***
Ки уже ждала у склада. Снежинки на волосах и шапке серебрились, блестели на солнце. А щеки разрумянились так, как летом никогда не случалось. Красивая. Очень милая. Нир почти забыл, зачем пришел, когда Ки улыбнулась, выпустила облачко пара изо рта. — Привет, Яблочко! Сребролист принес? — Ага, — выдавил Нир. Ки отперла склад. Внутри было жарко в одежде, и Нир распахнул пальто. — Без шапки ходишь, головушку проморозишь, — пригрозила Ки. — Одет легко. — Да не, — возразил Нир. — В самый раз. Он достал мешки из эльфийского тайника один за другим. Раз, два, три, еще… — Так, я тут перебрала, еще кое-чего не хватает. Вот, список написала. Ки стянула варежку, зашарила за пазухой. Несмотря на толстый плащ с подстежкой, она ежилась — странно. Одета очень по зимнему, да и на складе тепло. Эльфы бы сказали — потому что теплокровная. — Вот! — Ки протянула записку с мешочком. Нир взял. Рука у Ки горячая. Не простудилась ли? — Ки, я сладкоягоды принес. Нир порылся в эльфийском тайнике, вытащил мешочек. — Держи. Утром собрал. — Сладкоягода зимой, — Ки хихикнула в варежку. — Чудной ты, Яблочко. Только утром думала о сладкоягоде, а ты принес. Спасибо. — Я рад. Нир улыбнулся. Хотелось задержаться, поговорить, но дверь склада распахнуло порывом ветра, и Ки поежилась. — Побегу в дом. Береги себя, Яблочко! — Ага. До встречи, Ки! Она помахала варежкой, улыбнулась. Будто солнышко. Теплое, доброе. От которого распускаются цветы прямо в сердце. Даже зимой.***
Совет протекал напряженно. Вроде бы столько готовились, столько переносили, затянули чуть ли не до весны, а толку? Неурожаи, мутации, болезни — все смешалось и сегодня. Хотелось проклясть новый мир, вернуться, только чтобы не ломать голову над бесконечными проблемами. Но старого мира не было, а проблем в новом хватило бы на поколения вперед. И все бы ничего, но больше искали виноватых, чем пытались решить проблемы. Или пытались решить за счет других. Но ведь это не поможет. Никак. Элвин устало прикрыл глаза. Отец сидел рядом, слушал, не вмешивался. Непонятно было, насколько еще хватит его терпения, обсуждения зашли в тупик и превратились в нападки канцелярии на более слабых под молчание остальных. — Не заботитесь, вот и не родит земля. У других же выросло, обменяйтесь опытом, — миролюбиво предложил Тирсин. — Под местными иглодревами ничего не растет! — возмутился старейшина из рода мастеров барьеров. — У нас все земли в этом лесу, и там только шишки, ягоды растут и шляпки странные. Может, ими и сдавать в резерв? — Не возражаю, всегда так было — у кого что лучше растет, тот и несет. Но тогда другим придется нормы повысить, у кого растет, а у всех плохо растет, — прогремел Каннир из урожайного рода. Элвин потер уши. — А почему не растет? Надо искать причины, разбираться. Что скажет ученик исследователей? — пропел Тирсин. — Уважаемые, у кого растет, у кого не растет. Посмотрите на результаты практики — нормальный горькоплод на одном и том же поле вырос у единиц. Может быть, мы начнем поддерживать тех, у кого растет? У некоторых из талантливых друидов до сих пор нет ни клочка земли, отчего так? — поинтересовался Эрлин. — У моего ученика, например, с одним из лучших урожаев, третий год пошел, как земли нет. Когда решится вопрос? — Да-да! Нир — славный парень. И руки зеленые, и голова на месте. Благостный ребенок, снимайте свои эти все проклятия, землю ему выделите, пусть растет. На всю общину резерв вырастит, — пробасил Каннир. Эрлин едва удержался, чтобы не заткнуть уши. Глуховат старейшина стал, и чем дальше, тем громче говорил. — Вопрос решен. Темная община тянет с согласованием границ, без них выделить нельзя. Пусть подающий надежды ученик договорится с собственным отцом, община ему не враг, — пролебезил Тирсин. — У общины спор только о Мертвых землях, — возразил Эрлин. — Нельзя давать то, что не родит. — Вот возродит то, что испорчено темной общиной, покажет, что хочет искупить вину рода, — гаденько улыбнулся Тирсин. — Как раз и подтвердит исследование на практике. — Издевательство! — прогремел Каннир. — Мы можем перераспределить участки между урожайным и исследовательским родом, если желаете, — Тирсин поклонился. — То же касается и остальных. Все признанные земли общины Эрва уже разделены между родами. Проклятый род заявок от старших адептов на тот момент не оставил, и потому не участвовал. Эрлин сжал кулаки. Очень хотелось распустить канцелярию. А еще обнять Винни, но ни того, ни другого сделать было нельзя. — Я рассчитываю, что перераспределение земель общины будет проведено как положено, — холодно произнес Эрлин. — Как и при появлении новых старших адептов в родах, у которых земли меньше, чем положено на одного. — Это случай особенный, — возразил Тирсин. — У совета нет более важных вопросов, чем надел старшего адепта из проклятого рода? И никто не возразил. Повисла тишина. Эрлин окаменел. Наконец заговорил отец — очень устало, скучающе. — На совет выносятся все вопросы, которые не получается решить. Для канцелярии позор, что она не может уладить настолько простое дело без участия совета. Я слышу не первый раз о проблемах с землей, и не только с проклятым родом, поработайте над этим. Иначе, как и всегда в таких случаях, будем решать вопрос о перераспределении ответственных. Эрлин, подготовь полный список старших адептов в общине без надела. Если наделы до следующего сезона не появятся у всех, ответственный будет сменен. — Будет исполнено, Глава, — Эрлин поклонился. Маленькая победа! У Эрлина уже был список. И у Нира скоро будет земля — канцелярия ни за что не отдаст свой кусочек власти. Эрлин показалось, он почти слышит, как скрипит зубами Тирсин. А старейшины из небольших родов улыбнулись с облегчением открыто.***
Визиты за зиму надоели донельзя. Матушка нахваливала со всех сторон, будто семечко высшей категории. Но семечко было не от того цветка, который хотели получить матушки женихов из других родов. Из урожайного рода — деревенщина, значит, манер не знает, неграмотная, дикая. А еще влияния никакого — дедушка не занимался политикой, растил себе урожаи. Ки слушала о том, какая она домашняя, скромная, как любит вышивать и смотреть на цветы, и старалась не вздыхать от тоски, вовремя краснеть, прятать глаза, подавать руки для поцелуев. Жить взаперти оказалось ужасно трудно. Душа просилась в поле, в лес, к клумбе, туда, где можно болтать с Яблочком о чем хочется, а не подыгрывая матери. Но и выходить для визитов в гости еще хуже. Отмывали руки, лицо, мазали, красили, платья подгоняли — Киин чувствовала себя куклой. Может, замуж и лучше. Хотя бы в покое посидела бы немного, никто не попрекал цветами, а там и дети пошли бы, не до того стало бы. Все лучше, чем прихорашиваться полдня, чтобы потом весь вечер сидеть и слушать, как переливают из пустого в порожнее. От разговоров о том, кто и во что оделся, что в дом принес, кому, что и как сказал, посмотрел, подумал, хотелось закатить глаза. Или спать. Но ни того, ни другого было нельзя, и Киин слушала вполуха, думала о своем. Но сейчас уловила кое-что интересное и прислушалась. — Наследник своего ученика выгораживает. Говорит, дайте землю проклятому роду, кто же такое на совет выносит? Все решают, обычная работа. А проклятый род мог бы и вовсе промолчать, и так много милости, что их потомка из непонятной ветви, да еще и бескровного, признали. — Это из благодарности к Аркину. Молодой еще наследник, остынет. Аркин и вправду хороший друид был, жалко, прогневал Главу. Но Яблочный этот не Аркин и близко! Без слез не взглянешь. Сразу видно всю его кровь, и одет как чучело. Места своего не знает, положения не чувствует. Скромнее надо быть. Киин сжала подол платья. Куда уж скромнее? Земля положена всем старшим адептам вне зависимости от положения. Без нее ведь не протянешь, разве это много? Но матушка поддакнула. — Совсем совесть потерял. Род проклят, отец безымянный преступник, а он еще что-то просит от общины! «Отец у Нира и вправду страшный, — посочувствовала Ки. — С семьей не повезло, и в общине не принимают, как он держится?» — Киин напугали совсем, — сжалилась старушка. — Давайте не будем о мерзких полукровках, она потерянная вся. Мама погладила по руке, изображая сочувствие. Ки коснулась ее, утешая, а сама разглядывала ковер. — Ладно полукровки, у нас от эльфов этих спасения нет. Все лезут и лезут бесстыдники. У нас дети, девчонки молоденькие, они не стесняются совсем. Едва одетые приходят, хоть ты что делай! — Гнать их поганой метлой, что еще делать-то. И раздетых, и одетых, чтоб неповадно было. Дали им Дир, а они шастают! Ки поджала губы. И вправду нечего делать в чужих землях. Пусть в Дире и торгуют. А если не торгуется, пусть попробуют срам прикрыть, может, тогда и элькрины приличные придут. Теперь было неловко, что продала им цветы. Стыдно. «Те кристаллы не стоили риска для чести. И вправду, что если бы увидел кто-то из посторонних? Сочли бы распутницей, не отмоешься потом. Да и потратить кристаллы некуда теперь, дома сижу».