Вспомни свою смерть

Белый снег сменился на мрачную темноту ночи. И, по каким-то необъяснимым причинам, это успокаивало. Словно так уже привычней, родней. Вглядываясь в тёмно-серую мглу за крохотным окошком, Чифую ждал. За последние дни ожидание прихода Баджи стало наваждением. Он сам стал наваждением. Ни о чём другом смертный не мог, да и не хотел думать. Он чувствовал себя так, будто стоит на краю пропасти и держится за одну лишь кривую веточку, которой и были мысли о вампире. Часами не отводить взгляда от окна, надеясь, что с минуты на минуту появится чёрный кот, — вот во что превратились дни. Даже зная, что раньше наступления темноты ни на что рассчитывать не стоит, Мацуно всё равно смотрел. Мимо за облаками скользило побелевшее солнце; то усиливался, то слабел снегопад; лес погружался в сумерки. Живот скручивало от боли, но такие мелочи уже давно не волновали. Среди страшной, чуждой привычному миру обстановки спасением был Кейске. Остальное — кошмар, сотканный из всех детских страхов. После захода солнца прошло уже часа три, по личным ощущениям заключённого. «Может, слишком рано? Да нет, он не задерживается, заботясь о том, чтобы я поспал», — лихорадочно размышлял Чифую, пытаясь найти оправдание вампиру. Но тот всё не шёл. Отвратительно. Ужасно. Это выворачивало наизнанку. — Добрый вечер, милый смертный, — раздалось прямо над ухом. Юноша подпрыгнул от страха и шарахнулся в другую часть камеры. Вглядевшись в темноте в лицо вошедшего, он не без труда узнал улыбчивого друга Кейске — вампира Казутору. Против воли Чифую сглотнул и выдавил: — А где… Баджи? — Ох, — Ханемия вздохнул немного устало. — Он не сможет прийти сегодня. Веточка, не позволявшая рухнуть в пропасть, немного треснула. — П-почему? — Дела. Вызвал Глава, — пожал плечами вампир. В установившейся тяжёлой тишине он опустился на пол, поставив рядом неизменную корзинку, и улыбнулся ободряюще. — Не переживай, всё с ним в порядке. Такое бывает, не каждую же ночь ему к тебе приходить. Подрезает ножом сухожилия, которые помогают держать ветку. «Конечно, Тора прав. Я здесь не один, да и это риски. Особенно если есть дела», — убеждал себя смертный. Но, вопреки всем самовнушениям, легче не становилось. И невольно парень начинал подрагивать от страха. — Зато с тобой я. Ты в безопасности. Покушай лучше пока. Чифую не чувствовал себя в безопасности. А виной тому была улыбка Ханемии. Жуткая, выжатая. Словно пропущенная через сито: помогало отсеять грязь. И, глядя на мытые овощи и ломоть хлеба, блондин понимал, что ни кусочка не сможет съесть. — А завтра Баджи придёт? — не обращая внимания на протянутую еду, спросил он. Блеск в глазах Казуторы, появившийся лишь на мгновение, заставил сердце позорно сжаться. А потом он произнёс то, что Мацуно больше всего боялся услышать: — Как тебе так сказать… Неприятно это сообщать, но нет. Он действительно занят. А ты тут. Что с тобой может случиться? Разве что ветром продует, верно? «А ведь и правда. Что может случиться, в самом деле? Наверное, я что-то надумываю. Баджи знает, что делает. Он не даст меня в обиду». Разве? Не по его ли вине пришлось испытать столько боли? «Нет, он так не поступит. Не после того, что мы пережили? — твёрдо покачал головой Чифую. — Мы?» Мы? А что пережил он? — Передай ему, что я жду, — прохрипел он в конце концов, справившись с вихрем мыслей. — Я, конечно, передам… — снова вздох со стороны Ханемии. — Но, знаешь, не думаю, что это необходимо. Лучше ты подумай о том, куда бы хотел сбежать и как жить. — Как это… — юноша кашлянул, чтобы избавиться от кома в горле. — Почему не необходимо? И… сбежать? — Ох, какой же ты наивный, уж прости. Да чего там! Тяжело пришлось, верно? — вампир подсел ближе, насильно всучивая ему в руки корзинку, и приобнял за плечо. — Понимаю, чем ты мог привлечь внимание Баджи. Эх… Нужно отдать тебе должное: из всех его жертв ты — самый проницательный. Догадывался… Очередной хруст ветки над пропастью. Камни под ногами катятся вниз, ноги скользят к краю. — Догадывался… Страшно спросить, о чём. — Прости меня… Я виноват, я так виноват, — прошептал Ханемия. ДА ЗА ЧТО?! — Нет никакой родственной души. Истории про войну и Францию — сплошная ложь, которой Кейске потчует всех своих избранников. Или жертв. Я знаю его давно и могу даже подыгрывать. Баджи… Он влюбчивый. И всегда выбирал смертных. Окучивал их, соблазнял, заставлял верить в байки про вечную любовь. Пока те не отдавали ему всё без остатка. — Но ведь… — Знаю, трудно поверить. Баджи убедителен. Но сейчас его игра совпала с этой ситуацией и расколом в Клане. Не видеться с ним будет лучше для тебя. Кончики пальцев срываются с обрыва, предплечье больно врезается в камень. А ветка снова хрустит. — Не верю… Нет. Баджи не лгал мне, — замотал головой Чифую. «Конечно. Этот вампир несёт какую-то чушь. А Кейске спасёт меня, вытащит отсюда», — бились в голове мысли, спасительные, за которые можно было держаться, как за веточку. Казутора разочарованно цокнул и крепче прижал к себе парня, поглаживая по голове. — Боюсь, это так. Лгал. Но лично мне тебя жаль. Хочу помочь. Я вытащу тебя отсюда, и Баджи, и его ложь, и боль, что он тебе причинял, останутся позади. — Нет! — неожиданно даже для себя рявкнул Мацуно, вырываясь из объятий вампира. — Я ему верю! Он бы так не поступил… — Вот, о чём я и говорю… — покачал головой Ханемия. — А насилие? А его маниакальная одержимость? Всё это — часть любимой забавы Кейске. «Нет. Нет. Нет. Не слушай. Не верь. Нельзя верить! Иначе…» Иначе веточка треснет и тело полетит в пропасть. Отвратительные, подозрительные мысли скреблись когтями в голове. Как так вышло, что тот, кого всего неделю назад обвинял во всех бедах, теперь казался единственным спасением от них же? — Не верю тебе! Ты это специально говоришь, да? Чтобы разделить нас? — неразборчиво бормотал Мацуно. Он вскочил и, схватившись за голову, стал наворачивать круги по камере. — Нет никаких вас. Не было и не будет. Нужно обеими руками держаться за веточку. Иначе — Бездна. Зажать уши и забыть о присутствии вампира не выходило, и парень, сорвавшись, взвизгнул: — Уходи отсюда! Катись к чёрту! Я в твои сказки не поверю! Казутора намеренно тяжело вздохнул и поднялся, пряча ухмылку. Болезненную, жуткую, от которой сводит скулы. Смертный оказался крепким. Но… Хотя внешне он выглядит убеждённым в искренности Баджи, червячок сомнений уже родился. Осталось только правильно его откормить. После того, как дверь за вампиром захлопнулась, а замок щёлкнул, Чифую ещё долго не мог перевести дух. Сердце колотилось как сумасшедшее. От того, что был так близок к срыву. С обрыва. Рухнув на подстилку, как подкошенный, он обхватил себя руками, сжался в комочек и, погружаясь в тревожный сон, твердил себе: «Баджи придёт. И вытащит отсюда. И я смогу вспомнить, что такое дом. А то остались лишь воспоминания о смерти этого самого дома».

***

Грубость в их взаимоотношениях обострялась по мере того, как росли недомолвки. Со стороны Шуджи они давно стали огромными, размером с лавину, что стремительно неслась навстречу. Только вот кому она угрожает больше — ему самому или Кисаки — оставалось неясным. Но эта угроза заставляла беситься и терять контроль. Вот и в эту ночь, когда они оба находились в монастыре, происходил очередной срыв. Они встретились на одной из сторожевых башен с бойницами вместо окон, чтобы поговорить. Узкое круглое помещение освещалось дрожащим пламенем единственной свечи. Её свет отражался от очков Кисаки жутковатыми бликами. Поначалу речь шла о делах. Новый Глава вполголоса делился новостями и мыслями, разглядывая кружащийся за окном снег. — Осталось всего несколько дней, Ханма. Не могу поверить, если честно… Четыре ночи, включая эту. И на пятую… — ОН придёт? Ханма повернулся в ту же сторону, что и Тетта, но смотрел не на снег, а на него. — Да. Может появляться только по четвертям лунного цикла. «Всего четыре дня, и маленький смертный умрёт. — мысленно вздохнул Ханма. — Стоило всё же поговорить с Баджи. Или нет… Им в любом случае занимается Казутора. И всё же не хочется приносить его в жертву…» — Шуджи. — Ммм? — вампир моргнул и поднял взгляд на повернувшегося к нему Кисаки. — Расскажи мне, как ты всё-таки выяснил, что именно этот смертный — тот самый, — хитро блеснул глазами тот. Специально расспрашивает, лезет в душу. Ханма знал это наверняка. И, стараясь не подавать виду, что вопрос неприятный, ответил: — Нашёл видящего. — В самом деле? — Это было нетрудно. Он жил прямо в их деревушке. Что только подтверждает мой выбор. С ним расправился ещё до Полнолуния. — Не жалеешь? Видящих осталось совсем немного. На этот вопрос не существовало верного ответа. Любой повлечёт за собой ссору. Ханма предпочёл выбрать наименьшее из зол: — Не жалею. — Непроходимая тупость, — предсказуемо цокнул Тетта. — Какое же будущее мы собираемся строить, если позволяем себе убийства без видимой на то причины? «Мир на костях, — Шуджи знал. — Другого нашими руками не построить. Но руками Такаши…» Каждый день вампир спрашивал себя, почему без сомнений следует за молчаливым колдуном, почему выполняет его полупросьбы-полуприказы неукоснительно. Ведь даже этот он не понял до конца. Найди вот такого смертного и скажи, что это он снимет проклятье с Манджиро! Ни дальнейших указаний, ни советов, ни объяснения причин. И всё равно Ханма продолжал следовать, надеясь лишь на то, что Мицуя знает, что делает. — Признаю, опрометчивый поступок, — он небрежно махнул рукой. — Просто было слишком опасно оставлять его в живых. — Опасно?! — опять это притворно-лживое возмущение, которое Тетта и не скрывал. — Не твоя ли забота предотвратить опасность? — А я что по-твоему сделал? — пробурчал Ханма, не сумев сдержать раздражения. Ясно же! Кисаки специально провоцирует. Но почему от этого так противно? — Не слишком ли ты много себе позволяешь в разговоре с Главой? — холодно заметил тот. Но в противовес словам на губах появилась предвкушающая улыбка. И Шуджи неизменно подыграл: — А как мне ещё реагировать на бред, что ты произносишь? — Молча подчиняться. Завершающая часть спектакля. Кисаки подходит ближе, не отрывая взгляда, кладёт руку на плечо и давит. А Ханма кивает и послушно опускается вниз, на колени. Раньше ему нравилась эта игра. Он с удовольствием позволял своенравному вампиру командовать. После они менялись ролями и в роли «опасной нечисти» был уже он сам. Со временем Тетту это устраивать перестало, и вот уже многие десятки лет Шуджи только подчинялся и подчинялся. С наслаждением это давно не имело ничего общего. За все годы он выучил тело своего начальника идеально. Поначалу следовало действовать кротко: медленно и тщательно облизать член по всей длине, лишь слегка посасывая головку. Затем, когда Кисаки начинал мычать от нетерпения и тянуть за волосы, брать глубже, не переживая об отсутствии яркой реакции. Самоконтроль партнёра всегда был на высоте. Он любил наблюдать со стороны за стараниями — чаще страданиями — других. Поэтому действовать нужно было решительно и смело. Только заметив наслаждение процессом от любовника, Тетта распалялся по-настоящему. И Ханма улыбался, не жалел слюны, пошло причмокивал, водил членом по губам и брал до самого основания. Тогда тонкий рот искажался в довольной ухмылке, руки начинали направлять, а сам вампир подмахивать и стонать. Упускать его в такие моменты было нельзя. Шуджи начинал скользить когтями по телу, царапая бледную кожу и наблюдая, как та быстро регенерирует. После, когда Кисаки терял контроль, слегка подрагивая, необходимо было прерваться и целовать, унося в другой вихрь. Но не слишком настойчиво, чтобы тот не сомневался в том, что всё ещё главенствует. Заканчивалось действо неизменно: Ханма лежит на любой доступной плоскости, а Тетта усаживается сверху с царственным видом и насаживается самостоятельно, пресекая все попытки себе помочь. И неизменная грубая небрежность. Чтобы с порезами от когтей, фиксацией рук и захватами на горле. Только в последнее время Шуджи стало казаться, что всё это не игра и не представление. Руки на горле душили по-настоящему. А иногда он чувствовал их фантомно, даже будучи в одиночестве. Иначе, кроме как грубо, у них не бывало. Нежность — табу. А самому вампиру её крайне не хватало. Невольно вспоминались ночи, проведённые рядом с Такаши. Ханма не сомневался: видящий имел тройное дно. С виду хрупкий, при более тесном общении он оказывался прочнее алмаза. А на деле… За долгие годы знакомства вампиру удалось увидеть то, чего не видел, наверное, никто: настоящую слабость этого необыкновенного мужчины. В глубине его души жила вина. Она пустила мощные корни до подсознания и разрасталась ядовитыми цветками. Ночами Мицуя подскакивал от кошмаров и шептал свое едва слышное «почему». Такое болезненное и отчаянное, что у Шуджи возникало желание прижать его к себе и выкорчевать эти цветы, выжечь почву, на которой они росли, чтобы не слышать сломленного голоса. Видящий принимал тяжелейшие решения, жертвовал судьбами тысяч существ, вне зависимости от их силы и срока жизни. И корчился под тоннами ненависти к себе. Ханма хотел сцеловать с его губ всю боль. Отвлёкшись, он слишком сильно укусил Кисаки за шею, и стон того вывел из транса. Опасные мысли в особо опасный момент. Быстро выкинув из головы образ видящего, вампир подхватил «своего главу» под бёдрами и резко опустил на член, скрытно наслаждаясь тем, как исказилось его лицо от боли, хоть и сладостной. Их тяжёлое дыхание затушило свечу, и комната погрузилась по тьму. Из-за этого оба вампира не увидели, как со скрипом прикрылась дверь. Баджи, замерев а тени коридора, выдохнул. Он слышал весь разговор вплоть до момента, когда речь сменилась стонами и поцелуями. Услышанное заставляло глубоко задуматься. Названные четыре дня и неведомый «он» тревожили. Под кожей зудело желание сгрести в охапку своего драгоценного смертного и унести отсюда. Однако опасность была, и даже он, один из сильнейших вампиров старого Северного Клана, не справился бы с таким сопротивлением. Особенно страшил почему-то загадочный «он». Более того, количество вопросов к Шуджи не уменьшилось. Разумеется, он лгал. Ведь Кейске самолично отправил Мицую в Домик в Лесу. Других видящих он даже не рассматривал, да и уверен был, что если они существуют, то понятия не имеют о делах нечисти Туманного Альбиона. Выходит, Ханма связывался с Такаши, и они оба пришли к какому-то умозаключению. И Одинокий Волк принял бы его без вопросов, если бы под ударом не оказался Чифую. А он оказался. И, исключая варианты сведения личных счетов с ним самим, у видящего был план. В месть или ненависть Баджи не верил: ни с вампиром, ни с колдуном конфликтов не было. Оставалось надеяться, что последнее… Хотя понять Такаши черноволосый не пытался. Например даже его предсказание о смерти Чифую… Оно теряло смысл с учётом того, что сам Баджи был сейчас рядом и имел все шансы спасти своего избранника. Возможно, это вообще не предсказание, а лишь попытка заставить его сделать что-то. Всё это выходило скомкано и странно, но вампир верил в то, что Мицуя не предаст. Прикрыв дверь, чтобы шлепки из соседней комнаты не мешали думать, Кейске вывел наконец для себя формулу: поговорить с Ханмой и увести отсюда Мацуно. Но прежде увидеть его. Немедленно. И плевать, что там скажет Казутора. С ним всегда получалось справиться.