***
Закатные лучи зимой обычно ослепляюще золотые, при ясной погоде, и бледно розовые — при пасмурной. На закате солнце никогда не окрашивается в алый, наоборот, оно медленно уходит за горизонт, сменяя светлые пастельные оттенки на тёмные. Закаты никогда не бывают красными зимой. А вот рассветы бывают. Они расплёскивают по небу багрянец, окропляют землю кровью. Уже около получаса Мацуно лежал на столе с широко открытыми глазами и не мог пошевелиться. Попробовав, он понял, что просто не может двигаться. Всё тело затекло и адски болело. Его хватило только на то, чтобы перевернуться на бок и уставиться в окно. Время он мог определить только так, ведь, чтобы посмотреть на часы, нужно было повернуть ноющую шею. А за окном медленно светлело. Солнце еле-еле пробивалось сквозь серые тучи, и Чифую чувствовал ложащуюся на него одеялом апатию. Сейчас он лежал бы так вечно. В таком случае не нужно было бы разгребать ворох проблем, покоившийся на плечах. Не помогали даже мысли о тепле, солнце и песке. Всё это бред, а он никогда не выберется из хмурых лесов Шотландии. Хотя кое-что всё же было… Море. Он, наверное, умрёт прямо здесь, если не увидит его. Чифую зажмурился, и опираясь подрагивающей рукой о столешницу, сел. Плечо прошило болью, поясницу прострелило, а ягодицы невыносимо жгло. Парень тут же спрыгнул на пол и упал на подкосившихся ногах. Он тихо выдохнул и перевёл дух, а затем снова попытался встать. В этот раз вышло лучше, хоть и пришлось пережить ещё одну волну боли. Спотыкаясь и хромая, он вышел из столовой, стараясь не оборачиваться, чтобы не видеть учинённый накануне беспорядок. Не было желания искать по дому какую-то одежду, и блондин надел пальто прямо так, поверх разодранной рубашки и брюк. Зачем-то бросив взгляд на чистую, нетронутую их с Баджи ссорой прихожую, Чифую вышел. Яркий даже сквозь серые тучи, свет неприятно слепил глаза. Вдалеке, на самом краю леса виднелись тёмные тучи, предвещающие грозу. Точно также было в первый день пребывания парня в этом доме. Но то было раньше… Сейчас Мацуно запахнул пальто и застегнул его на все пуговицы, ёжась от промозглого ветра. Хотя, в сущности, всё равно. В нём не осталось эмоций, не осталось гнева, желания отомстить. Всё это выжгла дотла прошедшая ночь. Дорогу к морю юноша нашёл по памяти, даже не задумываясь. Весь некороткий путь прошёл будто бы в тумане. В ушах беспрестанно звенело, а голова ощущалась одной огромной пустой банкой. Чёртовым вакуумом. Так вроде бы учёные называли абсолютно пустое пространство, лишённое даже воздуха? Солнце белым пятном светило сквозь облака, когда блондин наконец миновал поле, предшествующее долгожданным высоким скала. Он остановился совсем близко к краю и глубоко-глубоко вздохнул. Соль, прохлада, свежесть — неповторимый аромат такой недоступной свободы. Один шаг — и ты её достигнешь… Но Чифую никогда бы не решился. Так странно… Всю жизнь он мечтал слиться воедино с бушующими волнами, чтобы ощутить их мощь. Но нет. Один шаг — непреодолимое расстояние, для того, кто утратил свободу. «Море сегодня особенно тёмное, как будто тоскует о чём-то», — подумал Мацуно. Стук копыт он услышал ещё издалека. Равномерный, твёрдый, не беспорядочный. Коня явно кто-то вёл. И это не мог быть кто-то другой. В любую другую секунду блондину стало бы страшно. Но не теперь. Теперь в его груди что-то болезненно и туго сжалось. Стук прекратился слишком рано, и теперь ничто не заглушало еле слышные шаги босых ног. Баджи хочет, чтобы о его присутствии знали. Позовёт домой? Останется рядом? Зачем привёл коня? Скажет что-то? Объяснит? Может, извинится? Чего ты хочешь? — Садись и скачи домой. Уезжай. Ты свободен. Я никого не убью, — донёс до Мацуно слова Кейске ветер. Он стоял на расстоянии и не приблизился. А Чифую не обернулся и не вздрогнул. Он не сказал ни слова. Намеренно опуская глаза в землю, ушёл в ту сторону, из которой слышалось ржание. Всё также беззвучно запрыгнул коню на спину, стараясь не оголять не прикрытые ничем, кроме обрывков отцовских брюк, ноги, и поскакал на юг. Не оборачиваться. Не оборачиваться. Не смотреть на Баджи. Если посмотрю, тут же поверну назад, потому что он уже часть моей жизни.***
Стоя перед высоким тёмным замком с высокими сводами и готическими шпилями, Кейске думал о том, что совершенно не предполагал, что всё может повернуться так. Как так вышло, что он сейчас стоит здесь, перед замком Северного Клана? Ответ на поверхности: это крайняя мера. Вампир не представлял, что могло случиться, чтобы он отпустил любимого. До предыдущей ночи. А ощутив, как вместе с кровью смертного по горлу течёт его боль, понял ясно. Кейске не имел права вмешиваться в его жизнь. Не имел права отнимать свободу. Не имел права забирать что-то, не спросив разрешения. Не имел права касаться, говорить, целовать, ласкать, объяснять что-то. Не имел права покушаться на то единственное, что было у всех смертных кроме их бесконечной слабости — право выбора. Ведь Чифую не переставал казаться красивым даже лёжа на столе в крови и синяках. Баджи всегда восхищался его молочной чистой кожей и сам же намеренно её испортил. Взял всё оставшееся в блондине сопереживание и сжёг его своим ревностным гневом. После такого пытаться добиться взаимности просто недопустимо. Вина за случившееся лежит только на нём. Только Луна и знает, как больно и отвратительно было Баджи ночью. Он провёл её в глуши леса, кидаясь от дерева к дереву, круша стволы кулаками, пугая всех животных до полусмерти. И вампир после каждого воя осознавал, что не имеет права чувствовать боль и страдать, потому что страдает сейчас Чифую. Но одновременно он сам просто обязан страдать, долго и мучительно. Кейске звал себя монстром, рычал и полосовал кожу своими же костями, потому что должен сейчас чувствовать боль. Но ничего не выходило, так как он действительно был монстром. Но по-прежнему хотел защитить Мацуно. И потому вампир сейчас стоял здесь. Потому что сегодня Ночь Охоты, а он уже успел забыть, зачем изначально запер Мацуно в Доме в лесу. Мицуя предупреждал об опасности, и он, испугавшись, распорядился чужой волей во своему усмотрению. Доверие он потерял, а опасность так и не исчезла. Набрав в грудь побольше воздуха, Кейске стукнул по высоким деревянным дверям. Неважно, как его здесь примут теперь, Майки должен понять. — Чего тебе? — раздался грубый голос сверху из маленького окошка. Баджи, не желая тратить время на объяснения и реверансы, оскалился и, подняв руку, выпустил когти. — Нужно поговорить с Главой, — пояснил он, слегка наклонив голову, оценивая того, кого видел перед собой. Этому вампиру явно было не больше двух сотен. — Из наших? Эй, Роб! Слышал? Ему нужен Глава! — весело хмыкнул тот, явно обращаясь к своему другу, стоящему рядом на страже, а потом снова повернулся к Кейске: — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Глава не принимает посетителей. — Сообщите, что с ним хочет поговорить Баджи Кейске, — терпеливо «попросил» черноволосый. Он ожидал, что молодые вампирчики мгновенно оживятся и побегут выполнять поручения, но те лишь недоумённо переглянулись. «Всё-таки им и ста пятидесяти нет», — разочарованно резюмировал Баджи. — Слушай, катись отсюда, да по-хорошему. Не до тебя сейчас, — бросил второй вампир, подошедший к окошку. Ошибка. Какая глупая, чудовищная ошибка! Мертворождённый скривился от раздражения и презрения. Усмирившаяся злость, совсем недавно осевшая на стенках души пеплом, взвилась и сплелась в тонкий звенящий жгут, молчаливо свидетельствующий о том, что терпения владельца иссякло. Он отошёл на несколько шагов назад и прошелестел: — У меня нет на это времени. Кейске разбежался и подпрыгнул, цепляясь отросшими стальными когтями за дверь. В следующий прыжок он уже был у маленького окошка, за которым виднелись растерянные новобранцы. Баджи ухватился сильнее за ветвистый металлический узор и влетел на территорию замка вперёд ногами. Стражники бросились на него, но вампир уже бежал по внутреннему двору ко входу. Вломившись в здание он замер и потянул носом воздух. Приятная тишина и привычная темнота огромного зала щекотала давно забытые воспоминания. Холодный мрамор, на котором не видна, но ощущаема кровь. Здесь всегда было либо тихо, как в склепе, либо так громко, что хотелось зажать уши или визжать вместо со всеми. Со всеми обезумевшими от жажды вампирами. Баджи прекрасно знал расположение комнат в замке, словно последний раз был здесь не четыреста лет назад, а на прошлой неделе. Он уверенно двинулся к широкой лестнице и поднялся по ней, чтобы оказаться перед последними, решающими тяжёлыми дверями — входом в тронный зал. Прикрыв глаза, вампир решительно толкнул их и гордо вошёл. На него в мгновение ока устремились сотни любопытных пар глаз. Словно осенний туман, по зале начал распространяться шёпот. У вампиров острый слух, им не нужно говорить громко. Но у Кейске слух острее, потому что натренирован за годы жизни в лесах. — Кто это? Новенький? — Баджи… Тот самый Одинокий волк? — Я думал, он давно умер. — Я слышал, он в одиночку вырезал целый клан в Японии. — Бред! Он просто убил китайского императора, поэтому известен. Черноволосый мысленно усмехнулся и поразился изобретательности членов Северного Клана. Наслаждаясь изобилием слухов о себе, он уверенно продолжал идти вперёд к трону. Тот ожидаемо пустовал, но и это не должно было стать проблемой. Он из-под земли Манджиро достанет. Потому что он Баджи Кейске, мрачный путник для смертного, и легенда для любого вампира. — Кого это я вижу?! Возвращение блудного сына? Или как прикажешь это понимать?! — раздался среди общего растущего гула звонкий голос. Этот голос был Баджи знаком. Он всегда такой звонкий, будто бы издевательский, похожий на гудение противной расстроенной гитарной струны. Такой же, как и его обладатель. Из толпы спереди вышел высокий улыбающийся вампир с копной жёлто-чёрных длинных волос. Он вприпрыжку шёл прямо навстречу Баджи и медленно раскрывал руки для объятий. Мертворождённый остановился и хмуро окинул взглядом бывшего друга, а затем сдержанно кивнул: — Казутора. Я хочу поговорить с Сано. Приблизившийся вампир тут же опустил руки, и вся доброжелательность исчезла с его лица, уступив место ярко выраженному презрению. — А со мной ты поговорить не хочешь? — ядовито протянул Казутора. — Сколько лет сколько зим, Баджи! — У меня нет на это времени, — отрезал тот. — Ах, у него нет времени! Вы только посмотрите! — вампир прокрутился на босых пятках и развёл руками, как бы призывая собравшийся народ судить гостя. — Ты заявился спустя столько лет и даже… — Успокойся, Тора, — обрубил пламенную речь Ханемии вышедший из-за угла Рюгуджи. — Зачем ты пришёл, Кейске? Баджи перевёл взгляд на другого старого друга и почувствовал лёгкое облегчение. Дракен здесь, и его слова всё ещё имеют вес, а значит, как минимум до встречи с Майки можно не переживать за свою шкуру. — Повторяю ещё раз, — хладнокровно проговорил черноволосый. — Я хочу поговорить с Манджиро. — Идём, — подумав около минуты, решил Рюгуджи. — Занимайтесь своими делами. — Но Дракен… — наигранно заныл Казутора, однако зам оборвал его одним жестом руки. А затем развернувшись, пошёл прочь из зала, приглашая Баджи следовать за собой. Тот позволил себе последний раз оглянуться в поисках знакомых лиц и, выцепив из толпы другую жёлто-чёрную макушку, более высокую и короткостриженную, двинулся за Дракеном. На невысокую хилую фигуру в очках, стоящую с Шуджи бок о бок он внимания не обратил. Они с Рюгуджи оказались в тёмном узком коридоре за залом. Когда дверь закрылась, светловолосый остановился и повернулся к Кейске. — Если уж ты пришёл, то дело явно серьёзное, так ведь? Черноволосый поморщился. Он уже давно отвык от проникновенных бесед с замом. — Срочное, — коротко ответил он, намекая, что подробностей не будет. Губы Дракена сжались в тонкую полоску, он сухо кивнул и двинулся дальше по коридору. Какое-то время они шли молча. Светловолосый о чём-то размышлял, а Баджи старался не пускать в голову мысли, начинающиеся с «а вдруг…», и просто рассматривал интерьер. — Так как там поживает мир смертных? — вновь подал голос Рюгуджи. — В огне и слезах, как и всегда, — хмыкнул Кейске. Зам снова кивнул, и между ними опять повисла напряжённая тишина. — А как… поживаешь ты? Хороший вопрос, Кен, очень хороший. — Всё ещё ни жив, ни мёртв. Собеседник неожиданно громко хмыкнул и вдруг заговорил активно, но чётко: — Пойми, сейчас трудное время. Ребята неспокойны, ночью полнолуние, а тут ещё и ты заявился прямо накануне нашего выхода. Кажется, что я чего-то не понимаю. — Спокойно. Я поговорю с Майки, а он уже сам решит, что делать с этой информацией. Думаю, ты в любом случае узнаешь. Больше Дракен ничего не спрашивал. Они не заговорили ни разу, вплоть до того момента, как подошли к апартаментам Манджиро. Тогда зам негромко постучал и сразу же вошёл, не дожидаясь разрешения. — Майки… — начал он в спину сидящему на подоконнике у окна кабинета вампиру. — Здравствуй, Баджи, — перебил его Глава своим тихим севшим голосом. — Как ты… — удивился тот. — Я видел тебя из окна. Какие же идиоты эти новобранцы, верно? — усмехнулся Сано. Он обернулся и одарил вошедших фирменной широкой улыбкой. — Так какое у тебя ко мне дело? Дракен кашлянул и потянулся к ручке двери, бросив: — Я лучше пойду. — Останься, Кен-чин, — остановил его Манджиро. — А ты присаживайся, Баджи, сюда, ко мне. К чему церемонии? Черноволосый дёрнулся, чтобы подойти и сесть, но в итоге остался на месте. — Нет уж, я пришёл не о ночлеге спросить. Да и времени ни у кого из нас нет, — холодно заметил он. — Я знаю, куда именно вы собираетесь сегодня ночью. И хочу попросить изменить место Охоты. — Невозможно, — внезапно грубо отрезал Сано. Кейске раздражённо цокнул и покачал головой. — Я знаю, ты можешь. Просто иди в любой соседний городок, но этот не трожь. — Что тебе до него? — пепельноволосый подозрительно прищурился и слегка наклонил голову. — Неважно, — прорычал черноволосый, а затем добавил значительно тише: — Охоться в другом месте, и я выполню любое твоё желание. Дракен позади как-то обречённо вздохнул, а Манджиро коротко присвистнул, а затем восторженно пробормотал себе под нос: — Ты нашёл его… Спустя столько лет ты его нашёл… Баджи порывисто подскочил к Главе, схватил его за плечо и пламенно заговорил: — Да, я его нашёл. И потому… прошу… ради матери Луны… Иди в другое место, чёрт тебя дери! — Ох, как ты попал, мой дорогой Баджи-кун, — прошептал ему в лицо Сано, а затем грубо оттолкнув, встал. — Я не выполню твою просьбу. Это вопрос не возможностей, но желания. — Ты… — прошипел Кейске, но внезапно замолчал. Он слегка отошёл, окинул Главу внимательным взглядом, и на его лице отразилось понимание. — Ты тоже… — Молчи, — бросил ему Сано. Баджи медленно кивнул и с достоинством опустился на одно колено, как делают перед королём его приближённые слуги. — Майки… — вампир поднял голову и заглянул в пустые чёрные глаза. — Оставь в живых Чифую Мацуно… И его друга Такемичи Ханагаки. Обоим девятнадцать лет, блондин и брюнет. Но, впрочем, первого ты узнаешь. Что-то внутри Манджиро вдруг сжалось, пока он слушал Кейске. Не успев даже задуматься над этим, пепельноволосый коротко мотнул головой, отмахиваясь от странного ощущения, и холодно кивнул. — Одно желание, Баджи, — сказал он, двинулся в сторону спальни, как вдруг остановился и, чётко отделяя каждое слово, проговорил: — Если посмеешь вмешаться в Охоту, я убью тебя. И не только тебя, но и тех смертных, что ты назвал. Черноволосый поднялся на ноги и, заложив руки за спину, сдержанно поклонился. Да, он наступал себе на горло, умоляя и унижаясь, но зато теперь Мацуно ничего не грозит. И плевать на всё, даже если потом сам вампир будет мучиться и орать от пыток, которым его может подвергнуть Глава. Он изменился, так что теперь можно ожидать чего угодно. Майки в последний раз обвёл взглядом комнату и исчез за дверями спальни, а в кабинете на долгие минуты воцарилась тишина. Баджи невидящим взглядом смотрел куда-то на стену, мимо Дракена, ставшего невольным свидетелем их беседы с Сано. А потом вдруг шумно выдохнул и тряхнул головой. — Нужно идти, — бросил он заму. — Пойдём, — согласился Рюгуджи и жестом показал черноволосому следовать за собой. Уже за воротами, глядя в спину удаляющемуся Одинокому Волку, зам пробормотал: — Не нравится мне это…***
Конь под Чифую ходил ходуном от огромной скорости, которую они развили. А блондин всё гнал и гнал вперёд. Где-то на полпути он начал чувствовать. А сейчас, когда родной городок был совсем близко, его просто разрывало от волнения. Солнце село уже давно, а ночное небо после грозы казалось ещё темнее и тяжелее. Тучи, поначалу державшиеся позади парня, нагнали его на полпути. Мощный ливень начался ещё у моря. Он сильно затруднял движение: они пытались проехать через сплошную бьющую по спине белую пелену и выбраться из грязи. И Мацуно просто молился, что приедет раньше, чем гроза начнётся в городе. Он знал, что так не получится. Что, если она уже долгое время идёт у него, то и родные домики уже накрыло. Но всё равно боялся. Сильно, до дрожи боялся чего-то огромного и страшного, что неизбежно придёт вместе с этой тучей. Знакомый перелесок встретил неожиданно оглушающей тишиной. Юноша продолжал гнать коня по сплошному болоту из воды, земли и гниющих листьев, хотя дождь уже заканчивался. Да, чёрт возьми, это можно объяснить страхом животных перед природой, но всё внутри Мацуно буквально кричало, что нельзя. Что настолько тихо бывает только тогда, когда приходит Смерть. Сжав до побелевших костяшек вожжи, юноша в очередной раз пришпорил коня и сам наклонился вперёд, будто бы это поможет ему быстрее добраться до дома. Когда из-за деревьев показался знакомый крутой склон, а за ним и крыши домиков, Чифую уже чуть не плакал. Всё в его душе рвалось на части. Что-то жуткое, первобытное и безумно сильное, накрывшее с головой прошлой ночью, бушевало в нём похуже девятибалльного морского шторма. Баджи поселил в нём ЭТО. И именно оно тянуло сейчас назад, туда, где когда-то юноша понял, что родным городком жизнь не ограничивается, туда, где он испытал сильнейшие в своей жизни эмоции. Но Мацуно упрямо скакал вперёд, будто прорываясь сквозь шквальный ветер. К месту, где прошло детство, где была прошлая жизнь и пролегали её останки. Выскочив на опушку, он замер. Они с безымянным конём оба застыли, как каменные изваяния. А потом животное заржало. Долго, с надрывом и отчаянием. Город был в огне. Сам блондин, его детство, отрочество и прошлая жизнь горели, выли, кричали и плакали. А из-за уходящих за горизонт чёрных туч выглядывала полная Луна.