Из 107

Скинув вызов, Дима хотел было глянуть в глазок, но его не оказалось. За дверью слышались шаркающие шаги. Возле косяка висел старенький крючок, а на двери — цепочка. Быстро сообразив, что это чудо старой технологии предназначено для защиты, Дима наконец открыл дверь ровно на столько, насколько позволяла золотистая цепь. За порогом стояла старуха с документами в руках, парой свечек и бутылкой воды. Чуть скрючившись, она хитро щурилась, а в зубах блестели золотые коронки. Она кивнула на цепочку. — Ну открывай, юнга, чего вылупился? Дима потянул дверь на себя, снял цепочку с крючка, открывая дверь шире и впуская старушку. За ней следом остался шлейф алкоголя, от которого парень сморщил нос. Женщина проковыляла в гостиную, и с решительностью посмотрела на полку с фотографиями. Ахнув, она выронила все вещи из рук, а одной оставшейся свечой как можно сильнее кинула в Диму. — Ах ты ж поганец! — не на шутку разбушевалась старуха. — Призвал их все-таки, да?! Кому говорила не трогай ничего?! Сукин сын, всё самой делать, всё самой! С этими словами она рукой смела все рамки и вазы с полки, которые с дребезгом бились о пол. Зло зыркнув на Диму, она вдруг встала на колени, начиная читать какую-то молитву, но парень предпочел скрыться в кухне. Там, за столом уже сидела чета полупрозрачных фигур, что-то обсуждая. — Ребят, что с ней? — спросил Дима, проходя к дивану и приземляясь рядом с бородатым мужчиной. Его черные, бездонные глаза лишь сочувственно посмотрели на вход. — Это она нас изгоняет, — пояснила Аля, кивнув на альбом. Тот был тоже полупрозрачным, летал над столом. Старый, обшитый черной, в местах потертой тканью, пах он жёлтой советской бумагой и чернилами, как тетради в детстве. Эмиль открыл его, развернул к Диме и начал рассказ. — Это, — Иманов указал на фото. — Первый, кто здесь погиб — Никита. Он выколол себе глаза, когда не смог в очередной раз победить. А после случайно напоролся на нож и умер от потери крови. Фото было старым, чуть надорванным с краю. Молодой и весёлый Никита, как назвал его Эмиль, стоял возле игрового автомата, держа в руках две пятитысячные купюры. Но вот глаз, как и у нынешнего Никиты, у того не было. Они были чем то неосторожно вырезаны, о чем говорила бахрома на краях. Дима с испугом взглянул на парня. Теперь его чернота вместо глаза была ясна, а вот причина не совсем. Разве это повод, из-за проигрыша глаза выкалывать? — А… Зачем? — спросил недоуменно Дима, вслушиваясь в то, что бурчала за стеной старуха. — Не слушай, это на долго, — произнёс со вздохом Никита. — Я… Не смог вынести того, что все прошли этот уровень, а я — нет. Решил не видеть их радости. — Это Аля, — чуть улыбнувшись уголком губ продолжил Эмиль. — Погибла из-за неразделённой любви. Пришила уголки губ к щекам, чтобы больше не улыбаться, а после этого спрыгнула с окна. На фото девушка и вправду была весела и явно не одна, но её партнёр был так же, как и глаза Никиты, вырезан. На фоне какого-то кафе, из-за столика, она счастливая смотрела на парня. Свет переливался на ее прекрасных волосах, отражался в изумрудных глазах, взгляд которых сейчас пугал. — Это… — начал Эмиль, но вдруг позади раздался крик старухи. Все обернулись на звук. — Чего ты тут сидишь? Бесов своих призываешь?! Зачем свечи трогал, сволочь, признавайся! Что, эта дура малолетняя понравилась?! Взгляд у старухи был злым, она словно бы душила им Диму, как жертву. Ещё пару секунд поругавшись, она заковыляла на выход. Что-то бурча себе под нос, наверное, думая что ее не слышат, она демонстративно хлопнула дверью. Шлейф алкоголя до сих пор ходил на маленькой квартирке, из гостиной доносился треск пламени от свечек. — Ладно, в этот раз она сдалась раньше, — как ни в чём не бывало сказал полненький парень, почесывая место шва. — Ага, у нее просто недотрах, забей, — похлопал старшего по плечу Эмиль, Аля лишь закатила глаза и цокнула языком. — Какая по счету это шутка про секс за сегодняшний день? — спросила она, но младший ничего не ответил. Даже, кажется, пропустил вопрос мимо ушей намеренно. — И так, продолжим. Это… Это я, но это не так интересно, — перелистнув пару страничек сказал он, и остановился на полненьком парней. — Это Даник. Перерезал себе артерию из-за отказа в отношениях, а причина отказа — полнота. Ну или же недо… Темнокожий и закончить не успел, как по затылку ему тут же ударили. Аля скинула его ладонь с альбома, и, по видимому, зло посмотрев на него, продолжила сама. — В итоге он сделал себе огромный надрез, чтобы избавиться от лишнего веса, причина смерти — большая кровопотеря. Фотография парня была не одна, к ней была подкреплена наклейка в виде пирожного. Пухлее чем сейчас, с такими же очками и кудрявыми волосами, он был запечатлен на фоне школьного класса. — А это Егорик, — девушка кивнула на бледную тощую фигуру за столом. — Погиб позже всех, потому что поленился закрыть за собой газ. — Какой газ? — Дима взглянул за спину Али, но там стояла далеко не газовая печь. — Раньше был газ, — пояснила она. — Прекрасно, с именами мы разобрались. Дим, расскажи о себе? — вдруг сказал Эмиль, подперев щеки руками. Никита в голос засмеялся, впрочем как и Аля, младший же прикрыл рот рукой, еле сдерживая улыбку. Было что-то в этом малом особое, что сейчас цепляло. То, что ему одному интересна биография Димы? Возможно. — Ну… Я Дима, мне двадцать три. Приехал сюда учиться, но не думал, что сниму квартиру суицидников и ебнутой бабки. — Подъеб засчитан, — довольно улыбнувшись произнёс Эмиль, даже не обращая внимания на Алю, которая встала из-за стола и направила куда-то. Вслед за ней пошел Егорик. — А… Спросить хотел, а вы привидения, можете мыться? Буквально из стены вдруг появилась голова Али, рот исказился в довольной улыбке. — То, что мы мертвы не значит, что мы — животные, — промурлыкала она довольным голосом. — То есть у вас такие же потребности, как и у живых? — спросил Дима, вспоминая Эмиля, который несколько часов назад вернулся из ванной. — Да, точно такие же, — кивнул Никита, но вдруг бездонные глаза его наполнились болезненной тревогой. — Но мы не можем чувствовать. -Что? Почему? — Видишь ли… — голос Эмиля чуть дрогнул, сменяясь на обиженный. — У нас нет души. Мы не можем любить и ненавидеть. Это отличает нас от людей… От живых людей, с чувствами… Зато мы можем ощущать пустоту в душе из-за этого запрета, можем грустить. Все время, пока нас не позовут. — Куда? -Наверх. В последний путь. Туда, где мы переродимся в живых. — Ого… А… Этот процесс можно ускорить? За спиной вдруг раздался кашель. Никита, который ранее был рядом с ними, стоял в дверном проёме. Из черноты глаз виднелись злобные искорки, он был явно не рад этому вопросу. — Нет, нельзя. И вообще не честно, что одного воскресят, а другие останутся на вечно тут торчать.