ID работы: 11656655

Чёрные яблоки

Фемслэш
R
Завершён
13
Размер:
240 страниц, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
13 Нравится 53 Отзывы 6 В сборник Скачать

12. Вино из гортензии

Настройки текста
Рифмы ускользали. Как только Луи находил подходящее слово и заносил карандаш над бумагой, оно исчезало. Кроме того ещё и Жофри мешал. Он ковырял лопатой сухую землю и громко кричал на пролетавших мимо пчёл. Одна из них села ему на голову и запела гимн венчания. На Жофри оказался надет праздничный сюртук с вышитыми цветами на воротнике. Луи бросил кипу бумаг в костёр. — Что ты делаешь? — он подошёл к Жофри, который продолжал копать. Небо стало пунцовым, как лицо подвыпившей дамы, которой только что рассказали похабный анекдот. Жофри достал из кармана узелок. На светло-жёлтой ткани сидели багровые пятна. Луи почувствовал тошноту. Жофри развязал платок и гордо продемонстрировал свежие, ещё истекающие соком, косточки от вишен. — Посажу дерево. В могилку к Софоклу. — Какую могилку? — Луи шагнул назад. Жар костра облизал спину. — Что ещё за Софокл? А потом и сам вспомнил, и ещё больше удивился, что мог такое забыть. Это ведь царь в древней Шипсии. Он читал о нём. — Это его надгробие? — Луи прищурился, но не смог разглядеть выбитые на тёмно-зелёном камне символы. — И разве в Шипсии мёртвых не принято предавать огню? — Э-э... — Жофри бросил лопату и почесал в затылке. — Не знаю... Какая разница? В этот момент где-то выбили окно. Перезвон стекла кружил в сознании, когда Луи проснулся среди ночи. Пробуждение было резким. И стало ясно почему: звук разбитого стекла настиг его во сне... Потому что произошёл наяву. Предположения мигом заметались в голове. Самые разные. Некоторые безобидные и обыденные, от других становилось холодно. Луи спустился вниз так быстро как мог. Готовый встретить врага или стаю взбешенных птиц или... К тому, что предстало перед глазами, Луи готов не был. Илона сидела, окружённая осколками, перед обнажённой рамой зеркала. Её тело била неровная дрожь: она смеялась? Луи замер, пряча нож. Из приоткрытой оконной створки доносился тонкий запах пряной ночи. Сквозняк лизнул обнажённые щиколотки. — Илона? — позвал Луи тихим, каким-то не своим голосом. Она вздрогнула ещё сильнее и закрыла лицо руками. Луи сделал к ней один осторожный шаг, стараясь не наступить босыми ногами на груду стекла. Он опустился рядом и положил ладонь Илоне на плечо. Она плакала. Осознание было таким, словно Луи всё-таки наступил на осколок. Дальше он плохо отдавал себе отчёт в том что делает. Он крепче обхватил её за плечи и притянул, пресекая возможность случайно пораниться. Луи увёл её в другую часть комнаты и усадил в кресло. Илона вцепилась в его предплечье и не поднимая опущенной головы спросила: — Я разбудила тебя? Луи погладил её напряжённые словно сведённые судорогой пальцы. — Я не спал. Дремал. От анализа сновидений Луи воздержался. Давно ему не снилось такой чепухи... Илона разжала пальцы. Она сложила руки на коленях и прерывисто вздохнула. — Прости. — Вздор. Тебе не за что... — Извини. — Илона. Она подняла на него взгляд. От слёз её глаза стали ещё ярче, но едва ли это вызывало трепет. Луи чувствовал себя так, словно стал свидетелем чего-то, что не предназначалось чужим глазам. Плечи Илоны больше не тряслись. Она суетливым и даже вороватым движением стёрла влагу с щеки. — Можешь рассказать что случилось? — спросил Луи. Илона шмыгнула носом и шумно хватанула ртом воздух. — Да, — послышалось сиплое. Луи отклонился и выпрямился. Прохладный воздух пробежался по коже. Луи запоздало понял, что так и не застегнул рубашку. Смущение настигло его короткой вспышкой и сгинуло, когда Илона заговорила: — Я разбила зеркало. О, как ни странно, но об этом Луи догадывался. — Устала видеть... Покойников, — её голос звучал отрешённо сухо. — Ты видишь их в зеркалах? Она кивнула и согнулась, уткнувшись лбом в ладонь. — Чаще всего это незнакомцы. Навь кишит неупокоенными, это нормально. Но иногда... Луи вспомнил их недавний разговор в «птичьей беседке». Вот о каких призраках она говорила. Это была не метафора для красного словца! По спине прошмыгнула дрожь. — Иногда я вижу своего отца. Обычно я гоню его прочь. Раньше я пыталась с ним поговорить, — она выпрямилась и рваная улыбка задела её губы. — Через зеркало. Думала, он хочет что-то сказать. Но он всегда молчит. Они все молчат. Просто появляются там, в отражении, и молчат. Луи шагнул к ней и присел рядом, наощупь находя её ладонь. Холодную и словно безжизненную. — А что с ним... Прости, мне не следует спрашивать. — Его отправили на помощь Малкиате во время гражданской, — спокойно выдала Илона. — Я его даже не помню. Он был лихочаром. Когда мне было семь, я нашла его плащ в шкафу. Нацепила на себя. Василиса смеялась, а мама разревелась. Больше я этот плащ не трогала. Никогда. Луи погладил её руку. Большим пальцем провёл по выступу костяшек. — Странно, наверное, скучать по тому, кого никогда не видела живым, да? — спросила Илона. — Нет, вовсе нет, — тихо отозвался Луиджи. — Я думаю, ты его помнишь какой-то частью сознания. Поэтому так больно. Она поморщилась, словно находя озвученное неприемлемым. Луи не знал, что сказал не так. И сказал ли? Илона вновь заговорила: — Как ты думаешь, если бы призраки умели разговаривать... Что бы он мне сказал? Луи крепче сжал её ладонь. — Не знаю... У призраков принято здороваться? Илона фыркнула и мотнула головой. Растрёпанный узел волос окончательно развалился. Луи смотрел на волну тёмных волос, упавших на плечо, и в голове пронеслись глупые неуместные мысли. — Вряд ли... — сказала Илона и пожала плечами. — Знаешь, глупый вопрос. Забудь. Хорошо, что ты не успел сказать ничего вроде «Он бы сказал, что гордится такой дочерью». — Это было бы слишком очевидно, — Луи неловко выпустил её ладонь и поднялся. —Давай я уберусь здесь. Он покосился в сторону осколков. — У тебя ведь есть метла? Забавно. В сказках, которые ему читала мама, ведьмы всегда летали на мётлах... Представив летающую на метле Илону, Луи фыркнул и мигом замаскировал это под кашель. — Не надо, — Илона поднялась с такой лёгкостью словно и не с ней приключилась ночная истерика. — Я сама. Осколки поднялись в воздух и закружились. Они превратились в песок, который извиваясь в воздухе змеёй, выскочил в приоткрытое окно. — Что ж. Раз с этим ты успешно справилась, — Луи почувствовал свою ненужность так остро, что ему захотелось себя чем-нибудь огреть. — То... Куда ты? Илона прямо на ночную рубашку напялила чёрный плащ с длинными рукавами. — Не думаю, что смогу уснуть, — призналась она. — Хочу пройтись до холма... — она как-то замялась, пряча ладони в карманах. — Хочешь пойти со мной? — Конечно... То есть, почему бы и нет? Луи отвернулся, чтобы взять плащ с вешалки. Не сразу он понял, что его там нет. На плечи упала знакомая тяжесть. Неловкость подожгла лёгкие. — Луи, — позвала Илона странным ломким голосом. В нём почудилась весенняя капель нежности. Луи обернулся, стягивая плащ на груди. Илона быстро увела взгляд в сторону. — Спасибо, — сказала она тихо. Луи удалось только кивнуть. Язык стал свинцовым. От недосыпа, наверное. Холм уже усыпали маленькие белые цветы. «Самая высокая точка в городе», — сообщила перед этим Илона. Свежий ночной воздух явно привёл её в чувства. — Жузерц ушёл из Совета. Тис... Бедняга, съел что-то не то и слёг в госпиталь. — Значит, Церпея уже можно поздравить с повышением? Илона опустилась на скамейку, глядя на город, что лежал внизу нашпигованный огнями. — Думаю, да... Завтра, точнее уже сегодня, узнаем. Луи вздохнул, усаживаясь рядом. — Что? — поинтересовалась Илона. — У меня чувство, что я просто прячусь здесь от действительности. Из окон чужого дома не видно, что происходит в родном. Илона медленно обернулась к нему. — Много ли ты сделал, будучи там? Луи внутренне сжался от досады. Он каждый день задавал себе такой же вопрос. — Я не хочу, чтобы народ решил, будто их бросили. — А я не хотела пачкать руки в крови, — Илона мотнула головой и приблизилась, скользнув ближе. — Луи, ты должен понимать, что ради таких вещей приходится жертвовать. Репутацией, чужим признанием, жизнями... — Я знаю, — Луи полез рукой в карман и вытащил письма Жофри. — Вот только тем кто уже погиб на это плевать. И их близким, боюсь, тоже... Лиан. Илона ожидаемо не поняла. В её глазах загорелся вопрос. И она его озвучила: — Что за Лиан? — Перед тем как приехать сюда я видел женщину. Она держала на руках мёртвого ребёнка. Как думаешь, её утрата станет меньше, когда мы наконец разберёмся с этой дрянью? — А от твоих самобичеваний она станет меньше? — тихо осведомилась Илона, а потом тронула Луи за плечо. — Ты не виноват в том, что происходит. И сейчас ты делаешь всё возможное, чтобы это прекратилось. Она забрала письма и на вопросительный взгляд пояснила: — Ты слишком часто их перечитываешь. Пилишь себя почём зря. Луи отвернулся с тяжёлым вздохом. Темнота на горизонте уже рассасывалась. — Когда... Когда мы перейдём к открытым действиям? — Как только Елена будет готова. Луи резко повернулся, с трудом удерживая внутри вскипячённое раздражение. — Так когда она будет готова? Илона медленно отпрянула. Осторожно кивнула и замерла. Луи не сразу понял, что она собралась делать. Он просил не об этом! Не просил ведь, да? Синие радужки вспыхнули ярче чем волшебное пламя в фонарях. Взгляд Илоны стал далёким, таким далёким и нездешним, что Луи пробрал горячий ужас. Он и сам застыл, подобно заклинательнице. Под торопливые удары сердца время превратилось в липкую тяжёлую слякоть. Сколько ирий отрезал сейчас от жизненного пути Илоны? Минуту? Час? Год?.. Синее пламя резко угасло. Луи тяжело выдохнул. — Это будет... Июль. Луи провёл рукой по волосам, собирая мысли в кучу, словно они листья, и их можно сгрести граблями. — Не надо было... Я не просил. — Вот именно, — откликнулась Илона. — Это было моим самостоятельным решением. Идём. У тебя руки покраснели от холода. Луи поднялся следом. Было действительно зябко.

Вечером дворец ожил. В честь нового человека на посту принято устраивать празднества. Скромные: приглашаются только значимые люди и участники Совета. Елена не хотела идти. Но не явиться означало продемонстрировать некоторое равнодушие к Варлею, чего на самом деле Елена не испытывала. Она очень дорожила новым министром. Не только потому что Луи счёл его полезным. После нескольких бесед Елена окончательно убедилась, что главный следователь сочетает в себе ум и простоту. Варлей человек любопытный и дотошный (но в пределах разумного!) до деталей. Елена сидела перед зеркалом, думая об этом, пока Иветта кружила за её спиной, укладывая волосы в причёску. — Мы можем заплести жемчуг, — протянула Иветта. — Вот сюда и сюда. Елена задумалась. А потом мотнула головой. — У меня есть идея получше. Иветта, не скрывая любопытства отошла в сторону. Елена ещё не надела перчатки, поэтому отклик волшебства ощутила почти сразу. Капли света обзавелись подобием формы. Они нашли своё место в волосах, а Елена не удержалась от улыбки. Ничтожное глупое колдовство! Но до чего приятно сделалось на душе. Иветта охнула и прислонила ладони к щекам. — Ваше высочество, право, ваш талант... — Брось, — мягко пресекла Лоскавиц, надевая перчатки. — Всё это баловство. От меня ждут серьёзных вещей, а я только бусины из света делать умею. Плечи Иветты поникли. Она будто хотела ещё что-то сказать, но не набралась смелости. Двери опочивальни распахнулись с таким шумом, словно их пытались выломать. Елена вздрогнула и обернулась. На пороге стояла Катрина. Брови сведены у переносицы, на губах нить натянутой улыбки, что вот-вот лопнет. — Ив, солнышко, — проворковала она. — Оставь нас. Иветта отвесила суетливый поклон и выбежала из комнаты. Елена почувствовала себя так, как наверное чувствуют люди, брошенные один на один со злой собакой. Просто облает и порычит или кинется с желанием разорвать глотку? Кто знает... — Я не буду спрашивать, причастна ли ты к тому что первым министром стал Церпей. Терпеть его не могу. Вот это обидно, подумала Елена, поднимаясь. Ей не нравилось, когда над ней вот так нависали. Катрина задрала острый подбородок. — Но скажи мне, неужели это была твоя идея — прилюдно нести чушь с площади, главным посылом которой является то, что я обманщица? — А вы с чем-то не согласны, мама? Катрина, кажется, задохнулась от возмущения. — Как ты смеешь? — прошипела она. — Ты вздумала меня опозорить? Мало мне твоего братца! — она схватилась за сердце и несколько театрально задрала глаза к потолку. — Вы все меня в гроб сведёте. Елена вздохнула. Она положила ладони на спинку стула. — Вы ведь понимаете, что я всё равно займу ваше место? Но не потому что я не смыслю себя без роли царицы, а потому что в отличии от вас, мама, я действительно люблю и страну, в которой родилась, и людей здесь живущих, — она подняла взгляд на Катрину. Та неожиданно фыркнула. — Любовь! И что ты собираешься делать с этой любовью? Кинешься грудью защищать народ? От кого? От их же самих? С таким подходом тебя задорно и успешно разорвут на кусочки. Елена качнула головой. — Вы уцепились не за то слово. Любовь как причина не лгать. Не держать народ за дураков. Катрина рассмеялась. — Ох, милая! — она подлетела к ней и стиснула предплечья. — Ты такая наивная, такая чистая, — она сочувственно поджала губы, окидывая Елену снисходительным взглядом. — Тебя растопчут. Ведь ты совсем не знаешь, что из себя представляет этот народ. — Если заранее грести всех под одну гребёнку, то разумеется, ничего путного не выйдет, — с полным льда голосом отозвалась Елена, выкручиваясь из маминой хватки. — Чего вы боитесь? По лицу Катрины пробежала рябь разочарования. — Я боюсь за тебя, дорогая. Тебя обманом пытаются втянуть в то, до чего ты ещё не доросла. — Я достаточно взрослая, чтобы оценивать происходящее. Я верю Илоне. — Смотри, как бы твоя вера не вернулась тебе молнией в спину, — кислая, кривая улыбка на губах матери осыпалась злобой. — Ты доверилась не тем людям. Позор и бесчестие. Вот куда тебя приведут такие люди как Илона. — Позор и бесчестие — это ваше правление, мама. Лицо Катрины пошло красными пятнами. — Мерзавка! — крикнула она и замахнулась. Но её ладонь перехватил золотистый всполох. Царица охнула и отшатнулась, прижимая к себе руку. В её глазах звенело несостоявшейся пощечиной потрясение. Ярость к этому времени улеглась в сердце Елены. Она метнулась к матери. — Простите, мама... Я не... Прости! Катрина скривилась и предупредительно выставила ладонь. — Прочь. Не приближайся. Лучше бы ударила. Елена сорвала ожерелье с шеи. Ей показалось, что оно душит. Скребущие горло слёзы пришлось закупорить внутри. Она должна появиться сегодня на празднике. Личное — прочь. Прочь. Такое же процеженное и холодное, как с языка матери. Какая же из неё будет царевна, если она будет потворствовать своим прихотям?.. Людей в малом зале и впрямь немного. Елена отметила, что пришли не все. И болезненное облегчение — Катрины тоже нет. Только отец сидел в углу под гирляндами из цветов и с унылым видом потягивал вино. — Не успел я и дня пробыть на новой должности, как уже успел получить угрозу от её величества, — тихой скороговоркой признался Варлей, продолжая улыбаться. Елена знала, что эта улыбка не для неё, а для остальных. — Почему она вам угрожала? — Вы не поверите, — Варлей не глядя принял из рук дворового бокал, но пить не спешил. — Катрина уверена, что это я отправил Хиамонта на больничную койку. Мои заверения в том, что два последних дня я безвылазно сидел в канцелярии не возымели успеха. Он принюхался к содержимому бокала, словно истинный ценитель вина. Елена взяла его за локоть и отвела в сторону, за горшки с цветами. Варлей не упустил возможности вылить напиток в землю. — Спиртное — яд для мозгов, — пояснил он на удивлённый взгляд Лоскавиц. — Ясно, — она через силу улыбнулась. — Дайте мне совет. — Я в этом деле плох, но видимо, придётся учиться, — Церпей спрятал руки в карманы. Его глаза тепло улыбнулись. — Внимательно вас слушаю. — Я хочу обратиться в местную газету. Напишу им о том, как Катрина их водит за нос... — Елена коснулась узорчатого цветочного листа. — Вы думаете, это не слишком? Варлей хмыкнул. Он проводил взглядом прошествовавшего мимо одного из участников Совета, имени которого Елена так и не выучила. — Думаю, это замечательная мысль. Только пишите по существу. Не стоит ударяться в детали, окрашенные личным опытом... Мы ведь не хотим очернить её величество. Елена мрачно и коротко рассмеялась над последним замечанием. — О, она отлично справляется с этим сама. Варлей ничего не ответил. Но судя по мелькнувшим искоркам в глазах — молчанием выразил согласие. — Спасибо, — вздохнула Елена, коснувшись его локтя. — Я возьму ваши слова на вооружение. Церпей мягко улыбнулся. — Только не относитесь к ним больше чем к совету. Если я порекомендую вам отведать малиновое пралине, это не означает что оно вам непременно придётся по вкусу. — И поздравляю с повышением, — Елена протянула ему ладонь для рукопожатия. Когда Варлей обхватил её пальцы, она чуть подалась вперёд и прошептала: — Усильте охрану, если до сих пор этого не сделали. Катрина пойдёт на всё, чтобы усидеть на троне. Елена поняла это сегодня. Разглядела. Здесь и связи со святыми не понадобилось. В окно пялился разбитый полумесяц. На крышке бюро стоял фонарь, в котором плясало оранжевое пламя. Было уже далеко за полночь. Елена огладила взглядом исписанный лист. Она сложила его и засунула в подготовленный конверт. Хлестать строчками бумагу легче чем выпускать речи перед публикой. Но Варлей прибавил уверенности. Газеты читают представители всех прослоек. И есть ли тогда дело до того, что слово не живое, а прилипшее к пергаменту? Елена уставилась на засыхающую печать, а потом выбралась из-за стола и потянулась. Тёмная и горькая как перезрелая ягода — всегда ли Катрина такой была? Елена прикрыла глаза. Как гулко бежала мысль! И растерялась в хороводе воспоминаний. Размытые водой времени лица из детства: нянечка с грустными большими глазами, учитель по грамматике в смешном сюртуке, тётя Софья... И где-то там, по краям едва наберётся с горсть — давнишние воспоминания о матери. И стало тошно. Чёрствые куски тепла, брошенные словно из чувства долга. Олегу, как первенцу, сначала доставалось больше. Елена завидовала: ведь ей мама не читала на ночь. Ей доставался отец с его «Пойдём посмотрим как допрашивают преступников». А потом, когда Олег «заболел», всё стало ещё хуже. Но после, когда лекари, один за другим сообщали, что болезнь неизвестна, а потому неизлечима — на Елену обрушился шквал внимания. Будущая престолонаследница! Какая чушь. Катрина не хотела отдавать трон. Поэтому лишь разыгрывала этот спектакль, показывая всем идеальную, правильную, достойную дочь. Ты ведь хочешь, чтобы тебя любили, дорогая? Тогда делай как я тебе говорю. Елена накинула плащ, опустив на голову капюшон. Она положила письмо во внутренний карман и вышла в коридор. На выходе из дворца она столкнулась с лихочаром. Её чуть не ослепил зелёный свет фонаря. Но дежурный лишь посоветовал держаться подальше от сомнительных мест. Илона, к счастью, не спала. Она сидела на полу и рисовала. В воздухе витал маслянистый запах красок. — Я хочу, чтобы ты отнесла это завтра в редакцию. Илона кивнула, наблюдая как Елена пристроила конверт на комод. — Я путаю или здесь раньше висело зеркало? Она указала на стену. Там теперь лепились пейзажи. Елена завела руки за спину, рассматривая их. — Висело, — подтвердила Илона ничего не выражающим тоном. — Василиса больше не докучает тебе? Елена вздрогнула. Она вспомнила про встречу с Шайло и тот больной, жуткий разговор. — Нет... А она докучала? Я не заметила. — Елена улыбнулась. — Я могу попросить ещё кое-о-чём? Илона отложила кисть на палитру и кивнула, не сводя взгляда с картины. Там высились горы с белыми шапками снега. И на переднем плане робко мостилась веточка сирени. — По столице шныряют охотники на ведьм. Я считаю это серьёзной проблемой. Можешь узнать побольше об этом? «Потому что чёртов Шайло говорить отказывается», — подумала Елена, вспоминая лист с результатами дознания. — Почему ты решила... — Илона перевела на неё взгляд. — Хотя ладно. Я что-нибудь придумаю. Но мелькнувшая заминка не укрылась от внимания. — Разве ты не находишь это недопустимым? — взъелась Елена. — Они считают, что ведьмы заслуживают смерти одним фактом своего существования! Илона вернулась к картине. — Да, это печально. Но сейчас есть проблемы важнее, — она почесала кончик носа и отклонилась назад. — Как Совет принял нового министра? Елена вздохнула. — Рассказывать особо нечего, но...

Олег не скучал по прежней жизни. Жизнь его давно уже стала коридором с закопчёными ободранными стенами, где одно развлечение — поиграть на перегонки со сквозняком. Если Олег выигрывал, то к нему приходила музыка. Или Ханзи приносил хорошее успокоительное. Или Илона спускалась с высот своего священного города (таким как Олег там не место) и дарила ему час, а то и два своего присутствия. Если Олег проигрывал, то... Что ж, получите и распишитесь: бессонная, выпачканная болью и жаждой ночь. Или вот ещё — полный досады и брезгливости мамин взгляд... А может — склянка с соком гортензии, которая совсем не действует как надо? Тогда Олег решил, что яд безвластен над ним из-за той самой неведомой болезни. Сейчас понимал, что смерть никакая над ним не властна. Даже солнце. Оскар умел находить нужные книги. Некоторые вид имели очень подозрительный и пахли застарелой въевшейся в переплёт кровью. Спрашивать «откуда» и «как» Олег желания не имел. Из последней прочитанной книги он узнал, что проклятье его безвременно, и чрезвычайно жестоко. «И будет вечность блуждать он ни среди мёртвых, ни среди живых, объятый жаждой крови и желанием обрести покой. Но смерть не видит проклятых, а от того не приходит. Но если найдётся ведьма, что захочет снять проклятие, то ей придётся отдать свою жизнь взамен». История о неудаче с ядом вновь напоминает о себе. Захудалый постоялый двор «Клыки и когти» жил тайной жизнью, о которой, к примеру, вон той милой шипсидке, зашедшей выпить подогретого дриома — лучше не знать. Если на вопрос «Чего желаете?» посетитель отвечает «Вино из гортензии» — не спешите записывать его в местные сумасшедшие. Лучше налейте посетителю стакан ишема за счёт заведения и усадите за дальний столик у окна с зелёными стёклами. Олег всё это выучил, наблюдая за расторопным Отисом (глядя на этого светящегося жизнелюбием мальчишку никогда и не скажешь, что он работает на наёмных убийц) или теми, кто его подменял. С возникновением в гостинице Олега, стоящее в углу пианино ожило. Зал теперь с раннего вечера и до рассвета обнимала музыка. В таинственном музыканте никто не спешил признавать царевича. Попробуй рассмотри лицо, спрятанное за толстым слоем грима. Так было и в этот вечер не пойми какого дня. Время стало валютой слишком мелкой, чтобы следить за ней. Олег услаждал уши посетителей. Краем глаза наблюдал за сидящим на лестнице Оскаром. Тот сегодня вёл себя подозрительно. Брался за книгу и в раздражении захлопывал. Курил чаще привычного. И всё как раненая птица — то сядет, то вскочит. Тяжело вздохнёт и забьётся в угол. «Что с ним?» — полюбопытствовал Олег у Отиса. Отис съёжился весь, словно воды за шиворот плеснули и пробормотал что-то вроде «Не знаю, ждёт поди...» Олег смекнул, сложив два плюс два: ждать Оскар мог только эту загадочную Эфу. Он представлял её иначе. Глядя на Оскара, легко было представить подругу его детства. Тёплую, весёлую, громко-смеющуюся. Девушка, которая появилась на пороге не подходила ни под один пункт. Но Олег понял, что это и есть Эфа. Во-первых, она не походила ни на обычную посетительницу, ни на заказчицу. Во-вторых, Оскар встрепенулся и практически слетел с лестницы. Олег к этому моменту довёл мелодию до финальной ноты. Если бы не шрам, из-за которого один глаз казался меньше другого и смотрел всегда с какой-то злобой — Эфу можно было назвать красивой. Но она скорее наводила жути. Радужки её глаз оказались по-звериному жёлтыми, волосы седыми, как у старой карги. Но Оскар смотрел на неё такими глазами, что царевичу стало неловко. Он увёл взгляд в сторону. В эту же секунду напряжённый острый взгляд Эфы упал на него. — Это кто такой? — А, это Олег, — Оскар подвёл Эфу ближе к пианино и шёпотом сообщил: — Он царевич. Эфа дёрнула углом тонкого рта, видимо пытаясь изобразить улыбку. — Что ж, смотрю, я многое пропустила. Олег поднялся, вспомнив о приличиях и слегка поклонился. — Рад знакомству. Эфа сделала шаг назад, окидывая его пристальным взглядом. Олег почувствовал себя выставленной на продажу вазой. — Царевич, значит? — хмыкнула Эфа и протянула ладонь. — Моё имя, наверное, ты уже знаешь. — О да. Оскар упоминал. Повисло молчание. Казалось, что оно в равной степени приносило неловкость для всех. Поэтому Олег физически ощутил облегчение, когда входная вновь скрипнула. Вот только облегчение длилось недолго. Олег застыл. Что она здесь делает? Илона перешагнула порог. Он узнал её по запаху, что она принесла с собой, не по лицу: на её голове покоилась тяжесть низко опущенного капюшона. Она в несколько быстрых шагов пересекла зал. — Что вы здесь делаете? — резко осведомился Оскар, невесть каким образом тоже узнав кто перед ним. — У меня есть дело для вас, — Илона задержалась взглядом на Олеге. Он сжался и шагнул в тень. Узнала? Или просто так посмотрела? Илона не выдала, что творилось у неё в голове. — В городе промышляют охотники на ведьм. Нужно, чтобы вы их остановили... На это есть воля будущей царицы Лихонавии, — Илона сделала торжественную паузу. — Поэтому цена не имеет значения. — Мы не бедствуем, — нахорохорился Оскар. — Я говорю не только о деньгах, — в голосе Илоны послышалась улыбка. — Да ну? — с издёвкой протянула Эфа, сложив руки на груди. — И что вы можете предложить? — Жизнь без необходимости прятаться. На законных условиях. Подумайте об этом, — на этом Илона отвесила кивок и развернулась. Олег чувствовал себя так, словно его проклятье развеялось, он вновь стал смертным и слабым мальчишкой, который вымок под дождём. Илона ушла, не удостоив его ни взглядом, ни репликой. Может, не узнала? Олег дёрнулся, застигнутый тщедушным порывом — догнать и заглянуть в глаза. Но на его плечо легла чья-то ладонь. Олег вздрогнул и увёл взгляд. Дверь хлопнула, словно ставя точку. Упустил. — Ты чего? — тихо спросил Оскар, медленно отнимая руку от его плеча. Вопросительное выражение его глаз заставило смутиться. — Просто... — Олег не знал, что говорить. А глаза у Оскара словно и не глаза вовсе, а два оникса... — И кто это был? От неё несёт колдовством, — заговорила Эфа, Оскар тихо обронил, обернувшись к ней: — Старая знакомая. Помогала с поисками Отиса. Он сделал это с неохотой, что не укрылось от внимания Олега. Оскар что-то скрывал. — С каких пор ты водишься с ведьмами? — в спокойном тоне Эфы почудился привкус яда. Оскар метнул взгляд в сторону Отиса, бродившего между столов. Точно что-то скрывал. — А что мне оставалось? — глухо спросил Оскар. — Идти против заклинательницы... — Так это была заклинательница? — Угу. Вроде того. Эфа плюхнулась на банкетку перед пианино. Её лицо стало непроницаемым. — Она шантажировала тебя? — Оскар красноречиво промолчал, и Эфа продолжила. — Теперь всё ясно. Почему ты молчал? — Не хотел давать тебе поводов для волнений. — Поводов для волнений? — прошипела Эфа, вскакивая и оказываясь вплотную с Оскаром. — И что теперь? Будем плясать под дудку лихочар? — она выплюнула последнее слово и сделала шаг назад. — Тебе напомнить, кто оставил мне это? Она указала на свой шрам. Оскар опустил глаза. — Я не жалуюсь на память. — Прекрасно. Олег прокашлялся, привлекая к себе внимание. Нужно было срочно переводить тему в... Менее опасное русло. Пока никто не пострадал. — Илона делает сейчас всё, чтобы на престол взошла Елена, — сказал Лоскавиц. — Уверен, что необходимость избавиться от охотников тоже часть этого плана. Поэтому можете не сомневаться. Илона сдержит обещание. — Откуда такая уверенность, царевич? — прищурившись, спросила Эфа. Олег пожал плечами. — Решать, конечно, вам, — он вернулся к клавишам и перевернул нотную страницу. — Седьмой этюд Бехтета слышали? Не обращая внимания на пару мрачных взглядов, он положил пальцы на клавиши. Возможно, в этот раз он обогнал сквозняк.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.