Вспомни свою смерть

К тому времени, как солнце снова скрылось за горизонтом, Чифую начало казаться, что он превратился в ледышку. Он будто бы прирос к каменному полу намертво, и влажная солома ни капли не спасала. По камере гулял холодный ветер — визитная карточка конца ноября в этих краях. Честно говоря, парень понятия не имел, в какой именно части острова он находится. Побережье подсказывало, что немного южнее их городка. Но эта информация теперь была ему не нужна. Города больше не существовало. Мацуно будто бы начал новый этап своей жизни. Вернее его насильно лишили предыдущего. А всё, что хоть как-то было связано с прошлым — Баджи. Его-то теперь блондин и ждал. Когда сиреневые сумерки сменились тёмно-синей ночью, юноша начал инстинктивно поглаживать компас на цепочке. Тот теперь крепко ассоциировался с теми днями, что они с вампиром провели в Домике в лесу. Что-то странно тёплое разливалось в груди при мыслях о тех десяти днях. От этого ощущения даже пальцы переставали дрожать, а горло першить. Чифую не мог думать больше ни о чём, кроме встречи с Кейске. Он уже убрал корзинку и грязную бумагу, в которую была завёрнута еда, в маленькое отверстие на двери. Парень решил действительно не говорить черноволосому о встрече с Казуторой. Не столько потому, что тот попросил, сколько потому, что сам не считал её чем-то важным. За пару часов ожидания небо стало совсем чёрным, с едва очевидными очертаниями тяжёлых туч. Блондин прикрыл глаза, крепко сжимая кулон в руках. Он не мог спать в таком холоде, но не мог уже и двигаться. В какой-то момент юноша даже начал полагать, что умер и попал в такой странный, ледяной ад. Тогда-то, ближе к двум часам ночи, из угла послышалось до боли знакомое мяуканье. Как только котик Кейске оказался в комнате, он подбежал к Мацуно и потёрся мордочкой о его сжатую руку. Лизнул ладонь и вдруг зашипел, осознав, какая она холодная. Чифую только улыбнулся самыми краешками губ, уже не стараясь скрыть, как дрожит челюсть и клацают зубы. Баджи мигом запрыгнул ему на колени, поставил передние лапки на грудь и прижался всем телом к юноше. Тот поражённо выдохнул и просипел: — Ты не кот, Баджи. А ещё ты хотел быть честным… без хитрых… приёмов. Быть котом — хитрый приём… Кот нагло ухмыльнулся (Мацуно мог поклясться, что именно ухмыльнулся!) и ткнулся прохладным носом в скулу парня. Затем как-то неохотно спрыгнул на пол и принял более человеческий облик. — Ты весь ледяной, — констатировал он, усаживаясь на пол напротив смертного. Тот только кивнул, и не думая отрицать очевидное. Кейске нахмурился, стянул свой плащ и подполз к Чифую, чтобы накинуть. Но вдруг передумал и просто обнял его сзади за талию, притягивая к себе. Парень попытался воспротивиться, но вдруг понял, что тело вампира неожиданно тёплое. — Хочешь знать, почему моя кожа тёплая?— с улыбкой спросил тот. — Так работает наша связь. Ещё одно подтверждение того, что она реальна. — Что-то вроде «нас греет любовь»? — саркастически хмыкнул Мацуно. — Ммм, — прогудел Баджи и с плохо скрытым удовольствием устроил подбородок на плече юноши, сидящего у него между ног. Блондин ощутил, как стремительно краснеет и отвернулся, буркнув: — Это тоже хитрый приём. — То есть тебя можно подкупить лаской? — рука вампира, покоившаяся на талии Чифую, скользнула на его бедро. Тот раздражённо дёрнул ногой и недовольно поправил: — Нет. Мне холодно и поэтому ты можешь меня обнимать под предлогом того, чтобы согреть. — Как же ты меня раскусил! — фыркнул Кейске, но всё же убрал руку. — Имей в виду, я собираюсь ухаживать за тобой, заботиться и защищать. Сейчас ты не можешь отрицать, что это тебе нужно. Смертный только промычал что-то в ответ и немного расслабился в мягких объятиях. — Баджи, — позвал он через пару минут. — Можно вопрос? О нашей связи… — Можно даже два. — Тогда, в ту ночь. Ты понял какую… — услышав эти слова, вампир напрягся и сел прямее. — Когда ты меня укусил… Я почувствовал твои эмоции. Как будто они были моими… И увидел… — Прошлое? — Баджи нахмурился. — Понимаешь ли, «родственная душа» — не обычный термин для пары. Это не просто чувства, хотя и они в том числе. Наши души — как частички пазла. Если их совместить, они срастаются. Укус послужил катализатором и приоткрыл нам души друг друга. Я тоже тогда почувствовал… — его взгляд стал жутким и пустым, но, тряхнув головой, он быстро справился с оцепенением. — Такие пары бережёт сама Судьба. Через способность ощущать души она помогает понять партнёра. Камеру окутала тишина. Такая тишина, в которой рождается что-то волшебное. И Чифую не нужно было гадать, чтобы понять, что они с Баджи сейчас думают об одном и том же. Мысли шли единым потоком и имели одно настроение. Казалось, они даже дышали в такт. — Как ты это всё узнал? — поинтересовался блондин умиротворённым шёпотом. Губы вампира растянулись в тёплой нежной улыбке. — О, это долгая и длинная история. Мы тогда только встретились… Я был настолько юн и наивен, насколько это только возможно. — Могу представить, насколько с тобой было тяжело, — хихикнул Мацуно, откинув голову на плечо черноволосого. Тот беззлобно закатил глаза и щёлкнул парня по носу. — В двадцать я не был таким умным, как ты. Хорошие были времена… — Расскажешь? Баджи удивлённо приподнял бровь и заглянул Мацуно в глаза, будто бы желая убедиться, серьёзен ли он. — Если ты этого хочешь… — тихо проговорил он после. — Это и моя жизнь тоже. По твоим словам… Заметив в глазах смертного настоящий живой интерес, вампир вздохнул. Тут, явно вспомнив о чём-то важном, потянулся к карману плаща и достал оттуда орехи в холщовом мешочке. — Мне кажется, ты не любишь грецкие, но съешь их. Это полезно, — сказал он, передавая мешочек Чифую. — Откуда ты знаешь, что я их не люблю? — удивлённо спросил тот. — В прошлой жизни ты забросал меня ими, когда я об этом забыл, — фыркнул Кейске. — Правда? Ты был таким рассеянным придурком? — Нет, это ты был привередливым, — насмешливо заметил вампир и замер на полуслове. Теперь его улыбка стала грустной и задумчивой. — Я буду рассказывать, а ты ешь орешки и не перебивай. Память у меня уже не такая хорошая. Мацуно кивнул, сдержав комментарии о старческом слабоумии. А Баджи умолчал о том, что помнит время, которое они провели вместе намного лучше, чем все столетия после него. О своём отвратительном прошлом он уже говорил. — Сейчас, наверное, сложно поверить в то, что когда-то вообще может наступить весна. Лично для меня она кажется чем-то райским, недоступным для таких грешников. Но весна была. Знаешь, до сих пор для меня нет ничего прекраснее весны на юге Франции. Мы встретились с тобой именно тогда и это было похоже на сказку. Всё произошло в Провансе, да. Можешь думать, что я лгу и приукрашиваю, но на самом деле это чистая правда. Лаванда цвела буквально всюду, и её запах плотно стоял в воздухе дни напролёт. У меня, как и у всех вампиров, хорошее обоняние, поэтому аромат жутко раздражал и давил на голову. А так как сезон был дождливый, духота только усиливала эффект. — Не могу представить тебя улыбающегося среди кустов лаванды, — пробормотал Мацуно у левого уха вампира. Тот хрипло рассмеялся и снова застыл, окунувшись в воспоминания. Очнулся он лишь от лёгкого толчка в плечо и продолжил рассказ: — Время было другое. Когда я родился, Столетняя война уже шла полным ходом. Весь Север погряз в ней по горло. Клан тогда был небольшим, зато амбиции Майки — Главы Манджиро — были необъятными. Чтоб ты понимал, когда мы встретились, мне было двадцать, а Клан состоял из десяти человек. За два года количество его членов увеличилось до шестидесяти. Так вот тогда, когда мы встретились, война мне уже порядком надоела. Я просто уехал на несколько дней: поохотиться самостоятельно и отвлечься. И пропал на месяцы. В день, когда я впервые увидел тебя, был самый прекрасный закат. Война не всегда бывает мрачной и холодной. Для войны не существует поры года или правильной погоды. Она подгребает под себя человеческие души даже в самые прекрасные дни. Такие, как, например, тот самый день. Городок Экс-ан-Прованс во все времена был маленькой деревушкой со спокойным мирным населением, слишком увлечённым красотой здешних мест, чтобы волноваться о чём-то ещё. Однако война никого не оставляет равнодушным. И сейчас, в это тёмное время, даже такое отстранённое место ощущалось тяжёлым и подавленным. Тучи над ним сгущались с каждым днём, а в воздухе, кроме неповторимого запаха лаванды, висел ещё и запах озона. Молодой черноволосый вампир в лёгком чёрном плаще с глубоким капюшоном медленно прогуливался по узким улицам. Он не боялся вопросов, которые могли бы возникнуть у местных жителей. По нескольким очевидным причинам. Во-первых, во время войны путников было много и ни для кого это не казалось странным. Во-вторых, жители по большей части сидели по домам из-за погоды и обстановки. И в-третьих, вампиру всё равно нет смысла бояться смертных. Баджи спускался с холма, на котором располагалась деревушка, и любовался закатом. Ярко-оранжевое, почти красное солнце опускалось за горизонт, и его лучи насквозь пронзали тёмные тучи. Нежные тёплые цвета причудливо играли со зрением в сочетании с сиреневыми полями. Из-за захватывающего вида и тишины, окутавшей деревню, создавалось ощущение полёта в облака, к небесам, куда вампирам вход воспрещён по определению. И Кейске наслаждался каждым мгновением умиротворения. Что-то в образе жизни вампиров его напрягало, чего-то ему не хватало. Как Перворождённый, он имел достаточно высокое положение в иерархии нечисти по праву рождения, но почему-то никогда не рвался на вершину. Баджи нравились битвы, адреналин, бегущий по венам вместо мёртвой крови. Но многое из вампирских увлечение не казалось ему чем-то стоящим. А природа, простиравшаяся тогда, как на ладони, казалась. Вампир скинул капюшон и устроился на обочине мощёной дорожки, ведущей из деревушки. Разглядывая великолепные лавандовые поля, он заметил стройную фигурку прямо в сердце сиреневых просторов. Какой-то смертный явно не торопился домой даже в преддверии ливня. Он не срывал цветы, не занимался уходом за полями. Он просто сидел неподвижно и смотрел куда-то вдаль, на закат, в точности как Баджи. Поначалу вампир решил не заострять на нём внимания. Но уже спустя пару минут взгляд снова обратился к смертному. «О чём он думает сейчас?» — возникло в голове у черноволосого. Почему-то он мог поклясться, что о том же, о чём и сам вампир, — о жизни над облаками. О жизни, где, возможно, у всего есть смысл. Всего через десять минут постоянного наблюдения за хрупкой фигуркой смертного Кейске решительно направился к нему. Солнце скрылось уже почти на половину, и с юга подул резкий ветер, что предвещал грозу. Его порыв сдул со смертного соломенную шляпку и понёс её к вампиру. Только это и заставило смертного обернуться. Ровно тогда что-то в голове Баджи щёлкнуло, и он кинулся за шляпкой, воспользовавшись вампирской скоростью. А осознал это только тогда, когда оказался лицом к лицу с удивлённым смертным, протягивая ему утерянный головной убор. — Спасибо… — на автомате пробормотал светловолосый юноша по-французски, хватаясь за край шляпки. Он не произнёс больше ни слова, но продолжал смотреть всё так же шокировано. И Кейске тоже только смотрел и молчал. Никогда он не раскрывал свою сущность смертному случайно. Да и в принципе делал это только перед жертвами, которым эта информация не пригодилась бы уже через пару минут. Ветер вскружил светлые волосы смертного и скинул капюшон с головы вампира. По какой-то причине он не мог заставить себя отпустить шляпку. А паренёк и не настаивал. Он будто бы оцепенел, но не от ужаса, а от чего-то другого. Красный диск солнца за его спиной исчез за холмами. Вмиг стало прохладнее и мрачнее. У Баджи в голове вихрем крутились вопросы и слова, но все они были какими-то нелепыми. Можно было бы просто убить смертного, но эта идея казалась просто абсурдной. Минута, в течение которой они стояли неподвижно, растянулась до вечности. И черноволосый ясно осознавал, что вот сейчас он взлетает. Потому что такого не может быть. Так просто не бывает. Не существует чего-то такого же нереального. Ливень хлынул сплошным потоком. Моментально. Видно было лишь силуэт юного смертного и шляпу, которую они оба всё ещё держали в руках. — Ты промокнешь. Пойдём, — вырвалось изо рта само собой. И эта фраза звучала так просто и естественно, словно Кейске был рождён только для того, чтобы произнести её. — Ты тоже промокнешь, — ответил смертный тихо, не стараясь перекричать дождь. Баджи только кивнул. Они оба промокнут, это точно. Если продолжат стоять вот так. Тогда вампир мягко, но настойчиво потянул шляпку на себя и напялил её на голову блондина. А тот лишь улыбнулся. Шестерёнки огромных часов Времени встали на свои места и продолжили бег. Кейске, почему-то не чувствуя ни капли смущения, взял этого парня за руку и повёл в сторону города. — Ты точно врёшь, — хихикнул Чифую и щёлкнул очередным орешком. Он уже полностью согрелся и теперь просто слушал и наблюдал за мечтательным выражением лица Баджи, удобно устроив голову на его груди. — Я говорил, что ты мне не поверишь, — сказал тот с рассеянной улыбкой. Он ещё не до конца вышел из воспоминаний. — Я сам до сих пор сомневаюсь, что такое вообще возможно. Но это было. И то, что ты сейчас передо мной — лучшее тому подтверждение. Смертный даже не пытался спрашивать. Возможно, он был настолько шокирован, а, может, ему было страшно. Но когда Баджи кинул на него изучающий взгляд, то не увидел ни капли боязливости. Наоборот, голубые глазки заинтересованно искрились. И это заставляло вампира дрожать от восторга. Он никогда не дрожал от восторга. Ни самая вкусная кровь, ни редкое явление природы, ни захватывающий бой не вызывали таких эмоций. А сейчас он держал за руку смертного, с которым перекинулся всего несколькими словами, и не хотел отпускать. Их ладони были мокрыми и скользкими, и это заставляло держать друг друга только крепче. «У него такая мягкая кожа», — думал Баджи, даже не пытаясь анализировать собственные мысли. За последние пять минут они все вышли из-под контроля. В баре при гостинице, где черноволосый снял номер, было тихо. Время такое, не до шумных вечеров и обсуждений. Жуткий ступор, возникший при столкновении, немного отступил. Теперь стоило отпустить руку смертного. Кейске внимательного взглянул на блондина, не решаясь разжать хватку. — Если не хочешь, не отпускай, — проговорил тот, глядя вампиру в глаза. Обычно люди боялись смотреть в них прямо. Дождь барабанил по закрытым ставням. Вампир и смертный пили вино на двоих. И всё ещё сжимали руку друг друга под столом. Оба этот факт игнорировали. — Кто ты? — сказал наконец первую существенную за их знакомство фразу. — Баджи Кейске. — Не имя… Кто ты? — Вампир. — Я так и думал. Белая кожа, клыки, весь в чёрном, передвигаешься так быстро. И глаза… Да. Сам Баджи тоже не мог отвести взгляд от глаз напротив. Он понимал. — Не страшно? — спросил он, имея в виду самого себя. — Не знаю. Я никогда не встречал вампиров. А должно быть страшно? — В твоём случае… Понятия не имею. Они замолчали и глотнули вина. Вампир наклонился чуть-чуть вперёд, облокачиваясь на стол. Юноша смотрел серьёзно, но сейчас за всей этой серьёзностью пробивалось смущение. На его щеках отразился румянец. И Кейске решил, что это прекрасно. Что ему нравится. — Я никогда не встречал таких завораживающе красивых смертных, — сорвалось с языка, прежде чем мозг что-то решил. Тогда блондин улыбнулся. И что-то внутри Баджи завизжало. Под столом он крепче сжал тонкую руку. — Я Чифую Мацуно, — смог выдавить в ответ смертный. Черноволосый только кивнул, почему-то уже зная, что не забудет это имя никогда и ни за что. — Ты тоже это чувствуешь, Чифую Мацуно? — прошептал он. — Да. И я не хочу думать, что это. — Тогда давай не думать. — Тебе надо писать бульварные романы, Баджи, — рассмеялся Чифую. — Ты стал бы лучшим автором в истории. — Когда это в тебе умер романтик? — язвительно спросил Кейске. Блондин махнул рукой: — Он жив, иначе я бы не слушал. Просто не могу поверить. Скажи ещё, что мы переспали в первый же вечер! — Мы переспали в первый же вечер, — кивнул вампир. Оставшиеся три четверти бутылки вина они выпили в два раза быстрее, чем первую четверть. И пошли наверх, в комнату, которую снял Баджи. Как-то некстати он подумал о том, что не закрыл в ней окно, и теперь там, наверняка, настоящий потоп. Они и сами мокрые до костей. На вампиров алкоголь не действует, а вот смертные, выпившие так много вина за считанные минуты, быстро пьянеют. И там, на узкой лестнице со скрипучими половицами, Чифую прошептал, прижимаясь к вампиру ближе: — Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Но ты же выпьешь всю кровь и убьёшь меня? А Кейске захотелось заплакать и засмеяться одновременно. Или разрыдаться так, что слёз будет больше, чем грёбаного дождя за окном, или хохотать так, чтобы всех в Провансе оглушило. Он даже не думал о том, чтобы выпить смертного. Если бы и хотел его кровь, то попросил бы. Попросил бы так вежливо, как не просил даже к монархов. И, услышав этот мягкий сладкий шёпот, в котором не было ни тени страха, черноволосый ощутил, как его покидают все рациональные мысли. Всё вокруг: война, Клан, знакомые, планы, цели, интриги, в которых он замешан, жизнь Эдуарда III, закаты и дождь — всё теряет смысл. Он проговорил: — Ты проживёшь дольше всех в этом мире. — Тогда поцелуй меня. И Баджи послушно поцеловал. Вкладывая в поцелуй нежность, восхищение, чувство собственного полёта. И, стоило за ними закрыться двери, как когти удлинились, разрезая сначала жилетку, а потом и рубаху на Мацуно. Тот запустил пальцы в волосы вампира, прогибаясь в спине и ближе, как только можно ближе, прижимаясь к нему самому. «Я не должен так относиться к смертному. Я не должен был открываться ему. Я не должен делать этого. Не должен сохранять ему жизнь. Не должен знакомиться с ним, потому что он может быть нашим врагом в войне. Я не должен вот так двигаться по течению». Но рядом с тем, что он ощущал, любое «должен» погибало в зародыше. И в тот вечер, когда тёплый ливень барабанил по крышам и лился в открытое окно, Баджи был безумно нежен. Он никогда прежде не занимался любовью с мужчинами, потому на каждую напряжённую мышцу светловолосого смертного отвечал миллионом успокаивающих слов, миллиардом ласковых поглаживаний и триллионом поцелуев. Отзывчивость и нетерпение Чифую сквозили в каждом движение. Он выдыхал шумно, под конец срываясь на тихие стоны, и шептал имя вампира. Иногда в его голосе проскальзывали умоляющие нотки, и Кейске слал в Бездну всё наработанную за годы войны выдержку. С того момента, как их взгляды встретились, они ни разу не разрывали соприкосновения тел. А на рассвете уснули оба, хотя Баджи не спал уже многие годы. Но в тот день, переплетаясь конечностями с сопящим в шею смертным, он позволил себе полностью успокоиться. — Не верю, что мог в первый же час знакомства настолько довериться кому-то, — покачал головой Мацуно. — Никто бы не смог, — твёрдо ответил Кейске. — Это связь. В первую встречу она ощутима настолько сильно, что ничто, кроме нас двоих, не имеет смысл. Да и разве в первые встречи со мной в этой жизни ты не чувствовал то же самое? Напомнить, как ты не мог пошевелиться, когда я на тебя смотрел? — голос вампира стал бархатистым и вибрирующим. — Чёрт, у тебя так трогательно дрожали реснички и краснели щёчки. Чифую, отвёл взгляд и подавил стон, рвущийся с губ. Эта низкая хрипотца всегда вызывала дрожь по коже, а тёплое дыхание, щекочущее шею, заставляло с наслаждением прикрывать глаза. Он вынужден был согласиться с Баджи, но вслух всё равно возразил: — В первые встречи я пытался тебя убить. — Ты постоянно пытался меня убить. А в свободное от попыток время вынашивал планы, — фыркнул тот. Но, увидев мигом помрачневший взгляд юноши, поспешил остановить разговоры на эту тему: — Я не хочу ничего слышать. Тем более о том, что тебе жаль. — Но мы должны говорить об этом, Баджи! Тот вечер, когда мы орали друг на друга и выкрикивали оскорбления. Когда я попытался снова тебя убить и когда ты меня насиловал. Этот вечер был! — Мацуно резко сел и повернулся к вампиру лицом. Сказанное вслух намертво прибило их обоих к полу. Как будто монолитная плита свалилась на плечи. Вся мечтательность во взгляде Кейске испарилась, а Чифую внезапно сжался в комочек. Вампир вдруг дёрнул его на себя и прижал к груди, прерывисто выдыхая. — Нас спасла именно наша связь, — пробормотал он. — Если бы сейчас тебя здесь не было, я бы уже умер, — растерянно вторил ему блондин. Тогда Баджи обхватил руками его лицо, заставляя посмотреть на себя, и уверенно проговорил: — Пообещай, что даже если по каким-то причинам меня не будет рядом, ты не умрёшь. Ты будешь всеми силами стараться выжить, потому что я обязательно вернусь. — Обещаю, — серьёзно ответил Чифую. Вампир расслабился и снова притянул его к себе в объятия, бормоча под нос: — Знаешь, на следующее утро мы много говорили с тобой. Мы провели весь день в постели, рассказывая о себе. Потом мы много ссорились. Чувство связи отступило, и я бывал груб. Ты тоже упрямился. Мы были на разных враждующих сторонах. Постоянно уезжали по делам, решали проблемы и участвовали в мелких сражениях. Но одно оставалось неизменным: мы стремились друг к другу, несмотря ни на что. И даже речи не заходило о том, чтобы разойтись. Мы вместе и иначе невозможно… До сих пор помню путь с Севера к Провансу. Для меня это всегда был le chemin du retour, как ты выражался. Путь домой. Баджи наконец замолчал, а Чифую сидел, прижавшись к нему, и не мог унять колотящееся сердце. Le chemin du retour. Он осторожно погладил под тканью рубахи золотой компас. И понял, что сейчас — в данный конкретный момент — чувствует себя дома.