Вспомни свою смерть

Баджи ещё около получаса смотрел на отключившегося смертного и мысленно восхищался. Чудом было то, что Чифую продержался так долго. Естественный запах партнёра всегда имеет такое влияние в первые встречи. А учитывая их близкое взаимодействие и обилие эмоций… Это совсем не удивительно. И всё же парень смог противостоять вампиру. При таком тесном контакте и такой силе запаха он его послал. И держал себя под контролем около часа. А Баджи совершенно его утратил. Он позволил себе ранить партнёра, еле сдержался, чтобы не наброситься и смеялся столько, сколько не смеялся за последние несколько лет. И всё это было совершенно искренне, порывисто и откровенно, будто бы ему не пятьсот девятнадцать, а просто девятнадцать. Он ведь и забыл, какие чувства пробуждает родственная душа. Кейске уложил Мацуно нормально и накрыл одеялом. Покидая его спальню через окно, вампир кинул взгляд на лежащий на полу нож, и его голову внезапно посетила идея. — Да, не мешало бы увидеться с тобой, всевидящий. — пробормотал он себе под нос, а потом бросил спящему блондину: — А этот ножик я заберу с собой. А то получается, что на свиданиях я хожу к нему, а не к тебе. Закономерно не дождавшись ответа, Баджи чёрной тенью выпрыгнул с окна. Быстро осмотревшись по сторонам, он свернул к центру города, туда, где должны были находиться магазинчики и мастерские. Там же должен был быть и швейный. Его вампир нашёл быстро. Всю дорогу он передвигался тихо, прячась в темноте переулков и невольно восхищаясь тишиной. А ведь всему виной он сам и страх смерти. Им был буквально пропитан воздух. Достигнув вывески с перекрещенными ножницами и иголкой, Кейске деликатно постучал. И, не получив ответа в ближайшие полминуты, распахнул незапертую дверь. Внутри мастерской было темно. Всё сплошь и рядом было заставлено шкафчиками с тканями и принадлежностями. За стойкой было ожидаемо пусто. Однако вампир, хоть и не славился в кругах себе подобных терпением, решил всё же подождать. Хозяин точно явится, в этом не было сомнений. Он всегда является, если к нему прийти из дружеских побуждений. Шли минуты. Часы над стойкой раздражающе тикали, а портной всё не появлялся. Баджи медленно закипал и уже мысленно разносил это место в щепки. Когда он хотел уж было плюнуть на свои исключительно положительные намерения и шарахнуть по столешнице, дверь из подвала приоткрылась. В проёме возник Мицуя в лёгком сиреневом плаще. — Кого я вижу, — показательно всплеснул руками он, — сам Баджи Кейске пожаловал. Какими судьбами? — Это ты мне скажи, какими судьбами. — мрачно прошептал ему в ответ черноволосый. Они оба говорили тихо и неразборчиво, но точно были уверенны, что собеседник слышит. — Пойдём, — кивнул Такаши и жестом пригласил вампира следовать вглубь подвала, откуда исходил тёплый свет. Они вместе спустились вниз в полной тишине. Подвалом служила полутёмная комната, освещённая свечами. Всё вокруг было пропитано запахом каких-то трав, с потолка свисали тихо позвякивающие амулеты и обереги. В центре комнаты стоял круглый столик с двумя креслами. За ними была ширма, где наверняка находилось личное пространство хозяина. — Твои вкусы не меняются, — резюмировал Баджи, осмотрев обстановку. — Присаживайся. Чай не предлагаю, — вежливо проговорил Мицуя и сам уселся в одно из кресел, более мягкое и старое. Вампир сел напротив, подогнул под себя ноги и взглянул на замершего, словно каменное изваяние, колдуна. — У меня есть к тебе вопросы, — заявил черноволосый. — Что ты делаешь в одном городе с моей «душой»? — Я давно здесь живу. — пожал плечами Такаши. — Меня ты не обманешь. Уж слишком долго мы знакомы. Видящий наклонился вперёд, облокотившись на стол, и принялся скользить по вампиру взглядом. Это напоминало диагностику у врача, и Баджи сам резко начал сомневаться в своей вменяемости. — А ты совсем не изменился, — пробормотал себе под нос Мицуя. — Но это только на первый взгляд. Теперь-то тебе есть, что терять, верно? Кейске досадливо поморщился. Он стойко выдерживал осмотр пронзительных глаз, но такие откровенные намёки… — У меня есть то, чего я терять не собираюсь. — Никак нет, — фыркнул портной. — Нет у тебя ещё ничего. И от этого только страшнее… — Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Баджи. — Твой приход уже запустил цепочку событий, — задумчиво, тихо, будто бы размышляя, сказал Мицуя. — А Чифую… Он к такому не готов. Очень жестоко выходит. Да только пути назад уже нет, чего жалеть? Не в силах больше ждать, пока упрямец даст пояснения, Кейске вскочил, перегнувшись через стол, схватил того за ворот плаща и прорычал: — Говори, что знаешь! Живо! Он тряхнул Мицую с такой силой, что у того клацнули зубы, и замер, не отстранившись. Эти загадки и интриги выводили из себя, особенно когда речь шла о ком-то настолько важном, как партнёр. Видящий настойчиво отцепил от своего одеяния чужие холодные пальцы и со вздохом поднялся. — Тебе прекрасно известно, что знаю я многое. И многое из этого сказать тебе не могу. В конце концов, всё будет так, как и должно быть. Баджи сжал кулаки и скривился от досады. Устало опустившись обратно в кресло, он прикрыл лицо руками и пробормотал: — Я не могу его снова потерять. Ты не представляешь, как это больно… Они не двигались несколько минут. Мицуя задумчиво разглядывал вампира. Баджи Кейске был знаменит своей вспыльчивостью, импульсивностью и равнодушной жестокостью. А ещё несгибаемой волей и верой. Но всё же он был так глубоко несчастен. Потеряв свою родственную душу в первый раз, ему хватило сил отыскать её во второй. Он смог выжить и продолжить бороться даже без поддержки Клана, и это вызывало уважение. Только вот Судьбу не обманешь. — Ярким пламенем вспыхнет его жизнь при первой Полной Луне и истлеет так же при Полной, когда сожжёт пережитки конфликта старого, — неохотно произнёс видящий и отвернулся. Он не хотел видеть отчаяние на лице старого друга. Оно бы повлекло за собой страшные муки совести, которые для Такаши были непозволительны. В их положении нужно было идти на жертвы, пусть это и будет стоить кошмарных страданий нескольких пар несчастных влюблённых.

***

Снова тот же тёмный зал и слишком громкие, поспешные шаги. Будто бы он куда-то торопился. С кем-то увидеться? Помочь кому-то? Или просто обнять? Страх, сковавший тело безмолвно напоминал, что это свидание со Смертью. Опасное, но захватывающее приключение, результатом которого может стать что угодно. Высокие своды замка, будто бы поглощающие свет, манили, затягивали, сковывали крепкими цепями. Под ними беззащитный смертный ощущал себя муравьём, которого словили в банку и накрыли полотенцем. И впереди огромный трон из чёрного мрамора. Оттуда из темноты наверняка смотрят бездонные глаза. И снова он совсем близко. Бледный, холодный, пугающий до жути, порабощающий одним взглядом. Ступеньки, ведущие к трону, осилить труднее всего. Но вместе с тем предательское сердце стучит всё быстрее, жаждет, требует коснуться совершенства. Хочет получить его взгляд, почувствовать прикосновение прохладных пальцев. Будто бы это наркотик, которого так сильно желает тело и душа. Медленно приближаются узкие ступни. Им чужд холод мрамора, они привыкли. Перед лицом его лицо с идеальными чертами: выступающими скулами, пушистыми ресницами и ровными бровями. Тёмно-серые, почти чёрные губы растягиваются в довольной улыбке, обнажая длинные опасные клыки. Тонкий палец скользит по шее, задевая бьющуюся в отчаянии венку, и касается губы. Нежно, любовно проводит по ней, слегка оттягивая. Внутри всё мигом сжимается и дрожит, а потом резко срывается вниз, когда палец исчезает. Сознание взрывается, когда в рот врывается чужой язык. Губы терзают зубами, сминают, кусают с такой жадностью, будто хотят сожрать заживо, выпить душу. От мощного напора подкашиваются ноги и развивается острая тахикардия. Поцелуй — как глоток воды во время сильной жажды. Хочется отдаться на волю захлестнувшей волны страсти, вырвать сердце, позволить поглотить душу, только бы это не заканчивалось. Самым большим счастьем было бы умереть, глядя в глаза-пропасти. И знать, что там ждёт личный рай, состоящий из ласкающих кожу пальцев и опаляющего дыхания. Даже если смертью станут идеально ровные клыки, впивающиеся в шею. Только бы в этот момент руки не переставали гладить кожу поясницы, притягивая к себе, буквально вплавляя в тело. Ближе… Больше… И на этот раз Ханагаки очнулся в холодном поту на свёрнутом одеяле. Только теперь его кожа пылала, искусанные губы чувственно приоткрылись, а в паху ощущалась тяжесть. Парень сначала ужаснулся и стыдливо прикрыл глаза рукой, но потом в памяти всплыли незабываемые кадры из сна. Глубокие чёрные глаза, пепельные волосы, щекочущие лоб, горячие ловкие пальцы, губы и безжалостный язык. Это было лучше всех немногих поцелуев в жизни брюнета. Страсть, неутолимое желание и дикий жар двух голодных тел был похож на наваждение. Яркое видение, высшую награду. Такемичи больно прикусил внутреннюю сторону щеки и, поборов в себе последние сомнения, запустил руку под одеяло. Едва дотронувшись до возбуждённого члена, он зажмурился и в несколько резких движений кончил с тихим стоном. Перед глазами взорвалась Вселенная. Юноша пытался отдышаться ещё несколько минут, прежде чем понял, что всё ещё фантомно ощущает свежесть тёмных губ и прикосновения бледных ладоней. Он теперь целиком и полностью во власти этого сна, и не то чтобы ему это не нравится.

***

Чифую лежал на спине, уставившись в потолок, и наблюдал, как комната светлеет. Сначала она стала сиреневой, потом красновато-розовой, а вот сейчас понемногу желтела. Только очнувшись и убедившись в том, что Баджи Кейске всё же реален (об этом молчаливо свидетельствовали бинты), он свернулся в позу эмбриона и беззвучно заплакал. Даже сам не знал почему. То ли от переизбытка эмоций, то ли от страха за себя, то ли от шока. А, может, и из-за всего сразу. Как никогда прекрасно подходила фраза «просто всё так навалилось». А после получаса погружения в пучину негатива, блондин лёг неподвижно, глядя перед собой. Хуже всего было то, что он ничего не понимал. Не мог даже догадываться, как повернётся его жизнь завтра, и наступит ли оно вообще. Постоянно держа в голове знание о Баджи, Мацуно больше не мог быть прежним. Он не мог так же, как и раньше работать в бакалее, тягать хворост и пить по вечерам в «Чёрном псе». Хотя нет, он мог бы, потому что это день. Но разбивать самого себя на две разных жизни, в одной из которых смертельная опасность, а в другой — постоянная ложь и фальшивые улыбки, он не мог. Приободрять жителей деревни, никак не противостоя их убийце — вот что было страшнее смерти от острых клыков. Только вот и убивать его никто не собирался. Душа бессмертного, верно? Звучит как хорошее приключение. Не ты ли мучился от скуки, Чифую? Вот и способ развлечься нашёлся. Блондин согнулся и схватился за голову от одного воспоминания. Довольная ухмылка вампира не вылезала из головы. Парень готов был проклинать подушку, которая пахла тем самым неповторимым ароматом, и свою чёртову память. Потому что она снова и снова подбрасывала картинки с прошлой ночи. Дурацкие бордовые глаза. Дурацкие прохладные властные пальцы. Дурацкий горячий шёпот. Дурацкий бархатистый смех, низкий голос. Дурацкое тепло чужого тела. Мацуно зажмурился, прогоняя видения, и, сам не зная отчего, горько всхлипнул. Ему было противно от самого себя. От того, что в глубине души он хотел бы поверить Кейске. Ведь тот был так непростительно красив, силён и притягательно насмешлив. А ещё он, мать его, накрыл Чифую одеялом. И это было ничто иное, как забота со стороны монстра. Блондин прикрыл рот рукой и сильно прикусил кожу, чтобы не издать больше ни звука. И весь последующий день он был до ужаса молчалив. Удивительно, но и Ханагаки, казалось бы, был погружен в свои мысли и совсем не замечал апатичного состояния друга. «Страх не для кого не проходит бесследно», — подумал Мацуно и продолжил собирать сухие ветки с земли. Чёртова ноябрьская слякоть сейчас была очень некстати: весь хворост был влажным и медленно гнил. И неужели так будет всю жизнь? Ведь Баджи вряд ли отстанет. Он будет вечно изводить Мацуно, лишая ночного сна. Рано или поздно юноша просто умрёт от недосыпа и стресса. Если не от потери крови, конечно. Впервые парню не хотелось, чтобы рабочий день заканчивался. Наблюдая, как темнеет и так хмурое небо, он осознавал, что боится ночи. Однако и желает её скорейшего наступления в глубине души. Ведь тьма полна тайн и загадок, особенно под руку с привлекательным пятисотлетним вампиром. На этот раз они с Такемичи закончили поздно, и когда разнесли хворост по домам, лавкам и трактирам, над городком уже сгустились сумерки. Люди, выглядывавшие в окна призывали их поторопиться. Как им сказать, что дома не менее опасно? Если не ещё опасней. Распрощавшись с другом на мучительно долгие десять часов, Чифую быстрым шагом свернул к дому. Страшно ему не было, так как худшее он и так уже видел. «Стоит, полагаю, поспать перед очередным приходом нечисти», — устало подумал юноша, поднимаясь по трещащим под ногами ступенькам. Они выглядели настолько погано, что удивительно было, как до сих пор выдерживают и не ломаются. Мацуно переживал за их благополучие сильнее, чем за своё собственное, сколько себя помнил. Сейчас эти ступеньки чем-то напоминали его самого. Распахнув дверь в квартиру с надеждой на законный отдых перед эмоционально тяжёлой встречей, Чифую сразу почувствовал непривычный холод. Он забыл закрыть утром окно? Нет, это вряд ли. Помнил же, как стоял около него пять минут, проклиная эту дыру а стене на чём свет стоит. Тогда откуда так тянет прохладным резким воздухом? Ответ не заставил себя ждать. С диванчика в гостиной поднялась знакомая черноволосая фигура. Мацуно мигом напрягся и замер, глядя туда, где у тени должны были быть глаза. В полумраке комнаты их видно не было. — Зачем ты пришёл? — устало, немного умоляюще произнёс блондин. — В этот раз времени поболтать нет, — отрезал тихий серьёзный голос. Вампир мигом оказался рядом. У него вообще была странная привычка напрочь игнорировать личное пространство. — Нужно уходить. Здесь становится опасно. Баджи схватил Чифую за локоть и потянул куда-то. — Что? Где? Куда? Постой, — поспешно остановил его тот и попробовал отцепить от себя чужую руку. Безрезультатно, впрочем. — Уходить нужно из города. Для тебя это небезопасно. — Здесь может быть небезопасно только из-за тебя! — огрызнулся блондин и дёрнулся из захвата. Вампир прижал его к себе, обнимая и успокаивающе поглаживая, и прошептал на ухо: — Я тебе вреда не причиню. А на остальных мне плевать. Пока это не угрожает нам, все они будут в порядке. — Нет никаких нас. Я никуда не пойду, — твёрдо заявил Чифую, у которого всё внутри содрогнулось от удивительно тёплых объятий. Кейске отстранил его от себя и внимательно взглянул в глаза, будто стремясь там что-то найти. А потом снова взял за руку и потянул в сторону окна спальни. — Ты пойдёшь, и это не обсуждается. Угроза исходит не от меня, и я не знаю её масштаб. А тебя, Чифую, я только нашёл и отдавать никому не собираюсь. — Я тебе не вещь, — прошипел блондин и ударил вампира кулаком в плечо, стараясь вырваться. — Я остаюсь. Ты меня слышишь?! — Нет. Ты не понимаешь. Но это и не важно. Я не дам тебе умереть, — грубо бросил тот. Он схватил лежащую у входа куртку, которую Мацуно так и не успел повесить, и бросил её парню. Всучил ему принесённый кинжал и, присев всего на долю секунды, подхватил на руки, как невесту. — Стой! Отпусти! — взвыл блондин, брыкаясь и вырываясь. Баджи лишь перехватил его покрепче и, достигнув окна, выпрыгнул из него. А затем рванул по тёмным улицам так быстро, что Чифую вынужден был обхватить его руками за шею.