Вспомни свою смерть

Безоблачной морозной ночью неожиданно разгулялся резкий ветер. Его порывы заставляли каменные стены гудеть, а деревянные вставки в крыше скрипеть. Такемичи выскочил на смотровую площадку в башне левого крыла и тут же обхватил себя руками, спасаясь от холодного воздуха. Он двигался медленно, стараясь не оступиться и не поскользнуться на обледеневшем полу, но всё равно смотрел вперёд, силясь отыскать глазами тёмную фигуру с крыльями. Манджиро был здесь, на верхушке башни. Стоял и смотрел на лес, мелко подрагивая. Крылья за его спиной слегка трепыхались, будто бы стряхивая с себя пепел. Ханагаки не мог отвести от него взгляд. Как бывает, когда видишь что-то шокирующее, страшное и захватывающее одновременно. Он не знал, зачем кинулся за вампиром, но чувствовал, что так нужно. — Зачем ты пришёл? — холодно и чересчур резко бросил тот через спину. Такемичи не знал ответа и мог только молчать. — У тебя проблемы какие-то? Хочешь, снова отдам тебя ребятам? Я уже сделал тебе больно, так зачем тебе ещё?! Пепельные волосы Главы взвились, и смертный сглотнул. — Ты пригласил. Я пришёл. — Допустим, — выдохнул Сано. — А сюда-то почему? Уходи назад к Какучо! Дольше проживёшь… — Но мне нужен ты, — резко возразил Такемичи. С каждым шагом он был всё ближе и уже почти что касался крыльев. — Да зачем я тебе нужен?! — воскликнул Манджиро и развернулся, чуть не задев кромкой крыла юношу. — Совсем с ума сошёл? Чего ты вообще хочешь?! Помочь мне? К чёрту твою помощь! Он говорил громко и эмоционально. И Ханагаки чувствовал, что не способен сдвинуться, потому что такого он от Главы ещё не слышал. Тот всегда был спокоен и холоден, почти что равнодушен, но сейчас… В голосе ощущался надрыв. Смертный нахмурился и помотал головой, сбрасывая оцепенение. А потом твёрдо заявил: — Я тоже нужен тебе. — Ты. Мне. Не. Нужен, — рыкнул в ответ Сано. — Кто вообще это всё решает?! Почему я должен зависеть от смертного?! Почему всё моё существование должно зависеть от смертного?! Почему я так завишу от тебя? Мне не нравится это всё. Ненавижу то, что ощущаю, когда ты рядом. Я ничего не могу сделать! Ты контролируешь меня! Ты мной управляешь! — он схватил Ханагаки за шиворот и резко развернул так, что тот наполовину перевешивался через край башни. — У меня в груди из-за тебя болит! Я обязан избавиться от этого! Вампир с силой тряхнул смертного, затем замер на мгновение, вглядываясь в его испуганное выражение лица, а после толкнул за ограждение. Такемичи закричал и замахал руками, будто бы это могло помочь ухватиться за что-то. Но рядом ничего не было. Он стремительно падал вниз с башни, глядя на то, как фигура с крыльями отдаляется. От страха парень зажмурился и сжался. Удивительно, но он не успел подумать ни о чём важном, лишь о том, как холоден ветер. Но тут ветер исчез. А тело обхватили чьи-то руки и прижали к груди. Распахнув глаза, Ханагаки увидел перед собой мелькающие, как молнии, крылья. Сано держал его крепко и вцепился в рубашку так сильно, что казалось, будто это он сам падает, а Такемичи удерживает его на краю пропасти. Они спикировали прямо над крышей основного здания и взмыли вверх. Смертный не мог заставить тело шевелиться. Он оцепенел и только дышал загнанно и глухо, прижимаясь щекой к шершавой шее Манджиро. Чувствовать его руки у себя на талии было почти физически больно. А ощущать, как сам вампир замирает, уткнувшись носом в макушку было подобно адскому мучению. Они оба рухнули на крышу правого крыла, в самом его конце, почти у башни. Сано не выпускал Ханагаки из рук, продолжая вдавливать его в себя. А тот прижимался в ответ, стараясь вдохнуть как можно больше кислорода. Только теперь стало понятно: он почти что умер. Но Майки спас. Сначала сбросил с башни, а потом кинулся следом. Теперь же он лёг на замёрзшую черепицу и обнял Такемичи. Тот чувствовал, что вампир не дышал. Впрочем, ему и не полагалось. Сердце его тоже не билось, как и всегда. Но крылья прятали, закрывали собой от всего остального мира. И объяснять друг другу что-то больше не требовалось. Теперь Ханагаки всё понял: Манджиро начал чувствовать и испугался, решив избавиться от того, что имеет над ним власть. Но осознал, что не может потерять. И успел в последний момент. «Майки чувствует что-то из-за меня», — подумал Такемичи и позволил себе несмело, но счастливо улыбнуться. Провёл носом по изувеченной коже вампира и ослабил хватку на его плечах, обнимая в ответ. — Я видел сны с твоим участием. Там и прозвучало имя Майки, — произнёс смертный спустя какое-то время. — Вот как, — пробормотал вампир куда-то в волосы. А Ханагаки фыркнул. Столько старался узнать эту информацию, и в итоге что! Он всё ещё в смятении. — Майки, — позвал юноша и немного отодвинулся, заглядывая в глаза Сано. — Скажи мне. Тебе страшно? — Мне не… — Нет, скажи честно. Пожалуйста. Вампир недовольно скривился, но кивнул. А потом пояснил: — Я ничего такого не испытывал. Мне непривычно. А эти ощущения… — Я всё понимаю. Знаю о проклятье, — тихо сознался Такемичи. — Только… в чём оно заключается? И почему ты не можешь просто выпить меня? — Постоянно чувствую голод. И не могу пить много крови за раз. Медленно умираю. И чтобы избавиться от этого, мне нужно полюбить тебя. А потом уже испить твоей крови. — Полюбить, значит… Жестоко, — смертный вздохнул, запрокинул голову и посмотрел на чистое чёрное небо, усеянное звёздами. Манджиро интуитивно взглянул туда же, куда и он, и проговорил: — Помню, за что получил проклятье. Из-за того, что уничтожил чужую любовь. Но больше ничего не помню. Воспоминания стёрлись. Все, что были связаны с любовью, тоже. Я просто не знаю, что это такое. Говорил уже. Я ничего не знаю. — Но ведь это же легко! — воскликнул Такемичи и снова посмотрел на Главу. Робко, осторожно, будто боясь спугнуть, поправил пряди его пепельных волос. — Например. Когда я видел тебя в своих снах, то чувствовал, что не могу отвести взгляд. Ты был таким великолепным, таким неземным. Твой взгляд, твоя внешность, твой голос, твои прикосновения — всё это вызывало у меня восхищение. И всё это предназначалось мне! Во снах, конечно… Но я тогда чувствовал себя таким счастливым, просто из-за сопричастности чему-то такому невероятному… А потом были сны с твоей душой. Возможно, я должен был ужаснуться и отвернуться, но как?! Как можно отвернуться, увидев, что ты не совершенен. О, Майки! Ты так прекрасно несовершенен. Я будто увидел тебя изнутри. Там… Просто поверь, внутри тебя живут такие эмоции… Это поразительно! Никто не может чувствовать ТАК! Не могу передать словами, насколько прекрасны все твои чувства. У них такая ошеломляющая сила… Любой другой не пережил бы такое… — Такемичи выдохнул и широко-широко улыбнулся своим воспоминаниям. Но потом внезапно успокоился и снова погладил Манджиро по волосам. — Я знаю тебя настоящего, Майки. Каким ты был до проклятья или какого себя ты прячешь. Или того, что ты потерял… Ты совершенно другой там. Не похож на себя в остальных снах. В тебе столько печали… Столько света и тепла, столько свободы… Я просто не могу не любить тебя, потому что знаю, какой ты. Всё, о чём мог просить в обмен на то, что отдал себя тебе — пусть боли будет поменьше. Он замолчал, смущённо хмыкнул и уткнулся лбом в плечо Сано. А тот едва мог пошевелиться. Потому что смертный только что признавался ему в чувствах каждым словом. Разве это вообще возможно? Каждым словом говорить о любви. Каким образом?! — И тебе не страшно от того, к чему эти все чувства привели и могут привести? — осторожно уточнил вампир, слегка толкнув голову Ханагаки плечом. Тот поднял взгляд, улыбнулся и пожал плечами. — Страшно, конечно. Но я уже встретил существо, которое кажется мне самым чудесным и необыкновенным на свете. Так что ничего не поделаешь… Не отрицаю, было больно. Я даже подумал о том, как хорошо было бы никогда тебя не знать. Но тогда я бы и не узнал, что такое любить. Я не жил бы по-настоящему, понимаешь? «Я тоже не жил по-настоящему…» — понял Майки и кивнул. А потом улыбнулся. Кончиками губ, едва заметно. Потому что в груди щемило от того, какими тёплыми были слова Такемичи. — Ты постоянно меня удивляешь, — проговорил он, глядя юноше в глаза. — Никогда не встречал таких бесстрашных и абсолютно глупых смертных! Ханагаки тихо и робко рассмеялся, не решаясь поверить в то, что надежда всё же есть. «Я для него тоже необычен. Значит, отношение ко мне будет другим». — Просто от тебя невозможно отказаться, — прошептал он. — Пожалуйста, позволь мне показать тебе, что любить — это не слабость. «Почему мне кажется, что у тебя может получиться?» — подумал Сано и согласно кивнул в ответ на просьбу смертного.

***

— Что ты там варишь? — послышался из-за спины голос Ханмы, и Мацуно обернулся. Вампир стоял в тени ближайшего дерева и рассеянно разглядывал его самого. Спросил он, наверняка, от скуки, а не потому, что правда интересовался ответом. — Да так, грибы из подвала, — ответил Чифую, наблюдая за реакцией. — Ммм, понятно. Как и ожидалось, Шуджи было плевать. Он понятливо кивнул и потянулся за портсигаром в карман брюк. Такие металлические коробочки смертный видел только у приезжих в их городке, и то весьма небедных. Зажав толстую сигарету между зубов, вампир приблизился к костру, у которого сидел Чифую, и, наклонившись, прикурил. А затем снова ушёл в тень, выпуская струйки дыма. Мацуно вернулся к созерцанию огня и кипящего в котелке варева. Так продолжалось уже второй день. Они остановились в заброшенной церквушке у холма и неожиданно задержались. Здание было холодным, не отапливалось. Всё, что там нашлось — это старые матрацы и усохшие грибы в подвале. Чифую старался не отчаиваться. Но выходило с трудом. В основном, из-за Баджи. Тот ещё в первый день полез с извинениями, на что смертный равнодушно ответил: «Плевать». Смотреть на вампира было больно до безумия. Сейчас Чифую его почти что ненавидел. А потому каждый раз игнорировал. Даже тогда, когда Кейске достал невесть откуда постельное бельё, новую одежду, в том числе и тёплую, и свежий хлеб. Мацуно было противно от того, что его пытались купить. Противно от того, что поверил вампиру, когда тот сказал, что не причинит боль. Сейчас Баджи не было. Так что юноша сидел на улице, на бревне, и варил себе обед. Меланхолично наблюдал, как тает снег возле костра. Присутствие Шуджи не мешало. Вампир, хоть и становился свидетелем их с Кейске ссор, никогда не вмешивался. Чаще всего уходил, что-то бормоча себе под нос. А в моменты, когда отлучался Баджи, находился рядом. И это не позволяло провалиться в уныние. — Ты бы что-нибудь потеплее надел, малый, — как раз подал голос Ханма. — Шарф тот, что Баджи вчера принёс. — Не нужны мне его шарфы, — буркнул в ответ Мацуно, хотя и признавал, что вампир прав. Одного тёплого плаща для позднего морозного утра было слишком мало. — Гордый какой, — хмыкнул в ответ Шуджи. — Смотри там: загубишь себя вместе с гордостью. Вампир твой не переживёт. Чифую собирался было бросить что-нибудь саркастичное в ответ, но увидел между деревьев тёмную фигуру. И, вздохнув, проворчал себе под нос: — Помяни черта… — Пойду я, — невесело хмыкнул Ханма, тоже заприметив силуэт Одинокого Воина, и удалился в сторону церквушки. С разочарованием проводив собеседника взглядом, Мацуно вернулся к созерцанию языков пламени. Хотелось уйти, так же, как и Шуджи, но это было бы глупо. Прятаться от Кейске бессмысленно. А тот уже приблизился к костру и нерешительно замер в нескольких метрах от юноши. Затем скинул глубокий капюшон и присел перед ним на колено. — Я тут принёс всякого… Мясо там… Не подумай, ничего странного, просто курица. Купил её, не крал, честно-честно. И чай тебе нашёл. И вот ещё курточка меховая. Мацуно сжал руками полы плаща так, что побелели костяшки. В груди пылал уже привычный гнев. Хотелось проорать вампиру в лицо о том, какой он лжец и бездушная мразь. Но парень не двигался и не смотрел на Баджи. В конце концов проговорил: — Для чего ты стараешься? Я переживу, не впервой. — Не думаю, — мотнул головой Кейске. — Зима в этих краях очень холодная. А ты всё ещё слаб. — Слаб, значит… Тебе какое дело? Вампир вздохнул, осторожно взял в руки ладонь Мацуно, прижимаясь к ней лбом, и заговорил быстро-быстро: — Ты дорог мне. Я люблю тебя, Чифую. Всем озверевшим от одиночества сердцем. Я не переживу твоей смерти. — Не переживёшь моей смерти?! — рявкнул в ответ смертный, выдёргивая руку и поднимаясь с бревна. — Хватит. У меня нет сил выслушивать этот бред. Как ты можешь говорить такое?! Заверять в том, что защитишь, обещать Луну с неба?! Ведь потом ты топчешь собственные слова поступками! И вот я вижу тебя с другим вампиром! — Мы же это обсудили, — нахмурился Баджи, поднимаясь следом. Чифую попятился и отвернулся, потому что невыносимо было видеть вместо солнца над собой лицо вампира. — Я объяснил тебе всё. Почему и зачем был с Казуторой. Я никогда от тебя не отвернусь, мой прекрасный. Клянусь. Прошу… просто поверь мне. — Поверить? — Мацуно поморщился, резко развернулся и прокричал Кейске в лицо: — Знаешь что? Засунь свои клятвы себе в задницу! И не успел вампир среагировать и схватить парня за запястье, как тот уже на всех парах умчался к входу в церковь. Громыхнув тяжёлой дверью, Чифую замер, чтобы перевести дух. Потом сорвался вперёд, к алтарю, минуя ряды скамеечек. На одной из них сидел Ханма и меланхолично курил очередную сигарету. Он не сказал ни слова, только проводил разгневанного смертного взглядом. Тот мысленно поблагодарил вампира, всерьёз опасаясь, что начал бы просто кричать, задай он хоть один вопрос. Мацуно прошёл сквозь среднюю часть храма, где лежали на матраце все его вещи и скрылся в алтаре. Он поступал так уже третий раз. И каждый из них — после ссор с Баджи. Закрытое ото всех посторонних, тихое, будто даже мёртвое помещение умиротворяло. Юноша замер, вновь окидывая взглядом высокие тёмные стены. Здесь стояли многочисленные иконы, скрытые за серыми тряпками, золотистые подсвечники и прочие атрибуты церкви. Посреди алтаря располагался пустой престол*. Выглядел он достаточно просто: никаких богатых позолоченных рисунков, только камень. Видимо, храм был совсем бедным и ещё во время работы дышал на ладан. Единственное действительно красивое (на весьма скептический взгляд Чифую), что в нём было — витраж на задней стене этого самого алтаря. Обогнув престол, он уселся напротив этого самого витража и подогнул колени к груди. Вся их небольшая компания нашла весьма забавным место, выбранное для временного проживания. Вампиры, как оказалось, совершенно ничего против религии не имели, и «святая» земля им была не страшна. Ни Ханма, ни Баджи никак не комментировали старинные религиозные писания и многочисленные символы веры. Вывод Мацуно сделал один: им всё равно. Сам он тоже не мог сказать точно, что думает о Боге. Никто и никогда не заставлял его посещать храмы, исповедоваться. Никто никогда не грозил Адом за совершение грехов. Только одно хоть как-то связывало Чифую с Богом: мать и воспоминания о том, как в глубоком детстве по ночам он слышал её молитвы у крохотной иконки. Желания поступать также после смерти этой женщины у него не появилось. Но сейчас, в таком положении, парню хотелось поговорить с НИМ. Услышать, правильно ли поступает, узнать, что будет в итоге от его взаимодействия с нечистью. Но главное: за что? За что он получил все эти страдания? Чифую вытянул из под рубахи компас на цепочке и раскрыл его. Поглаживая надпись на одной из внутренних сторон, он думал о том, что услышал неделю назад от Баджи. Тот ведь упоминал «путь домой». И вкладывал в эту фразу огромный смысл. — Где сейчас мой дом? — прошептал Мацуно. — Куда мне идти? Как же я был глуп, полагая, что Кейске может стать домом. Разве что разваленной хижиной с прохудившейся крышей. Когда же прекратиться эта боль? Когда. Прекратится. Боль?! Я не верю в Бога, если он заставляет чувствовать такое. Зачем мне думать о каком-то Боге, если я и так в Аду? Его гнев мне не страшен. Но как же я хочу пройти этот Ад и остаться… просто живым.