Monsters are real. And ghosts are real too. They live inside us. And sometimes… they win*.
***
An Amalgamation Waltz 1839 (vocal version) - Joep Beving
Глядя на то, как кружится снег за тёмным окном, Мицуя помешал ложкой чай. Стук столового прибора о стенки глиняной кружечки совпал с тиканьем часов. Сумерки наступали всё раньше. До прихода ночи ещё долгие несколько часов, а снегопад уже стихал. Тучи покидали небо, открывая вид на Луну. Её левая половина ярко сияла, в то время как правая оставалась в тени. Такаши сидел на маленькой кухоньке в Домике в лесу и размышлял о том, во что превратился его собственный план. Глупо было не давать Ханме более подробных инструкций, хотя видящий и рассчитывал на то, что тот разберётся, что к чему. Очередная глупая попытка переиграть судьбу. Попытка выставить Шуджи лучше, чем он есть на самом деле. Но перед кем? Перед самим собой? Непроходимая глупость… И вот сейчас перед ним, Такаши Мицуей, стояла задача: вновь выдрать для тех, кто небезразличен, ещё немного времени. Вырвать из лап судьбы. Из собственной ловушки. — Всё так запуталось, — прошептал он равнодушному деревянному столу. — Во что я втянул мальчиков? Такемичи ещё пока не знает, да и не понимает, насколько всё сложно… Но вот Чифую… Сам он не выберется. Никто из них в одиночку не справится. Почему Ханма так и не отыскал Баджи? Почему он не додумался? Стоило горечи захлестнуть с головой, как к горлу подкатил привычный ком. Он угрожал обернуться бесконтрольными слезами, но Мицуя прикрыл глаза и сделал череду долгих вздохов, успокаивая самого себя. — Нужно действовать, — решительно проговорил он спустя какое-то время. Затем обратил взгляд к лежащим на столе вещам, тем, что остались после пожара. Тут был кинжал Ханагаки, старинный вариант гадальных карт, много пакетиков с чаем, несколько монет, увесистый крест и маленьких мешочек. Именно из него видящий выудил один длинный чёрный волос. И, растирая его между ладонями, начал беззвучно шептать.***
The path of silence - Gabriel Saban
— Ну что, не наскучило ещё сидеть здесь без дела? — лениво поинтересовался Казутора, не отрывая взгляда от пламени в камине. Уже несколько часов кряду он сидел в этом кабинете с Баджи и пытался его разговорить. Изначально цель была иной: развести вампира на драку, которая неминуемо переросла бы в секс. Такое Ханемия устроить мог. Но Одинокий Волк не поддавался ни на издёвки, ни на угрозы, ни на провокации, ни на разговоры о прошлом или о мнимых мучениях его родственной души. Обращённый медленно закипал. Сам Кейске молчал. Поначалу трудно было заставить себя не реагировать, а после, глядя на мучения Казуторы, он почувствовал жалость. Отпустило. И вот уже полчаса черноволосый смотрел на пейзаж за окном и размышлял о том, как бы выбраться отсюда и вытащить Чифую. Время неумолимо неслось вперёд. Из этого кабинета, что раньше, предположительно, был кабинетом заведующего монастырём, не было видно моря — лишь снег, покрывающий серое поле и лес. Сумерки незаметно переросли в темноту, и сейчас поле напоминало море. Такое же широкое, разве что совершенно спокойное. Вдруг в глазах зарябило. Так случалось часто, когда днём слишком ярко сияло солнце. Но сейчас его замещала бледная половинка Луны, и такой эффект был необъясним. Сугробы начали подниматься. Жизнь будто включила обратную перемотку: снежинки взлетали вверх, устремляясь в небо. Баджи попробовал отвернуться или моргнуть, но не вышло. Внезапно он понял, что не слышит ничего вокруг. Голос Ханемии исчез, исчез и треск поленьев и шелест листьев и шепотки, неизменно сопутствующие местам поселения вампиров. Когти впились в древесину подоконника. Вампир оцепенел. Закружившись вихрем, снежинки приняли форму волны. У основания она казалась монументальной, постоянной; на верхушке бушевали, пенились барашки; в середине же — пробел. Досадная прореха, неизвестно чем образованная. Кейске прищурился, пытаясь разглядеть, что скрывается в центре волны, и заметил размытый, но отчётливый силуэт. Стриженная макушка, тонкая талия, длина и толщина рук не оставляли сомнений в том, кто перед ним. Чифую сидел, по-турецки скрестив ноги и тянулся к вампиру. Тот будто наяву увидел, как это выглядит со стороны смертного. Снежная буря, хлещущая по щекам, лишающая зрения, и его собственная длинноволосая фигура на фоне блёклого огонька окна. Волна подхватила Мацуно и рассыпалась оземь на тысячи хрустальных снежинок. — Не чувствуешь себя виноватым перед своей душой? Голос Ханемии прорвался сквозь барьеры видения и вернул в реальность. Баджи вздрогнул, быстро обернулся, убеждаясь, что всё осталось прежним, и снова посмотрел в окно. Там ровным слоем лежал на земле и деревьях снег. «Видение… О да! Чёрт! Я так виноват перед тобой Чифую, что, боюсь, никогда не вымолю прощение. Но Казуторе об этом знать не обязательно. Как бы то ни было, меньшее, что я могу сделать, — спасти жизнь любимого». — И что, мне теперь выть на Луну от ненависти к себе? — впервые за долгие часы молчания проговорил Баджи. И развернулся наконец лицом к своему надзирателю. Настала пора выбираться отсюда. Не только из комнаты, но и из монастыря. — Ого, ты всё-таки умеешь говорить, — хмыкнул Ханемия. — Одинокий Волк и правда выл бы, если начистоту. — А Воин? Стал бы он тратить время на такое? — Кейске отошёл от окна, поправляя надетый на голое тело плащ, и сел на диван напротив обращённого, заслоняющего камин. С уверенным видом раскинувшись на подушках, он добавил: — Ведь я Воин, Тора. Жаль, что ты забыл об этом. Казутора расплылся в довольной улыбке и поспешно кивнул: — Я никогда не забывал. Для меня ты всегда останешься лучшим бойцом, что видел свет. — Спасибо, — усмехнувшись себе под нос, Баджи задумчиво пробормотал: — Только ты и помнишь меня таким. Даже Манджиро не помнит. Он давно начал забывать прошлое. Льстивая ложь срывалась с языка удивительно легко. Возможно, потому, что времени у Первородного не было, как и второго шанса. А, может, потому, что на кону была жизнь любимого. Помешательство и плохой контроль над эмоциями у Ханемии играли на руку. И Баджи без зазрения совести пользовался своими козырями. «Хотел бы я поблагодарить тебя за любовь. Но ты решил, что я не должен быть счастливым. Прости, но придётся поступить с тобой так же», — думал он и внимательно разглядывал сменяющие друг друга эмоции на лице бывшего любовника. Тот подошёл ближе, улыбаясь широко-широко. Ведь всегда был падким на похвалу. И желал быть единственным в своём роде. Как для меня, так и в принципе. — И правда, — прошептал чуть дрогнувшим голосом Ханемия, — даже твой смертный тебя таким не знает. Он видел, как ты превращаешься в воздушное облачко и всячески носишься с ним. Но я-то знаю, что на деле ты чёрный ураган, сметающий всё на своём пути, Баджи. — Ураган? Да, это верно. Знаешь, в чём-то ты всё же прав. Я начал забывать, что такое полностью давать волю своим эмоциям и позволять себе показывать всю силу. — Но со мной ты делал это свободно! — воскликнул Казутора и подскочил с дивана, словно это могло помочь убедить Кейске в чём-то. Тот медленно кивнул в подтверждение, подмечая, как у вампира подрагивают руки, как лихорадочно меняют форму зрачки. — И ещё, — Первородный продолжил, не разрывая зрительного контакта, — с родственной душой надо держать себя на привязи. Смертные хрупкие, и это… утомляет. Знаю, то веление Судьбы, но всё же… Волосы Казуторы дрогнули и встали дыбом. Он вряд ли даже осознавал, как очевидны сейчас его намерения. Однако действовал так, словно решает всё сам. Намеренно медленно вампир подошёл к сидящему на диване вплотную и будто невзначай провёл кончиками пальцев по плечу. А затем проговорил: — Мы по натуре свободные существа. Нам чужды человеческие страсти и интриги. Инстинкты — вот, что движет нами. И незачем подчиняться воли Судьбы, если сам того не хочешь. Во время своей речи Ханемия наклонялся всё сильнее, пока до лица Баджи не осталось всего несколько миллиметров. Они оба замерли. Первый до дрожи боялся, что Одинокий Воин сейчас рассмеётся и оттолкнёт его. А второй выжидал, зная, что Тора на грани и сдержится. В ответ на приподнятую с намёком бровь Кейске, обращённый порывисто выдохнул и накрыл его губы своими. Принялся судорожно покусывать и терзать, а черноволосый мгновенно ответил тем же. Рыкнув в поцелуй, он дёрнул Казутору к себе на колени и вцепился в волосы. Тот начал быстро быстро перебирать пальчиками застёжки на плаще Баджи, торопился сорвать его, чтобы не осталось шанса, что тот прервётся и сбежит. Ведь одно дело добиваться желаемого шантажом, а другое — обоюдная взаимная страсть. Кислота в венах бурлила и вспенивалась, разгоняя возбуждение. Ханемия не замечал, как дрожит тело, выгибался и глухо постанывал в поцелуй. Его вело от крепкой ладони на своей заднице, от того, что любимый груб. Только для него. Только грубостью можно было дать выход той боли, что была источником кислоты. Хотелось визжать, раздирать когтями кожу и вечно чувствовать эту свободу. Любовь — тоже инстинкт, если на тебя смотрит один из сильнейших Первородных вампиров. Одна рука Кейске сминала ягодицу, а вторая переместилась на горло. Тогда Казутора готов был завопить. Потому что гневом и местью боль не прогнать. Собственную смерть от предательства избранника не заглушить причиняя страдания ему самому. Только обернув время вспять можно избавиться от боли. Расстегнув, наконец, плащ, Ханемия провёл по белой коже, задевая жемчужины сосков. Тут Первородный напрягся и, отстранив его, прошептал: — Хочешь как прежде? Без всякого контроля? Жёстко? Обращённый не мог поверить своим ушам. В ответ он только быстро кивнул. Тогда Баджи перехватил его руки и заставил скрестить их за спиной, самостоятельно зажимая запястья. Зрачки Казуторы закрыли всю радужку и тут же сузились до размеров иголки. Увидев реакцию, Первородный ухмыльнулся и, притянув вампира за шею, возобновил поцелуй. Тот мычал и извивался, тёрся пахом о пах. А Баджи, старался не поддаваться возбуждению и внимательно следил за тем, как тело обращённого становиться совсем безвольным. Сжал шею, заставив его чуть ли не подпрыгивать у себя на коленях, подгадал момент и, выпустив когти, впился ими в гортань, рассекая голосовые связки. Казутора тут же вырвался и упал на пол, раскрыв рот в немом крике. Тёмная густая кровь заструилась по шее и груди, впитываясь в ткань тёмно-серой рубахи. Он мог только открывать и закрывать рот и стараться зажать рукой горло. Баджи, стараясь не смотреть в полные обиды, шока и боли глаза, схватил вампира за ногу и дёрнул, смещая суставы в бедренной кости. Уклоняясь от рук с острыми когтями, намеревающихся задеть, он проделал то же самое с другой ногой. А затем, быстро вскочив, вылетел из комнаты. От того, что сделал с собственным другом, хоть и предавшим, было противно. Баджи чувствовал, как скручивается глубоко в груди сожаление. Ведь если бы можно было просто избавить Тору от чувств, то не пришлось бы вредить ему. Но сейчас другого пути не было. Кейске знал, что вампир справится с повреждениями и отправиться мстить. Вот тогда придётся его убить. Но пока достаточно лишь просто обезвредить. Выбросив из головы ненужные сейчас мысли, Баджи кинулся вперёд по коридору, намереваясь спуститься вниз, туда, где предположительно могли держать Чифую. Он понятия не имел ни о ритуале, ни о том, кто именно должен на нём присутствовать. Помнил только про то, что в разговоре Кисаки и Ханмы внимание привлёк некий «он».***
Take the crown - secession studios
— Мы условились встретиться через пять минут. На встречи он никогда не опаздывал, так что, надеюсь, и в этот раз окажется пунктуальным. — Даже если и задержится… Значит, на то его воля. — Верно, тут мы бессильны. Приглушённый разговор Чифую слышал, как сквозь стену. Всё то немногое, что осталось от эмоций после встречи с Баджи, окончательно сгорело. Остался лишь один огромный провал и пустота. Ещё тогда, когда только застал Первородного с Казуторой вместе, смертный думал, что это всё. Но оказалось нет — чувства при виде вампира вернулись с прежней, если не большей, силой. Надо было убедиться. Как же больно было от того, что Кейске не решился быть с ним честным даже в самом конце. Но то было тогда. Сейчас не осталось никаких чувств, да и сил на них тоже. Несмотря на то, что парень сидел связанный на стуле и верёвки пережимали кожу, хотелось только уснуть. Надолго. И так, чтобы когда он проснулся, всё было как прежде: тихое утро в маленькой родной деревушке. Но голоса Кисаки и Ханмы держали на плаву, не позволяли впасть в забытье и поверить, что все ужасы — лишь сон. — Пора бы уже, — цокнул Тетта, выудив из пиджака карманные часы. Он был одет в классический бежевый костюм-тройку, что было совершенно нехарактерно для вампиров, и выглядел так, будто собирается на встречу с монаршей особой. Это Мацуно заметил, сквозь пелену замерших в глазах слёз. Пока его вели сюда, передавали Главе, сажали на стул и связывали, юноша не произнёс ни слова и не сопротивлялся. Да и в течение долгих часов, проведённых в этом странном помещении с вампирами, только сидел неподвижно, уронив голову на грудь. А помещение было странным потому, что здесь по сути ничего и не было. Только его собственный стул у стены и решётка в дальнем конце комнаты, отрезавшая целиком небольшую её часть. И ещё малюсенькое окошко у самого потолка, откуда проникал свет Луны. Вампиры всё это время стояли у стены и говорили. В полной темноте. И вот, когда Кисаки сказал своё «пора», поправил костюм и зажёг керосиновую лампу, оттуда, из-за решётки, послышался шелест. Прислушавшись, Чифую понял, что он идёт даже не из стены, а из-за неё. Звук походил на треск костра и на бульканье озера с кипящей водой, хотя таких смертный никогда не видел. С таким звуком, наверное, извергались вулканы. — Идёт, — хмуро заметил Ханма и отошёл в тень. Он, в отличие от своего начальника, не выглядел официально, а остался, как и прежде, в чёрных брюках и рубахе. Потому не желал лишний раз заострять на себе внимание. Бульканье постепенно усиливалось, делалось громче, пока вдруг не стихло в один миг. Кисаки подошёл к решётке и, подсвечивая пространство фонарём, отпер дверцу в ней. Чифую даже поднял взгляд, не в силах сдержать любопытство о личности своего предполагаемого палача. Из-за стены послышались глухие тяжеловатые шаги. Тетта отступил на пару шагов назад и замер. Смертному казалось, что он может чувствовать напряжение, сковавшее вампира, и гордился, что сам к происходящему равнодушен. Гул шагов нарастал и, похоже, звучал уже в самой голове, как вдруг за решёткой показался силуэт. А после из дверцы вышел мужчина. Замерев, он окинул внимательным взглядом помещение. Незнакомец был одет в чёрный костюм-тройку с чёрной рубахой, расстёгнутой на несколько пуговиц. Из под воротника торчал край татуировки, которую не скрывали даже достаточно длинные бело-голубые волосы. Закончив осмотр, он удовлетворённо ухмыльнулся и пригладил волосы увешанными перстнями пальцами. Затем хриплым низким голосом проговорил: — Покиньте помещение. От одного его баритона у Чифую дрожь пробежала по коже. Были в нём какие-то странные нотки, будто скрежетавшие, резавшие. — Я пойду, пожалуй, — пробормотал из тени Ханма и исчез за дверью. — Господин Тайджу, — неожиданно учтиво начал Кисаки, — думаю, мне можно остаться. Названный господином Тайджу смерил вампира непроницаемым взглядом и вернул внимание Мацуно. Тот, хотя и не поднимал головы, чувствовал на себе его взгляд, словно тот блуждал по коже и пробирался под неё сквозь все возможные отверстия. — Так… А ты, значит, наша жертвенная овечка, — заметил он. Голос звучал чересчур близко, и смертный напрягся. А потом подбородка коснулись сильные, но сухие пальцы и заставили поднять голову. — Взгляни на меня. Посмотрев на мужчину в упор, Чифую едва подавил судорожный вздох. Почему-то он полагал, что приглашённый должен был быть вампиром, однако в Тайджу ни одной из характерных для кровососов черт не наблюдалось. Его кожа была смуглой, как после загара, а глаза… Если у вампиров таковые казались жуткими, то эти… Они вызывали откровенный ужас. Ярко-жёлтые, пылающие, с волнообразными зрачками. В их глубине видно было Адское пламя. Но и смертным Тайджу тоже не был. Не бывает таких смертных! Таких, после взгляда на которых хотелось рухнуть на колени и молиться, молиться, молиться. Собрав в кулак, все оставшиеся силы и волю, Мацуно подавил желание зажмуриться и встретил взгляд незнакомца смело. — Что же вы делали с бедным парнем? — покачал головой Тайджу, не обращаясь толком ни к кому. — Совсем измученный… Его пальцы сдавливали подбородок всё сильнее, и смертному даже начало казаться, что ещё немного, и мужчина сломает ему челюсть. Тот поворочал его голову из стороны в сторону и отстранился. Только тогда Чифую понял, что всё это время не дышал. — Когда начнём ритуал? — кашлянув, осмелился спросить Кисаки. Тайджу ничего не ответил. Он продолжал задумчиво смотреть на смертного, притом выглядел так, словно выбирает способ его казни. С каждой секундой в тишине напряжение росло, а юношу медленно пожирал страх. Слова Кейске о том, кто именно нужен «новому» Клану, он помнил. Только вот было как-то плевать принесут ли его в жертву неведомым богам или убьют за то, что занял чужое место. Смерть — есть смерть. И Мацуно готов был её принять, ведь больше ничто его не держало. «Кроме Такемичи, — всплыло неожиданно в голове, — но, надеюсь, моя жертва его спасёт». Наверное, решимость слишком ярко читалась в его глазах, потому что Тайджу, прищурившись, коротко хохотнул: — А ты неплох, парень. Получше этих будешь, — не обращая внимания на подавившегося воздухом Тетту, продолжил уже серьёзно: — Рассчитываю на то, что ответишь мне честно. Тебе снились сны? Сны о неком Манджиро Сано. Он чуть заметно скривился при упоминании имени, но от внимания Мацуно это не укрылось. Решение загадки болталось где-то на поверхности, но то ли плывущий от недосыпа мозг, то ли страх мешали понять до конца. — Да, снились. — Забавно. И как долго? — На протяжении недели каждый день до Полнолуния, — говорил наугад Чифую. — И что ты о них думаешь? Сложно. Очень сложно. Мысли роились в голове, как мухи, но ни одну не удавалось ухватить. — Почему я должен тебе рассказывать? — огрызнулся смертный, скорее, чтобы потянуть время, а не для того, чтобы взбесить незнакомца. Тот остался совершенно спокоен, только глаза, казалось, заполыхали ярче. — Ха! Дерзкий… Ответь, парень, всё равно это ничего не изменит. — Манджиро… Он самый прекрасный из всех вампиров, — заявил Мацуно твёрдо, почему-то взяв на основу свои чувства к Баджи, которые наверняка должен был испытывать и Такемичи. Тайджу изумлённо изогнул бровь, а затем нахмурился. Он становился всё более хмурым, и воздух вокруг, казалось, начал нагреваться. Мужчина был в гневе. В конце концов он вскинул голову и, жутковато ухмыльнувшись, проговорил: — Отважный ты парень. Хоть и глупый. Не могу понять твои мотивы… Но еще больше, — он медленно обернулся к Кисаки, неожиданно напомнив Чифую хищника на охоте, — я не могу понять тебя, Тетта. — Почему же? Я свою часть уговора выполнил, — храбрился тот. Только он не догадывался, что в следующее мгновение чуть не задохнётся от раскалённого воздуха. Тайджу шаг за шагом приближался к вампиру, а оказавшись рядом, взорвался: — ЭТО НЕ ТОТ СМЕРТНЫЙ! ОН ЛЖЁТ И НЕ ЗНАЕТ, КТО ТАКОЙ МАНДЖИРО! Чифую зажмурился и сжался, не в силах закрыть уши руками. Рык Тайджу раскатывался по комнате, подобно грому, нечеловеческий, усиленный во сто крат. Стало неописуемо жарко; смертный думал, что сгорит заживо. Он будто варился в огромном Адском котле. Послышался грохот. Это Кисаки отшвырнули на пол. Мужчина — не смертный, скорее дьявольское отродье — продолжал рычать. В гневе он оттолкнул и стул, к которому привязали смертного. Тот рухнул на камень, больно ударившись головой. — Не понимаю… — послышался шёпот Кисаки, а потом он прокричал: — ХАНМААА! Это он занимался поисками смертного… Это его вина. Он обманул меня. Вскочив, вампир бросился в коридор, где их должен был ждать Шуджи. Но того и след простыл. Сквозь ярость Кисаки ощутил неприятный укол боли: доверие, что между ними было, окончательно рухнуло. Тайджу тоже вышел в коридор. Сам по себе он напоминал огонь. Камень на стенах монастыря плавился под натиском его гнева. Чифую закашлялся и задёргался. Было очень больно. Жгло всё тело, воздух накалился так, что невозможно было дышать. «Вот такая, значит, смерть меня ждёт», — подумал он. Но не прошло и пяти минут, прежде чем руки оказались свободны. Парня обхватили поперёк груди и потянули за собой.***
RestInPeace - bones
(За полчаса до) Петляя по бесконечным коридорам подвала, Баджи постоянно прислушивался. Страх за любимого, за то, что не успеет, заставлял волосы беситься, а руки слегка подрагивать. За весь свой путь он не встретил ни одного вампира, и благодарил судьбу за это. Внимание привлёк шорох откуда-то справа. Не будь Кейске Первородным, даже не заметил бы его. Только развитые до уровня инстинктов навыки не позволили. Запахнув посильнее плащ, вампир скользнул в сторону звуков. И уже через секунду врезался в Шуджи. Тот, казалось, тоже опешил от встречи. Несколько мгновений они молча рассматривали друг друга, а потом Баджи дёрнул его на себя и прошипел едва слышно, но яростно: — Какого чёрта ты творишь?! Как посмел подвергать моего смертного опасности?! Ты знаешь, кто он! Ханма пробормотал ругательства себе под нос и, схватив Одинокого Волка за воротник, оттащил дальше по коридору, спрятав за нишу. — Совсем мозги расплылись? Нас могут услышать! — А мне плевать! — шёпотом рыкнул Кейске и прижал вампира к стене, сжав горло. — Говори: почему я должен оставить тебя в живых? Прикрыв глаза, Шуджи вздохнул: — Нет причин. Я знал, что это твой смертный, что он не спасёт Манджиро. И забрал его. Одного не могу понять. Почему Мицуя указал именно на него? — Мицуя?! — от удивления Баджи даже выпустил горло собрата. — Я разорву этого всевидящего крысёныша! — И не думай! — неожиданно даже для себя прошептал Шуджи. — Он говорил, что Чифую не умрёт сегодня. — Не умрёт? Но как… Я не понимаю… — Думаешь, я что-то знаю? Ничерта! Он сказал поступить так. Я поступил. Не знаю, можно ли уже что-то исправить… Явился Тайджу Шиба. — КТО?! — ошарашено выдохнул Кейске. Он знал, о ком речь и что из себя представляет это… существо. Первобытный ужас накрывал от осознания, что сейчас его малыш рядом с этим демоном. — Я тебя убью, Шуджи. Как ты мог допустить подобное?! — Поздно, — обречённо обронил тот. — Если Шиба узнает, что я лгал, мне не выжить. Да и твоему смертному. Баджи схватился за голову, оттягивая пряди волос назад. Бессильная ярость бушевала во всём теле. Хотелось выть и реветь. Шанса спасти Мацуно почти не было. Но… — Слушай сюда, — Кейске выпрямился и ткнул пальцем в грудь поникшего Ханмы. — Если Мицуя сказал, что Чифую не умрёт, значит, есть способ его вытащить. И тебя в том числе. Тут коридоры огласил чудовищной громкости рык и раскатистое: — ЭТО НЕ ТОТ СМЕРТНЫЙ! Оба вампира окаменели. — Дьявол… — пробормотал Шуджи. Они переглянулись и, не сговариваясь, поспешили прочь от рёва. А в спину их догнало громкое шипение: — ХАНМАААА! В подземелье стало значительно теплее. Пока они бежали, воздух накалялся. А стоило снова спрятаться в нише у самой крайней стены, Ханма закрыл лицо руками и нервно рассмеялся: — Я покойник. — Заткнись, — Кейске дёрнул его глубже в тень, едва в дали коридора показался силуэт Кисаки. Вдруг их обдало потоком раскалённого, дрожащего ветерка, и вампиры синхронно поморщились. Коридор огласил хрипящий голос: — Слабенький вампиришка! Неважно, кто виноват! САНО ДОЛЖЕН СДОХНУТЬ! Я ВСЕХ ВАС В КОТЛЕ ПОВАРЮ! — Он вышел… — шепнул Одинокий Воин своему невольному напарнику. — Бежим отсюда. Баджи осторожно выглянул из-за угла и тут же отпрыгнул обратно, закрывая лицо руками. — Ничего не вижу! Везде это пекло! — рыкнул он. — Чифую… — Нам на руку. Тут есть выход на улицу. — Тогда бегом! Надеюсь, ты помнишь, в какой по счёту комнате вы сидели. Иначе я тебя… — Помню, помню. Отходишь меня кулаками, как выберемся. Они оба старались не молчать и не уходить глубоко в себя, чтобы не дать страху взять верх. Баджи, у которого в груди всё беспрестанно сжималось, стоило подумать о том, в каком состоянии сейчас любимый, беззлобно хмыкнул. А Ханма, переживавший, что из-за своей ошибки порушит планы Такаши и никогда его больше не увидит, нервно потрепал Одинокого Воина по волосам. Вместе они скользнули в другую сторону коридора и, достигнув запасной двери, вырвались на улицу. От морозного воздуха, что сопровождал ясную ночь, почти ничего не осталось. Весь монастырь накалялся, словно угли. Превозмогая неприятные ощущения, вампиры двинулись вдоль стены, не рискнув выходить на открытое пространство. Когда Ханма остановился у окошка прямо над землёй, где наиболее ощутим был жар, Баджи ругнулся и, выдрав решётку, скользнул внутрь. Комната действительно напоминала Адский котёл. А на полу, привязанный к опрокинутому стулу, лежал Чифую. Без труда разрезав верёвки когтями, вампир подхватил ослабевшего любимого на руки и скользнул обратно за решётку. Где передал драгоценную ношу Ханме и сам выскользнул на улицу. Мацуно на удивление оказался в сознании. Он ловко выскользнул из рук вампира и, хватая ртом прохладный воздух, поднялся на ноги. — Времени нет, надо идти, — проговорил Шуджи, почувствовав, как сгустился вдруг в напряжении воздух. Он видел, как Баджи неотрывно смотрит на своего измождённого смертного. И видел, как тот намеренно пялится на снег, в который погрузились голые ступни. — Чифую… — начал неожиданно робко Одинокий Воин. — Эээ… Возьми плащ. Холодно. Мацуно выпрямился, окинул партнёра непроницаемо холодным взглядом и выдернул плащ из рук. Затем повернулся к Ханме и твёрдо спросил: — Мой кинжал у тебя? — Да… — Давай сюда. Вампир удивлённо приподнял брови, но послушался. Этот смертный поразил его во второй раз. При первой встрече, когда начал разговор с угроз, и вот сейчас. Глядя на сжимающего с досадой кулаки Кейске, Шуджи восхитился удивительной для простого человека силой воли. Мацуно еле стоял на ногах и выглядел жутко: бледный, исхудавший, в порванной в клочья одежде под плащом, весь в синяках и ссадинах. Но взгляд и голос были полны решимости. Общее оцепенение прервал крик сверху: — Вон он! Ханма! С ним смертный и Одинокий Волк! — Чёрт. Пора, — заметил Шуджи. — Не дайте им уйти! — Чифую… — Баджи осторожно, будто переживая, что возлюбленный взорвётся, подошёл к Мацуно. — Хватай уже и бежим, — прошептал тот и добавил совсем неслышно: — Ненавижу это место… Вампир благодарно выдохнул и, подхватив на руки своё отважное сокровище, бросился вслед за Ханмой. Из монастыря доносилось жуткое рычание и крики. За ними наверняка отправилась погоня. Но, несмотря на разрозненные тревожные чувства, Чифую смог всё же успокоиться. Боль и обида на Кейске, пульсировавшие в груди, теперь заморозились, окаменели. И смертный решил во что бы то ни стало добиться от вампира, в которого безнадёжно влюбился, правды. И спуску ему не давать ни за что. Когда перед глазами замелькали стволы деревьев и еловые ветви, а Баджи заботливо прикрыл его лицо, спасая от иголок, Мацуно, наконец, отключился.