь сутками? — Скарамучче все же удается вставить свои слова между судорожными оправданиями, и реакция наступает незамедлительно: Кадзуха закусывает губу, отводит рдеющий взгляд в окно и одергивает рукава своей клетчатой рубашки почти до пальцев. — Но почему? — Думаю, тебя это касаться не должно, — рубины стекленеют, наливаясь кровью. Но Скар, осмелев честным ответом и намеком на человеческое общение, вырывает из своей головы тормоз. — Но мы же друзья, нет? Мне интересно, — просто пожимает плечами, а потом смотрит на Каэдехару и несколько недоумевает, видя в его глазах блеск и вселенскую боль одновременно. Блеск разбитого стекла, блеск металла, блеск горьких слез. Но вместе с тем рубины рассветно загораются, теплеют, стекают янтарем куда-то на сердце, капают горячим воском. Догадки толпятся в голове, смешиваясь в непонятную массу, варящуюся, как в котле. — Возможно, — и это самое неуверенное «возможно», которое Сказителю доводилось слышать. Даже кот Шредингера не был таким неопределенным. Или был? — Но тебе не кажется, что ты...м-м-м...торопишь события? — измеритель неуверенности зашкаливает и почти готов взорваться, но Кадзуха, кажется, этого даже не замечает. — Я бы не сказал, что вообще подписывался на такого рода дружбу, я не готов к общению, — в попытках придать себе невозмутимый вид, он складывает руки на груди и смотрит в упор на Скара, слегка сощурившись. — Какого рода дружбу? У нее бывают разновидности? — Ну-у-у-у, — вся невозмутимость в мгновение стирается. — Нет? — И тебя в принципе все устраивает? — Да..? — Значит решено, — Сказитель, уверенно прикрыв глаза, ставит руки на пояс. Каэдехара было порывается что-то сказать, но прикусывает язык. Этот жест остается незамеченным, поэтому Скарамучча на грани бестактности садится за соседнюю парту, открутив крышку термоса. — Так что там насчет бессонных ночей? Жду увлекательной трагичной истории из детства, — его голос улыбается, но, прежде, чем Скар успевает улыбнуться губами, он ловит осколочное трещание рубинов в чужих глазах и недоуменно поднимает брови. Каэдехара мрачнеет на несколько тонов, холодея в своей палитре. Кажется, в классе даже начинает идти снег. — Я что-то не так сказал...? — спрашивает настолько аккуратно, что сам себе поражается. — Нет-нет, все в порядке, — Кадзуха спешно машет перед собой руками, прикрыв глаза. Сказителю это все кажется подозрительным, но сонный мозг отказывается анализировать информацию. — А насчет ночи... — он неловко постукивает ногтями по парте. — Да, я довольно часто не сплю ночью, — он ловит на себе удивленный взгляд и тушуется. — И при всем этом ты не пьешь кофе? — Скарамучча крутит в руках свой термос, периодически делая маленькие глотки. — При всем уважении к эстетике этого напитка, я не переношу его горький вкус, хоть убейте, — по его лицу пробегает тень улыбки, и корка льда в его глазах постепенно тает. — Ну, зачем же сразу убивать, — а вот Скар все же усмехается. — Я и так все понял, — рука, свободная от термоса, шутливо поднимается в защитном жесте. — Но все же, поделись секретной мудростью — как тебе удается бодрствовать несколько дней? — в вишневом взгляде переливается насмешливая недосказанность, но Сказитель пропускает этот момент. — Это-о-о-о... — Каэдехара протяжно зевает, закрыв рот ладонью. — Просто выработанный режим, — он легко улыбается. — Ты уверен, что до конца его доработал? — Скарамучча осторожно щурится на то, как Кадзуха потирает глаза рукавом своей рубашки. Глотает умиленные возгласы в своей голове и фокусируется на беседе. — Такая сонливость наступает время от времени, — он говорит со знанием дела, как опытный учитель. — Это своеобразный сигнал, что сегодня нужно лечь спать. Мой режим отличается от обычного только длинной интервала между сном и бодрствованием, — он как ни в чем ни бывало ведет плечом, почти клюнув носом. — Интересно, — Скар отпивает большой глоток из термоса, переваривая сказанное. — И как часто ты получаешь эти "сигналы"? — Раз в пару месяцев, — Каэдехара почти мгновенно осекается, когда слышит вопрос. — Ты не спишь по несколько месяцев...? — догадка вроде бы и не должна так шокировать, ведь Сказителю, по сути своей, нет дела до человеческого рода в целом. Но мечущиеся рубины, которые говорят больше, чем его обладатель, заставляют Скара досадливо поджать губы. — Твои родители знают об этом...? — чувствует, будто идет по минному полю. — Бей Доу и Нин Гуан естественно не осведомлены, — Кадзуха прикрывает глаза, сложив руки на груди. — Узнай они об этом, мне бы открутили голову, — голос теплеет и воздух прорезает легкая усмешка. — Почему по имени? — и Сказитель уже готов выдать себе медаль за самые нетактичные вопросы во всей Инадзуме, потому что он снова видит, как искра в рубинах гаснет бенгальским огнем. — Это мои опекуны, — Каэдехара нервно перебирает пальцы, почти сплетая из них узел. — Я...приемный ребенок. — Оу...прости...я, — Скарамучча заливается пунцовой краской, и это явление, пожалуй, нужно запечатлеть, чтобы потом показывать на выставках в музее. — ...Ты не знал, я понимаю, не стоит, — больше он ничего не говорит, но в глазах кровью переливается «Я слышал эту фразу столько раз, что тебе и не снилось». Топкий стыд забивается в легкие, что для Скара в новинку. Неужели его атрофированная совесть соизволила проснуться? Звонок кривым лезвием разрезает помещение, даже заставляя немного зажмуриться от неожиданности. Кадзуха тут же теряет к Сказителю всякий интерес, — если, конечно, он был, — и переводит взгляд на появившегося в дверном проеме учителя. Адекватно закончить диалог у Скарамуччи не хватает смелости, так что он угрюмо закручивает термос, предварительно сделав большой глоток, и плетется к своему месту. В голове возникает непонимание: это диалог с Каэдехарой отнял столько сил, или его резкое завершение?***
— Ты что, меня преследуешь? — Мне что, по-твоему, делать нечего? Да, Скар его преследует. Он мог бы преспокойно пойти домой, не обращая внимания на Кадзуху, идущего на пару метров впереди. Но, наплевав на свою гордыню и общественное мнение, он бегом преодолел это расстояние и как ни в чем не бывало остановился около опешившего Каэдехары. Придурок. — Прошу заметить, что у меня вполне приемлемое зрение, — Кадзуха, не оценив такой тяги к общению, хмурится и поправляет челку. — Что тебе от меня нужно? — Ничего криминального, расслабься, — в попытках разрядить обстановку, он только убивает ее разрядом тока. — Я же не тот недоразвитый бандюган, сломавший мне нос в переулке. И...Бинго! Приз в номинации «Самые бестактные и неприятные темы для разговора» достается Сказителю! Не стоит аплодисментов! Произносить речь тоже не нужно! Ты и так достаточно сказал, мудила безмозглый. — Спасибо и на том, — вопреки внутренней тираде Скарамуччи, Каэдехара сдержанно отвечает, лишая свое лицо эмоций. — Но не мог бы ты больше так не делать? — на секунду кажется, что он говорит на полном серьезе, и Скар в приливе стыда уже готов рассыпаться в извинениях, но Кадзуха с лукавой улыбкой неожиданно выдает нечто не вписывающееся в его забитый образ. — Боюсь, твоя репутация пошатнется, если ты совершишь фееричный кувырок прямо перед воротами школы. — Было бы чему пошатываться, — только и ворчит Сказитель и жмурится, когда на нос с неба падает капля. Он недовольно вздергивает голову наверх, и новая капля почти попадает в глаз. — Дождь, — немногословно заключает он, набросив на голову капюшон толстовки. — Предлагаю ускориться. — Он не настолько сильный, нет нужды ускоряться, — спокойствие Каэдехары нужно закатывать в банки и хранить про запас на зиму. Он меланхолично поднимает голову и прикрывает глаза, видимо, наслаждаясь летящими с неба каплями. Но уже через секунду его спокойствие крошится, стоит грому прокатиться над серыми облаками. Мелкая морось за секунду превращается в катастрофический ливень, Кадзуха пытается прикрыться хотя бы хлипким рюкзаком, так как капюшон у него отсутствует, но быстро эту идею откладывает, потому что волосы и рубашка уже безвозвратно промокли. — Впрочем, неважно, — обреченно вздохнув, он продолжает идти вперед, оставив Скарамуччу едва позади. — Что ж, пожалуй, удача не на нашей стороне, — почему-то неутешительный вывод срывается с губ, на удивление, без капли раздражения. Дождь, окутавший всю улицу мглистым туманом, лишает ее всех остальных звуков, но отчего-то у Скара на душе полнейший штиль. — Мое предложение все еще в силе, — он незамедлительно догоняет притихшего Кадзуху и почти лучезарно улыбается (если, конечно, радиация может быть лучезарной). — Не любишь дождь? — Не сказал бы, что не люблю, — он безнадежно пытается спастись от обстрела водяными пулями, но быстро сдается. — Однако дождь мне больше по душе, когда я нахожусь дома, — поправляет прилипшую ко лбу мокрую челку, но все тщетно. — Или, хотя бы, когда я добровольно под него выхожу, как минимум, с капюшоном, — насупившись, он отводит взгляд грязных рубинов, отражающих серую улицу. Сказитель находит это очаровательным, но тут же себя одергивает, возвращая себе язвительность. — Возможно, нужно внимательнее смотреть прогнозы погоды, — демонстративно поправляет свой капюшон, посильнее спуская его на лицо, и Скарамучча готов поклясться, что ненавидит себя за подобные издевательства, но скептичный вишневый взгляд из под мокрой челки заставляет едва ли не засмеяться в голос. — К твоему сведению, — Каэдехара дует губы, жмурясь от летящих капель. — Прогнозы погоды я смотрю, однако они не всегда оказываются точны, — горделиво поднимает нос, как домашний кот, попавший на улицу. — Меры предосторожности никто не отменял, — Кадзуха недовольно хмурит брови и тут Скар уже не выдерживает, прыснув от смеха. — Ладно-ладно! Не сердись! Тебе дать куртку? — Не стоит, — металлически отчеканивает Каэдехара, видимо, не оценив посредственного юмора. Похоже, предложение Сказителя было настолько неискренним, что не вызвало доверия.