Вспомни свою смерть

Не сдвинуться, не пошевелиться, даже затёкшую руку достать не выходило. Такемичи, отоспавшийся за все те дни, что болел у Какучо, бодрствовал этим сероватым утром. Он уже около часа смотрел на Майки, который нагло закинул на него конечности и оплёл крыльями. Ханагаки оказался полностью придавлен и боялся выбраться, чтобы не потревожить сон Главы.    В основном потому, что не знал и не мог предугадать реакции. Манджиро наотрез отказался выпускать юношу не то что из поля зрения, а даже из своих объятий. Такемичи это, конечно, радовало, но он не мог позволить себе расслабиться. Вампир сжимал его слишком крепко, а значит, переживал скорее за свою безопасность. И комфорт смертного его, соответственно, волновал мало.    Однако Ханагаки не желал оставаться с полностью отмершими конечностями, и осторожно потормошил Сано. Тот отреагировал моментально. Распахнул свои невероятные чёрные глаза, подскочил и уже через секунду замер, прижимая Такемичи за шею к кровати. Крылья угрожающе раскрылись, а когти выросли и заострились, надрезав бинты. — Тише, тише, — растерянно прошептал смертный, медленно поднимая руки и касаясь предплечья Майки. — Убери когти, ты меня убьёшь.     Грозное выражение лица Главы сменилось на ошарашенное, потом в глазах промелькнул испуг, а затем он слез с Такемичи и спрятал когти. — Не стоит внезапно до меня дотрагиваться, — прохладно заметил Сано. — Прости, я не ожидал… — Да, меня давным давно никто не будил. Поэтому и реакция такая. С чего ты вообще это сделал? — Ты меня придавил. Даже дышать нормально не получалось.     Майки на такое признание вскинул брови и как-то странно хмыкнул. — Смертные. Вас даже сон убить может.     Такемичи хотел промолчать, но всё же не сдержался: — Сказал вампир, которого убивает еда.     С десяток секунд в комнате висела тишина. Глава сначала нахмурился и резко обернулся на смертного, но завис. А затем его плечи расслабились, и Сано немного удивлённо ответил: — Что правда, то правда. — Кстати говоря, прости за утку с абрикосами. Мы ведь так и не поужинали, — добавил Ханагаки. — Эм… А ты разве виноват? — Н-нет… Не знаю. Наверное, нет. — Ну тогда молчи, — заявил Майки и ткнул смертному пальцем в грудь. Затем со вздохом поднялся и потянулся всем своим костлявым телом, выглядывая в окно. Крылышки тоже расправились и аккуратно сложились за спиной. — Но есть небольшая проблема. Я, похоже, голоден. В совершенно человеческом смысле. — И это проблема? — хмыкнул Такемичи, проводив задумчивым взглядом острые тазовые косточки, обнажившиеся, когда Сано потянулся и его просторная рубаха-туника задралась. — Боюсь, в замке вообще сейчас никого нет.    «Кроме Какучо, думаю, но он нам не поможет», — мысленно отметил Ханагаки. И мягко улыбнувшись, вслух пробормотал: — Здесь есть я. — Что ты имеешь в виду? — Ну, я ведь жил один с одиннадцати лет. Пойдём, Майки, я приготовлю нам завтрак. И тебя научу!     С этими словами Такемичи вскочил с кровати, натянул рубаху поверх бинтов, вихрем промчался до огромного окна, распахнул балконную дверь и вдохнул полной грудью морозный воздух.     Глава всё это время смотрел на него как на восьмое чудо света и упрямо отказывался верить в то, что рядом с ним, одним из самых мрачных вампиров, может вполне спокойно существовать такой позитивный смертный. И, более того, он допускает это без всяких проблем.

***

Кухня в замке Северного Клана оказалась просторной и светлой. Здесь, как и полагалось во дворцах, было множество огромной посуды и столько же места для готовки. Такемичи быстро осмотрелся и удовлетворённо кивнул. — Порядок. Голодать не придётся.     Следующие полчаса он жарил на огромной сковородке яичницу с беконом, нарезал хлеб и мазал сверху масло. Манджиро заинтересованно следил за ним и профессионально путался под ногами. То и дело Ханагаки едва успевал уклониться, прежде чем врезаться в большие крылья. А ещё Сано постоянно спрашивал его об этапах готовки.      Так что рано или поздно смертный не выдержал и строго заявил: — Так. Сядь куда-нибудь и сложи свои крылья. Мешаешь.     Майки мгновенно завёлся и застыл посреди комнаты, сложив руки на груди. — Это моя кухня, если ты забыл, — недовольно проговорил он. — Помню, но готовлю здесь я. Клянусь, в следующий раз, когда я врежусь в твои крылья, то выроню сковородку и обожгусь. — И что?     Глядя на вселенское упрямство, отражённое на лице Сано, Ханагаки закатил глаза. — Хорошо. Завтрак будет испорчен, если для тебя это аргумент. И приготовить новый не выйдет.    Похоже, сработало. Вампир растерянно моргнул и отступил. А потом и вовсе запрыгнул на большой деревянный стол, служивший разделочным. Такемичи, внимательно следивший за этим, только хмыкнул и вернулся к приготовлению завтрака. — Так, слушай. Гренки лучше жарить на сливочном масле. Оно даст приятный аромат и смягчит вкус. Мой отец всегда так делал. Помню, как будто это вчера было. Просыпаешься, солнышко светит и пахнет на весь дом…     Смертный замолчал и погрузился в свои мысли, а Манджиро внимательно наблюдал за ним. Он попробовал представить, что такое вставать вот так по утрам и сразу садиться за стол к людям… которые тебя любят? — Отец любил тебя? — вырвался сам собой вопрос.    Ханагаки вздрогнул и обернулся, а потом лишь махнул рукой, бросив чересчур небрежно: — Понятия не имею. Сейчас это неважно.    Что-то в его фразе заставило Главу напрячься. И он спросил: — Что значит «неважно»? Ты же сам говорил, как это необходимо и прочее. — Знаю, — прерывисто выдохнул Такемичи. Он всё ещё стоял спиной и рассеянно двигал гренки по сковородке лопаточкой. —  Но он ушёл. И я не знаю, сделал он так потому, что любил, или наоборот.     На какое-то время в кухне воцарилось молчание. Сано смотрел на напряжённого юношу и не мог понять. Не мог представить. Не мог вспомнить. «А что стало с моим отцом? — обратился к самому себе он. — Знаю только, что он вампир, так как я Мертворождённый. Но любил ли он меня?» — Сложно, — пробормотал в конце концов Майки, так и не придя к конкретному выводу. — Да, сложно, — тихо вторил ему Ханагаки. А потом помотал головой, стряхивая своё оцепенение, и всё же обернулся, улыбаясь: — Готово. Сейчас разложим по тарелкам и можно есть. Однако, как бы он не улыбался, повисшее в воздухе чувство тоски никуда не делось, как никуда не делись и мысли Майки. Тот постоянно следил за тем, как Такемичи бездумно поглощал бекон и задумчиво поглядывал на гренки. И Майки понимал: он размышляет об отце. Но прежде чем вампир успел решиться задать вопрос, Такемичи заговорил сам: — Зря я поднял эту тему, прости. Твой отец ведь… Сано поднял взгляд и замер, ожидая продолжения. Но смертный, похоже, продолжать не собирался. — Мой отец что? — Эээ… — он неопределённо махнул рукой. — Он ведь умер, так? — Умер?! Правда? — А ты не знаешь? Такемичи выглядел ошарашенным. И Манджиро почувствовал себя ещё хуже, вновь осознав сколько в нём пустых мест. Затёртостей в памяти, в личности. — Нет. Я же ничего не помню, — пожал плечами он. — Даже… семью? — тихо уточнил Ханагаки. — Я знаю, что у меня был брат. И верю, что он меня любил, хотя и не понимаю толком, что это. — Вот чёрт… Прости… Смертный смущённо опустил взгляд, пряча лицо за тёмными кучеряшками. Обрывки фраз висели в воздухе и крутились в головах у обоих. Холодный и блёклый зимний свет освещал Такемичи, и Майки, сидевший в тени, даже залюбовался. «Ну что за невозможное существо? — подумал он. — Пытается помочь мне что-то понять и за это же извиняется». — Хватит обращаться со мной, как с тяжелобольной девчонкой, — тихо проговорил вампир в конце концов. — Я в порядке. Эти знания всё равно ничего не меняют. — Но, Майки, как так можно жить?! — воскликнул Ханагаки, поднимая свои блестящие ясные глазки. — А я и не живу, — огрызнулся Сано. — Я родился мёртвым. — Но ты чувствуешь! — И ненавижу это! Не должен я чувствовать! В порыве эмоций крылья дёрнулись и резко расправились, с силой грохнув по столу. Несколько тарелок перевернулось, а Такемичи едва не упал. На какое-то время они оба замерли, глядя на бардак, а потом смертный почему-то фыркнул. И тихонько рассмеялся. Майки прислушивался к этому звуку и не мог пошевелиться. В груди что-то странно стукало и сжималось. Но он не стал зацикливаться на ощущениях, позволив себе только усмехнуться. Смертный тем временем отсмеялся и уже гораздо мягче сказал: — Давай уберёмся здесь и сходим на улицу. Я тебе кое-что покажу. «Улица как улица. Снег, холодно, лес вокруг. Клан живёт тут уже сотни лет, так чего я ещё не видел?» — подумал Манджиро, когда они вышли во внутренний дворик. Такемичи был целиком и полностью укутан в какую-то гигантскую коричневую шубу, которая нашлась в одной из полупустых комнат. В ней парнишка выглядел немного нелепо и смешно, но его это, похоже, ни капли не волновало. Стоило ему вдохнуть морозный воздух, как на губах расцвела совершенно очаровательная улыбка. — Просто посмотри! Как здесь красиво! — радостно провозгласил он и прыгнул в сугроб, чудом не увязнув там по колено. Снег в замке никто не убирал. — Я здесь последние лет двести почти безвылазно сижу, — снисходительно заметил Сано, глядя на радостного «ребёнка». — Видел уже. — Да нет! Ты ПОСМОТРИ! Это же невероятно! Тут столько статуй, а я не знаю ни одной. А почему вот у той отломано крыло? А у этой какие-то руки кривые! Ханагаки бегал по дворику и выкрикивал всякий бред, трогал каждую статуэтку на высоком постаменте и вообще всячески рушил отстранённую мрачность этого места. Но, если честно, на долю секунды — всего на долю, честное слово — Манджиро как будто увидел собственный замок впервые. И лепнина на стенах, и трещины в монолитном камне, и мраморные девушки-статуи, и изящные колонны — всё это на долю секунды привело его в восторг. А потом его за руку схватил Такемичи и потащил вперёд. Его за руку схватил смертный! Его вообще схватили за руку! Без предупреждения и сигнала! И он не собирался драться или вредить в принципе… Но хуже всего то, что Сано не ощутил ни капли возмущения или раздражения. Они вместе побежали по открытым коридорам, ведущим к выходу из внутреннего дворика. У самой двери Ханагаки обернулся и послал вампиру радостную улыбку. Не подозревая о том, что в груди у того снова что-то сжалось. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Посмотри на лес! Снаружи он гораздо красивее, чем через окна! — крикнул смертный и пустился бегом по нетронутому снегу. Не успев даже осознать лёгкое разочарование, возникшее после того, как Такемичи выпустил его руку, Майки замер от удивления. Как же он раньше не замечал, насколько прекрасен лес, окружающий замок? Веточки были целиком покрыты блестящей изморосью. Едва ощутимый ветерок покачивал деревья, отчего они тихонько звенели. Полностью белый мир, такой светлый и совершенно неземной. Он так ярко контрастировал с тёмным камнем и острыми шпилями на готических башнях замка. Ханагаки, носившийся по снегу, нисколько не портил картину. Его возгласы эхом гуляли по застывшей во времени местности. А Сано чувствовал себя лишь его частью. Не гостем здесь, а одним из элементов замороженного леса. Задумавшись, он не заметил, как прямо в грудь прилетел ком снега. А потом тишину пронзил звонкий смех Такемичи. — Ты чего это сделал? — спросил у него вампир, отряхивая чёрную тунику. — Кинул в тебя снежок, — ответил смертный и снова бросил ком. На этот раз прилетело прямо в лоб. Растерянно коснувшись мокрого и холодного лица, Майки взглянул на юношу. Ему нужно было последнее подтверждение. Тот всё ещё улыбался, широко и ярко, как никто и никогда вампиру не улыбался. И он, со всеми присущими нечисти способностями, ответил на внезапную атаку. Крепкий снежок прилетел Такемичи в плечо. А за ним посыпались ещё и ещё. Бедный смертный не мог успеть за сверхбыстрым Манджиро, а потому бросился бегом к лесу. На миг у Главы возникла мысль о том, что он, хоть и неосознанно, вдруг снова причинил парню боль. Но тот продолжал весело хохотать, и Сано устремился следом. Уже через пять минут на Ханагаки не было ни одного места, не испачканного снегом. Справедливости ради, он пытался сопротивляться, но даже отследить траекторию движения Майки не мог, не то что попасть в него. В конце концов тот взмахнул крыльями, поднялся в воздух на мгновение и тут же врезался в Такемичи, повалив его в сугроб. — Эй! Я так не играю, Майки, — сквозь смех проговорил смертный, вновь обращаясь к крыльям, скрывшим его от остального мира. — Прими поражение, смертный! — раздался насмешливый голос Сано откуда-то «извне». Он раскрыл крылья и откатился в сторону, укладываясь рядом. — Но это нечестно! — продолжал возмущаться Ханагаки. — Силы не равны! — Ты сам это начал. Кто ж виноват, что не рассчитал своих возможностей? — торжествующе ухмыльнулся вампир. Юноша на это только фыркнул и, схватив горсть снега, влепил её наглецу в лицо. Майки рыкнул и перевернулся, подмяв Такемичи под себя. И снова доля секунды. На этот краткий промежуток времени в глазах смертного мелькнул страх. Который, впрочем быстро сменился на странный блеск. Он был таким ярким, таким пронзительным и таким тёплым, что в голове у Сано что-то вспыхнуло. Чёрные-чёрные глаза, лучащиеся таким же тёплым мягким светом. Улыбка нежная и немного насмешливая. И ощущения такие… Словно тебе преподносят весь мир. Просто так. Потому что твоя собственная улыбка приносит наслаждение. Манджиро отпрянул так резко, что с размаху плюхнулся в снег. Но Такемичи его странная реакция, казалось, ничуть не смутила. Он спокойно сел, продолжая смотреть на Сано всё тем же взглядом. Как смотрят на сокровище, на единственное существующее в этом мире чудо. Очень захотелось съежиться-закрыться-спрятаться-провалиться сквозь землю. Странный комочек под рёбрами, где находится сердце, которого у вампиров нет, внезапно сжался и забился отчаянно-отчаянно. Словно вдруг тоже увидел кого-то необыкновенного. Вероятно, самого чудесного из всех существующих.