***
— Ты так и будешь молчать? Кадзуха дергается, как громом пораженный. — А я должен о чем-то говорить? — техника отвечать вопросом на вопрос никогда его не подводила. — Ты весь день сам не свой, — сдержанно отзывается Сказитель. — Ты так и продолжишь пропадать в небытие и игнорировать мое присутствие? — он выжидающе скрещивает руки на груди. Знал бы Сказитель, что по его вине Каэдехара и пропадает в небытие, ему бы, вероятно, стало стыдно. — Тебе настолько претит мое внимание? — настолько пытается увести тему подальше от своего состояния, что совсем теряется. — Ну, — Скарамучча разводит руки, а потом сцепляет их в замок. — Знаешь, когда один из твоих до... лучших друзей растворяется в своих мыслях и не откликается на свое имя, когда его зовут... Дальше Кадзуха его не слушает. В голове лишь эхом повторяется «лучший друг». То есть... Сказитель считает его своим лучшим другом? И беспокоится о его состоянии (хотя в этом стоило убедиться еще когда Каэдехара заболел)? В пору бы изумиться или восхититься, или как это происходит у нормальных людей? Да только душу скребет Страх, как колючая проволока. В попытке успокоиться Кадзуха делает глубокий вдох, а за ним выдох. В моменты сильных эмоциональных вспышек слова в голове сцепляются рифмами, и он решает занять мозг именно этим. Терпеливо складывает строки в голове, но в итоге обреченно сдается:Тупицею ты был рожден.
Талант глупить архонтом дан.
Мне слов, увы, не подобрать,
Какой ты, Кадзуха, е...
— Кадзуха! — резкий хлопок в ладони режет по ушам. — Ты чего?! — Каэдехара хватается за область сердца и начинает учащенно моргать. — Нет, это ты мне объясни, чего! — восклицает Сказитель, вскидывая руки. Ветер нещадно треплет его волосы, будто сейчас вырвет. — Ты можешь меня так, архонт тебя дери, не пугать?! — он почти хватает напуганного Кадзуху за грудки, но усилием воли сдерживается. — Я... — резко выдыхает. — Я тебя не понимаю, — говорит уже более спокойно. — Меня несколько напрягает, что ты на неопределенные промежутки времени перестаешь реагировать на внешний мир и застываешь на месте с пугающим, задумчивым и безучастным лицом! — под конец фразы он прикрикивает, но снова берет себя в руки. — В общем, не мог бы ты хотя бы объяснить, что с тобой происходит? Серьезно, прекрати трепать мне нервы, меня раздражает неведение, — Скарамучча прикрывает глаза и рвано выдыхает. И Кадзуха впадает в мимолетный ступор, пока мысли в его голове ускоряются в несколько раз. Потому что он без понятия, как объяснить Сказителю свое обреченное состояние. «Да ничего такого, просто я, скорее всего, в тебя влю... ага. Но ты не переживай, скоро мной завладеет всепоглощающая паника и я, возможно, оборву все наше общение и исчезну из твоей жизни» Так, что ли?! — Я, — Каэдехара шумно сглатывает. — И сам не до конца понимаю, что со мной происходит, — ложь жжется на языке, но Скарамучча, кажется, ведется, поэтому он продолжает. — Я, возможно, не привык к общению с кем-то, потому что давно... то есть, у меня никого... никто... в смысле... — Можешь не продолжать, я понял, — Сказитель поднимает ладонь, заметив чужое замешательство. — Если не можешь нормально разъясниться, то не надо, — резко бросает он и возвращает взгляд на дорогу, по которой они идут, серую и мрачную. — Ты не мог сказать мне об этом раньше? — Я не хотел тебя напрягать, зачем тебе мои бредни, — туманно отзывается Кадзуха, но Сказитель вдруг останавливается, и он копирует его действие, выжидающе склонив голову. И тут Сказитель резко кладет руки ему на плечи и сокращает между ними расстояние, смотря прямо в глаза. — Запомни, — Каэдехара почти чувствует чужое дыхание, пока пытается вернуть себе собственное. — Ты меня никогда не напрягал и напрягать не будешь, — он слегка сдавливает руки, отчего Кадзуха вжимает голову в плечи. — И все, что ты говоришь — не бредни. Я всегда тебя смогу выслушать, независимо от ситуации. Потому что ты мне до... — он неожиданно запинается. — Потому что мы друзья, понял? — нервно заканчивает Сказитель, отпуская. — П-понял, — Каэдехара сразу после дыхания потерял и дар речи, поэтому звуки сложились в слово только с третьей попытки. Его мелко трясло, фантомные прикосновения жглись под курткой, поэтому Кадзуха медленно, будто неверяще, накрыл свои плечи ладонями. Скарамучча, однако, это заметил, и моментально замешкал. — Я тебя не напугал, случаем? — он несколько испуганно вглядывается в побелевшие рубины, но Каэдехара судорожно отмахивается. — Все в порядке! — вскрикивает он, выставляя руки перед собой, хотя так и хочется ответить «До смерти!» — Пошли уже! — отмахивается, ускоряя шаг. Сказитель, помедлив, все же его догоняет. — Не понимаю я тебя, Каэдехара Кадзуха, — устало вздыхает он, отчего чувство вины медленно обвивается вокруг шеи. — И не надо, — напускное спокойствие перекрывает остальной смерч, который сметает все живое в голове Кадзухи. — Я не нуждаюсь в понимании. — В понимании нуждается каждый, — туманно бросает Сказитель, сверкнув аметистами, и Каэдехара невольно на них засматривается, но тут же яростно отводит взгляд. Нет. Он точно не... Пожалуйста, пусть он не... — И ты, я смотрю, в том числе, — обреченный голос обрывает вереницу мыслей, за что Кадзуха ему все же благодарен. — Конечно, мой характер оставляет желать лучшего, да и поддержка из меня почти нулевая, — говорит Сказитель, однако, спокойно, нисколько не стыдясь своих слов. А вот Кадзуха всеми правдами и неправдами старается не начать активно возражать. — Но я, как ты видишь, рядом, — заключает Скарамучча и коротко, но искренне улыбается. У Каэдехары подкашиваются колени. — Говорю же, не надо, — он складывает руки на груди и опускает голову, стараясь скрыть волосами, как уродливо на его лице растекается краска. В груди медленно закипает злость. Естественно, не на Сказителя. — Как скажешь, — усмехается он и последующий путь они проходят в абсолютном молчании. Кадзуха, воспользовавшись возможностью, с разбегу падает в свои мысли, которые все никак не хотят собираться в слова. Они дробятся на буквы и затягивают, как топкое болото. И он не сопротивляется. Тревога несколько раз подкатывает к горлу, но Каэдехара упрямо ее проглатывает. Потому что, если он начнет кричать прямо на улице, это может вызвать пару вопросов. Потому что, если он начнет показывать что-то кроме напускного спокойствия, он, вероятно, рассыпется. Ветер все больше вьется вокруг неугомонным потоком, который еще больше выводит из равновесия. Тучи угрюмо двигаются по небу, плетутся вслед за Ветром в известное только им место. Кадзуха всегда хотел туда попасть, улететь вместе с ними и забыть обо всем, что держало на земле. Но раньше он считал, что еще слишком мал для подобных путешествий. Теперь же, когда ему уже шестнадцать, он вдруг понял. Там нет для него места. Это, впрочем, не сильно огорчало. Огорчало Каэдехару нечто другое. Нечто, идущее с ним до дома. Мысль раскалывается в голове, когда по небу прокатывается гром. На асфальт падает сначала одна капля, потом еще десяток, а через секунд десять улица напоминает начало фильмов про конец света. Парни быстро накидывают капюшоны и ускоряют шаг, когда из-за угла показывается дом Кадзухи. Они спешно пересекают пешеходный переход и оказываются у входной двери. Оба укрываются под крышей подъезда, когда молния с треском прорезает небо. Короткое мгновение, которое она существовала, зажгла в Каэдехаре самую ужасную идею в его жизни. — Я пойду быстрее, пока гроза не усили... — А пошли ко мне домой, — внезапно выпаливает Кадзуха, нагло перебивая Сказителя. Последний застывает, приоткрыв рот в изумлении. Такого он явно не ожидал. — Переждем грозу, а потом пойдешь домой, — чем больше Каэдехара говорит, тем сильнее хочет, чтобы Скарамучча немедленно отказался. Гром трещит где-то над головой. Однако Сказитель, оценивающе окинув улицу взглядом, переводит сверкающие от дождя аметисты на взвинченного Кадзуху. — Да, почему бы и нет, — легко бросает он и начинает ждать, пока Каэдехара откроет дверь. А Каэдехара тем временем думает, почему же все таки не «нет». Когда электронный замок пищит, открывая вход, он испуганно осознает. О нет... Он влюбился.