Balcony Hotel - Lambert
Первым, что Сано увидел, разлепив веки, было мутное чёрно-белое пятно. После тщательного протирания воспалённых глаз пятно обрело гуманоидную форму и перед вампиром возникло утончённое, красивое и удивительно бледное лицо юноши с гнездом ослепительно белых волос на голове. Юноша выглядел встревоженным и немного напуганным. Сквозь непроницаемую заглушку сознания Манджиро услышал его голос: — Майки! Ты ведь Майки? Ты меня слышишь? Майки! «Майки», — набатом стукнуло в голове. Мертворождённый перевёл взгляд на свою одежду и сглотнул. Вся чёрная туника была в пепле. Не вслушиваясь в зов незнакомого смертного (а то был именно смертный, это точно) он вырвался и принялся шарить по опавшей осенней листве, перемешанной с останками брата, будто это помогло бы его вернуть. — Майки! — неизвестный продолжал звать и трясти за плечо. — Майки! Он мёртв! Сано обернулся и зарычал на неизвестного юношу. Тот попытался отодвинуться, но не успел, и вампир накинулся на него, одним движением разрывая воротник. Вонзить зубы и выпить. Убить тварь, нарушившую их с Шином покой. Всего за секунду до того, как впиться зубами в белоснежную шею, Майки увидел там две аккуратных достаточно глубоких синеватых отметины. Словно от чьих-то клыков. Преступно счастливый последние несколько лет Шиничиро. Родственные души. Наследник остановился и по-новому посмотрел на напряжённого смертного. Заметнее стали и чуть дрожащие губы, и слегка влажные глаза. — Кто ты? — тихо спросил Манджиро. Смертный немного расслабился. По крайней мере перестал так сильно сжимать челюсть. Он ответил так же тихо, будто делясь сокровенной тайной: — Меня зовут Вакаса Имауши. Я четвёртый принц… — помотал головой, отбрасывая лишнее. — Я знаю твоего брата. «Знаю… В настоящем?» — Ты его… — Да. Мы — одно целое. «Нет. Не теперь…» Майки судорожно кивнул, ещё секунду вглядывался в лицо Вакасы, а потом сполз на землю и отвернулся, бросив краткое: — Уходи. Нет его. Но принц не ушёл. Он остался сидеть так, как и сидел: на коленях, с идеально ровной спиной. Сано чувствовал на себе взгляд его усталых потемневших сиреневых глаз. — Поехали со мной, Майки, — проговорил он в конце концов. — Не смей называть меня так! Шиничиро помер, а ты даже не плачешь. Какая ты, к чёрту, душа ему, если даже не плачешь?! Оставь меня в покое! Я не хочу с тобой! Я ничего не хочу! Хочу, чтобы ты сдох! Чтобы все эти твари сдохли, а Шиничиро был жив! И Эма, и отец, и мама! Тут голос задрожал, а Майки упал на землю и снова заплакал. Слёзы просто текли и текли из глаз, а он не мог проговорить ни слова, не подавившись при этом рыданиями. Вакаса ничего не говорил, просто сидел рядом и гладил спутавшиеся волосы. Вплоть до момента, пока Сано не выдохся и не стих. После чего осторожно поднял его на руки и унёс прочь с территории Замка. Дальше они скакали на конях. Скакали долго. Манджиро только устало прижимался спиной к твёрдой груди Имауши и равнодушно следил за проносящимися мимо осенними лесами. В груди гудел гнев на этого человека. За его бессердечность и эгоизм. За его непонятные действия и раздражающую доброту. Потом Вакаса отпустил своих людей — свиту, закованную в плотные доспехи — поить лошадей, а сам ускакал куда-то далеко вперёд, к ручью, затерявшемуся глубоко в чаще леса. Спешившись, он привязал своего вороного коня к столбу, тихо попросил Майки проследить за ним и ушёл вглубь плотно сросшихся деревьев, куда-то к оврагам. Около пяти минут было тихо. А потом затерянную чащу огласил громкий пронзительный крик. Сано вздрогнул и бросился прямо на звук, мысленно ругая изнеженного принца. Не знаешь лес — не суйся. Однако ни волка, ни медведя, ни волколака, ни даже единорога рядом с Имауши не оказалось. Майки замер и тут же спрятался за ближайшее дерево, едва увидел его. Принц сидел в овраге, одной рукой судорожно вцепившись в какую-то корягу, а другой зажимая себе рот, и плакал. Его корчило, словно от неведомой болезненной хвори. Аккуратно подстриженные ногти раздирали кору коряги и впивались в кожу. Вакаса жутко трясся и коротко, глубоко всхлипывал. В душе всё сжалось от этого зрелища. Стало понятно, почему Вакаса был так молчалив, почему с такой скоростью гнал коня, почему уехал как можно дальше в лес и спрятался в овраге, где звукоизоляция значительно лучше. Он не желал показывать слабости перед своей свитой и, наверняка, перед ребёнком, которому в тот момент и так было худо. Но всё равно не сдержался. Майки видел: принц выглядел так, будто испытывает настоящую мучительную физическую боль. Он осторожно, как к дикому зверю, приблизился к Имауши. «Эма, я нашёл его. Нашёл единорога», — промелькнула в голове отчаянная сумасшедшая мысль. На глаза снова наворачивались слёзы. Вампир спрыгнул в овраг и, не спрашивая разрешения присел рядом. Принц перевёл на него удивлённый взгляд огромных чудных глаз и позорно всхлипнул. А Майки, сам уже дрожащий от слёз, почему-то сказал первое, что пришло на ум: — Когда мы плачем, звёзды тоже плачут. Им это нужно, потому что они постоянно смотрят на жестокий мир. Это нужно всем. Глупая и странная, явно лживая фраза Шиничиро, сказанная несколько лет назад, когда-то в другой жизни, сама сорвалась с языка. Майки пожалел об этом почти сразу, отвёл взгляд и стыдливо уткнулся в маленькие острые коленки. Однако Вакаса рядом, похоже, перестал трястись так сильно. Глубоко вздохнув разок-другой, он просипел: — Ты очень сильно похож на него. Это больно, конечно, но и восхитительно. Ты тоже часть его. Он так считал. Иногда мне даже казалось, что именно ты для него — самое дорогое существо во всём свете. И я считаю своим долгом позаботиться о тебе. Для него… Последние слова, произнесённые уже едва слышным шёпотом, разлетелись по лесу и слились с шелестом деревьев. Майки понятливо кивнул. Он тоже нужен Вакасе.***
Они жили в замке Имауши, близ недавно основанного Кембриджа*. Впервые прибыв туда, Манджиро удивился красочности убранства, но вскоре понял, что первое впечатление было ошибочным. Или, возможно, не было. Как-никак Вакаса не был наследным принцем, а потому жил, как душа пожелает, наслаждаясь своей свободой. И всё же мнение было ошибочным. Потому что ни платьев, ни гостей, ни балов, ни ярмарок ни разу за всё время проживания не проводилось. Раньше они, может, и были, но явно не теперь. Вакаса вообще мало чем занимался: в основном, читал в библиотеке или у себя в апартаментах. С Майки они по большей части лишь учились или гуляли тёмными вечерами, неизменно глядя на звёзды. Вампир никогда не отказывался от уроков, тем более, что объяснял Имауши хорошо, хоть и звучал при этом ужасно равнодушно. Сано не знал его до той ужасной ночи, но всё равно с уверенностью мог сказать, что от смешливого, остроумного и, наверняка, наблюдательного молодого человека осталась лишь оболочка. В нём как будто не было души… И всё равно Вакаса заботился о Первородном. И вампир полюбил его. Полюбил тихо, благодарно и немного печально, как брата по несчастью. Именно им принц и был, в сущности. С годами ему становилось всё хуже. Всё реже мелькали в глазах эмоции. Раньше редкие, теперь его улыбки не появлялись совсем. Имауши всё реже выезжал в столицу и всё чаще молчаливо смотрел на звёзды и Луну. Его общество перестало быть необходимым Манджиро. Вместо того, чтобы трясти своего спасителя, он углубился в книги, начал изучать страну, в которой не посчастливилось родиться. Сразу после смерти семьи Майки думал, что никогда больше не сможет нормально существовать, но позже, по прошествии нескольких лет, убедился в обратном. Нет, боль не утихла — она пылала в груди так же, как и в то утро, когда вампир нашёл Шиничиро. Только теперь это пламя приняло вид холодной взвешенной ярости. Новой целью стала месть. Годы ушли на то, чтобы откопать сведения о нападавших в ту ночь. Майки даже вернулся в бывший Замок их Клана и, пробыв там всего минут двадцать, унёс ноги, забрав лишь бумаги отца. Он разъезжал по всему острову, собирал информацию и писал Вакасе короткие письма. Любой случайно прочитавший счёл бы эти письма чрезмерно сухими и равнодушными, но Майки знал, что Вакаса (и только он) почувствует тепло, с которым юный вампир рассказывает о скучных буднях. Сано приложил действительно немало усилий, но всё же смог узнать, кто именно и под чьим руководством ворвался в их Замок. Разношёрстная компания озлобленных вампиров-воинов, вервольфы, охотники… Да мало ли кто! Ни один из них не имел личных мотивов для убийства целого Клана. Перерезать их не составит труда. Важнее был тот, кто стоял за этим. Едва узнав его имя, Майки почувствовал небывалый прилив сил. Такой, какого не было ни разу с той ночи. Он ворочал имя на языке, шептал его, проговаривал вслух по буквам и шипел. Тайджу. Тай-джу… Грубое, рубленное, ожесточённое имя. Вампир в красках представлял себе смерть врага: его труп, разорванный, изувеченный, переломанный. Грезил об этом, пока не узнал, что убить Тайджу попросту невозможно. Враг был демоном. Он уже был мертвее любого Мертворождённого. Сначала это привело Сано в ярость. Разгневавшись, он искромсал в щепки несколько деревьев из леса, в котором тогда находился. А потом решил найти демона и установить за ним слежку, чтобы выяснить слабости. Что-что, а они есть у всех. И слабость нашлась. В лице юной красивой смертной девушки, лишь на год-другой старше пятнадцатилетнего Манджиро. Сара — а именно так звали девушку — проживала в богами забытой деревеньке на западном побережье Англии. По утрам она собирала цветы для своей больной бабушки, днём занималась домиком, а по вечерам подрабатывала в местном трактире. Едва Майки удостоверился в том, что именно она является единственным дорогим существом для могущественного демона, так сразу же вернулся в особняк Имауши. В последний раз проститься с ним. Тот майский вечер был невероятно свежим и ясным. Принц стоял на балконе и вглядывался в наливающуюся цветом Молодую Луну. Майки, этикета ради выпросив у закованных в латы охранников, можно ли побеспокоить его Высочество и получив глухой утвердительный ответ, тактично постучал и вошёл в покои. Сам он уже собрал всё своё небольшое имущество в суму, нацепил лёгкий тёмный доспех, состоявший лишь из наручей и нагрудников, и был полностью готов отбывать. Вакаса явно заметил его присутствие, но никак не отреагировал. Майки и не ждал приветствий. За эти шесть лет они научились общаться в полной тишине. Потому вампир ничего не сказал и лишь молча встал рядом, устремляя взгляд туда же, куда и Имауши. Они молчали и слушали стрекот цикад. И только Майки собрался наконец нарушить тишину, как принц заговорил самостоятельно: — Я знал, что рано или поздно момент прощания настанет. Даже ждал его, если честно. Для меня этот мир безвозвратно утратил всякий смысл. А теперь, когда ты вырос, и подавно. — Мне не под силу понять тебя до конца, ты знаешь, — прошептал Сано. Слова почему-то давались тяжело. — Но разве это на самом деле всё? Пойдём со мной. Вместе мы отомстим за него. Вакаса лишь грустно покачал головой. — Месть, какой бы желанной ни была, не вернёт мне его. Я пуст, Манджиро. У меня нет и не будет души. Не ты один уходишь. Чёрные бездонные глаза встретились с мутными сиреневыми. Сано показалось, что в них мелькнула боль. Она всегда мелькала там, когда их взгляды встречались. Да, он верно понял сказанное принцем. Тот тоже хочет уйти. Навсегда. И эта мысль по какой-то причине не вызвала удивления. Майки спросил лишь одно: — Уверен? — Как никогда сильно, — честно ответил Имауши. Его рука нашла руку вампира и коротко сжала. Они постояли в тишине, наслаждаясь Луной и умиротворённой тишиной, ещё немного, после чего Сано отодвинулся, ловко поцеловал тонкую исхудавшую кисть, поклонился ещё раз и бросил тихое: — Прощай. После чего покинул комнату, осторожно притворив за собой дверь. Замерев в коридоре, он прислушался к доносящимся оттуда звукам, но ничего не услышал и, уверенной расправив плечи, двинулся к выходу из особняка. Не оборачиваясь, юный вампир покинул территорию, не заметив внимательного взгляда пустых глаз с балкона. Вакаса дождался, пока его спина окончательно скрылась за воротами и пробормотал: — Мы ещё встретимся, Майки. Достал из внутреннего кармана флакончик с заранее приготовленным ядом и без колебаний выпил всё до дна.***
Light of the seven - Ramin Djawadi
Полгода спустя, весь в чёрном, с затянутыми в хвост передними прядями отросших светлых волос, Манджиро сидел за барной стойкой того самого трактира, где работала Сара. Лениво болтал в руках чашу с дерьмовым вином и ждал её прихода. Сегодня, спустя ровно семь лет после смерти семьи, месть наконец-то должна свершиться окончательно. Месяцы ушли на то, чтобы претворить в жизнь план. В ушах у Майки до сих пор стояли предсмертные крики всех тех, кто посмел покуситься на Клан. И не важно, был это вампир, верфольф или человек — все они сейчас удобряют землю в далёком лесу. Кровь на руках Мертворождённого не смущала. Не теперь. Канули в лету те дни, когда он платил смертным за пол-литра крови и отпускал с миром. После той сотни жертв, числящихся за ним, случайный прохожий, неудачно ставший пищей бессмертного, уже не считался. Так и эта девушка Сара будет лишь одной из многих. Но вместе с тем, венцом всех его кровавых похождений. Ровно шесть месяцев прошло с того дня, погиб Вакаса. И на неделю меньше с тех пор, как Майки получил письмо с этим известием. Он знал ещё в тот день, когда прощался, что Имауши долго не протянет, но всё равно тосковал. Одно дело быть уверенным в том, что последний дорогой человек жив, хоть и не рядом, а другое — иметь прямое подтверждение его смерти. Лишь единожды Сано был на могиле принца. Он не задержался там надолго, лишь почтительно поклонился надгробию и оставил рядом лилии — чрезвычайно редкие, но любимые Вакасой цветы. — За тебя, твоё Высочество, — пробормотал Манджиро и легонько качнул чашей. — Да, за тебя, четвёртый принц Плантагенетов, — послышался вдруг голос справа. Майки резко обернулся и увидел незнакомца в сером простом плаще, держащего в руке такую же чашу. Волосы у него были лиловыми, а глаза, смотревшие, казалось, прямо в душу, напоминали грозовое небо. — Прошу прощения… — Мицуя Такаши. Можно просто Такаши. — И откуда ты, Мицуя Такаши… — зашипел Сано в ответ на подобную наглость. Однако незнакомец прервал его, резко переменившись в лице: — Не делай этого, Майки. Вампир вздрогнул от упоминания формы имени. — Забавно, прошло полгода с тех пор, как умер последний человек, называвший меня так, — он старался не подавать виду, но Такаши вызывал необъяснимую жутковатую дрожь. — Так откуда ты, повторяюсь, знаешь меня? Незнакомец отвёл взгляд и вздохнул. — Это неважно. Важно то, что ты не должен убивать Сару. Ты ведь здесь за этим, верно? — Может, и так, — кивнул Майки. Слова этого Мицуи отозвались в груди зудящим гневом, но он не спешил возражать: кем бы ни было сидящее рядом существо, оно определённо знало что-то, что Сано не знал. Потому он осторожно поинтересовался: — И почему, позволь спросить, я не должен убивать её? У меня есть на то причины. — Знаю. Однако девушка ни в чём не повинна. — На моём персональном счету слишком много невинных людей, чтобы делать исключения, — холодно возразил Сано. Незнакомец согласно хмыкнул. Но в следующую секунду радость из его глаз исчезла. Такаши всем телом повернулся к Манджиро и проговорил серьёзно и чётко: — Её смерть дорого обойдётся тебе. Вампир замер на несколько мгновений, а потом тихо, но странно звонко рассмеялся. — Пусть. Я готов к тому, что ЕГО страдания не принесут мне наслаждения. Я готов к пустоте. Сделать ЕМУ больно — меньше, что я могу предложить покойным, — Майки почему-то ни на секунду не сомневался в том, что таинственный Такаши понимает контекст. Он слушал внимательно и мрачнел с каждым произнесённым словом. Вампиру это доставляло странное наслаждение. Потому закончил он холодно, подчёркнуто вежливо процедив: — А теперь прощай. Мои решения в любом случае — только моё дело. Как и их последствия. На удивление спорить Мицуя не стал. Он молча поднялся и направился к выходу, бросив напоследок: — Мы ещё увидимся. — При всём уважении, надеюсь, нет, — в тон ему ответил Сано и отвернулся, завершая странный разговор. В тот же вечер вампир заговорил с Сарой и рассказал о жутком демоне, следящим за ней и только и ждущем шанса сожрать. Майки достаточно наблюдал за девушкой, чтобы понять, насколько она наивна, добра и мечтательна. Потому перед ней он состроил образ эдакого «неизвестного доброжелателя» и «смелого рыцаря», спасающего даму из лап «дракона». Сара повелась. По окончании рабочих часов Манджиро пригласил её выпить, купил вина и сделал несколько комплиментов. Девушка вовсю краснела и смущалась, неловко отвечая на «случайные» прикосновения. Вампир ждал лишь удобного момента, чтобы предложить ей уединиться. Он уже был с девушками — это самый простейший способ выпить их и не чувствовать себя при этом жестоким чудовищем. А когда такой момент настал, и они спрятались от чужих глаз, Майки вонзил ей в шею клыки, зажмурился и осушил до дна за рекордные десять секунд. Сара дёргалась и дрожала, плотно прижатая к стене, потом обмякла и рухнула на пол, бледная и обескровленная. В её распахнутых зелёных глазах застыл ужас. Сано полюбовался свежим трупом Сары ещё минуты две, но, так и не получив удовлетворения, ушёл. И сразу же покинул город. У него больше не было ни планов, ни целей. Его главная миссия была исполнена. Семья отомщена. Майки понятия не имел, что будет делать дальше. Но жизнь решила за него. Следующим же вечером произошло нечто странное. Мир перед вампиром, без дела сидевшим у окна, вдруг будто бы замер, и всё вокруг потемнело. В ушах прогрохотала чужим грубым голосом фраза: — Да пусть кровь людская в горле стоит и продолжает мучения вечной жизни, покуда единственный в своём роде смертный, светлый как день, не избавит от страданий. А потом всё стало как обычно. Сано не придал случившемуся особого значения, но и не забыл. Сарой он напился достаточно, чтобы хватило почти на неделю. А потом, приехав в Кембридж, с целью посетить некогда дорогие сердцу места своего отрочества, и отыскав себе там жертву, осознал, наконец, что значило то помутнение. Юноша, так неудачно заговоривший с Манджиро во время ужина в трактире, был выбран первой после Сары жертвой. Едва вампир, повалив его на траву за городом, впился в молодую шею и сделал первый глоток свежей крови, как горло обожгло жуткой болью. Всё тело скрутило, Сано повалился на землю, корчась в муках. Казалось, горло, по которому текла кровь смертного, пылало огнём. Парнишка вздумал было сбежать, но Манджиро остановил его и, превозмогая неожиданные мучения, осушил в несколько глотков. Боль успокоилась через несколько минут, но следом за ней появился голод. Причём такой сильный, какого вампир не испытывал никогда. За ту ночь он убил ещё четверых, но всё никак не мог насытиться. Агония вернулась, и рассвет Мертворождённый встретил обессиленным, валяющимся в лесу в иголках и опавшей листве. Солнце слепило глаза, но он не мог встать и перейти в тень. В ушах набатом стучали те самые слова о голоде, бессмертии и единственном смертном. Боль всё ещё гудела в костях и мышцах, но уже отголосками. Сквозь слипшиеся ресницы Майки увидел, как к нему приближаются чьи-то босые ноги, не брезгующие осенней грязью. Он рассеянно следил за тем, как хрустят под голыми стопами иголки, пока подошедший не остановился и не присел прямо рядом. Щурясь от яркого света, Сано поднял взгляд. Над ним склонился красивый, смутно знакомый юноша с сиреневыми волосами и глубокими тёмно-серыми глазами. — Я предупреждал тебя, Майки, — серьёзно проговорил незнакомец. В словах его не было ни капли злорадства. — Я тебя предупреждал. — Не знаю никакого Майки, — хрипло отозвался Манджиро. — И тебя не знаю. На лицо незнакомца легла тень печали. — Что ж, представлюсь. Мицуя Такаши. Видящий. — Видящий, значит… Ты, видящий, иди смотри в другом месте. Здесь нет никого. Вампир закончил непонятный разговор, вновь закрыв глаза. Но этот Такаши не ушёл: над ухом было слышно его дыхание. Потом на волосы легла его неожиданно ласковая рука и погладила. Боль начала стихать. Успокоившись, Майки провалился в глубокий мирный сон. — Пошлите мне наказание, боги, — прошептал себе под нос Такаши, не обращаясь толком ни к кому. — Недостоин я тех знаний, что имею о мире. Не смог уберечь ни бедную девчонку Сару, ни беспокойную душу любившего её демона, ни сильнейшего в своём роде, но несчастнейшего вампира. Тебе всего шестнадцать зим, Майки. Ты так преступно молод и так преступно одинок…