!Осторожно! Глава содержит сцены насилия над животными
Спуститься со второго этажа через окно оказалось достаточно простой задачей. Всё, что понадобилось, — это наспех соорудить из простыней, наволочек и одной портьеры канат, привязать его к оконным ставням крепко-крепко и тихо слезть, прихватив лишь куртку да компас. Прошмыгнув с обратной стороны дома в сторону леса, стараясь не издать ни звука, чтобы не услышал вездесущий вампир, Чифую спрятался за деревьями и отошёл вглубь. Надежда была лишь на то, что Кейске, погрузившись в невесёлые мысли, забудет о нём, и не спохватится слишком быстро. Если честно, Мацуно даже не задумывался, куда бежал, лишь бы подальше от места своего заключения. Сейчас его не мучила совесть, он петлял между деревьев, подгоняемый гневом и ожиданием скорейшего возвращения в родной городок. Как же он скучал по безобразнику Ханагаки! Сердце билось с отчаянной силой, будто стремилось прорваться сквозь рёбра. Отбежав на достаточное расстояние, парень вытянул из-под рубахи компас и, любовно открыв его, принялся искать юг. Совместив стрелки, он поднял голову, глядя прямо перед собой. Да, Дом там. Не желая терять больше ни секунды драгоценного времени, Чифую бросился вглубь сгущающихся деревьев. Дождь усиливался, а серые утренние тучи теперь становились темнее. Чёртова гроза, чёртов ноябрь! Земля под ногами превращалась в грязь, а лес всё мрачнел, по мере того, как юноша углублялся в него. Он не замечал, что птицы вокруг перестали щебетать, не замечал, что деревья нависали над ним будто бы угрожающе, не замечал, что не встретил пока ни одного живого существа… А должен был бы. Ослеплённый радостью и облегчением от того, что вырвался, блондин не видел мелькающую недалеко, среди деревьев, серую тень. Он смотрел только прямо, пытаясь не спотыкаться об коряги, и не подозревал о том, что лес вокруг не всегда бывает безопасен. Мацуно остановился ещё раз, чтобы свериться с компасом, как вдруг раздался глухой треск веток где-то неподалёку справа. Блондин обернулся на звук и замер, всматриваясь в чащу. «А что если Баджи решит убить меня за ложь и предательство? — вспыхнула внезапно в голове пугающая мысль. — Тогда от него нигде не скроешься. Однако в схватке у меня почти получилось его ранить. Остаётся надеяться, что в следующий раз повезёт. Но всё же лучше будет, если он меня совсем не найдёт». Решив это для себя, Чифую снова рванул бегом, забыв о подозрительном звуке. Чем быстрее он будет дома, тем быстрее решатся все проблемы. Шаги парня заглушили ещё два треска, которые с каждым разом звучали всё ближе. Огромная тень неумолимо приближалась. Когда Мацуно остановился в следующий раз, ему показалось, что вокруг как-то слишком тихо. Казалось бы, в лесу должны хотя бы ветки шуметь, но здесь не было и этого. Даже звука падающих на листву дождевых капель не слышно. Ни одного шороха, скрипа или стрекотания. Место, где он оказался, было уж слишком тёмным. Деревья стояли чуть ли не вплотную, отчего создавалось ощущение, что юноша снова находится в клетке. Внезапный грохот заставил сердце уйти в пятки. Где-то переломился ствол, хрустнули ветки, а, уставившись туда, Чифую увидел гигантского светло-серого волка всего в семи метрах от себя. Ноги приросли к земле, а сердце рухнуло куда-то вниз. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь рычанием и тяжёлым дыханием чудовища, блондин смотрел, как оно сдвинулось с места. А затем, словно в замедленной съёмке, понеслось к нему. И через мгновение зависло в прыжке прямо над парнем. В темноте блеснули серебряные когти.***
Баджи смотрел в одну точку уже не меньше двадцати минут. В коридоре размеренно и от того противно тикали часы. Для бессмертного время не представляет никакой ценности, но черноволосый почему-то всегда помнил о нём. В груди больно сворачивалась змейка разочарования. Ложь, приторная и бесстыдная, — вот из чего состояли три дня счастья. Счастья театрального, мастерски сыгранного, но ненастоящего. Того счастья, в которое немолодой вампир поверил без промедлений. Тик-так. Минуты бегут так быстро для смертных, и сливаются в монотонный, ненужный шум для него. Откуда ощущение, что время ускользает сквозь пальцы? Ответ напрашивался сам собой. Он знал. Не осознавал, но уже догадывался. Просто чувствовал, на худой конец, что рядом с ним лишь разукрашенная оболочка, а не любящий человек. Чувствовал это тогда, когда целовал пухлые губы, когда обнимал тонкое хрупкое тело, когда ел приготовленную Мацуно крупу, стараясь сделать парню приятно, когда сам пытался испечь хлеб и тогда, когда смотрел вместе с ним на бескрайнее море. С него-то всё и началось. Отражение глаз возлюбленного? И почему же тогда волны вздымаются с таким надрывом, так тревожно и раскатисто, будто сражаются за что-то? Чифую, похоже, испытывал ровно такие эмоции. Сколько уже прошло? Десять минут? Полчаса? Разве это важно? Отведённые им часы с каждым днём всё уменьшаются. Хотелось скулить и выть, как волк, от досады и злости. Кейске сжимал кулаки, а его мысли, казалось, только теперь стали ясными. Конечно, блондин не мог сдаться так быстро и безоговорочно! Как вообще можно выстраивать отношения, если вы сразу начали с «крыши» и «стен», напрочь позабыв о фундаменте доверия? А часы неумолимо тикают, будто бы напоминая о чём-то. Почему Баджи всё ещё помнил о такой штуке, как время? Потому что, когда душой ты связан со смертным, никогда нельзя забывать, что его время ограничено. И этого времени всегда, чёрт возьми, мало. Мацуно давно не слышно и не видно, а вампир понял это только через полчаса. Спрятался? Надумал избегать? Нет, это не в его правилах. Он всегда доводит дела до конца. Значит, бежал… Черноволосый тут же подскочил и бросился в коридор. Через входную дверь никто не выходил, иначе было бы слышно. Увидев на втором этаже распахнутое окно и свисающую оттуда верёвку, Баджи тихо зарычал. А потом незамедлительно прыгнул следом. На окраине леса виднелась дорожка обломанных веток, и он последовал по ним. Чифую явно бежал, не разбирая пути. Сумасшедший, упрямый, наивный ребёнок! Вампира трясло от гнева и страха за это неразумное создание. Ведь леса никого не щадят. Когда поломанные ветки и следы на мокрой земле изменили направление, вампиру стало немного легче. Мальчик знал, куда идти, а значит не заблудился. Однако страх навалился с прежней силой, когда на глаза попался совершенно иной след. Большая лапа с тонкими полосами острых когтей. След был отчётливым и глубоким, и от осознания примерных размеров зверя Кейске саданул кулаком по ближайшему стволу. Сосна от сверхъестественной силы удара треснула где-то наверху. Дальше черноволосый бежал с вампирской скоростью, мелькая между деревьев как ветер. Еле сдерживаемые эмоции повлекли за собой трансформацию: клыки виднелись из-под верхней губы, волосы взвивались, а когти заострились и выросли, покрывшись, к тому же, прочной тёмной бронёй. Сначала Баджи заметил между деревьев белую шерсть необычно огромного волка, а уж после увидел светлую макушку. Движимый лишь злостью на Мацуно и страхом за него, вампир, разогнавшись, прыгнул, встав на пути у когтей зверя. Он успел в последнюю секунду. Одной рукой оттолкнув застывшего в панике юношу, вампир кинулся на волка, сразу впиваясь когтями в его плоть. Они упали на землю и покатились. Зверь повизгивал от ран, которые наносил ему Баджи, а тот рычал, уворачиваясь от зубов. Схватка с животным всегда означала схватку не на жизнь, а на смерть. От тех, кто руководствуется инстинктами и рефлексами, нельзя ждать сострадания. Кейске знал это, потому что сам долгое время жил так. Одиноким волком. А значит, как не жаль было зверя, щадить его нельзя. Вампир без колебаний вырывал белую шерсть с кожей и мясом, стараясь не попадать под удары лап. А, чуть погодя, изловчившись и оказавшись сверху, проткнул своими острыми когтями серые глаза зверя. Лес огласил жуткий, леденящий душу вой. Баджи почувствовал, как рёбра полоснуло режущей болью. Он сжал зубы, чтобы не издать ни звука, и, отняв руки от залитой кровью морды зверя, вонзил ему когти в шею, вырывая гортань и ломая шею. Ещё несколько секунд волк дёргался в предсмертных судорогах, а после затих и уронил голову в лужу собственной крови. Кейске тяжело поднялся, держась за рану на боку. Только сейчас он заметил, что когти у волка серебряные. Это не удивляло, но было неприятно, так как означало серьёзную травму. Почему-то ни капли не пугало то, что малейшая ошибка привела бы к его гибели. Сейчас мысли черноволосого занимал лишь смертный. Всю драку Чифую просидел вжавшись в ближайшее дерево. Он в оцепенении смотрел, как рвут друг друга на части вампир и зверь. Оба готовы были убить без сомнений. И, глядя сейчас на поверженного волка, блондин не понимал, что чувствует. Ему было так больно и страшно, как никогда. Но первобытный ужас по-настоящему сковал лишь тогда, когда Баджи поднялся и накинул свой чёрный плащ с абсолютно бесстрастным лицом, на котором остались капли волчьей крови. Всю дорогу обратно Мацуно не сопротивлялся. Кейске так и не сказал ему ни слова. Он шёл позади, изредка придерживая парня за плечо и направляя в нужную сторону. Они будто находились в разных мирах, совершенно никак не относясь друг к другу. Но, тем не менее, Чифую дрожал, внутренне сгорая от отвращения и ненависти. Он не плакал, нет. Сейчас, казалось, юноша был так собран и непоколебим, как никогда. Баджи спас ему жизнь? Да. Но благодарности парень не испытывал, потому как жизнь его спасли лишь для того, чтобы использовать в собственных целях. Он снова шёл в свою личную тюрьму. А ливень разыгрался не на шутку. Его потоки водопадом омывали тела обоих. Мацуно было наплевать, а Кейске благодарил небо за то, что то смывает кровь с его раны. Не хотелось думать, что будет с ней через несколько часов. Рана, нанесённая серебром, не затягивалась так быстро. А, значит, ему нужен покой. Но это позже. А сначала нужно вернуть домой возлюбленного. Старый особняк встретил их тишиной, нарушаемой лишь тикающими часами. Баджи, сжимая зубы от боли, взглянул наконец на блондина и сдавленно прорычал: — Ни шагу отсюда. Чифую удивлённо приподнял бровь, услышав болезненные интонации, и скользнул взглядом по телу вампира. Лишь тут он приметил окровавленный край рубахи, виднеющийся из-под плаща. То, что прежде он принял за пятна крови волка, оказалось ранением. Парень не подал вида, что осознал это, быстро поднял взгляд на вампира и кивнул. Тот исчез в гостиной, а блондин пошёл наверх. Он кое-что забыл в своей комнате. Да, верно, кое-что очень важное. Всё время до захода солнца Мацуно просидел у себя. Спальня выглядела ужасно: бельё было разбросано по полу, как и верёвка, а разбитое окно служило единственным свидетелем ярости вампира. Когда сумерки уже накрыли лес, раздался первый тихий хрип. Серебро разъедает вампирскую кожу, а лишь после рана начинает затягиваться. Как раз этот период заживления и является самым болезненным. Второй хрип был громче, а за третьим послышалось мычание от сдерживаемого стона. Чифую неподвижно сидел у себя на пустой кровати и вслушивался. Компас он так и не снял, а в руке теперь держал замотанный в ткань кинжал. Вот где по-настоящему должен был пригодиться подарок Такаши. Блондин был уверен, что портной, кем бы ещё он там ни был, дал серебряный кинжал именно для этого. Стук дождя о крышу и бесконечное, слишком громкое тиканье часов прерывалось хрипами и стонами вампира. Он явно не мог контролировать себя, иначе точно не позволил бы смертному слышать это. А Мацуно не боялся, ведь Баджи сейчас был беззащитен. Интересно, задумался ли он о том, безопасно ли находиться рядом с отчаявшимся, ненавидящим его смертным в таком состоянии? Чифую спустился на первый этаж так тихо, как только мог. В этот раз у него было время продумать план, и парень собирался исполнить его даже несмотря на ночь и страх перед лесом. Осторожно приоткрыв дверь в гостиную, блондин вошёл и закусил губу, стараясь не кричать. Кейске полулежал на полу, прикрыв глаза и дрожал, периодически выкручиваясь от боли. Его рана выглядела отвратительно, будто ожог на порезе. Кожа там вздулась и потемнела. Однако вампир всё ещё был в сознании. Когда он открыл глаза и посмотрел прямо на Мацуно, на лице снова не отразилось не единой эмоции. Он изогнулся и протянул к парню руку, подзывая к себе. Чифую, пряча за спиной кинжал, подошёл ближе и присел на корточки. Последний акт в его театральном представлении. — Тебе нужна кровь, Баджи? — взволнованным голосом спросил он, прижимая незанятую руку к щеке Кейске. Его волосы тут же обвили запястье и потянули ко рту с удлинившимися клыками. Чёрные зрачки вампира расширились, закрывая всю бордовую радужку, однако он с усилием отвернулся, посмотрел на самого Мацуно и убеждённо прохрипел, явно находясь в бреду: — Ты — моя душа. Я не отпущу тебя. Блондин лишь огромными усилиями заставил себя улыбнуться. Его сердце сейчас отбивало самый быстрый ритм на свете, а лёгкие сковало цепью страха и волнения. Он бы с такой радостью сейчас завизжал, чтобы не разорваться от эмоций. Но мешкать было нельзя. Мгновение — Баджи касается холодными и сухими губами запястья. Ещё мгновение — Чифую наклоняется ближе и пальцами гладит чёрные волосы. Следующее мгновение — серебряный кинжал пронзает голую спину вампира. А больше мгновений не было. Секунды слились в одну большую вечность, в которой блондин выдернул кинжал, вырвал руку из захвата волос и, зажав руками уши, чтобы не слышать воя Одинокого волка, выбежал на улицу. Эйфория, ярость, страх и облегчение лились слезами. Много, слишком много. Но и мало. Одного ножевого ранения мало, чтобы доказать, что ты свободен. Свободен. Свободен. Свободен. Чифую шептал себе это, заливаясь слезами, пока бежал по той самой тропинке, ведущей к морю. Выйти к родной стихии, посмотреть на неё, надышаться ею и идти на юг. По пути должна быть рыбацкая деревушка, а от неё до дома совсем недалеко. Домой. Домой. Домой. Почему перед глазами стоит глубокий взгляд вампира? Почему возникают мысли о том, что с ним будет? Почему ты не убил его, Мацуно? Почему за секунду до нанесения удара ты склонился, чтобы поцеловать его? Почему тебе показалось, что так ты тоже сможешь выразить свои чувства? От дождя промокло буквально всё. Вода застилала глаза, а Чифую шёл. Теперь он не боялся, что его догонит Кейске. Теперь он слишком устал. Теперь он боялся, что вампир никогда не оправится, и всё ещё трясся от ненависти. Юноша жалел о своём предательстве, когда вспоминал, что хлеб Баджи испёк вкусный, что целовал он так пламенно и так приятно. Мацуно мог признаться себе, что не считает вампира чудовищем. За это он его не ненавидел. Ненависть он испытывал теперь по личным, персональным причинам. Потому что тянуло обратно. Вернувшись домой под самое утро, Чифую рухнул на кровать, не раздеваясь, и потерял сознание.