***
Вдвоём они прошли куда-то вглубь монастыря, по бесконечным лабиринтам коридоров, ведущих от амфитеатра. Тетта шёл вперёд с такой уверенностью, будто бы жил здесь все свои триста с лишним лет. Баджи искренне не мог понять, куда они направляются. Миновав уже несколько десятков одинаковых серых дверей, они всё равно продолжали идти. — Сюда, — впервые посмотрел на него Кисаки и зашёл в одну из таких комнат. Внутри было до жути темно и пыльно. Только благодаря вампирскому зрению в этом беспросветном мраке удалось разглядеть полочки, заставленные… Огромным количеством устройств для пыток. Был здесь и стул, и шкаф с острыми шипами, и многочисленные «разрывалки», и «закалывалки», и даже «труба-крокодил»*. От последнего вампир мысленно скривился, едва представив, как это больно: огонь всегда пугал больше любых других угроз. Но в остальном он не впечатлился. Он сразу понял, что со стороны Кисаки это лишь попытка его запугать. «Не на того напал», — мрачно усмехнулся Кейске у себя в мыслях. Очкарик тем временем неторопливо зажёг старую керосиновую лампу и, выдвинув единственную нормальную табуретку из угла, уселся на неё. — Тут можно говорить спокойно. Никто нас не услышит. «Конечно, именно за конфиденциальностью ты меня сюда привёл». Баджи, никак не позволив своему пренебрежению отразиться на лице, почтительно склонил голову. Он осознавал, что Тетта просто боится его и потому сразу показывает, на что способен. — Что мне нужно рассказать? — деловым тоном поинтересовался он. — О чём вы говорили с Сано, когда ты пришёл в замок Северного Клана три дня назад? — О нём самом, — черноволосый смотрел Кисаки прямо в глаза. — Не знаю, много ли ты слышал обо мне… — Слухи о твоей безжалостности — правда? — перебил тот. Кейске прикрыл глаза, уговаривая себя не убивать это ничтожество прямо сейчас, и ответил: — Да. Мало кто знает о причине, да это и неважно. События того времени давно канули в лету. Раньше я состоял в Северном Клане. Знаю Сано давным-давно. Больше всех, наверное. — Тогда мне тем более интересно, что заставило тебя хотеть его смерти, — хмыкнул Тетта. — Он опасен, — буркнул Баджи, не придумав лучшего оправдания. — Это понятно даже только что обращённому. — По его вине умер мой возлюбленный, — предпринял ещё одну попытку черноволосый, надеясь, что Кисаки не знает правды и поверит в эту ложь. — Насколько я знаю, это было более четырёхсот лет назад. Ты явно не из тех, кто подолгу вынашивает планы мести, — небрежно отмахнувшись, Кисаки наклонился вперёд, заглядывая Кейске в глаза, будто это поможет лучше его понять. — Я спрашиваю ещё раз: зачем ты здесь? Тон очкарика стал жёстче, из него исчезла вся насмешливость. Баджи мысленно напрягся, но сдержал себя и сделал вид, что колеблется, решаясь сказать правду. — Вряд ли ты знаешь, насколько убийственно одиночество, — тихим голосом поделился он. — Надоела кличка, под которой я известен. Хочу вернуться в Клан. До Манджиро мне нет дела. Наша дружба мертва уже давно, тем более сейчас иметь с ним какие-то дела — равносильно самоубийству. К концу речи вампир отвёл взгляд для пущей убедительности. Тетта задумчиво кивнул и, помолчав какое-то время, вздохнул. — Я знаю, что такое одиночество, Волк, спасибо Сано. Я не остановлюсь, пока не добьюсь его смерти, — хмуро признался он, невидяще глядя куда-то в стену. А затем поднял взгляд и посмотрел прямо в бордовые глаза Кейске. — У меня к тебе ещё тьма-а-а вопросов. Ты интересен. Вампиры крайне редко живут в одиночестве. Оно творит ужасные вещи с сознаниями любых существ. Ты провёл один несколько сотен лет. Кто знает, что у тебя в голове… — В голове только цели, а вот в сердце тоска, — продолжал играть роль несчастного Баджи. Кисаки громко хмыкнул, встал и приблизился к черноволосому. — Тоска? У тебя в сердце должна быть жажда. Это единственное, на что мы способны. На что ты способен. Дикий зверь. — Правда? — вздёрнул бровь Баджи, не сдержав раздражение. — Что на счёт гнева и бесчувственной жестокости? На твоём примере видно. — Как мы заговорили! — не уступал Тетта. — Будь осторожен. Я не терплю непослушания. Они гипнотизировали друг друга взглядом ещё пару секунд, пока Кейске не уступил и намеренно беспечно не пожал плечами. — Ни на что не претендую. «Кроме смертного в башне. Убьёшь его — полягут все», — закончил он про себя. — Только попробуй, — покачал головой Кисаки, будто бы случайно оглядываясь на все орудия пыток, находившиеся в комнате.***
Деревья шумно качали своими тяжёлыми ветками, а Чифую сидел на своей подстилке, прижавшись спиной к стене, и вслушивался в звуки моря. Он представлял, какая пена взвивается над скалами, когда о них ударяются сильные волны. И больше всего мечтал ни о доме, ни об освобождении, а о том, чтобы брызги долетели до него. Было невыносимо холодно, внутренности выкручивало от голода, а тело ныло от синяков и ссадин, полученных за последние дни. Укус на шее понемногу менял цвет от тёмно-красного до синего и болел уже меньше. Парень ёрзал и дрожал, желая хоть как-то прекратить эту пытку. В отчаяние он просто упал на солому, обхватил себя руками, надеясь согреться, и замер. Шли минуты и часы, а Чифую не двигался. Он уже всем сердцем желал, чтобы Баджи наконец вернулся. Замёрзшими пальцами юноша достал из-под рубахи ожерелье-компас и нежно погладил золотую оболочку. Компас подсознательно ассоциировался с чем-то родным и долгожданным, вроде свободы. Блондин прижал его к груди и тяжело вздохнул, вспоминая тех самых парней, которых рисовало сознание всякий раз, когда он брал ожерелье в руки. Защёлка на внешней стороне двери щёлкнула, и та со скрипом приоткрылась. — Привет, малыш, — сказал звонкий мелодичный голос. Внутрь комнаты заглянула голова с копной жёлто-чёрных волос и любопытно оглянулась. — Не видел тут такого светловолосого смертного? Одежда порванная, синяки везде и глазки такие голубые. Грустные. Чифую со стоном сел, хватаясь за одеревеневшую спину и ошарашено уставился на странного вампира, не в силах произнести ни слова. Тот, заметив растерянность юноши, вошёл, тихо прикрыв за собой дверь, и хихикнул. — Расслабься, у меня просто такая манера общения. Привыкнешь ещё. — Что вы… Что вам нужно? — Мацуно отодвинулся ближе к углу, рефлекторно сжимая края рубахи. Жёлтые глаза вампира скользнули по его телу, внимательно осматривая и не пропуская ни единой детали. Он заметил и укус на шее, и цепочку кулона, заметил, наверное, каждое пятнышко. Потом со вздохом сел, сложив ноги по-турецки, и проворковал: — Я полагаю, ты голоден? Кошмарные условия, холодрыга жуткая. Я тебе поесть принёс, — только тут блондин заметил стоящую рядом с вампиром корзиночку. Против воли в животе заурчало. — Вот, разбирай. В корзиночке оказалось немного завёрнутого в бумажную обёртку картофеля, ломоть ржаного хлеба и несколько кусков редиски. — Её тоже съешь. Полезная, — заботливо указал на овощ длинным ногтем вампир. Чифую его, честно говоря, уже не слушал. Он ел жадно и быстро, наплевав на гордость и внешний вид. Ему было всё равно, что есть: вкуса еды он почти не ощущал. Глядя на юношу, вампир залился тонким звенящим смехом. Тогда блондин вспомнил, что уже слышал этот смех. И даже знал, что вампира, которому тот принадлежал, зовут Казутора. Он был одним из немногих, кто не отпустил ни единой шутки про смертного, когда они только прибыли сюда. И Мацуно уже проникся к нему своеобразной благодарностью. Однако следующая фраза Ханемии заставила его подавиться. — Совсем Баджи о тебе не заботится, — обронил кровосос, будто походя. Чифую почувствовал, как сердце натурально падает в пятки, и закашлялся. — Вы… Как? — в перерывах между кашлем выдавил он. Казутора раздражённо цокнул и похлопал парня по спине. — Не учила мама есть молча? Какие дети нынче пошли… Вот в моё время! Пятьсот лет назад, боги… — Пятьсот?! — прохрипел смертный. В его голове начал складываться пазл. — То есть вы знаете… — Оставь эти расшаркивания, ребёнок. Мы не при дворе, — фыркнул Ханемия. — Знаю я Баджи. И тебя знал, но другого. Из прошлого. — Значит это на самом деле правда? Прошлая жизнь и родственная душа… — поражённо выдохнул Мацуно. — Конечно, правда. Кейске! Старый дурак! — вампир покачал головой. — Уже успел облажаться? Чифую нахмурился, заново переживая всё, что было между ними, и, подумав немного, отмахнулся: — Это неважно. Только… почему вы… Ты. Почему ты здесь? Ведь они все хотят меня убить. Жёлтые глаза немного потемнели и приобрели оттенок тёмного мёда. Казутора грустно вздохнул и погладил юношу по голове. — Мне просто не нравится бывший Глава. Баджи я встретил здесь случайно, но теперь очень хочу помочь. — Значит ты поможешь нам сбежать! — радостно воскликнул Мацуно. Ханемия охнул и зажал ему рот рукой. — Тише, тише. Никто не должен знать, что я здесь. Если бы всё было так просто, мой дорогой. Мы с Баджи, знаешь ли, немного не в ладах. Я подвёл его когда-то, и он обижен на меня. Но я правда-правда хочу искупить свою вину. — Ты не лжёшь? — нахмурился блондин. — Нет. Но знаю, что ты так просто не поверишь. Мне жаль, что тебе приходится через всё это проходить. Но я знаю Кейске. Он не даст тебя в обиду. Когда придёт время, я помогу вам выбраться. — Я подожду. И… — Только есть одна просьба! — Казутора остановил юношу одним взмахом руки. — Не говори Баджи о том, что я к тебе прихожу. Тот хмурился всё больше. — Но почему? — Он вспыльчивый, может среагировать радикально. Я сам поговорю с ним, ладно? И скажу тебе об этом после. Договорились? Мацуно посмотрел вампиру в глаза, затем отвернулся и задумался. И только через несколько минут выдал: — Договорились. Но имей в виду: я тебе не доверяю. Как и кому угодно в этом месте. Казутора, казалось, расслабился только сейчас. Он весело хмыкнул и ободряюще улыбнулся юноше. Встал и, схватив пустую корзинку, двинулся к выходу. А у самой двери обернулся и сказал: — Редиску съесть не забудь. Питательный овощ, принесу ещё. Когда камера снова оказалась заперта, Чифую прерывисто вздохнул. И сразу же удивился этому. На протяжении всего разговора с Ханемией его преследовало ощущение дискомфорта, будто бы он находился в колючих кустах. Юноша поймал себя на мысли, что ждёт вечера, когда Баджи сможет прийти.