***
Туман междумирья великодушно вывел к скрытой лаборатории. Округлая белесая пещерка — будто логово чудовища, иллюзорной твари. В общем-то так и было, только отец был намного страшнее. И его логово, разумеется, тоже. Эйр посмотрел на стеклянные сосуды с душами в стенах, на ножи, пинцеты, иглы и нити — все для работы с душой. Здесь же лежали и журналы наблюдений за мучениями здешних обитателей и Эйра. Забыть невозможно — кошмары не давали. Отовсюду веяло болью, страданиями, сводящими с ума. Никуда не деться, «стекло», защищающее от чужих эмоций, таяло от переутомления, желудок скручивало, руки подрагивали. Но уходить было нельзя, и спасти никого отсюда — тоже. Только описать в проклятом журнале состояние всех образцов и повторить отвратительный эксперимент. Хотя в последнее время отец подзабросил эксперименты. Быть может, навсегда? Эйр пролистал журнал и почувствовал, что записи очень личные. Показывать их сложно, будто душу открываешь. Но не все ли равно? Разве поймет кто-то, что не только подопытные, но и он сам пережил все, что описано здесь? Другие элькрины чувствуют иначе. Полагаются на глаза, не ощущают чужие эмоции, им не нужно заслоняться от них воображаемым «стеклом». Очень хотелось разбить все сосуды, дать душам развеяться, найти покой. Но это точно станет последним, что он сделает в этой жизни, а ему еще нужно спасти Нелари. Вот станет сильнее отца, тогда уничтожит и его, и эту лабораторию! А пока нельзя. Эйр прошел мимо колб с душами в ячейках из тумана и сжал кулаки. Они страдали, а он смотрел и не смел ничего исправить. Хотя… Он достал колбу из крайней ячейки. Миниатюрная девочка во взрослом платье прижимала руки к дыре в груди. Беззвучный крик пробирал даже сквозь стекло. Эйр присмотрелся к своему первому образцу. В груди призрака расходились трещины — наверное, уже достаточно глубоко, чтобы можно было вернуть песчинку в основу под предлогом страха потерять ценный образец. Тая страдала, и ее эмоции хоть слабо, но пробивались даже сквозь стекло. Тая — особенный образец. Она эталон для сравнения, ей не ставили заплатки из других душ. И потому она разрушалась быстрее остальных, но оставалась Таей. Помнила себя, свою историю. Наверное, потому она и восстанавливалась в периоды отдыха быстрее. Помнит ли она прошлое теперь? Эйр вдохнул и укрепил воображаемое «стеклышко» до предела. Вдохнул поглубже и выдернул пробку, извлек душу подрагивающими руками. Боль слепила, он вернул песчинку в основу души скорее на ощупь. Стало легче. Эйр посмотрел в глаза полупрозрачной девочке. Теперь, когда он стал старше, Тая больше не казалась взрослой. Всего лишь высокая девочка даже младше него в нарядном платье. — Привет, Тая. Но Тая не ответила — она уже не понимала, наверное, ни где находится, ни как ее зовут. Она была рада, что боль кончилась, и даже не надеялась, что это надолго. Тая была из сектантской семьи — оказалась здесь, вступившись за брата. Двое «выразили непочтение Покровителю» — один нашалил во время молитвы, другая пыталась защитить, в итоге пошли на опыты. Точнее, Тая пошла. Что было с ее братом, Эйр не знал точно. Но это было давно. Теперь Тая смотрела перед собой стеклянными глазами, и все ее прошлое было ей абсолютно неважно. — Ты не жалеешь о своем поступке? — спросил Эйр. Тая дернула головой с навечно растрепавшейся прической, скрепленной гребнем, скорее по привычке, или, быть может, по наитию. Но дернула, и это нужно было отметить в журнале. — Ты понимаешь, о чем я спрашиваю? Как ты оказалась здесь? — Понимаю. Вступилась за брата, — бесцветным голосом ответила Тая. Помнит, надо записать. Эйр наклонился над журналом и едва успел остановить призрачную руку, схватившую духовный нож. — Хочешь убить меня? — Нет, — ответила Тая. — Хочу, чтобы это кончилось. «Сохранились желания, появились мысли о самоуничтожении», — отметил Эйр, удерживая призрачную руку. Сердце разрывалось. Сегодня нет отца, быть может, он спасет хотя бы одну? Нет, нельзя! Хотя… — Это кончится, если обещаешь записывать все, что будет происходить с другими. Точнее, любые изменения. Согласна? В глазах Таи появилась надежда вперемешку с недоверием, и она кивнула. Так осознанно, по-взрослому. Как давно он не видел этого? — Я оставлю кисть с духовной основой, чтобы тебе было легче. Эйр положил перед призраком чистый журнал, а сам достал с нижнего ящика уже негодные образцы, ожидавшие, пока отец сделает из них лекарство — заплатки для других подопытных. Извлеченная из первого сосуда душа не шевелилась, не реагировала ни на что, будто спала. Можно было бы подумать, что так и есть, но Эйр знал, что у души просто не осталось сил — призрак был покрыт швами, но мучительные раны не затягивались, и так было давно. Эйр влил лекарство старика в призрачный рот и кивнул Тае. Другие души оказались не лучше — некоторые бормотали что-то безумно или стенали, но в основном все-таки «спали». Их имен Эйр не знал, и призраки сказать их не могли, да и вряд ли помнили. Пришлось дать сосудам номера. Тая послушно записала номера, изначальное состояние, полученную дозу лекарств — на удивление точно, видимо, запомнила за годы наблюдая за своими мучителями. — Удачи, Тая. Оковы не позволяли призраку отходить далеко от сосуда, и потому Эйр не беспокоился, оставляя ее. Только убрал все опасные инструменты подальше и написал записку отцу, чтобы не запечатывал «ассистентку» в сосуд. Может, если отец забросил эксперименты, удастся выходить всех здесь? Но Эйр был не уверен, что лекарство старика поможет душам в таком состоянии. И что этим душам вообще поможет хоть что-то, кроме развеивания и упокоения.***
Пролетели дни. Приступ прошел. Старик пришел в себя и теперь вываливал горы информации о травах, о способах подготавливать, смешивать, консервировать. Как вот сейчас за столом. Голова пухла, и Эйр меланхолично перемалывал стариковские травы в порошки, даже не пытаясь запомнить все услышанное. — Что там тебе еще растереть? — хмуро спросил он, откладывая пестик. — Ноги было бы неплохо, — предложил старик. — Запихивай в ступку, все перемелем, — Эйр придвинул камень к стопе. — И в кого ты такой, а. Вот твоя мама хорошо ноги мяла, — пожаловался старик. — У меня тоже неплохо получается, — пожал плечами Эйр, разглядывая склянки с порошками. — Откуда в тебе хоть столько силушки-то? Ты уже камень продавил, — старик задумчиво поковырял пальцем в ступке. — Кашу ел. — О, кстати, о каше, — начал старик, и Эйр посмотрел на него с опаской. — Это хороший способ получить… Старик был страшнее отца, когда его несло. Отец калечил, это было просто и понятно — потому что вымещал злость. Но старик зачем-то впитывал тонны информации без какой-либо видимой пользы. Знания ради знаний, теории ради теорий, зачем это? Эйр этого не понимал, и оттого чувствовал себя особенно несчастным. Он уже пожалел, что повелся на улыбку Сии и заинтересовался ядами. Это казалось понятным, доступным, простым, а выяснилось, что есть столько никому не нужных нюансов! Никому, кроме старика, разумеется. Эйр посмотрел на мирно спящую на коленях старика трехцветную Нелу. Вот бы ему такую же старикоустойчивость! Рядом на ковре развалилась белоснежная Арха. Эйр вздохнул. Опять все от шерсти чистить! Арха вдруг задергала лапами во сне и жалобно мяукнула. Старик осекся и посмотрел на нее. — Мя-а-у, — проскулила Арха, но не проснулась. Старик подошел ближе и золотистой дымкой проявил простейшее заклинание для осмотра. Серьезный и грустный, отчего, не дочистил траву, что ли? Эйр наклонился над кошкой, но ничего не понимал в кошачьих душах, и потому просто смотрел на призрачную кошку внутри живой. — Смотри, видишь, — старик указал на связующую двух кошек полупрозрачную нить. — Ну. — Белый налет появился, понимаешь? Это значит, что все-таки яд травы грез остался и в новом лекарстве тоже. — Которым ты Ни поишь? — похолодел Эйр. — Да ей меньше дал, не накопилось бы столько. Старик потер лоб и тяжело вздохнул. — Почему трава сращивает, восстанавливает, развивает, но потом рвет связь с телом? Эйр не знал. Зато отлично понял, что старик, возможно, поил Ни чем-то не тем. — А если зачистить поврежденный участок? — спросил Эйр. Старик посмотрел пронзительно, почти безумно. — Эйр! — Что? Дальше все здоровое, от травок заживет. — Не заживет. Связь души с телом если раз порвал — уже не срастется до конца. Старик потер лоб и грустно посмотрел на кошку. — Лекарства какие-то у тебя, — вздохнул Эйр. — Но до сегодняшнего дня не было ни следа! Откуда вдруг столько… Эйр выглянул в сад и увидел разрытые грядки. Ожидаемо. — Старик, ты бы траву грез от кошек огородил, хотя бы для чистоты эксперимента. Кон с Истом ее жрали, и Арха, наверное, тоже покопалась. Может, и ничего лекарство твое. Старик выдохнул с облегчением. — Да, точно. Арха раньше не копала, но выпрашивала лекарства все чаще. Вчера не дал, поэтому, видимо, разрыла. — Тебе самому-то лекарств не хочется? — с подозрением спросил Эйр. — Не, — качнул головой старик. — Точно не мой сорт травы. Думал, с ума сойду, когда кошмары снились от лекарств. — Может, и сошел. Отчего ты так уверен, что здоров? — Может, — пожал плечами старик. Эйр посмотрел на него и тяжело вздохнул. Та легкость, с которой старик подумал на лекарство, пугала. «Ладно кошаки, но как он мог поить Ни тем, в чем не уверен? Или он никогда до конца не уверен? Но почему не уверен, если он такой умный? Разве он не знал о своих травках вообще все? Как можно знать больше? Старику бы уверенности у папаши забрать хоть немного. Хорошо, что давно не видно папаши, кстати. Без его тренировок и опытов хотя бы элькрином себя чувствую».