***
Ожидание, как известно, хуже всего. Такаши в ожидании был профессионалом. Это была его специальность, его орудие, его кровь и пот. Потому он никогда не обращал на ожидание внимания. А зачем? Всё равно ведь можно с точностью до минут предугадать время, в которое произойдёт то или иное событие. Ближайшее значимое, то, которого ждал Мицуя, должно было случиться в 18:32 по часам в Домике в Лесу. Они у Кейске были разбитыми, а потому отставали на минуту. Так что в 18:33, если быть точным. Жить вообще довольно удобно, когда знаешь что и когда произойдёт. Подготовься, вздохни спокойно и знай себе жди. Жди. Жди. Жди. Так почему от ожидания гулко билось о рёбра сердце? Почему исколотые швейными иглами пальцы подрагивали? Почему кройка не шла? Почему не выходило прочесть ни страницы? Почему, чёрт возьми, Мицуя совершенно не знал, чем себя занять? Весь день он пытался делать хоть что-то: готовил, читал, варил и пил чай, снова варил и снова пил. Но последние полчаса сидел и смотрел на перекошенные часы с толстой трещиной на стекле и следил за тем, как передвигается минутная стрелка. Уставшие от бессонных ночей последнего времени глаза слипались, и Такаши сам не заметил, как уснул прямо на столе, успев подумать только, что Ханма точно не обрадуется, увидев его посеревшее и осунувшееся лицо. «Так, не о нём. Только не о нём. О нём думать за-пре-ще-но». Проснулся видящий от негромкого ритмичного постукивания в дверь. Длинный и короткий. Короткий. Три коротких, один длинный. Снова короткий. Короткий, длинный и короткий. Так странно было слышать этот звук снова. И так правильно. Длинный и два коротких. Короткий. Короткий и длинный. И опять длинный и два коротких*. Словно в оцепенении Мицуя поднялся и направился к двери. Чёрт, они ведь с Шуджи не договаривались. Но он всё равно использовал их сигнал. Теперь дверь нужно было открыть. Такаши потянулся к ручке и завис, не в силах её коснуться. Снаружи было тихо. Только тикали в гостиной часы. Мицуя вздохнул и рывком распахнул злосчастную дверь. — Фух, чёрт, я уже подумал, что в доме никого. Не пугай так, — выдохнули ему прямо в лицо. Ханма выглядел взволнованно и жутко привлекательно с растрёпанными волосами и блестящими глазами. Кроме него смотреть ни на кого не удавалось. Мицуе казалось, что они не виделись целую вечность. Он силой заставил себя отвести взгляд. — Проходите живей. Манджиро пока что на диван. Хвоста за вами нет, верно? Хотя не отвечайте. Знаю, что нет, — видящий отошёл в сторону, пропуская вампиров вперёд, и легонько тронул смертного за плечо. — Такемичи, ты как? Парень застыл и заторможенно обернулся. Потом медленно моргнул и улыбнулся, искренне и открыто, но устало. — Всё хорошо, Мастер. Я рад, что вы с нами. Просто немного… Он покачнулся, едва не рухнув на пол, но Такаши успел вовремя подхватить его под руку. — Я понимаю. Тебе надо поспать. — Но… — Не переживай. Пока что состояние Главы останется стабильным. Пойдём-ка наверх. Затащить заторможенного смертного на второй этаж удалось с горем пополам, и Мицуя выдохнул с облегчением, когда удостоверился, что тот затих, свернувшись калачиком на кровати в гостевой комнате. Внизу было так же тихо, как и десять минут назад. Создавалось ощущение, что он всё ещё один в этом доме. Проходя парадную, видящий заметил в столовой Баджи. Тот стоял неподвижно и смотрел прямо на деревянную столешницу так, будто она — жуткий призрак. Такаши только едва заметно покачал головой и свернул в гостиную. Там на диване неестественно ровно лежал Манджиро. Его раскинутые крылья выглядели вялыми, а умиротворённое лицо слишком мёртвым. Мицуя склонился над ним и провёл подушечками пальцев по шее, где темнели шрамы от уродливых шипов. Опустил руку на грудь, туда, где у смертных лихорадочно стучит сердце. Даже через чёрную тунику ощущались выступающие рёбра. Глава был холоден, как и положено вампирам. Не подавал никаких признаков жизни, как и положено вампирам. Но не осыпался серой пылью, как положено мёртвым. — Ты должен пережить всё это вновь и принять, Майки, — прошептал Такаши одними губами. — Он слышит? — раздалось деланно небрежное с другого конца комнаты. Мицуя поднял голову. Ханма стоял у окна, в дверном проёме, ведущем в кабинет, но в сторону дивана не смотрел. Серовато-жёлтый закатный свет падал прямо на него, чётко очерчивая красивый профиль. — Думаю, да, — тихо ответил Такаши, отрываясь от гипнотического зрелища. — И с ним всё будет в порядке? — Глупый вопрос, Ханма. Я не знаю. — Брось, ты всё знаешь. Шуджи всё же повернулся, и видящий столкнулся взглядом с его горящими жёлтыми глазами. Чудными, колдовскими, искрящимися насмешливым теплом. Вампир едва уловимо дёрнулся и оказался рядом. Не успел Такаши отшатнуться, как он дёрнул его на себя и впечатал в стену у камина, мгновенно прижавшись губами к обнажённой шее. Мицуя захлебнулся в собственных ощущениях и вцепился Ханме в плечи, не отталкивая, но и не позволяя прижаться ближе. Видящий чувствовал, как именно реагирует тело. Сердце забилось, как сумасшедшее, воздуха катастрофически не хватало, в местах, где тело Шуджи соприкасалось с его, покалывало, словно маленькими электрическими разрядами. «Что происходит? Ритуал был временным? Надо оттолкнуть, пока он не понял. Нельзя, чтобы он понял», — вертелось в голове у Мицуи. — Хватит, Шуджи. Хватит. — Почему? — вампир отстранился, заглядывая видящему в глаза. — Потому что… не время, — выдохнул тот. Слово «нельзя» застыло на языке, так и оставшись непроизнесённым. — А когда, если не сейчас? Ханма хмыкнул, отцепил от себя руки Такаши и поднёс их к губам, медленно коснувшись каждого узкого запястья. Неотрывно глядя в глаза цвета грозового неба. Видящий только изогнул бровь и отнял руки, тут же пряча их в карманы длинного плаща. — Вечером, — отрезал он и двинулся прочь из комнаты, пресекая дальнейшие попытки вампира добраться до своего тела. Одновременно с этим пресекая и развитие чувства. Губительного и прекрасного. Такаши отлично скрывал эмоции. Они, как и эти самые чувства, — недопустимая роскошь для видящих. Когда-то давно Мицуя старательно выкорчевал все ростки возможных чувств. Но кто ж знал, что упрямый побег выживет и решит погубить их обоих?***
Второй рассвет не слишком отличался от первого. Он и не думал приносить надежду. Между ними была совсем небольшая разница. Заключалась она в двух пунктах: сегодняшний рассвет был гораздо более серым, а ещё тело болело намного сильнее. Ко сну на холодном полу Чифую ещё не успел привыкнуть, поэтому вынужден был терпеть боль в глазах и смертельную усталость. Очень сильно болели рёбра. Но это и понятно: смертный уже час наблюдал, как на голой груди расцветают синяки. Нет, вопреки сказанному Баджи, он и не рассчитывал на то, чтобы прийти к понимаю с Казуторой. В то утро в церкви Мацуно просто хотел признаться вампиру в чувствах и успокоить его. И совместил одно с другим. Правду с ложью тоже совместил. Ханемия был настолько же готов признать в Чифую собрата по «несчастью», насколько сам парень готов был уступить Кейске ему. Они с Казуторой оба это понимали. Поэтому вампир, стоило им остаться наедине в бывшей камере Мацуно в монастыре, схватил его за горло и прижал к стене. А после приказал раздеться. Получив отказ, он не растерялся. Ударил в лицо кулаком и сам сорвал с Чифую рубаху. А потом долго разглядывал каждый след от игривых, собственнических укусов Баджи и странно хихикал себе под нос. Рубахой всё не ограничилось, и смертный лежал на полу голый с саднящими от ударов рёбрами. Ни царапины на спине, ни метки на бёдрах Казутора не пропустил. Его смех становился всё громче, так что в нём прекрасно узнавалась истерика. Чифую месячной давности даже посочувствовал бы ему, но нынешний с удовольствием представлял, как вампир обращается в пыль, корчась от удара серебряным ножом. От его напускного дружелюбия позапрошлой недели не осталось ни следа. Казутора говорил крайне мало и каждый раз его голос походил на сиплое шипение, ходил странно, будто разучился двигать ногами, и не скрывал ненависти. Тщательно осмотрев и избив голого Мацуно, он забрал всю его одежду, оставив лишь бельё. И то, положив его на другой конец комнаты. Так что прикованному к стене юноше пришлось корчиться и извиваться, чтобы его достать. Оставшийся день и ночь Чифую провёл исключительно в нём, без еды, воды и возможности как-то облегчить физическую боль. Теперь разбитая губа потрескалась и пересохла, на спине запеклась кровь от царапин. Парень беспрестанно кашлял и вспоминал, как когда-то, в пору беззаботной юности, при таком кашле Мицуя строго-настрого запрещал им с Такемичи выходить без шарфа, прописывал постельный режим и убеждал пить по три кружки малинового чая с мёдом. — Сейчас уже не в шарфе дело, верно, Мастер Такаши? — тихонько пробормотал он себе под нос. Мягкое серое зимнее солнце неприятно резало глаза через решётки на окне. Из-за этого окна и было так холодно: никому и в голову не приходило поставить между прутьев стекло или хотя бы створки. Зимний ветер продувал насквозь и до костей. Чифую поёжился и дрожащими пальцами нащупал шатающийся кирпичик из толстой каменной стены. Отодвинул его и выудил из ниши свой кулон. Украшение запылилось и загрязнилось, так что смертный осторожно почистил его и любовно погладил переплетённые месяц и солнце. Затем задеревеневшими от холода руками открыл кулон и уставился на компас, стрелка которого так кстати указывала на север, именно туда, где был Баджи и Домик в Лесу. Хотелось верить, что вампир там, с Такемичи, Главой, Мицуей и Ханмой. Все, хоть сколько-то приятные личности в одном месте. А он, Мацуно, здесь. Оставалось только надеяться, что он этим личностям тоже достаточно дорог, чтобы они его вытащили. Но Чифую не надеялся. Он знал, что это так. Едва рука с кулоном потянулась обратно к нише, как замок на двери щёлкнул. Юноша решил, что это Казутора, но ошибся. Внутрь вошёл Кисаки. «Я даже не знаю, повезло мне или нет», — отстранённо заметил про себя Чифую. Сумасшедший, но хотя бы понятный вампир или уравновешенный, но чертовски умный и непредсказуемый? Ни одно, так другое… — Доволен тем, что пришёл сюда? — поинтересовался Кисаки. На нём были чёрные (сильно напоминающие вдовьи) перчатки и высокие лакированные сапоги. Выглядел «новый глава» мрачнее и серьёзнее, чем тогда, когда юноша видел его в последний раз. — Нет, — честно ответил на заданный вопрос Мацуно. Перед этой личностью лгать было бы бесполезно. — Не такого ты ожидал, верно? — хмыкнул Тетта. Он медленно обходил комнату по периметру и слишком очевидно избегал смотреть на Чифую. Рассеянный взгляд скользнул по стенам, полу, цепям над его головой и остановился на краешке серого неба за окном. Заметив, что смертный молчит, он продолжил: — Интересно, почему это Казутора на тебя так взъелся? Конечно, он сам не свой, с тех пор, как Одинокий Воин тебя утащил, но чтобы настолько? Не страшно? — Я не боюсь безумной ревности сошедшего с ума вампира. Кисаки хмыкнул. — А я тебя не пугаю? — Вы на меня даже не посмотрели. И это должно пугать? — прохрипел Чифую, надрывно закашлявшись под конец. — Что насчёт демона? — За мои грехи он примет меня с распро…стёртыми объятиями. Кашель снова подвёл, и парень согнулся пополам, осторожно постучав по груди. Больные рёбра мешали избавиться от мокроты. Кисаки наконец взглянул на него и приблизился. Мацуно увидел только его сапоги в сантиметре от своих голых ног, прежде чем услышал шёпот на ухо. — Ничто не мешает мне убить тебя прямо сейчас. Разве ты не боишься смерти? От одной мысли о том, что всё закончится вот так и он больше не увидит Баджи, в глазах потемнело. Но Чифую подавил страх в зародыше и заставил себя равнодушно посмотреть в глаза Кисаки. Стёкла его очков блестели на свету, и казалось, будто вампир видит его душу. «Нужно вспомнить, что я чувствовал, когда бежал по горящему городу. Нужен этот абсолютный холод и ощущение, что потерял себя. Вспомни свою смерть, Чифую, твою ж мать», — лихорадочно думал смертный. — Может, в смерти будет больше смысла, чем в моём теперешнем существовании. — Глупец, — лукаво улыбнулся Кисаки. Он заботливо погладил Мацуно по щеке, очертив линию разбитой губы. — Один старый вампир, не слишком умный, но опытный, сказал мне как-то одну интересную вещь. «У смерти множество лиц: гибель близких, потеря родного дома, предательство любимых, одиночество… Иногда, бывает, смотришь на человека и понимаешь, что нет, это не живое существо. Он уже давно мёртв, а перед тобой лишь пустая оболочка, продолжающая бессмысленное существование.» Если дословно. Не думаю, что он сам это придумал. Не та натура. Но я запомнил. И могу сказать тебе, что ты будешь жив, пока есть те, кто любит тебя. Пока твой вампир тебя любит, ты этот мир не покинешь. Мацуно тяжело сглотнул. Тетта читал его, как открытую книгу. Но он всё равно попробовал: — После смерти это уже не моё дело. — Но до смерти ты можешь принести пользу. — Что ты хочешь? — прошептал Мацуно. Кисаки встал и отошёл от него, как от прокажённого. — До меня тут дошёл слух, что Глава со своим смертным-спасителем укрываются у Баджи. А ты, вот так счастье, как раз дружишь с этим смертным. Так что ты напишешь ему письмо. И скажешь адрес места, где вы жили с Кейске до Полнолуния. «Нет. Нельзя, чтобы их нашли. Чёрт, Баджи, забери меня отсюда. Ты должен успеть. Надо только потянуть время». — Напишу. Но сначала позвольте поспать немного в тепле и выпить воды, — попросил он первое, что пришло в голову. Из-под очков его окинули взглядом светло-голубые глаза. — Ты неплохой смертный. Смелый, по сравнению с остальными… Ладно. Чифую сдержал прерывистый вздох облегчения и надежды. «Быстрее, Баджи. Поторопись».