***
KeepTellingYourselfThat - BONES
— Сходим выпьем сегодня? Вопрос Такемичи нагло вырвал Чифую из его глубоких невесёлых дум. Парень растерянно посмотрел на улыбающегося друга. Тот пребывал в до крайности хорошем настроении, что ни капли не вязалось с погодой, днём недели, положением звёзд и жизнью в целом. Да и с настроением Чифую. Поэтому от жизнерадостности Ханагаки становилось ещё хуже. — Завтра на работу с утра, если вдруг ты забыл, — запоздало ответил Мацуно. — Нам каждый день на работу с утра, — пожал плечами Такемичи. — Можно же позволить себе расслабиться хоть иногда. Чифую ничего не ответил. Он остановился и посмотрел на мрачное небо: тучи с каждой минутой становились всё темнее, а ветер всё сильнее. Лес, который парни оставили за спиной, громко шелестел, деревья раскачивались из стороны в сторону. Казалось, сейчас раздастся громкий хруст — и деревья дорожкой повалятся на землю. Природа будто бы предупреждала невольно задержавшихся на улице путников о надвигающемся шторме, тревожилась за них. — Будет ливень, — озвучил собственные мысли Чифую. — Великолепный повод сходить согреться стаканом светлого пива! — воскликнул Такемичи, хлопнув парня по спине. Тот лишь раздражённо закатил глаза. А друг ещё утверждает, что он не пьяница! Говорят же, пьянчуга всегда повод найдёт. Но нет, Ханагаки пьяницей не был, конечно. Просто ему было скучно. А кому не будет, если жизнь похожа на бесконечную тропинку с замкнутой траекторией? Такой она была в их городке. Да какой там городок?! Деревушка на северо-востоке Шотландии. Население от силы в тысячу человек, три паба, две пекарни, пять бакалей, один портной, один сапожник, два мясника, да и те – разругавшиеся братья. Все друг друга знают, ничего необычного не происходит. Казалось бы, рай. Для пожилого человека, может быть, но не для двух едва достигших совершеннолетия юношей. Для них дни, наполненные одной лишь работой и выпивкой по вечерам — всё равно что ссылка. Работали Чифую и Такемичи каждый день. Первый в одной из тех самых пяти бакалей, а второй у портного. По вечерам они таскали из леса хворост для себя и в пабы. Чем занимались и прямо сейчас, спускаясь с холма с корзинками на спине. День выдался напряжённый и загруженный, и Мацуно знал, что точно согласится на предложение друга, потому как пьяный Ханагаки — это уже хоть какое-то развлечение. Да и Такемичи явно спрашивал просто так, заранее зная, что никуда от него блондин не денется, хоть и будет упираться. В конце концов, так было всегда. Здесь ничего не меняется. На входе в город парни разошлись по своим домам, чтобы занести хворост и договорились встретиться у любимого паба со звучным именем «Чёрный пёс». Любимым он был потому, что два других назывались «Старый кабан» и «Козлиный рог». Выбор очевиден. Чифую шёл по пустынным мощёным улочкам и в сотый раз разглядывал знакомые дома и вывески. Кирпич и камень, скрипучие ставни и немного прогнившие крыши. Городок застрял в Средневековье, считал парень. Здесь и электричества не было, тягают, вон, хворост изо дня в день, да дрова на заднем дворе колют, чтоб у камина погреться. Петляя меж низеньких домов, парень успел поздороваться с семью знакомыми, к тому времени, как дошёл до дома. Там он не стал долго засиживаться, скинул грязную после леса куртку, накинул тёмный плащ, чтобы не промокнуть и вышел обратно. Всего за несколько минут город стал темнее, хмурые тучи заволокли небо, резкие порывы ноябрьского ветра сносили капюшоны прохожих, хлопали ставнями, скрипели крышами. Чифую поёжился, осмотрелся по сторонам и направился к месту встречи. Почему-то ему было откровенно не по себе сегодня, хотя ничего выдающегося и не произошло: всё такой же раздражающе весёлый Такемичи, такой же раздражающе грубый мастер-портной, всё такая же раздражающая повседневность. Но именно сегодня было очень мрачно и темно. Слишком темно даже для ноября. Мацуно весь день что-то тревожило. Что-то было не так. Только вот другие в упор не замечали. У «Чёрного пса» его уже дожидался Ханагаки. Он выглядел жутко нетерпеливым, хотя они и пили здесь почти каждый день. Сегодня должно быть так же, как и всегда. Только почему-то Чифую предчувствовал, что не расслабится и не посмеётся, даже когда пьяный брюнет начнёт клеиться к официанткам. — Ну же, веселее! — улыбнулся ему Такемичи. — Не на похороны идём. Мацуно выдавил из себя улыбку, и они вместе вошли внутрь. Паб был совершенно обычным: шумным, тёплым и немного тёмным, наполненным запахом алкоголя и еды. Публика здесь была такая же, как и везде: уставшие после работы отцы семейств, какие-то незнакомые путники, ворчливые старики и городские пьяницы. Молодёжи особенно не водилось, за исключением парочки наглых весельчаков. — Какие люди! — воскликнул бармен, всплеснув руками и хитро прищурившись, едва парни уселись за стойку. — Вам как обычно, ребятки? Такемичи бодро закивал, сразу ввязываясь в беседу со Старым Томом. Так все величали бармена, хотя старым он не был — всего пару седых волосков в бороде. Но кому сейчас легко? Да и Томом он тоже вроде как не был. Когда-то Чифую слышал, что зовут его Бенкеем, но подтверждения этой информации никогда не получал. Парни потягивали пиво, слушая болтовню Тома и посмеиваясь над его шутками. Вскоре к беседе присоединились ещё люди. Они громко друг друга перекрикивали, спорили о чём-то непонятном и далёком, вроде политики. Да какая может быть разница, думал Мацуно. Тут всё равно всё останется по-прежнему. Вдруг дверь паба резко распахнулась, впуская в помещение порыв холодного ветра, и внутрь ввалился мужчина лет сорока. Он тяжело дышал и выглядел жутко напуганным. Так, будто увидел призрак своей недавно почившей бабки. Зал на мгновение замер и затих, удивлённо разглядывая необычного посетителя, застывшего в дверях, белого, как полотно. — Эй, мужик, дверь закрой! Шею продувает! — крикнул из угла один из ворчливых стариков. Мужчина тут же отмер и, захлопнув дверь, проговорил одновременно и громко, и как-то тихо: — Вы ещё не слышали? Семья Лоуренс. Они все мертвы. После этой фразы зал ожил. Люди загудели, как пчёлы, принялись перешёптываться и переговариваться. — Как это мертвы? — снова проскрипел старикашка с дальнего угла. — И мать, и отец, и их маленькие доченьки? Глупо было бы сейчас поправлять его и говорить, что у Лоуренсов нет дочерей, только два сына. — Я видел их, — прохрипел мужчина. Он всё ещё смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. — Клянусь, они все холодные и белые, как сама Смерть. Обескровленные. Последнее слово прозвучало словно колокол, и на миг зал вновь затих. Возле уха раздался шумный выдох Такемичи. А за ним снова послышался гул. Он нарастал и нарастал, словно огромная волна или лавина с гор. В воздухе повисло тяжёлое напряжение, навеянное общей мыслью, которую никто так и не решался высказать. — Ты веришь в то, что это возможно? — Чифую обернулся к глубоко задумавшемуся Такемичи. Тот запоздало кивнул, а затем, подняв на блондина уверенный взгляд, ответил: — Да, я верю. Я читал о… них. Именно так и выглядят обычно жертвы. Как тот мужик описал. Мацуно нахмурился, с неверием глядя на друга, и скептически цокнул. — Серьёзно? — прошипел он. — Что ты такое читал? Старый томик какого-нибудь Иоанна Полоумного, которого потом сожгли, как еретика? Это чушь! Сам от себя Чифую скрывал то, что не до конца верил в собственную правоту. Словно в опровержение его слов за окном раздался гром.***
Tempo - BONES
Разошлись они достаточно быстро: общий настрой был подпорчен неожиданным объявлением. Люди до ночи говорили непривычно тихо, будто планировали заговор. То тут, то там слышались слова «вампир» и «нечисть», однако невозможно было понять, кто их произносил. Эти причудливые, даже проклятые сочетания звуков доносились отовсюду и из ниоткуда одновременно, как будто говорили их стены или вещи, а не люди. Чифую возвращался домой под проливным дождём, плотно укутавшись в свой чёрный плащ. Периодически в небе гремели раскаты грома, совершенно не характерного для ноября. Улицы были тёмными и пустынными. И куда это внезапно делись все прохожие? Ах, точно, ливень на улице, все нормальные сидят и греются. Но почему-то по дороге парень не видел ни одного горящего окна. Шагая по тёмным улицам, ему казалось, что это не обычная дорога домой, а тёмное ущелье или лес. И он в нём совершенно один. Потерянный и отчаявшийся. Вокруг не видно ни зги, нет ни единого фонаря, а дорога неблизкая. Чифую правда боялся, что случайно свернёт не туда и заблудится. Возможно, он уже заблудился, просто ещё не понял этого. В голову сами собой лезли мысли о несчастной семье Лоуренс. Они жили на опушке леса. Отец лесник, его добрая жена, которая несколько раз угощала их с Ханагаки чаем после работы, и двое милых сыновей, совсем ещё малюток. Неужели они все мертвы? Неужели это правда? И сейчас они лежат у себя дома белые и холодные, со стеклянными глазами, в которых застыл первобытный ужас? Мать наверняка на кухне. Возможно, до этого она с улыбкой варила наваристую похлёбку из оленины, думая о том, как порадует ею детей и мужа. Мальчики с большой вероятностью умерли в саду или на террасе, играя в мячики или солдатиков. А отца смерть настигла последней, у себя в комнате, только-только вернувшегося с работы. Их дома ещё где-то неделю простоит одиноко, потому что никто из жителей не осмелится приблизиться. А когда они решатся и войдут, внутри будет стоять отвратительный запах разлагающихся трупов. И уж точно будет холодно, как в склепе. Чифую поёжился и помотал головой, стряхивая оцепенение. После таких мыслей он нормально до дома не доберётся. Бред всё это. Вампиры — вымысел, сказки для непослушных детей средневековых вельмож. Но отчего-то парня охватил иррациональный страх. Стоило подумать хоть об одном «а вдруг». Блондин воровато оглянулся по сторонам. Теперь ему казалось, что за ним следят. Это ощущение на самом деле преследовало парня уже около двух недель, но сейчас взгляд в спину чувствовался почти физически. Пустая улица, гроза. Криков тут никто не услышит. Лишь на утро соседи, собравшиеся на работу, найдут посреди дороги его абсолютно белое безжизненное тело. Руки Чифую задрожали сами собой. Ложью было бы сказать, что от холода. Дыхание позорно участилось. А если тот мужик прав и где-то рядом бродит вампир? Сейчас сам парень — идеальная жертва. Он сжал зубы от гнева на собственную слабость, и, сдавшись, ускорился. Только дома удалось наконец вздохнуть свободно. Родная кухонька, потёртый диван и платяной шкаф успокаивали. Здесь, в тепле и при свете, личные демоны казались лишь вешалкой у стены, как было и в детстве. Мацуно разжёг камин, зажёг старые свечи и керосиновую лампу, которую пристроил у кровати, и забрался под одеяло. Лампа отбрасывала на стены жуткие тени, которые сознание парня неминуемо превращало в демонов, монстров, опасных и кровожадных, именно таких, какие безжалостно убили ни в чём не повинную семью. Занавески колыхались и едва слышно шелестели, ставни скрипели и надрывались под порывами ветра, а по крыше безжалостно барабанил дождь. Чифую укутался потеплее. Спать со включенным светом? Ему что, пять лет? Ну уж нет, решил парень, он не пойдёт на поводу у бесконтрольного страха. Быстро потушив огонь в лампе, блондин быстро развернулся прочь от окна и зажмурился. Так его не смогут напугать тени в собственной комнате. Однако воображение переволновавшегося мозга продолжало рисовать картинки безжалостных чудовищ, разрывающих людей на части, оставляющих после себя жутко бледные изувеченные трупы. Мацуно промучался ещё недолго, и, утомлённый тяжёлым днём и переживаниями, погрузился в беспокойный сон.***
Лежащий на кровати юноша —воплощение хрупкости, трепетности и, вместе с тем, отчаянной смелости человечества. Глупые смертные, трясутся за свои жизни и жизни любимых людей, отказываясь признавать, что они тоже — лишь звено в пищевой цепочке. Животные давно уже в курсе и выработали стратегию самосохранения. А эти существа продолжают отрицать свою слабость перед кем-то, да ещё и сражаются. Несгибаемые, упрямые и гордые, хоть и слабые. Люди. И всё же светловолосый юноша казался вампиру совсем другим. Он не был просто едой для опытного, опасного и безжалостного вампира. Он был прекрасен. Подумать только! Парнишка почувствовал его присутствие всего за десять минут слежки, и это в такую грозу! Необыкновенный. Точно необыкновенный. Баджи не ошибся. Он, один из Первородных вампиров — детей самой природы, уже отчаялся найти «свою душу», но в этот раз не прогадал. Чифую Мацуно… Имя на вкус было сладким, мягким и нежным. Родной вкус, о котором он уже забыл. Такой он наверняка был и у крови парня. Вампир приблизился к кровати и с вожделением окинул взглядом выглядывающую из-под одеяла молочную шею с подрагивающей венкой. Он уже почти чувствовал, как приятная, непередаваемо сладкая кровь течёт по горлу. Клыки чуть удлинились сами собой, зрачки расширились, а рот наполнился слюной. Баджи резко одёрнул самого себя. Кровь возлюбленного самая желанная и вкусная из всех. Самая близкая и одновременно недоступная. Всего нескольких глотков хватит, чтобы насытиться. Черноволосый вампир наклонился к парню, осторожно подоткнул одеяло и убрал с лица светлые пряди. Сущий ангел. Такой красоты среди людей не доводилось видеть уже давно, с тех самых пор как… Баджи отвернулся, тряхнув чёрными, как сама ночь, волосами и взглянул в висящее на стене зеркало. Там была видна лишь тёмная комната с шевелящимися от ветра шторами. В такие моменты вампир жалел, что не может увидеть собственное отражение. Нет, он прекрасно знал, как выглядит: каждый уважающий себя Первородный находил себе мастера, который рисовал его портрет. Из зеркала на Кейске смотрел бы необычайно красивой внешности юноша с длинными, слегка вьющимися волосами, бледной, почти белой кожей и тёмно-бордовыми глазами. Но сейчас вампир хотел узнать, как выглядит его одежда и не осталось ли на губах запёкшейся крови убитых смертных. Семья Лоуренс — его рук (или клыков) дело. О, прекрасная детская кровь! Она такая чистая и сладковатая. Вкус жены лесника был более густым, пряным, тёплым и домашним. Муж её был горьковатым и терпким. В его крови чувствовался крепкий алкоголь. Баджи хмыкнул своим воспоминаниям, но затем нахмурился. Почему-то ему казалось, что лежащий парень не одобрил бы такое поведение. Он бы наверняка закусил свою мягкую розовую губу и отвернулся, а в глазах на мгновение мелькнула бы грусть. В прошлом так и было. Тогда Кейске встал бы перед ним на колени, обхватил бы руками изящные кисти и в очередной (сотый, наверное) раз объяснил бы, кем он сам является. А когда бы любимый перестал злиться и смиловался, пошутил про то, что ему нужно больше делиться кровью. Убивать вампир стал бы реже, но не прекратил. Хищник никогда не станет травоядным — это закон, заложенный самой природой. Баджи всегда смотрел на смертных как на еду и не вдавался в подробности жизни этих бабочек-однодневок. Но своего, любимого, чертовски милого смертного хотелось сгрести в охапку, зацеловать и никогда не отпускать. Чтобы избежать повторения первого раза. Парень не должен умереть раньше времени. Чифую хотелось любить и уберечь от всех опасностей. А ведь этот наивный юноша и не догадывается, насколько опасно сейчас гулять по темноте. Близится первое ноябрьское полнолуние.