Вспомни свою смерть

Кровь всюду. На полу, на стенах, на потолке, на мебели. Одежда и воздух настолько пропитались кровью, что кажется, будто кроме крови в мире ничего нет. Этот мир планомерно тонет в кроваво-алом. Нет, для Мертворождённого вампира-ребёнка в крови нет ничего необычного. Она — привычная часть будней. Кровь — прекрасно, вкусно, приятно, питательно. Но ребёнок, которому девять — это всё ещё ребёнок, даже если он, похоже, уже убивал. И кровь, которая всюду, непривычна. Непонятна. Кровь в глазах, в носу, на руках… А в ушах дикие сумасшедшие крики. — Как шумно… — на выдохе. Всё это слишком. Ничего не остаётся кроме как зажать нос и уши, зажмуриться и упасть на колени. Сидеть так час, два, пока крики не стихнут, пока запах крови окончательно не заменит воздух. А потом… Знакомый голос зовёт. И звук собственного имени сменяется на вопль, и… И…. Манджиро сел с прерывистым вздохом и тут же снова рухнул на подушки от прошившей всё тело боли. Темнота спальни вспыхнула ярким светом, отчего голова закружилась, и вампир еле сдержал рвущийся наружу стон. Рядом умиротворённо сопел Такемичи, а его будить совсем не хотелось. Они со смертным проговорили весь вечер и полночи. Обсуждали всё на свете: Сано рассказывал своё видение человеческой истории и вклад Клана в неё, а Ханагаки рассказывал о себе. Сначала речь шла о Чифую и городке, и Глава поражался тому, насколько схож этот Чифую с Чифую, которого он помнил. Затем Манджиро рассказывал о Баджи, а Ханагаки слушал очень внимательно, видимо, оценивая потенциальную опасность для своего друга. Незаметно для самого себя вампир погрузился в ностальгию. Может, тому поспособствовали истории детства смертного, может, ещё что-то. Но Сано почувствовал странное щемление в груди. Ему казалось: вот-вот он что-то вспомнит. Как будто чьи-то слова крутятся на языке и мелькают в памяти. Однако слишком быстро, чтобы зацепиться и вытащить наружу, в сознательное. А потом этот сон. И ничего в нём — кроме крови, темноты и криков, конечно — не запомнилось. Понятнее не стало. И лица, и голоса того, кто звал его, Майки не видел. Осталась после его первого за последние три-четыре столетия сна только гнетущая боль. И возникший с новой силой голод. Запах Такемичи, звук течения его крови, её вкус, всё ещё фантомно ощущающийся на губах, заставили вампира вскочить и выйти из комнаты. «Нельзя, нельзя. Ему будет больно, а потом ещё и мне будет. И вряд ли обойдётся так легко, как в прошлый раз», — твердил себе Сано, меряя шагами гостиную. Он рассчитывал, что обострение у органов чувств пройдёт, однако ничего не менялось. Даже через стену он слышал дыхание Ханагаки, и этот звук пускал по коже стаи мурашек. Боль тоже не проходила. Кости и крылья ныли по-новой, как после той самой агонии. И голод, твою мать, чёртов голод, драл глотку когтями. Но поднимать Такемичи, чтобы тот приготовил завтрак, тоже не хотелось. Поэтому в следующий час Манджиро уничтожал сырые продукты. Началось всё с овощей, но что такое овощи для того, кто хищник по природе и от рождения? И он перешёл на мясо, благодаря ночное небо за то, что смертный этого не видит. Вот только не помогло. Голод, как назло, только усиливался, и к тому времени, как небо начало сереть, Майки уже почти рычал от боли и отчаяния. А когда Такемичи вошёл на кухню, прямо как он сам день назад, Глава взмахнул крыльями и отлетел в противоположный угол. Потому что вместе с Такемичи на кухню вошёл и его запах, совершенно сумасшедший, просто безобразно великолепный. И от одного запаха голод, которому, вроде как, некуда было уже усиливаться, всё равно усилился. От одного только запаха всё тело задрожало. — Майки… — начал было смертный, но Манджиро прервал его, замахав руками в немой мольбе. — Не подходи. Собственный голос звучал надломленно и болезненно, и Ханагаки, разумеется, это услышал. — Майки… Всё в порядке? Но вампир только сильнее замотал головой. И тут же об этом пожалел, потому что та вспыхнула новой болью. — Выйди отсюда, — с трудом прохрипел он, ощутимо оседая на слабеющих ногах. — Что с тобой? Тебе нужна помощь? Что я могу сделать? Поток вопросов, высыпавшийся из Такемичи, эхом загудел в висках. Просьбы юноша настойчиво игнорировал. Он приближался с каждым шагом и наконец увидел созданный Манджиро беспорядок: корочки хлеба, огрызки от овощей и обглоданные кости на полу. Но несмотря на откровенную кошмарность зрелища, в глазах Ханагаки не мелькнуло ни капли отвращения или возмущения. Только больше беспокойства. И он продолжил наседать: — Тебе плохо? Что случилось, Майки? — Выйди из комнаты! — рыкнул Глава и застонал, схватившись за горло. А продолжил уже тихо-тихо, на одном умоляющем выдохе: — Прошу… И Такемичи, отшатнувшийся от рыка, вдруг поспешно кивнул и скользнул за дверь, позволяя Сано хоть немного расслабиться. Только вот остаться наедине с болью и мучениями тому не удалось. Потому что из коридора снова послышался взволнованный голос, только уже тише и растерянней: — Это из-за меня? Манджиро упрямо игнорировал. — Я могу чем-то помочь, Майки? — Нет. «Да просто исчезни. Может, так получится не угробить самого себя», — мрачно размышлял вампир, всеми силами борясь с желанием разодрать себе горло когтями. — Что тебе нужно? Кровь? — Катись к чёрту! Какое-то время за дверью было тихо, и Майки бы даже поверил, что смертный ушёл, если бы не чувствовал его запах так же ярко, как и раньше. А потом Ханагаки прошелестел: — Моя кровь? Сано с тихим стоном лёг на пол, впиваясь когтями в камень вместо собственной кожи. А дверь снова распахнулась, и на пороге возник Такемичи. Выглядел он крайне решительно: тёмные кучеряшки растрепались и всё ещё торчали со сна, но в глазах ни капли сонливости не читалось. Не успел Майки взмолиться о том, чтобы смертный не совершал необдуманных поступков, как тот схватился за кухонный нож, поднёс его к своей раскрытой ладони и сделал надрез, воскликнув: — Не понимаю, почему ты не можешь просто попросить! Едва капельки жидкости потекли к запястьям, с Главой начало происходить невообразимое. Он весь вскинулся, как почуявший добычу хищник, клыки выросли до огромных размеров, доставая чуть ли ни до края нижней губы, крылья напряжённо застыли за спиной, а шрамы побелели, ощутимо выделяясь на коже. Вампир раскатисто зарычал и бросился на ничуть, похоже, не испугавшегося Ханагаки. Сано схватил его и впечатал в стену, раскрыв рот, чтобы впиться клыками в обнажённую перебинтованную шею, но вдруг остановился и отчаянно рыкнул: — Неееет! Затем отпрянул и кинулся в коридор, стремительно сбегая от Такемичи. — Майки! Почему ты не говоришь такие вещи?! Это же касается и меня! — закричал ему в след тот, ринувшись вдогонку. С гулким звоном падали статуи, разбивались на мельчайшие осколки часы с тумбочек, грохотали рухнувшие доспехи. Манджиро сметал всё на своём пути. Такемичи преследовал его, ориентируясь на звуки и не ошибся, когда выбежал в парадную и увидел, как кончик крыла исчез за дверями Мраморной залы. — Хватит бегать от меня! Силы Главы, видимо, иссякли настолько, что он даже не попытался удержать дверь, поэтому Ханагаки вошёл в помещение беспрепятственно. Впервые с ТОЙ ночи. Пересиливая ужас перед этим чёрным мрамором. Ведь сейчас день, а чудовища появляются там по ночам, и как-то так вышло, что Сано, спрятавшегося там сейчас, за чудовище юноша не считал. Дверь Мраморной залы захлопнулась с грохотом, отрезав присутствующих от остального мира, и ни один из них не заметил стоящего в коридоре Какучо, который приплёлся посмотреть, что стало причиной шума. Вампир даже планировал окликнуть Ханагаки и спросить, всё ли в порядке, но быстро осознал, что это бессмысленно. Никого вокруг, кроме друг друга, эти двое не замечали. Это и правда было так. Смертный замер в середине залы, слишком ярко вспоминая, что здесь происходило, и перевёл взгляд на Майки — виновника всех тех событий. И увиденное заставило Такемичи моментально о них забыть. На ногах вампира были тяжёлые толстые кандалы, цепями крепящиеся к боковой стене. Сам он уже заковывал в подобную одну из своих рук. — Ни шагу ближе, — предостерёг Манджиро, заметив взгляд Такемичи. — Что ты… Почему бы просто не выпить? — тот указал на собственную кровоточащую ладонь. — Идиот. Я выпью тебя за считанные секунды. И помру на месте. Смертный шумно выдохнул. На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном цепи: Сано пытался как-то заковать вторую руку. Ханагаки медленно приблизился, не остановившись даже тогда, когда вампир чуть ли ни с воем попытался отшатнуться. Затем осторожно перехватил его запястье чистой рукой и щёлкнул кандалами. Майки застыл, неверяще покосившись на свою руку. Но Такемичи мягко подцепил рукой его подбородок и заставил посмотреть на себя. — Ты не потеряешь контроль. Ты уже его не потерял. Ты уже сдержался. — Мне сейчас очень больно, — проговорил Сано. Голос его звучал устало и фонил безысходностью. — Я в данный момент — ещё большее чудовище, чем обычно. О-Т-О-Й-Д-И. Ради любых богов, в которых бы ты не верил. — Я не верю в богов. Я верю в чудовищ, — упрямо помотал головой Ханагаки. — Я верю в тебя. — А я в себя не верю… Но парень его не слушал. — Давай, оближи ладонь. Смотри мне в глаза. Ты справишься. А потом станет легче, верно? Майки, только одним лишь усилием воли не позволяющий слюне стекать по подбородку, недоверчиво нахмурился. Он уже едва мог противиться. От запаха этой крови у него темнело и расплывалось в глазах. Однако ладонь с ровным глубоким порезом, поднесённая ко рту, видна была абсолютно чётко. Сжав руки в кулаки так, что когти разодрали кожу, Майки заставил себя высунуть удлинившийся язык — никаких клыков, никаких клыков, никаких клыков — и слизал несколько капель крови. Это было великолепно. Ничего подобного он не пробовал уже очень давно, если вообще когда-либо пробовал. Любая еда по сравнению с кровью Ханагаки казалась лишь безвкусным куском картона. А может, таковой она и была, просто Сано слишком привык. Сейчас же он ощутил все грани удовольствия. Алая жидкость была подобна сладкому живительному нектару, и вся та жажда, которую испытывал вампир сотни лет без перерыва, будто бы стихла. Не исчезла, но приглушилась. Наслаждение ударило по телу короткой дрожью, от которой Манджиро блаженно застонал. — Легче? — тихо спросил Такемичи, отняв ладонь. Глава тут же дёрнулся за ней, но его отшвырнуло назад загрохотавшими цепями. — Хочу ещё! — раздражённо рыкнул он, оскалив клыки в сторону смертного. Однако тот спрятал ладонь за спину и не сдвинулся с места. — Значит ли это, что проклятье снято? — Просто дай мне ещё, и тогда, может быть, получится! Хочу больше! Такемичи смотрел, как гнутся кольца цепей под напором Майки, и хмурился. Что-то внутри подсказывало: потакать его прихоти нельзя. — Майки, успокойся, пожалуйста, — мягко начал Ханагаки и попробовал погладить зверя, в которого превратился хладнокровный Глава сейчас, по волосам. Но тот вдруг вздрогнул и клацнул клыками, едва-едва не задев пальцы юноши. — Нужно больше! Столько, сколько сможешь дать! — рявкнул он, в очередной раз натягивая цепи до критической точки. Крылья за спиной хлопали и бились о стены, а когти кромсали нежные ладони. — Тише, тише, — сбивчиво зашептал Такемичи, пытаясь утихомирить монстра хоть так, не приближаясь к нему ни на шаг. Но вампир слушать не желал. Он продолжал беситься, требовать крови и рваться в сторону смертного. Тот мешкал лишь мгновение. После чего шагнул к Сано и рухнул на колени, обхватив руками его талию. Но не помогало и это. Майки всё стремился укусить парня за шею, злясь ещё больше от того, что согнуться таким образом не выходило. — Тебе надо успокоиться, Майки, ты навредишь нам обоим, — бормотал Ханагаки. — Пожалуйста… пожалуйста… Не в силах ослабиться действие собственной крови, он уткнулся носом в испещрённый шрамами живот вампира и поцеловал изувеченную кожу. Манджиро вдруг вздрогнул и на секунду отвлёкся от попыток дотянуться до смертного. Тогда Такемичи поцеловал ещё раз, теперь уже в выступающие рёбра. Сверху послышался прерывистый вздох. Юноша опустил руку вниз к кромке чёрных штанов Сано и с удивлением обнаружил, что тот возбуждён. Похоже, кровь принесла не только обычную жажду. Она повлияла на всё тело, все органы чувств. И это казалось неплохим способ отвлечь его. На пробу Ханагаки провёл языком вдоль одного из тёмных шрамов, пересекавшего весь живот от груди до бёдер. Вампир на это тихо и свистяще зашипел. Такемичи опустился ниже и прикусил выступающие тазовые косточки, которыми любовался каждое утро. — Что ты… творрррришь… — рыкнул на это Майки и дёрнулся в сторону. Однако Такемичи твёрдо удержал его за бёдра, не позволив отстраниться, и снова поцеловал нежную кожу. — Агх… мммм, ага, — против воли вырвалось у Главы. Его крылья перестали судорожно хлопать и теперь только подрагивали за спиной. Ханагаки довольно кивнул собственным действиям и наклонился ещё ниже, чтобы провести носом вдоль ощутимо возбуждённого члена вампир через штаны. Того ещё раз передёрнуло. Цепи громко заскрипели, выдавая нетерпение прикованного. Аккуратно приспустив единственный предмет одежды, Такемичи освободил влажный член и тут же лизнул его на пробу. Как и ожидалось, температура тела у Манджиро не была в норме. Член был холодным и странно сладковатым. Смертный приказал себе не бояться и взял в рот головку, облизывая прохладную кожу. Тихий стон Сано прибавил уверенности. Юноша качнул головой, захватывая глубже, всем телом ощущая, как подрагивает вампир. — Больше, — громко приказал тот, тоном, не терпящим возражений. И Такемичи послушно пропустил член в горло, не обращая внимания на холод. Бесстыдный стон Манджиро эхом разлился по зале, отражаясь от тёмного мрамора и заполняя собой всё помещение. Вены на его руках вздулись от напряжения, возникшего в попытках вырваться. — Быстрее, чёрт возьми, — воскликнул он требовательно. А Ханагаки вдруг отстранился, с пошлым причмокиванием выпустив член изо рта, и вскинул голову. — Это приказ? — Да! — Тогда нет. И назло вампиру он медленно провёл по члену языком от основания до головки. Так же медленно облизал её, всё ещё глядя на Сано снизу вверх. Его зрачки сузились до едва заметной щели, губы потемнели до черноты, но идеально острые клыки укоротились. На фоне мрамора, поглощающего свет, его бледность, казалось, сияла. — Я тебе… — начал Майки, но подавился и застонал, когда Ханагаки взял в рот до основания. Член постепенно теплел, как железо на огне. Похоже, это было сигналом. Такемичи замычал, но не отстранился. Вибрации горла накалили член ещё сильнее, и смертный уже едва сдерживал слёзы. Майки сверху страшно рычал и бил крыльями по стенам. Звенья цепи почти разорвались под натиском его неконтролируемой силы. Температура тела Главы обжигала ротовую полость, но Такемичи упрямо качал головой вверх-вниз, снова и снова погружая член в горло. Звуки, которые издавал Манджиро, становились всё несдержанней. Он снова дёрнулся, толкаясь бёдрами, как вдруг цепи с противным скрежетом порвались и рухнули на пол. Раздался грохот. Ханагаки почти попрощался со своей жизнью, однако Майки только схватил его за волосы и с силой толкнулся в рот, кончая с долгим стоном. Такемичи ожидал, что гортань обожжёт кипящая сперма, но та вдруг оказалась просто тёплой и к тому же достаточно вкусной. Едва парень успел опомниться и проглотить всё до последней капли, как на него сверху рухнул Майки. Его чёрные зрачки и радужка заполнили белки, клыки приняли свой обычный вид, лишь немного выглядывая из-под верхней губы, а когти уменьшились до нормальных размеров. Он блаженно мурлыкнул и лёг на пол, подмяв под себя ошарашенного Ханагаки. Тот позволил себе робко довольно улыбнуться, устроиться поудобнее и постараться забыть о своём собственном возбуждении. А ещё не думать о том, на что был способен Мертворождённый монстр.

***

Едва заметная тёмная фигура замерла над прозрачным куполом крыши, внимательно вглядываясь в происходящее внизу, в Мраморной зале. Там на полу свернулись в клубочек кучерявый брюнет-смертный и полуголый крылатый вампир со скованными кандалами ногами. Фигура вот уже около часа сидела совершенно неподвижно, настолько неподвижно, что почти превратилась в горгулью — часть архитектуры замка. «С высоты они кажутся двумя побитыми птичками, случайно оказавшимися на выжженной лавой земле», — решил Санзу и едва заметно покачал головой. Крышу продувал холодный резкий ветер — вестник жуткого снегопада, зачатки которого уже виднелись на горизонте. Понаблюдав за лежащими на мраморном полу ещё немного, Санзу наконец отвернулся и обратил взор к тучкам за верхушками леса. — Точно снежная буря движется, — пробормотал он себе под нос и усмехнулся. — Успеть бы до неё. Наблюдая за успокоившимся после ссоры Главой и смертным, Харучиё уже знал, что будет делать дальше. Так ведь будет не всегда. Не всегда маленькому ничтожному смертному, возомнившему себя Великим Спасителем, будет удаваться утихомирить монстра. «Наивный человечишко… Не понимает, какая сила живёт с ним бок о бок. Потенциал и возможности господина безграничны. При желании он мог бы завоевать мир без особых сложностей. Господин… Он притягивает живых существ одним своим существованием. Даже те, кто ушёл от него, всё равно не прекращают думать о нём. Он — центр Вселенной для любого, с кем знаком. Как и для меня». Харучиё хмыкнул своим мыслям. Невидимая цепь, накрепко приковавшая его к Манджиро, звенела в ушах. Вампиру казалось, он всегда слышит её звон: фоном в разговорах, вместе с шелестом листьев в лесу, в порывах промозглого ветра. «Нельзя, чтобы он посвящал себя этому смертному. Если у него и выйдет полюбить, то это разрушит ВСЁ. Клан падёт. Никому рядом с Манджиро не будет места. Господин из тех, кто разрушает. Одно его существование — трагедия. Рядом с ним должны быть те, кто сможет создавать». Перспектива подчиниться Кисаки претила Санзу. Даже если лживо, даже если под прикрытием. Но спасти господина иначе было бы слишком трудно. Ведь смертный, как бы противно не было это признавать, всё же нужен. Чтобы избавить Главу от проклятия. А после можно и убить. Резкий порыв ветра скинул капюшон с головы Харучиё. Однако тот упрямо натянул его обратно. Бросив последний нечитаемый взгляд на парочку внизу, поднялся и побежал по крыше в сторону того места, где территория замка ближе всего соприкасалась с линией леса. Незаметно появиться и незаметно исчезнуть. Ему ещё предстояло убедить Кисаки в том, что у Бешеного Пса — личного пса Главы — появилось достаточно причин желать этому Главе смерти.