Вспомни свою смерть

Метель улеглась только к закату, превратившись в обычный снегопад. Тёмное помещение церквушки освещалось мягким оранжевым светом из окошка. Чифую лениво играл с живыми волосами Баджи, пытаясь поймать одну непослушную прядь. А эта прядь умудрялась ещё и щекотать его в самых неожиданных местах, ловко выскальзывая из пальцев. Сам вампир мягко улыбался, глядя на это, и гладил голые плечи Мацуно, нагло облокотившегося на его грудь. Они не пытались разговаривать. Никому не хотелось нарушать покой только что родившегося умиротворения. Кейске довольствовался возможностью касаться нежной кожи, на которой расцветали и темнели следы от укусов, и просто смотреть, как любимый хихикает, когда чёрная прядь скользит ему на живот, щекоча. Мацуно быстро перестала интересовать игра, и он, не обращая внимания на попытки волос коснуться его рёбер, повернулся к Кейске. И тут же отвёл взгляд. Ничем не прикрытая нежность в алых глазах заставляла краснеть и смущаться, как в первый раз. Чифую украдкой улыбнулся и уткнулся носом в изгиб бледной шеи вампира. За те несколько часов, что они провели рядом в спокойствии, никому не пришла в голову мысль одеться. Проснувшись, Чифую впервые за долгое время не почувствовал напряжения. А всё потому, что сразу наткнулся на тёплый взгляд и мягкую ладонь, погладившую по щеке. Безграничную нежность и душевное равновесие, пусть и короткое, тревожить не хотелось. Мацуно казалось, что в следующий раз такое повторится нескоро. Хотелось надышаться Баджи перед… А перед чем, собственно? Что должно произойти? Ответ не заставил себя ждать. Тяжёлые двери церкви отворились, пропуская внутрь больше тёплых закатных лучей и Ханму. — Ой, — пробормотал Чифую и поглубже заполз под покрывало, которым его накрыл Баджи. — Нда, — устало вздохнул Шуджи, — я думал, вы хотя бы оденетесь. Ну да ладно. Рад за вас. Всем телом Мацуно почувствовал, как напрягся Кейске. Несильно, но ощутимо. — Ханма, — тихо, но твёрдо проговорил он, очевидно указывая на то, что не рад встрече с ним. — Не стоит, Волк. Думаешь, я не по делу пришёл? Я бы тут вообще до утра не мелькал, если бы не было так срочно. Шуджи прошёл через одинокие ряды скамеечек и опустился на самую первую, ближе всего к настороженной паре. — Выкладывай, — поторопил Баджи. Его не послушались. Ханма вдумчиво поджёг кончик мятой сигареты и закурил. Погипнотизировал взглядом дым, медленно взлетающий к потолку в лучах солнца и наконец заговорил: — Дела у нас обстоят, прямо скажем, дерьмово. Во-первых, по ночам тут рядом бродит разведка. Не сегодня, так завтра они нас найдут. Во-вторых… Знаешь, кто такой Санзу, Баджи? — Цепной пёс Майки? — Угу. Вроде того. Честное слово, я ничерта уже не понимаю…. Он нашёл разведку. И раскрыл им местонахождение этого вашего… — Такемичи, — тихо закончил Чифую. — Оно самое. То есть подтвердил, что он жив, в замке и с Главой, — пояснил Шуджи. Да, новости были плохими. Мацуно это понимал. Но сообщение о том, что друг жив заставляло надеяться на лучший исход всех этих событий. — Но зачем Санзу подставлять под удар Манджиро? — засомневался Кейске, мигом разрушив все светлые чувства. — Он же в нём души не чает. Не врёт ли? — Бог знает… — глубокомысленно изрёк Ханма, подняв глаза на потолок церкви. — Санзу болезненно привязан к Майки. Причинить ему вред он не может. Это исключено. Мне кажется, Харучиё даже смерть от рук Главы примет с радостью. Значит, у него свои мотивы. — Приглашать целый Клан во главе с демоном в Замок без особой причины он бы не стал, — рассуждал Баджи. — Дело в Такемичи. Значит, он на самом деле жив. Вместе с этими словами вампир незаметно погладил Чифую по руке под одеялом, успокаивая. Ханма выпустил несколько колечек дыма и кивнул. — Не могу сказать, что знаю Санзу. Но всё же лучше вашего. Он может сделать что угодно. Кроме того, что пойдёт во вред Майки, по мнению Санзу, конечно. Так что за Главу переживать не стоит. А вот за Такемичи — да. Может, это ревность. Может, просто неприязнь или ненависть. В любом случае, Харучиё действует рационально и не во вред Сано. Но всё равно опасен. — Кисаки тоже может сделать такие выводы и не поверит ему, — с сомнением покачал головой Кейске. — Кисаки любопытен. И на его стороне явное преимущество. Он послушает Санзу, если это даст хоть малый шанс воплотить план в жизнь. Может, в процессе попытается понять, чего тот хочет. Как было с тобой, Баджи. Ненадолго повисло тяжёлое молчание. Шуджи расслабленно курил и выглядел абсолютно равнодушным к происходящему. Однако все присутствующие знали, что это совсем не так. Баджи смотрел в пол и размышлял, всё ещё ласково поглаживая Чифую. Тот задумчиво накручивал на палец чёрную прядь. Выражение лица у него становилось всё более серьёзным и решительным. — Выходит, нужно забрать Мичи и Манджиро быстрее Кисаки и Санзу? — Выходит, что так, — кивнул Шуджи. — К полуночи отряд, занимающийся нашими поисками, будет в монастыре вместе с Санзу. Если они выступят мгновенно, то к завтрашнему полудню будут у Замка. Нам нужно оказаться там хотя бы за два часа до них, иначе просто не успеем договориться с Главой и Такемичи. Что-то мне подсказывает, что и это займёт время. Путь до Замка неблизкий. А уж с целым Кланом на хвосте… И с… Вампир замолчал, напряжённо пожёвывая табак, выпавший из сигареты, не решаясь закончить. За него это сделал Мацуно. — И со мной. Не утруждайся Ханма. — Не говори так, Чифую, — возмутился Баджи. — Это не проблема. Но смертный лишь рассмеялся. Открыто и прямо заявив вампиру в лицо: — Да, Баджи, из-за меня вы замедлитесь. Хотел бы я этого избежать. Но даже если бы я обладал вашей скоростью, времени на то, чтобы скрыться с Такемичи и Главой, не хватило бы. Мы бы все там и полегли. Так что я отвлеку их, Санзу и отряд. Ханма подавился дымом от новой сигареты. Кейске вытаращился на юношу, как на умалишённого. И, быстро опомнившись, рыкнул: — Да ты с ума сошёл! Нет. Ни за что. Не бывать этому. Я не подвергну тебя такой опасности. — Ничего со мной не будет, — огрызнулся Чифую. — Должно сработать. — Нет. Чтобы ты не выдумал. Нет. — А в чём план? — подал голос Ханма. Кейске дёрнулся, однако его остановила ладонь смертного, настойчиво надавившая на голую грудь. — Я расскажу им слезливую историю о том, как меня бросил Баджи. — Чего?! Слишком опасно, Чифую, пойми. — Не менее опасно, чем бросаться в Замок, куда направятся все вампиры Острова. Я смогу их задержать. Сначала историей, а после — просьбой отвезти меня к Кисаки. Сигарета в руках Шуджи потухла, но он даже не заметил. А Кейске гневно мотал головой, полностью отказываясь даже размышлять над предложением. — Они сожрут тебя, — убеждённо заявил он. — Не сожрут, если получится убедить их в том, что у меня есть информация. Даже они не настолько глупы. — Кисаки не поверит в то, что Баджи мог тебя оставить, — нахмурился Ханма, сожалением отбросив окурок. — Казутора тем более, — добавил другой вампир. Чифую хмыкнул на это и торжественно проговорил: — Им и не нужно. Они подумают, что на самом деле тебя бросил я. Кисаки решит, что это можно использовать против тебя. А Казутора поверит просто так. У Кейске больше не было аргументов. Он молчал, но смотрел в одну точку, будто пытаясь прожечь там дыру. Его волосы беспокойно шевелились на плечах. — Он убьёт тебя, Чифую. Казутора. Он тебя убьёт. Он сумасшедший, — пробормотал вампир в конце концов. — Тетта ему не позволит, — возразил Ханма. Он уже крутил в руках третью сигарету. — Твой план может сработать, парень. — Сработает, говоришь? — убийственно холодно спросил Баджи. — А если они вздумают пытать его? А если не поверят и убьют? Я не позволю этому случиться. — он повернулся к Чифую, взял его за подбородок, заставив посмотреть на себя, и прошептал: — Я не могу снова тебя потерять. Ты знаешь это. У смертного в мгновение ока защемило сердце от дикой, почти отчаянной нежности. Он положил ладонь на щёку Баджи, погладил твёрдую скулу и улыбнулся. — Ты меня не потеряешь. Обещаю. Я сам не могу позволить этому случиться. Ханма вмиг ощутил, каким личным становится момент и поспешно встал, скрывая печаль, отразившуюся на лице. — Выдвигаться нужно прямо сейчас, — бросил он напоследок и тактично вышел, веря в благоразумие партнёров. Едва дверь за ним захлопнулась, Чифую выпутался из-под одеяла и встал с тяжёлым вздохом. Он методично одевался, не глядя на Баджи. А тот, наоборот, смотрел в упор и хмурился. — Так не пойдёт, — сказал в итоге вампир, поднимаясь с месте. — Надо найти другой способ. — Нет времени, — покачал головой Чифую. Он уже натягивал плащ. Не тот, что принадлежал Кейске, а чужой, менее заметный. — Для меня ты дороже времени. Дороже всего на свете. Слишком большие риски. Смертный вздохнул и прошептал, глядя ему в глаза: — Я чувствую, что должен сделать именно так. Не знаю, как объяснить. Просто чувствую. Не дожидаясь ответа, он развернулся и двинулся к алтарю, где остались ножи. И ещё кое-что… Баджи, успевший натянуть только брюки, сразу устремился следом. — Нельзя полагаться только на предчувствие. Риски всё равно слишком велики. Мацуно цокнул и остановился. Алтарь и изрезанные портреты священников в нём встретили умиротворённой тишиной. — Мне нужно, чтобы ты поверил в меня, Баджи. Доверился. Теперь, когда у меня есть ты, я больше всего хочу жить. Отведи Такемичи и Главу в безопасное место и возвращайся за мной. Мне гораздо больше нравится с тобой, чем в монастыре с дикими вампирами. Он поднял кинжал, так и оставшийся лежать здесь со вчерашнего дня. Страшно подумать, что было бы, если бы они не помирились. Теперь Чифую знал это. Всё, что нужно было, — иметь такую поддержку, которую давал Баджи. Не стену, за которой можно спрятаться, а сильное плечо. Опору. Стимул. Кинжал отправился в ножны. Чифую замер, разглядывая витражи на окнах. — Казутора сумасшедший, — тихо произнёс Баджи за его спиной. — Он не контролирует собственные действия. Он нелогичен. — Я понимаю его мотивы, как никто. Думаю, получится поговорить. — Как это? — Видишь ли… У нас мало общего. Но кое в чём мы похожи. Мы оба любим тебя. Юноша рискнул обернуться на Баджи. Тот застыл, как громом поражённый, не в силах поверить в услышанное. А потом сорвался и дёрнул Мацуно на себя, впившись в губы поцелуем. Чифую мгновенно ответил и подался вперёд, едва ли уступая в отчаянности, с которой его целовали. Баджи сжимал его в объятиях, гладил по спине, плечам и рукам, касался волос, шеи и лица. А оторвавшись, прижался лбом ко лбу и выдохнул: — Ну как мне теперь отпустить тебя? — Попробуй. Доверься мне, как я доверился бы тебе, — прошептал в ответ Чифую. — Знал бы ты, как хочется запереться с тобой в одном доме и никогда не выходить, мой ангел. Я хочу связать с тобой вечность и поклясться в этом перед Луной. — Ты делаешь мне предложение? — слабовато хмыкнул смертный. Вампир улыбнулся краешками губ. — Мне не нужно подтверждение. Мы и так связаны. Но если хочешь, можем стать супругами. — Не знаю священника, который согласился бы на такое. — Когда-нибудь, возможно, будет. — Да, когда-нибудь будет. Чифую быстро коснулся губ Баджи и отстранился. Поправил костюм и проверил немногочисленные вещи крайне быстро, стараясь не смотреть на вампира, глядящего с откровенной тоской. Всё то время, пока Ханма давал точный инструктаж по местонахождению отряда и о его членах, Кейске молчал. Солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя неприятные морозные сумерки. — Медлить больше нельзя, — окликнул вампира Шуджи, закончив. — Долгие проводы — лишние печали. Всё будет. Баджи никак не отреагировал на его своеобразную поддержку, вместо этого шагнув к Чифую. — Поверь мне, — сразу заговорил тот, — просто поверь. — Вернусь за тобой и перебью всех, кто посмеет коснуться, — вздохнул Кейске и прижал его к себе, незаметно целуя мягкие светлые пряди. — Я люблю тебя, Чифую. И никакие ночные твари этому не помешают. — Я тоже люблю тебя, Баджи, — шепнул ему в ответ Мацуно, замер на мгновение, обнимая в ответ крепко-крепко, отошёл и сказал уже громко, подозрительно бодро и задорно: — Спасите Манджиро и Такемичи! И ещё. Баджи. Когда наступит это «когда-нибудь, возможно», я скажу «да». Он махнул рукой на прощание и, развернувшись, устремился прочь от церкви. Левая рука сама собой легла на рукоять кинжала. А правая вытащила из потайного кармашка пальто кулон на цепочке. Теперь Чифую знал, где будет «путь домой».

***

Если Такемичи думал, что ему удалось успокоить голод Майки, то ошибался. Бурю ещё как-то удалось пересидеть, а вот с наступлением ночи вампиру снова стало хуже. Он плохо соображал, не реагировал на смертного и в целом плохо воспринимал реальность. Создавалось ощущение, что часть Сано видит какой-то странный сон. Его тело реагировало произвольно и бесконтрольно: волосы завивались и шевелились на голове, словно маленькие змейки, зрачки заполнили всю радужку и белки, кожа пылала. Как Ханагаки ни пытался до него достучаться, Сано не отвечал ничего вразумительного. Они расположились у камина в одной из гостиных, где во время бури Такемичи читал вслух, но теперь он давно отбросил книгу и просто сидел рядом с Майки. За помощью он не обратился только потому, что некому было помочь. Не водилось в замке шаманов и колдунов, разбирающихся в проклятьях. Поэтому Такемичи просто следил за состоянием Главы и говорил с ним. Майки иногда отвечал что-то отрывистое и краткое, вроде: — Тише. Очень шумно. Или: — Не давай мне крови. Не люблю кровь. Потом Манджиро замолк на полчаса. Ханагаки понадеялся, что он уснул, как вдруг вампир распахнул глаза и пробормотал: — Всё плохо, Такемичи. Я не понимаю, что происходит. Уже через несколько минут его начало мелко потряхивать. Ханагаки не знал, как вести себя рядом с людьми, которые никого не видят вокруг. Не ощущают реального мира. Физически здесь — разумом где-то далеко. А как вести себя с вампирами в таком состояние, так вообще понятия не имел.      Манджиро взлетал. Его крылья, взбесившиеся, бесконтрольные, трепыхались, словно крылья подбитой пташки. Бабочки, вдавленной в землю тяжёлым сапогом. Его отросшие стальные когти разрывали дорогую обивку. Зрачки пульсировали, как при крайней степени голода или возбуждения. И шрамы на шее и груди, оставшиеся после сошедшей чешуи, расходились. Чешуя прорастала через них вновь.      Страх, липкий, противный, тягучий, ползавший по полу, стекался к Такемичи и постепенно взбирался на него. От пальцев ног и до горла. В удушливый захват. В клетку из цепей.      Смертный не мог прикоснуться, потому что боялся, что так сделает только хуже. Боялся оставить Сано, потому что не был уверен, что тот себе не навредит. Он мог только сидеть рядом. Неподвижно. Скованный страхом по рукам и ногам.      Наверное он не дышал. Наверное даже сердце перестало биться. Ханагаки просто смотрел. Не плакал. Не дрожал. Просто ждал и надеялся на то, что станет легче. Так прошёл час. Или два. Или все пять. Пока он наконец не закричал. Надеясь, что Какучо услышит и сделает хоть что-то.     Вампир явился через минуту. Оценив обстановку, он отшвырнул Такемичи к стене одним уверенным движением. И долго рассматривал бьющегося в агонии Главу. После чего строго взглянул на юношу, молча приказывая не двигаться, и исчез. А вернулся с большим мешком.  — Отвернись, если противно. Будет много крови.      Такемичи только резко мотнул головой. Он либо примет всё, что касается Майки, либо ничего. И тогда не будет его достоин.      Это был ворон с красивыми бархатисто-чёрными крыльями. И мёртвыми глазками-бусинками. Какучо тоже было страшно. Он держался в метре от дрожащего Манджиро, протягивая дохлую птицу со вскрытым горлом на вытянутой руке.     Едва первые капли её крови упали на потемневшие губы Главы, как его подбросило, а клыки сами собой впились в тонкую птичью шейку. Крови было действительно много. Сано сжирал ворона, как дикий зверь. Он машинально отрывал мясо с перьями и жадно пил кровь, хлещущую во все стороны.      За первым вороном пошёл второй. Затем третий. А потом Какучо достал из мешка мёртвую кошку. Такемичи зажал рот рукой, едва сдерживая рвотные позывы. Он ещё держался только потому, что схема работала. Тело Майки больше не тряслось, а крылья не молотили воздух с такой силой. Он всё ещё не был в сознании. Но был гораздо спокойней.     После второй кошки Глава просто рухнул на диван и замер, по-видимому отключившись.       Какучо устало отшатнулся. На мгновение Такемичи показалось, что на его лице мелькнул гнев. Однако смертный уже не верил собственным глазам.       Они просто сидели на полу в тишине. Ханагаки заметил, что плачет. А потом включился звук. И он понял, что не плачет, а рыдает. В голос, с криками и всхлипами. Захлёбываясь в своих же слезах и соплях. А Какучо сидел рядом и молчал, глядя куда-то в окно, где темнела ночь. Он пробыл в таком положении ещё немного, а потом со вздохом поднялся и направился к выходу, бросив напоследок: — Эффект временный. Прости, я не знаю, что делать.      Вместе с тем, как дверь за ним захлопнулась, Такемичи рухнул на пол, задыхаясь. Это была паника. Длительная, бесконечная. От осознания: никто, абсолютно никто не знает, что можно сделать. Манджиро умирал и это было видно, как бы ни хотелось отрицать. В случае Ханагаки кровь могла быть и ядом, и лекарством. Но попытка была одна. И буквально сегодня днём это не сработало. — Что я сделал не так? Неужели у тебя так и не выйдет меня полюбить? — шептал он неподвижному — слишком неподвижному, мать его, — телу Сано. — Как?! Как меня тебя спасти?!      После получаса рыданий и молитв тонюсенькому серпу Луны за окном, паника стихла. Такемичи отключился с единственной мыслью о том, чтобы Королева Ночи услышала его просьбы и на следующий день всё было хорошо.      Но следующим днём было Новолуние. У Луны выходной.